Подавляющему большинству читателей сонета 70 В.Шекспира во всем мире для понимания его смысла не хватало и не хватает знания об одном из первых письменных упоминаний о Шекспире, оставленного драматургом Р.Грином:

«…среди них проявилась ворона, нарядившаяся в наши перья с сердцем тигра под
костюмом актера; этот выскочка считает себя способным смастерить белый стих
не хуже любого из вас, и в качестве настоящего Johannes-Factotum (мастер на
все руки) мнит себя единственным потрясателем сцены (Shakescene) в стране".

Тем же читателям этого сонета, которым это свидетельство было или является известным, не хватало и не хватает одного из качеств, перечисленных в замечательных словах Г.Брандеса, завершающих его книгу «Шекспир. Жизнь и произведения»: «Тот В.Шекспир, который родился в царствование Елизаветы в Стрэтфорде-на Эйвоне, который жил и творил в Лондоне в эпоху Елизаветы и Иакова, который в своих комедиях вознесся к небесам, в своих трагедиях снизошел в ад и умер 52 лет в родном городке, — он воскреснет при чтении его произведений в полном величии, в ярких и твердых очертаниях, со свежестью действительной жизни, он воскреснет перед глазами каждого, кто прочтет эти произведения с чутким сердцем, здравым умом и с непосредственным пониманием всего гениального».
То есть, читателям этого сонета, включая самого Г.Брандеса, знавшим или знающим отзыв Р.Грина о Шекспире, но не способным связать слова «ворона» в этом отзыве со словом «a crow» в четвертой этого сонета строке, не хватало и не хватает или чуткого сердца, или здравого ума, или вообще способности понимать гениальное:

That thou art blamed shall not be thy defect,
For slander's mark was ever yet the fair;
The ornament of beauty is suspect,
A crow that flies in heaven's sweetest air.
So thou be good, slander doth but approve
Thy worth the greater, being woo'd of time;
For canker vice the sweetest buds doth love,
And thou present'st a pure unstained prime.
Thou hast pass'd by the ambush of young days,
Either not assail'd or victor being charged;
Yet this thy praise cannot be so thy praise,
To tie up envy evermore enlarged:
If some suspect of ill mask'd not thy show,
Then thou alone kingdoms of hearts shouldst owe.

При этом положение русских читателей, не знавших и не знающих о словах Р.Грина, облегчено еще и тем, что они были ранее и сейчас вынуждены довольствоваться переводами авторов, которым не хватает ни сердца, ни ума, ни добросовестности, ни еще многого другого вместе и сразу. Естественно, наиболее рельефно отсутствие всех этих качеств выступает в переводе самого известного из них — С.Маршака:

То, что тебя бранят, - не твой порок.
Прекрасное обречено молве.
Его не может очернить упрек -
Ворона в лучезарной синеве.
Ты хороша, но хором клеветы
Еще дороже ты оценена.
Находит червь нежнейшие цветы,
А ты невинна, как сама весна.
Избегла ты засады юных дней
Иль нападавший побежден был сам,
Но чистотой и правдою своей
Ты не замкнешь уста клеветникам.
Без этой легкой тени на челе
Одна бы ты царила на земле!

Самое замечательное в этом переводе заключается в том, что первые четыре строки подлинника С.Маршак перевел лучше, точнее всех других переводчиков. Из его перевода этих строк яснее, точнее видно, что в подлиннике Шекспир воспроизводит, повторяет, цитирует чужую «брань», дает КОНКРЕТНЫЙ пример ее.
И если после этого, несмотря на то, что ни в одной сроке подлинника на пол его персонажа нет никаких прямых указаний, С.Маршак делает персонажа этого сонета существом женского пола, то кроме бранных слов, никакие другие слова в его адрес не приходят в голову.
Успокаивает только то, что хотя в этом сонете Шекспира Р.Грин и его последователи, формировавшие в современном Шекспиру обществе заданное Грином отношение к нему, оказались увековечены, все следующие и нынешние поносители и извратители Шекспира неизбежно канут в небытие, когда нынешних читателей Шекспира сменят читатели, у которых уже достанет сердца и здравого ума, чтобы на деле Шекспира понять и полюбить.