ОБЩЕЛИТ.NET - КРИТИКА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, литературная критика, литературоведение.
Поиск по сайту  критики:
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль
 
Анонсы

StihoPhone.ru

Российская контрреволюция, и ее вполне беспристрастный анализ

Автор:
РОССИЙСКАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ - ЕЕ ВПОЛНЕ БЕСПРИСТРАСТНЫЙ АНАЛИЗ
На это произведение автора вдохновило прочтение книги Василия Голованова «Нестор Махно».
Наиболее острой, да и обильно кровоточащей проблемой весьма разношерстной российской контрреволюции, являлось уж именно то, что она безнадежно, так как есть, до конца погрязла в невообразимо въедливой и стародавней имперской коррупции.
И все это только лишь потому, что та ей по самому как-никак сколь непосредственному и прямому праву наследования явно этак досталась от той самой более чем внезапною и скоропостижною смертью скончавшейся православной монархии.
Однако, даже и истекая кровью на потеху безлико безжалостных и буквально ко всему в этом мире полностью отныне на редкость осоловело равнодушных обывателей, дух российского старого правопорядка весьма долго затем так и бился в судорогах чрезвычайно мучительной предсмертной агонии.
Но было бы абсолютно неверно во всех грехах сколь огульно сходу обвинять именно тех бесславных и исключительно так нелепых разрушителей всего того, что даже и по запаху своему хоть как-либо осмеливалось смердеть тем на веки вечные отныне, как есть же треклятым царским режимом.
Раз ведь и вправду во всем том невероятно безбрежном разброде явно имелось вовсе-то никак немалое участие тех самых безнадежно оптимистичных идеалистов, которые всецело олицетворяли собою жаркое пламя донельзя вездесущего преображения всего того ныне существующего общества в некие весьма аляповато-яркие розовые тона.
Сладко дремлющий, но при всем том неистово стремящийся к пробуждению разум явно ведь где-то там, вдали, углядел, те самые изумительно славные сказочные замки доселе никому вовсе-то и неведомого грядущего счастья.
А между тем та чудовищно вездесущая революционная действительность, в конце концов, вполне наглядно предстала именно в виде адовой жаровни, а никак не райского жития-бытия безо всякого сколь недвусмысленно пресловутого самодержавного угнетения.
Поскольку у того крайне-то весьма невежественного, да и при всем том мозолисто бесхитростного трудового народа до чего вскоре нашлись гораздо поболее жестокие, циничные и крайне самодурственно беспечные властители.
Народ эти неучи неутомимо насыщали одной только неутомимой пропагандой своих фантастически лживых идей.
И главным для них было начисто перерубить концы, соединяющие массы со всем тем минувшим и былым в чем явно чувствовалось простое и житейское людское счастье.
А ныне-то довольно многие былые принципы жизни были буквально напрочь в единый миг уж полностью до чего явственно так снесены, сорваны и растоптаны грубыми сапогами.
И из простого труженика при этом явно сделали именно ту чисто так бессловесную грубую скотину, которою и впрямь надо будет железной рукой вести под уздцы к некоему тому весьма многозначительно всеобщему счастью.
Да еще и каждого при этом явно так полагалось именно что сходу клеймить коленным железом, причем не только само тело, но также и всякую многогрешную душу.
Да и вообще времена тогда настали настолько непредсказуемо дикие, что всякий думающий самостоятельно человек оказался в смертельной опасности коли, он смел, выражать свои мысли достаточно уж широко и пространно, а особенно если дело каким-то ведь боком касалось буквально вездесущей тогда политики.
Да и вообще та гиблая эпоха помпезного большевизма была вся так и пропитана самым немилосердным катанием по полу всего того, что было, как есть вообще его хоть сколько-то выше.
И при этом яснее же ясного, что во всем том произошедшим, со страной легче ведь легкого будет без тени стеснения обвинить одни те никак не по своей воле восставшие «серые» и горемычные массы простого народа.
Хотя на самом-то деле он просто уж получил никак неподходящие для него функции, и это крайне так пагубно отразилось на судьбе всего мозга нации.
Но при всем том никак так нельзя бросать глубокую черную тень на мысли и чувства людей, вырвавшихся мыслью далеко вот вперед, совсем забыв при этом о том, что мир людской живет не идеями, а принципами главным из которых является «твое-мое».
И можно вот будет заставить массы, ликуя плясать под чью-либо чужую дудку, а также они и впрямь еще могут вполне размякнуть в сладостном ожидании грядущих лучших времен, но потом все это до чего вскоре растает, как дым.
И все те вилами по воде писаные сладостные предощущения сущего воплощения розовых снов грядущего, куда скорее явственно сгущали общественную темень, чем вот лили и лили ласковый свет в души тех до чего и впрямь совсем никчемных обывателей.
И это именно как раз-таки сколь донельзя ведь долгое революционное тление никак уж и не могло не перевозбудить весь тот шальной народ...
Да только что ни говори, а во всей той одуряюще вездесущей вседозволенности, да и столь предельно откровенном всепоглощающем бесчестии были, конечно, виновны не одни те немыслимо прекраснодушные либералы, которые до самых же зубов были некогда вооружены донельзя сластолюбивыми мечтами об истинно наилучшем и бесконечно светлом грядущем…
Нет, вину того еще прежнего жизненного уклада, что на редкость навек явно закостенел во всей своей раз и навсегда всецело устоявшейся обыденности, вовсе-то никак нельзя сколь огульно и безо всякого суда и следствия совсем же безапелляционно сбрасывать буквально со всяких счетов.
И это разве что на тот наиболее первый и совсем вот случайно кем-либо брошенный взгляд, куда этак безупречно праведнее будет рассуждать сколь явно так уж совершенно иначе, попросту и впрямь превратив всю старую власть в белоснежных агнцев, безвинно убитых иудами-большевиками.
Однако данное чересчур приблизительное и обобщенное представление нисколько вот явно не сможет именно что вполне этак до конца соответствовать той самой доподлинно настоящей и близко никак не предвзятой исторической правде.
Старый режим был морально слаб, его рвало и влекло в те и впрямь до чего причудливо самые разные стороны.
И он как-никак, а до чего безвольно фактически сходу погряз во всяческих праздных разговорах о некоем невообразимо ином и самом том исключительно ведь до чего наилучшем дальнейшем грядущем.
Достаточно, мол, сделать так или этак, причем за основу всегда тут бралась та самая ярчайше же светлая и сколь вот блестяще теоретически верно обоснованная истина…
Ну а затем из нее на редкость наглядно и благодушно разом вылущивали то самое «полноценно здравое зерно», и ведь только для того чтобы со всем тем лютым пламенем в очах его впоследствии грубо и презрительно сплюнуть в оппонента, в выражениях и эпитетах себя при этом подчас никак не стесняя.
Причем те полностью неопровержимо доказанные формулы грядущего общечеловеческого счастья всеми теми исключительно же переливчатыми и ярко сверкающими искрами, так и сыпались тогда из разговоров в то самое былое время чрезвычайно яркой и зачастую вовсе надуманной жизнью совершенно так искренне живших интеллектуально
развитых людей.
Однако при всем том были ведь те напыщенно праздные рассуждения разве что наружно сколь на редкость весьма ответственно позолочены, хотя впрочем, и до самой глубины проникнуты всяческим донельзя вязким житейским тысячелетним опытом когда-либо уж вообще доселе некогда существовавшего человечества.
Да вот беда этот опыт был весьма многими социальными философами изучен разве что до чего безупречно лишь схоластически и крайне поверхностно, а заодно и донельзя тенденциозно.
Да и вообще те зачастую до чего предвзято мыслящие люди были на редкость деятельно вооружены всеми теми уж до чего чудовищно отвлеченными понятиями, в которых главным
было не живая мысль, а всякое, то в дикой оргии и свистопляске молниеносных идей начисто ведь умерщвленное слово.
А кроме того слишком вот многим левым интеллектуалам почти так все время и по сей день вполне свойственно находиться именно в том донельзя же тяжком плену всего своего неистово всклокоченного пламенными концепциями, безгранично бравого самосозерцания…
А только лишь потому они так и светились ярким огнем никак неестественно блистательных истин.
Да и вообще они что есть силы и впрямь-таки были на редкость безответственно освобождены от чего угодно невообразимо так грязного и плоского, что вполне полномасштабно и было теми литыми железными цепями крепко-накрепко более чем сходу привязано ко всем, тем низинам истинно реальной, а не той начисто иллюзорной действительности.
Светлое добро, мало будет сколь ласково осязать всеми фибрами души, поскольку его и надобно будет еще самым должным образом вполне суметь надежно прикрепить к острым зубьям всеобщего быта, а он и по сей день так и остается неимоверно скотским и варварским, причем не только у людей низменных и приземленных.
Но кто-то при этом все же грядущее так ведь и видел только лишь в тех радостно ласкающих душу лучах восходящего солнца, что между тем и сегодня по большей части находится разве что где-то там за некой той донельзя дальней линией горизонта…
То есть его целиком уж пока попросту ведь явно и не видать, но зато вся та чисто небесная его благость более чем безмерно так и греет чьи-то сколь непомерно благородные сердца.
Причем та довольно четкая и яркая картина грядущего всеобщего счастья в очах таких господ идеалистов была, как есть, чисто этак заранее соткана из самых мельчайших деталей, а именно чьего-либо весьма вот умудренно на редкость выверенного и логически вполне обоснованного.
Да только и всего, что при этом являющегося некоей той самой сугубо органической частью истинно же другого людского быта.
А заодно еще и во всех их неуемно странствующих мыслях до чего одиноко блуждающих в наиболее отдаленных далях всяких абстрактных рассуждений, неизменно присутствовали и довольно-то многие элементы, куда и впрямь поболее зрело идейного, а также и весьма вот полноценнее образованного общественного существования.
И это именно блики сияющего, словно небеса обетованные, чисто уж навеки вечные более чем изумительно так наилучшего жития-бытия, куда явнее и четче как раз и давали при этом ощутить тяжкие оковы всей той сколь только треклятой нынешней современности.
Ну а именно потому и нашлось вполне предостаточно тех весьма бравых охотников, что и впрямь возымели желание эти оковы до чего спешно всем этим миром сходу разом так разорвать.
А тот более чем как есть замшело старый, праздной мыслью снизу доверху пропитавшийся мир вовсе не был обучен сам за себя более чем неистово и хоть сколько-то сплоченно на самом так деле весьма ведь яростно всеми силами бороться.
А в особенности еще и действуя, при этом считай этак плечом к плечу, да и, не выставляя при этом вовсе ведь никаких острых локтей…
И то был именно тот на редкость постепенно им безрадостно нажитый и чисто уж житейски приобретенный, а вовсе ведь никак не в едином так глазу и близко не врожденный его недостаток.
И это как раз-таки потому и была та прежняя крайне ведь на редкость исключительно же совсем нерасторопная жизнь безо всякой тени сомнения более чем бестрепетно полностью разом вытеснена илисто мутным потоком всех тех новых житейских веяний.
И уж во всем том явно была на редкость немалая часть сколь основательно горькой вины полностью навеки отныне прежнего, как и весьма самозабвенно доселе житейски умиротворенного существования умиленно самодовольных представителей среднего и высшего класса российской империи.
Причем нечто подобное некогда происходило, разве что исключительно лишь потому, что вся система той еще всецело ныне прежней дореволюционной жизни до чего явно тогда попросту ведь дала совсем необычайно широчайшую трещину.
И это как раз только по этой причине и суждено ей было чисто вот сходу разом, и ухнуть в ту до чего глубочайше бездонную пропасть сущего кровавого же безвременья.
А та как она есть чисто дореволюционная светская жизнь, была донельзя ведь чересчур этак более чем сказочно величава, питалась собственными соками и знать не хотела свое же вполне ей между тем родное и как-никак от века более чем проникновенно темное духом простонародье.
Но при всем том данных культурных и просвещенных людей всячески в полный рост чудовищно угнетало до чего бесправное положение всякого абстрактного простого люда, но никак не судьба сугубо отдельных личностей, а разве что всей той аморфной серой массы, которую и надобно бы нынче всецело просветить ярким светом наивысших истин.
А впрочем левая интеллигенция того времени вообще уж явно была сколь излишне промозгло идейна, но при всем том разве что именно теми вовсе-то совсем чужими и чуждыми мыслями тех донельзя так вовсе далеких от России всем ведь сердцем и умом, как есть изначально еще бродячих духом философов.
А потому и нет ничего в том удивительного, что российские западники попросту совсем никак не были в состоянии справиться со всем тем чудовищным пожаром, что и был вот раздут в России двумя первыми войнами с макушки и до пят всенепременно чудовищно кровавого двадцатого века.
И если японская авантюра разом так тогда сходу подорвала веру в царя и могучее отечество, то Первая мировая и наточила затем тот топор, которым и была впоследствии снесена буйная голова излишне доверчивого (по отношению к союзникам), в единый миг до чего бесславно обезглавленного царского самодержавия.
И наиболее вящей тому первопричиной было, в том уж числе и то, что великая война была до самой так чрезвычайности сколь бессердечно разорительна для всей тогдашней российской экономики.
Да и вообще заеденные вшами людские массы годами гнили непонятно за что в узких щелях окопов.
А потому их вовсе никак и не требовалось к чему-либо яростно раз за разом более чем надрывно же призывать.
Они и сами были вполне ведь сурово готовы ко всему и впрямь исключительно наихудшему из всего того, что еще только могло на самом так деле присутствовать во всей человеческой природе.
Причем посильно заглушить все наиболее темное в людских душах могло бы разве что то самое более чем простецкое начальное образование, а особенно коли было бы оно начисто так при этом лишено всякой вот до чего дрянной идеологической составляющей.
Она ведь начисто губит все и вся своими слишком до чего как есть непомерно широкими для масс рамками.
Причем нечто подобное никак этак не изобретение злыдней большевиков.
Поскольку еще та царская, самим ведь Господом Богом на трон помазанная власть при любом раскладе более чем неизменно стремилась до самого так конца всеми силами только уж, и отстаивать совершенно абстрактные общеевропейские интересы.
А это и погубило все надежды России на действительно светлое и отнюдь небольшевистское будущее, раз то страшное и только лишь первое общемировое побоище совсем и впрямь попросту раскалило с самых еще давних пор исподволь подогреваемые левой интеллигенцией лютые народные страсти.
И это притом, что вся идеалистическая убежденность в некоем совсем уж полностью нерушимом общеевропейском содружестве интересов и амбиций могла существовать разве что в том сколь отъявленно заносчивом воображении некоторых совсем никак недалеких наивысших чинов тогдашней Российской империи.
Этим людям попросту вот до чего бесподобно льстили возвышенные и напыщенные речи всех тех европейских государственных мужей, что были ныне-то вознесены на самый гребень общемировой истории.
Однако все те их на редкость замечательные и распрекрасные намерения были нисколько уж явно неосуществимы без более-менее полноценной перековки всего того, что долгими веками копилось внутри столь необъятно широкого, словно море общественного сознания.
К тому же лидеры европейских цивилизованных государств явно так в самих себе аккумулировали все наиболее отрицательные свойства весьма плотно окружающего их общества, а потому и донельзя искусно им в то самое время и удавалось сколь невозмутимо прикрыть сугубо собственнические шкурные интересы, именно тем мишурным блеском всего своего слащаво-высокомерного лицемерия.
А между тем дабы этот мир и вправду всецело переменился к чему-либо хоть сколько-то наилучшему, вполне еще следовало на редкость взвешенно и постепенно совсем не к спеху всячески соскрести с него всю ту позолоту священных принципов, а вместо них весьма вот неспешно заставить его приобрести принципы вполне милосердные и общечеловеческие.
Разнузданная и воинственная дикость должна была в нем всенепременно так постепенно сгладиться внутренней самодисциплиной и возвышенной культурой.
Однако господа либералы в условиях невероятно «затхлой и бесцветной» дореволюционной жизни некогда и впрямь-таки решительно собирались полностью ведь раз и навсегда всецело переменить все бытие народа, попросту разом до чего беспечно так нахлобучив ему на голову ту самую широкополую шляпу из теоретически верных благих идей и неистово яростных дум.
А они только лишь его разом так ослепляли и начисто лишали толпу хоть сколько-то ей исконно же свойственного духовного зрения.
То есть воинственно праздные слова могли послужить одним только бешеным зовом к великому крушению всех основ всякой цивилизованности и культуры, а никак вот не могли они хоть как-либо поспособствовать развитию общества в какую-либо весьма праведную и всецело нужную сторону...
Да и вообще от всего того считай что чисто так извне бездумно навязанного простонародью донельзя же искрометного прозрения ему и впрямь наглядно разом и довелось более чем всеобъемлюще узреть одни разве что тяжеленные цепи исключительно так прискорбного его повседневного положения…
И ведь никак не могла широкая людская масса после всех тех беззастенчиво сумасбродных излияний так и источающих яд лютой злобы по поводу всего того ее векового бесправия и впрямь-то до чего сходу разом не стать сколь еще безлико вот неудержимо же буйной.
Да и как то вообще могло быть иначе, раз ее попросту невероятно вот распирала сколь многозначительная гордость по причине до чего явного своего, как есть, уж самого незамедлительного освобождения от всяческих ныне полностью считай былых и прежних нравственных ценностей, а также и вообще каких-либо вполне благоверных этических принципов.
Ну а те донельзя так чертовски очаровательные светлые мысли о некоем будто бы до чего безупречно ныне вполне ведь близком и максимально наилучшем переустройстве всего общественного бытия были тогда не более чем той безнадежно абстрактной и нисколько ведь никак неудобоваримой «манной небесной».
Причем всякий простой народ, как он ел свой скудный хлеб, так вот и продолжил он его же и есть, да еще и разве что в значительно, куда большей сущей скудности.
Да и как то вообще могло быть иначе в те самые отчаянно смутные и до чего беспросветно гиблые, а также и до самой той откровенной непристойности голодные революционные годы?
И это как раз именно хлеба при большевиках и стало, куда явно и впрямь значительно ведь меньше, да и вкус его тоже совершенно так тогда до чего страшно во многом испортился.
Да и в самом том безумно сгустившемся воздухе того адски же грозного времени на редкость обостренно почувствовалась донельзя пропесоченная демоническим революционным бредом сущая так чисто вот считай вот всеобщая обреченность.
Причем речь тут явно шла не об одной царской России, да только это в ее бескрайних пределах и не нашлось какой-либо сдерживающей силы, что вполне смогла бы остановить страшный потоп лютой нечисти, что достаточно же быстро и превратил цветущий, хотя и прозябающий в дикой архаике край в несусветно гиблое болото.
И вот любой неосторожный шаг в сторону и человек мог прямо с головой уйти в ту самую донельзя так отвратительно чвакающую трясину.
И, конечно, при этом вполне вот необходимо отметить, что и весь западный мир тоже никогда ранее вовсе так не был сущим образцом истинного человеколюбия и заботы обо всем честном народе.
Это уж разве что потом оно стало несколько так явно иначе, а в начале 20 века рабочие люди в сущей нищете прозябали почти ведь везде, считай, что фактически одинаково.
А до каких-либо тех или иных на деле стоящих изменений в этом вопросе некогда было очень уж сколь донельзя крайне вот и впрямь до чего пока далеко.
Ну, а то, что хоть как-либо могло истинно на деле касаться относительно уж иного расклада вещей, то вот о нем во всей той западной Европе и Америке в те самые времена начала 20 столетия никто еще и слыхом попросту и не слыхивал.
То есть, чего тут вообще вот ныне поделаешь раз тогда в пору донельзя зловещего преддверия двух мировых войн, некая новая тенденция в общественных отношениях только лишь едва-едва начала чисто схематически вырисовывать лицо некоего относительно иного мира.
И уж всякий тот самый простой люд на западе тоже явно ведь тогда только лишь и ютился в тесноте и ел вовсе-то никак не досыта.
Нет, в самом том начале 20 века сколь многие атрибуты, ставшие затем самой обыденной нормой жизни, вовсе-то никак некогда и не существовали в самой так сказать природе вещей.
А впрочем, и сегодня общее положение дел нисколько ведь серьезно и близко-то явно не переменилось, именно тем чисто считай, что самым кардинальным образом…
Поистине иное общество разве что лишь некогда только ведь предстоит до чего тщательно же создавать тяжким интеллектуальным трудом многих и многих последующих поколений.
Ну а пока все те вполне наглядно иные никак непохожие на нынешние реалии были сколь бесконечно во всем исключительно далеки от всего этого нашего чисто житейски во всем приземленного, да и всеми-то своими будничными думами донельзя так крайне обремененного дня.
Причем и сегодня, спустя целое столетие, пока и близко не было хоть как-либо вполне ведь стояще осуществлено даже и той и близко так до чего неполной трети от всех тех преобразований, которым некогда и должно будет весьма безыскусно разом еще стать на редкость достойным преддверьем безукоризненно иного грядущего бытия.
Причем сама заря свежих идей вполне может быть чем-то удивительно так прекрасным в чьих-либо до чего праздных фантазиях.
Да только сама ведь попытка их безнадежно же утопического осуществления на той самой сколь обыденной житейской практике только лишь отчаянно будоражит и обезображивает лицо всего того ныне существующего общества.
То есть, может кому-либо и удобно о некоем том весьма славном грядущем, столь сладко слегка так позевывая более чем радостно раз за разом мечтать, мысленно при всем том всячески смакуя его размеренность и неземной яркий свет, да и вообще на редкость бестрепетно наслаждаясь всем его тишиной, и покоем.
Да только уж ничего подобного и близко будет вовсе-то не достичь за счет всяких безумно страстных пожеланий, блаженную суть которых было и близко так не привить общественной жизни без невообразимо долгой возни во всяческой общественной грязи.
А между тем как раз уж именно, до чего брезгливо отказываясь от буквально всякого с нею соприкосновения и можно было создать общество, сплошь же пропитанное кровью, а также еще и вконец отравленное вовсе-то совсем напрасными надеждами.
Причем чисто теоретическая предтеча для такого общества явно ведь зародилась где-то как есть далеко на западе, а лишь затем на всеобщее людское горе перекочевало оно и далее далеко на восток.
Но и на западе разве что только несколько позже возникло нечто, так как есть чисто же ужасающе схожее только лишь и обретшее себе почву на другом, куда ведь поболее подходящем данной местности дерне самого отъявленного национализма.
И кому то уж вовсе до конца не ясно, что фашизм это чистый антипод коммунизма только лишь с куда поболее откровенным вражьим ликом, обращенным к общей гуманности, но при этом даже в чем-то и поболее человечьим лицом по отношению ко всем тем в доску полноценно своим.
Причем у истоков его стояли точно те же праздные чаяния только лишь и всего, что вполне вот резко повернутые нацистскими вождями в иную сторону.
И уж главное тут, что всего этого могло бы никак и не быть, коли бы та излишне мечтательная прослойка общества и впрямь могла бы, вполне вовремя повернуть свою светлую голову несколько вниз на сырую землю, а то с тех невероятно высоких небес на нас ничего и никогда вовсе не свалиться.
А даже если оттуда чего и прилетит так, то будут одни разве что бомбы и слава Богу, что до ядерных зарядов дело дошло пока еще только лишь два раза, а никак ведь того нисколько не более.
Причем все как есть начинается именно с попытки реализации безумно ярких идей, в которых главным зарядом служит одни те бездумная беспечность и восторженный пламень святой простоты.
Причем именно в России все те чисто умственные упражнения, вовсе вот напрочь оторванные от всяких реалий действительности и оказались вознесены на пьедестал той еще самой суровой и самой же непогрешимой истины.
То есть прилизанные культурой западные европейцы разве что до чего восторженно всячески гордились всеми теми чрезмерно праздными и абстрактными фетишами, но никак при этом не принимали они их за ту самую можно сказать совсем вот чистую монету.
Но зато чисто внешне все это выглядело просто же замечательно, ибо были люди, вещающие их как истинно светлую истину, как есть внешне вполне вот осанисты, кичливы и крайне так невозмутимо заносчивы.
И вполне может быть, что светлое будущее некогда и впрямь более чем законно наступит, но наступит оно скорее уж вопреки тем, кто его формировал мысленно палец о палец при этом, не ударяя, дабы очистить этот мир от всей скверны его безумно дикого прошлого.
Да и вообще взвешенно и верно учитывая те крайне так неотчетливо смутные очертания всех тех лишь грядущих преобразований, их вполне вот конкретное осуществление непременно уж следовало отложить, считай, что до неких тех как есть еще донельзя других и куда поболее наилучших дней.
Светлое будущее нужно было не только осязать всеми фибрами души, но и найти вполне конкретные средства могущие привести к тому, чтобы его основы можно было уложить в виде брусчатки, по которой затем и пойдет тот народ, который большевики заставили идти вперед по сплошному так бездорожью…
И этот путь был небывало кровав, и эта сама жизнь оказалась в конечном итоге напрочь обезглавлена и вся суть светлых намерений породила одну только отменно сытую серость.
И это именно она и стала дополненным костяком новой власти…
Причем хоть как-то помешать строить новую жизнь было вот вовсе и некому так как тех кто осмеливался яростно критиковать новые порядки было слишком так мало, а кроме того они еще и были крайне разрознены.
А в особенности тут надо бы вполне вот учитывать, в том числе и самые повседневные мысли всяческих сколь немыслимо прожженных в интригах и впрямь-таки беспардонно чванливых представителей большевистской политической олигархии.
Они ведь не были тупыми дураками, а только воинственными невеждами, а это совсем так не одно и то же.
Причем их предшественники точно также широкостью мышления точно вот никак не отличались.
Однако вот это еще никак не значит, что их вполне этак на деле вот следовало смести в одночасье, и поставить над обществом неких других людей.
Раз осуществить нечто подобное можно было разом уж сходу, сдвинув часы эпохи резко так до чего же истинно назад во тьму и мрак не столь и давно минувшего средневековья.
И этак оно считай, что само собою выходит, что тех, кто родились уже в роскоши можно заменить лишь на тех, кто туп и глуп и до власти дорвался совсем недавно.
Ну а потому и будет он упиваться ею с гораздо так большим наслаждением и ему лишь поменее будут нужны какие-либо заботы о вполне достойном благе народа.
Да и вообще почти всех современной цивилизацией всласть вскормленных деятелей немыслимо так невыносимо разве что мучает именно та донельзя и впрямь сколь прискорбная мысль.
То есть этаким политикам попросту совсем ведь не дает покоя тот весьма же прискорбный факт, а именно, что как-никак, а некие те довольно-то обширные территории никем из них явно пока совсем еще никак не заняты под те сколь неотъемлемо важные и нужные им колонии, источники крайне так дешевого сырья.
Для сколь многих из них того самого местного населения вообще как бы и не существует буквально совсем.
Ну, или явно оно как-никак и вправду весьма срочно же всецело нуждается именно что во всем том чисто так на редкость довольно-то веском преображении в этакий, куда и впрямь весьма поболее человеческий и действительно крайне так достойнейший облик.
Причем большие люди подобного плана вообще не идут по жизни, а разве что наспех вытаптывают и выжигают себе тропинку в то самое истинно наилучшее всеобщее грядущее.
Их души раздвоены, потому что все их светлые мысли касаются только лишь высоких областей души, ну а наиболее низменная их сторона всецело похуже всего того, что вообще когда-либо и где-либо только могло уж действительно быть, собственно, как-никак некогда прежде.
И подобные благодетели всего мира сего приниженно и подобострастно (когда им, то было действительно зачем-либо сколь этак неотъемлемо нужно), до чего неспешно и напыщенно на редкость восторженно вздымая при этом брови, раз за разом общались с теми наивысшими же сановниками той, еще царской, Российской империи.
Да только говорили они и думали принципиально так вовсе разные вещи.
Их дипломатия, на все долгие века себя, ославив всяческим до чего неуемным мздоимством и крохоборством, со всем тем должным усердием и неуемной отвагой и вправду стремилась до чего неизменно кирпичик за кирпичиком и вправду создать некую единую гегемонию духа на всем евразийском материке.
Причем нет, конечно, все те методы вовсе не были связаны со вполне устойчивыми ее устремлениями, в конечном так итоге прийти к некой необычайно уж зловредной вот цели.
Со временем всесильно и радостно добившись полностью так, уж считай во всем уж именно своего, эти западноевропейские кланы вовсе-то непритворно разом и собирались до чего дружно пойти к тому самому исключительно так вполне наилучшему общечеловеческому грядущему.
Ну а той наиболее главной с их точки зрения «кочкой опоры», на которую им как есть, еще предстояло разом так опереться перед тем, как до чего неспешно и благостно преступить к отчаянно доблестному строительству некоего исключительно наилучшего мира…
Нет уж до чего безупречно верным и самым надежным средством, к тому и должно было, как есть разом ведь оказаться только лишь тому никак считай, что вовсе нескромному и чисто хирургическому вмешательству в дела, куда поменее развитых стран.
Причем чему-либо подобному и должно еще было случиться только-то во имя того дабы те наиболее наилучшие нормы цивилизации сколь небрежно и наскоро разом так и были привиты всем тем ныне-то существующим людям.
Ну а для всего того вполне же сходу и следовало, словно той поганой метлою полностью вот смести с дороги всех тех, кто жил по старинке, безо всяческих прикрас, взирая на ту более чем неспешно окружающую всех нас жизнь.
Причем в чьих-то зорких очах те самые вконец расхристанные российские вельможи уж в особенности где-то там далеко впереди никак и близко не видели тех ведь самых светлых образов, куда и впрямь поболее многозначительно светлого грядущего.
По их и впрямь до чего чванливо и заносчиво чисто европейским воззрениям всякое сознание российской аристократии совсем ведь безысходно и поныне разве что только, и находилось в том самом для них-то самих во всю эту нынешнюю пору до чего отчаянно так далеком и затхлом средневековье.
Причем коли тут чего и можно будет взять на вооружение в качестве хоть чего-либо вполне вот на деле стоящей правды, то будет разве что нечто вполне ведь одно.
А именно в качестве, какого-никакого кровавого куска истины, что чисто сходу и была с мясом вырвана из всякого ее контекста тут, пожалуй, сгодиться разве что беззаветная вера российской знати в общеевропейскую порядочность и весьма вот скромное чье-то-то до чего еще чопорное достоинство.
Причем нечто подобное довольно-то совсем беспочвенно навеяла именно та весьма воинственно вольнодумная эпоха.
Да и всею своею душой эти потомственные аристократы исключительно уж простодушно всегда оставались безупречно верными всем тем донельзя же стародавним идеалам былого рыцарства.
Да и вообще, все то исключительно новое и старое во всей той еще Российской империи просто-напросто совершенно так никак неразделимо сплелось в некий клубок, что никак и нисколько вовсе затем уж не поспособствовало единству
нации в то самое неимоверно сложное и явно до чего только совсем вовсе непростое время.
Вся держава весьма безнадежно тогда пропахла совсем уж более чем сладострастными ожиданиями какого-либо до чего вот безупречно светлого чуда.
И происходило все это как раз-таки потому, что российская духовная знать при том самом никак и близко нисколько не последнем в истории России самодержце сколь еще чрезмерно увлекалась довольно-таки весьма этак совсем несуразной же мистикой.
Этой болезнью было тогда заражено буквально все тогдашнее просвещенное общество.
И дабы одолеть в неравной борьбе всяческий обыденный здравый смысл, в ход тогда в виде тяжелой артиллерии и шли все те совсем же бессмысленные инсинуации о том самом до чего как-никак весьма скором избавлении всего народа ото всех так и снедающих его душу бесчисленных бед и самых разнообразных напастей.
Они по чьим-то на редкость крайне недалеким, а подчас и диаметрально друг другу во всем противоположным представлениям были всецело так свойственны одному тому крайне до чего еще неприглядно темному прошлому или донельзя выцветшему во всех его былых красках нынешнему настоящему.
Мистическим и абсолютно непрактическим ожиданием грядущих благих перемен были тогда разом, считай этак, уж истинно переполнены исключительно многие думы и сердца бесконечно благодушных и восторженных людей.
И они действительно вполне ведь до чего искренне желали своей стране всего лишь самого так светлого и наилучшего, да только весьма вот умозрительно и как-то совсем до чего еще более чем благочувственно отстраненно.
Любая действительно здравая мысль о том как-никак вполне до конца взвешенном и благоразумно последовательном налаживании насквозь вот доселе проржавевших механизмов власти вызывала в них одну лишь на редкость беспрестанную нервную дрожь.
Ими всецело овладел и впрямь-таки до чего совсем нелепый пацифистский дух сурового толстовского непротивления всему тому исступленно и нагло из-за всех тех больших и малых щелей безостановочно прущего чисто так первозданного зла.
И вот то бесчестно же лютое и крайне как-никак весьма недоброе чисто так теоретически веское начало, что совсем вот внезапно и бессмысленно разом уж вырвалось из самых глубин народной памяти, и стало тогда сколь безрассудно творить разруху в неисчислимо многих душах людских.
Осатанелой корысти безбожные преступления или совершение группового насилия над душами и плотью женщин и девушек стало в то время весьма этак безнадежно обыденной житейской нормой.
Причем все это дикое и чудовищное беззаконие в дни той как есть донельзя вот искрометно революционной действительности стало тогда отныне полностью уж именно делом совершенно так явственно безнаказанным.
В те чернильно серые революционные будни все эти нисколько невообразимые нежить и жуть сколь и впрямь-таки разом совсем неистово тогда и предстали именно что в виде совсем этак до чего беспристрастно обыденного быта.
Раз тогда сам тогдашний затхлый воздух так и пропах истинно чудовищным трупным запахом сущей же самой безликой общности перед великим и вездесущим террором.
Правда, вполне вот откровенно и наглядно все это в те времена происходило разве именно что как-никак, а исключительно пока то самое «черноземное правосудие» не превратилось во вполне правомочный карательный орган, которому вовсе негоже стало прилюдно казнить без суда и следствия всех кого оно загодя объявило попросту вот именно вне закона.
Ну а «освятив» кровью людской верхние этажи во все времена точно той же господской власти то самое промозгло серое и безнадежно во всем тенденциозное революционное правосудие с быстротой молнии до чего безыскусно, затем перекочевало в те и по сей день нисколько так небезызвестные чекистские подвалы.
Причем почти никто тогда даже вот и не попытался по мере всех своих сил действительно как есть посильно вступиться за некие ныне полностью омертвевшие общечеловеческие ценности, а потому и были они сколь еще поспешно разом тогда заменены ценностями мнимыми, выраженными исключительно так прянично и агитационно.
Причем наиболее главная проблема всей той донельзя нечестивой эпохи, пожалуй, вот
заключалась именно в том, что люди, увидевшие на некоем горизонте какие-то невообразимо далекие и чисто абстрактные светлые дали, и понятия никакого не имели о том, что к ним и близко не стоило вовсе вот неотложно раз за разом и вправду стремиться.
О да, они как-никак и близко того не понимали, что из-за всей своей сколь суетливой поспешности, а также и чрезмерно радостного оптимизма им лишь только разве что, в конце концов, и доведется полностью бездумно как-никак, а сходу превратить весь свой народ в тех немыслимо злосчастных первопроходцев вовсе непролазно кровавой топи.
Ну а дабы медленно, но верно отыскать вполне надежную тропу в той чудовищно вязкой и безнадежной, словно сама смерть, трясине никогда заранее не предопределенного будущего, непременно бы потребовалось смело взять в руки бразды правления, а не славить и славить нынче-то полностью всецело призрачные достижения некоего грядущего разума.
А тот если вообще и сможет прийти в этот черный от копоти мир то разве что исключительно так после отчаянно долгих столетий самого тщательного очищения всей общественной клоаки, а никак не в связи с тем отчаянно бравым провозглашением всего этого мира отныне как есть сущею юдолью добра и света.
А он между тем разве что только и является самым тем вполне уж на редкость естественным продолжением всего того будто бы ныне исключительно же до чего еще стародавнего средневековья.
Причем никакие те вполне до конца должные выводы сделаны не были, а потому и по сей день довольно многие беспечно добрые люди, и впрямь-таки явно страдают сущей неприязнью ко всякому черному мраку и темени, воспевая при этом светлые дни всеобъемлющего грядущего процветания.
Разве что только теперь их пыл несколько явно уже поугас.
Ну а в те на редкость гнилые и либеральные дореволюционные времена люди того же плана никак и близко совсем не забывали, до чего сладостно превознося замечательные прелести грядущей, более светлой эпохи, откровенно так в голос, при всем том нараспев весьма яростно поругать сам образ мысли вполне тогда законной царской власти.
А между тем то на редкость всеобъемлюще деструктивное критиканство совсем вот невозмутимо сколь радостно само этак себя всячески возвышало, причем как–никак, а до тех и впрямь вовсе же чисто седьмых небес и тем вполне оно разом тогда и накликивало донельзя большую беду и ничем затем никак неукротимую великую смуту.
Черными тучами на горизонте неспешно тогда назревало то новое, буквально ни к чему отныне и близко совсем нетерпимое мироустройство, и все грехи минувшего при этом могли разве что не просто разом, сходу утроится, а еще и явственно так удесятерится.
Причем единственной платой за совсем вот вовсе нечаянно и неосторожно кем-либо затем оброненное слово при всех тех немыслимо суровых реалиях гражданской войны стала тогда одна только лишь верная и лютая смерть.
Возвращались грозные времена всем небезызвестной Золотой Орды.
И грамотные люди при таких делах вполне ведь естественно, что оказались никому отныне вовсе уж, далее нисколько не нужными, да и полностью бесполезными, словно именно тот старый и гнилой хлам.
Или, по меньшей мере были они явно обречены на некую неизбежно так самую только лишь разве что последующую всецело этак попросту чудовищную перековку и переплавку в плавильной печи всего того новоявленного революционного быта.
А между тем интеллигенция старого закала, несомненно, могла полностью сходу заранее осознать всю ту как она есть явную необходимость до чего насущных и вполне незрелых общественных реформ, а потому и задолго до того нового, снизу доверху переполненного катастрофами века вполне вот и позаботиться об их сколь своевременном и всеблагом проведении.
Но то была бы одна лишь чисто житейская, мерзкая суета, а это кое-кому было бы совершенно так вовсе совсем не к лицу.
Нет, это разве что лишь во имя тех некогда разве что затем некогда еще грядущих немыслимо светлых преобразований самые различные представители интеллигенции часами напролет беспрестанно и глубокомысленно промывали все кости того и близко никак совсем не святого самодержавия.
Однако при всем том они нисколько не принимали в расчет, что вся та более чем невероятно сложная структура общественной жизни от какого-либо чисто же исключительно так внезапного толчка может попросту довольно-то быстро поменять внешнюю форму, но никак не свое как есть еще изначальное внутреннее содержание.
Нет, подсознательно они, может, и принимали в расчет самую насущную необходимость явно ведь чисто так более-менее постепенного перехода на несколько другие европейские рельсы, но многие светлые умы того времени были попросту не в состоянии вполне объективно воспринимать всю ту безнадежно серую и полностью считай что на редкость безгласную действительность.
Их сознание более чем безнадежно захламляли излишне вот вычурные чисто книжные сведения и самые разные до чего только откровенно совсем вот несуразные, фактически же взятые как оно и понятно чисто с потолка сущие же благие домыслы.
И эти бравые интеллектуалы никак не представляли себе даже и малейшей возможности того, что это именно им и вправду на деле вполне как-никак, а действительно доведется сражаться за честь и права простых тружеников отныне именоваться теми самыми настоящими людьми, дабы нисколько более не были они живыми приставками к заводским станкам.
Нет, ничего подобного они и в мыслях своих и представить уж совсем этак никак вовсе вот попросту, и не могли.
Поскольку во всей их довольно-таки разноликой среде было, как есть вполне этак незыблемо принято до самого же умопомрачения бояться испачкать свои белоснежные манжеты, бессмысленно ковыряясь в грязи всяческих общественных дрязг, а как раз потому посреди серых будней, общероссийской политической жизни, их место было разве что возле теплого очага изящной словесности.
А впрочем, свои наиболее непосредственные профессиональные обязанности все те совсем никак не изнеженные душой интеллигенты подчас выполняли весьма и весьма доблестно и самоотверженно.
Однако при всем том им и впрямь сколь неизменно казалось попросту ведь абсолютно бессовестным, бесполезным да и совсем этак никак неэтичным столь бессмысленно и бестолково ни с того ни сего разом так
отвлекаться на выполнение какой-либо довольно-то отъявленно приземленной общественной деятельности.
Кое-кому это все до чего, несомненно, разом так вполне показалось делом вовсе вот совершенно никак несуразным и как есть неприглядно ведь отвратно аморфным.
А к тому же было оно в их глазах сколь беспросветно вот совсем до чего полностью всецело же праздным.
И это вполне всерьез само собою тогда явно касалось исключительно вот до чего многих достойных людей, как-никак, а на деле имевших некоторую вполне полноценную возможность хоть сколько-то вполне повлиять на те самые до чего этак искрометно творящиеся в их стране сплошной уж мутной пеной бурлящие события.
А последние были во всем до чего и впрямь чрезвычайно так донельзя сложны, да и столь явно они при всем том вполне попросту до чего совсем неотъемлемо разом грозили той как есть более чем донельзя неминуемой кровавой развязкой.
Многие люди тогда весьма ведь безнадежно тогда пребывали именно что в состоянии розового сна, а как раз потому им тогда и пригрезилось, что все еще само собой скоро сойдет, словно мозоль на вполне здоровой ноге.
Они всеми мыслями лелеяли как святой пламень борьбы со всем тем исключительно вот заскорузлым и темным прошлым тот самый до чего самозабвенно коварный, радикальный либерализм.
Да только как-никак, а был сколь явно совсем недалек день и впрямь вовсе ведь до чего немыслимо раздирающей им саму душу на части более чем как-никак отчаянно этак явной их чисто разве что только совсем вот дальнейшей глубочайшей раздвоенности.
Причем произошло это фактически уж как-никак, а именно на пороге событий несколько так как-никак, а совершенно вот вовсе иного характера, нежели те, которые всю ведь жизнь ласково и до чего твердо им всегдашне сколь ярко так рисовало то самое невообразимо восторженное и слащаво чувственное их воображение.
И понятное дело, что кое-кому как есть явно и впрямь тогда до чего совсем ведь попросту незамедлительно разом и захотелось чисто так воочию вполне еще сходу узреть, как это значится, будет, собственно, происходить то истинно долгожданное перетряхивание всего того совсем этак осатанело мещанского дореволюционного быта.
А это со всей чудовищной неистовостью жажды крови явно уж сходу попахивало всяческими «светлыми революционными нововведениями», а они между тем и были на редкость ответственно призваны буквально дочиста очистить общество от безумно старого и донельзя исторически неимоверно замшелого, что только в нем оставалось от тех ныне совсем немыслимо прежних времен.
Однако все те до самого чертова неприличия разительные перемены сколь еще весьма уж до чего этак ярко собою напоминали именно то зверски как-никак весьма лицедейское восхождение на престол весьма вот откровенно злодейской царицы-анархии.
Причем поболее всего в них было как раз-таки от того самого до чего исключительно бесцеремонного и поспешного выбивания старых и весьма ведь до чего еще основательно запылившихся ковров.
О да, внешне все это тогда явно носило характер более чем торжественный, нарядный и парадный.
Правда, всем тем до чего неумело и надуманно благородным намерениям была тогда именно что как есть, до чего заранее уготована дорога прямиком в самый тот как он есть чисто ведь кромешный ад.
Немыслимо бравым идеалистам, которые всю свою жизнь, если чего и желали, так это разве что уж иметь бы ту крайне ведь совсем до чего еще беспечную возможность бездумно и весело парить в сизых облаках на редкость самодовольного вольнодумства…
Ну а чисто как раз-таки потому и все те весьма напыщенно тогда происходившие события им как есть собственно и показались чем-либо, что и впрямь-то будто бы было сколь исключительно так вполне ведь донельзя как есть вовсе же совсем этак бесподобным и на редкость искрометно блестящим.
Да и вообще в их душах никак не оставалось места для каких-либо серьезных сомнений, зато до чего незыблемо преобладал воинственно скороспелый энтузиазм.
Им было и близко никак не до всяческих до чего весьма прискорбных и глубокомысленных рассуждений о той на редкость как есть совсем откровенной и выпукло-наглядной пустоголовости любых «серых масс».
Они их явно уж собирались попросту ведь повести за ручку в светлые дали идейного и куда только как есть, до чего весьма многозначительно поболее неизменно так донельзя весьма этак очаровательно благостного сосуществования.
Однако в конце концов все ведь получилось с самой той еще идеальной точностью вовсе вот именно разве что наоборот: настали же времена всеобщей погибели и самой-то дикой духовной разрухи.
Тех, кого прибрала старуха с косой в те безнадежно глухие к мольбам и стонам революционные годы вполне возможно будет разве что только и разделить на некие чисто так абсолютно абстрактные категории.
Однако при всем том сама смерть их самой неразрывной нитью была всецело же увязана именно с гибелью и впрямь-таки как есть доселе вот более-менее вполне этак устойчивого правопорядка.
Новый строй в России разом ввел в действие никак не тот сколь и впрямь донельзя надежнейший и справедливейший порядок, а одну разве что исключительно так весьма же призрачную его видимость.
Да и сама экономическая система принципиально нового государства была до чего еще как есть вовсе так безотрадно построена никак не на разуме, а на тех до чего аляповато слащавых и крайне безответственных лозунгах.
А старое прошлое постепенно так тогда само собой вымирало да и пухло от чрезвычайно же отчаянного голода…
А, то, что не отмерло само, большевики разом тогда отодрали от народа с мясом и реками безудержно и обильно повсюду так тогда совсем напрасно же льющейся людской крови.
Ну а все те социальные недуги, с которыми комиссары в то время на деле и повели до чего только безумно ожесточенную борьбу, быстро уж затем всецело развились в нечто всепоглощающее и вопиюще беспросветно мещанское.
К ним разве что только присовокупилась пролетарская лихость и разнузданность, иногда довольно-таки грубо копирующая те сколь давнишние барские повадки.
А между тем с любым даже и самым отчаянно темным прошлым бороться вовсе этак совершенно уж явно нельзя, его можно лишь посильно всячески переиначивать на некий другой лад, учитывая все те когда-либо только допущенные ранее промахи и грубые ошибки.
Да и вообще, яростно сражаться со всеми существующими недостатками общества надо бы вовсе, так, никак совсем не размахивая при этом красными стягами, а до чего планомерно ведя борьбу с главным врагом всего человечества – всецело самодостаточным невежеством.
А оно порою встречается и среди привилегированных классов, поскольку переполненность сухим грузом знаний его лишь подчас сколь необъятно разве что только еще весьма ведь предметно усиливает.
И сама та напыщенная надменность высших классов Российской империи в сочетании как раз-таки с их же никак вовсе до чего совсем необоснованной горячностью по исключительно так беззастенчиво спешному прививанию именно что своей считай, что вовсе ведь допотопной государственности тех наиболее вот исключительно же донельзя передовых форм правления…
И главное этакие сурово бравые действия во всей их общей совокупности попросту и не могли затем никак этак, затем не привести к весьма ведь вполне многозначительному разрушению того, что долгими веками было доселе уж воздвигнутого именно что на поте и крови трудового народа.
Да, правда, угнетение и нещадный труд всегда были частью быта, как правило, совершенно так всецело бесправных масс.
Но то было бы, по меньшей мере, несколько вот странно, кабы ко всему этому делу и вправду было бы вполне еще возможно истинно на деле так привлечь каких-нибудь насекомых, например, инстинктивно трудолюбивых муравьев.
Ну а те вконец закаленные и закостенелые в марксистской идеологии революционные заправилы разве что только и предложили народу нечто вот небывало свежее и будто бы значительно же более благородное в явный противовес всему тому, что и вправду доселе являлось тяжким уделом всех тех простых тружеников села и города.
Причем если и было ими предложено нечто вот небывало так новое, но то ведь были разве что одни только декорации, а за ними четко и ясно как-никак вот расположились дикость и тупость серых невежд ни смысливших ничего и не в чем кроме того донельзя слащавого лицедейства.
Ну а потому и стала в конечном итоге жизнь простого народа только лишь весьма уж как есть значительно хуже, а именно разве что лишь только поболее во всем сколь весьма вот явственно обездоленной, и совершенно так отныне до чего еще безнадежно бесправной.
А никак иначе оно попросту и не могло ведь, собственно, быть…
Причем тот самый некогда лишь грядущий застой был попросту фактически неотвратим, поскольку, вдохновив народ на великие подвиги, его действительно можно было зажечь, но этого огня могло хватить разве что на два-три довольно-таки весьма недолгих десятилетия.
Ну а затем великий первоначальный энтузиазм серых масс обязательно должен был вполне неминуемо, затем постепенно смениться вялой и совершенно так безнадежной осоловевшей апатией.
А ничего иного и быть тогда не могло, если бы только, конечно, вполне зримые результаты всяческой позитивной деятельности не стали бы вполне объективно до чего повсеместно весьма так наглядно вот вскоре везде уж видны.
Ну а иначе всякий тот былой людской пыл попросту со временем непременно увянет, словно цветы, стоящие в вазе.
Причем это именно в самом том, как он есть процессе донельзя бессмысленных и напрасных героических усилий, и создавался немыслимо гнусный дух донельзя застойных грядущих времен.
И та самая как она есть чисто первоначальная суровая идейность, и придавала всем этим тенденциям максимально большую сокрушительную силу.
Уже в самом том еще начале искрометно грозных событий в рабочем классе никак не развилось самое же явственное понимание всей той его собственной исторической значимости.
Зато вполне донельзя четко в нем тогда буквально в единый миг обозначились черты на редкость исподние, дикие и необычайно уродливые.
Кроме того, кое-кто из того днем с огнем до чего тщетно искомого «сознательного» пролетариата вдруг явно переполнился вовсе-то здраво никак необъяснимой, лютой и отвратительной злобой.
Причем вместо всего того, что и впрямь вдоволь на редкость страстно было всем наобещано весь российский простой люд, повсеместно тогда лицезрел попросту так никак и небывало страшную свободу лютого разврата и разгула бесшабашной братии отпетых гуляк.
Ну а простые обыватели превратились тогда в собственные тени, и как уж они боязливо вздрагивали от каждого ненароком случавшегося шороха.
И было все это именно так, поскольку светлые идеи далекого будущего сколь неприглядно тогда отразились в мутной луже обыденной и крайне во всем совсем отвратительной, исключительно так скотской наглядной действительности.
Причем произошло это именно потому, что некоторые наивные и беспечные люди напрочь так попросту совсем позабыли истинные тяготы всей своей необъятной родины.
А впрочем и для всего того простого народа, с тем будто бы и впрямь до чего великим нетерпением весьма тоскливо ожидавшего дня своего грядущего «освобождения», они сколь пытливо и слезливо именно что совершенно же отчаянно выдумали как блага, да так и невыносимо лютые для них самих все его невероятные страдания.
Он, видите ли, был в их глазах вконец немыслимо так опечален своей беспросветной горькой судьбой.
Да и вообще, все это его весьма вот многозначительное расковывание из фактически именно что мифических оков носило уж разом тогда чисто демонстративный характер.
Настоящего в нем было, на удивление, мало.
И вот чем дальше, тем только лишь значительно больше новоявленная социалистическая действительность стала собою тогда разом напоминать сущий театр общественного абсурда.
А обычные и довольно невзрачные люди при этом и впрямь-таки весьма откровенно тогда превратились в актеров дешевой пьесы под названием «Как это мы строим новую светлую жизнь».
Революционное словоблудие, в конце концов, явно же вылилось в сущий разбой, смуту и буквально ведь всеобщее гражданское неповиновение.
Ну а в самом еще начале оно и вправду так заняло позицию до чего еще изрядно смакующего самое себя, праздного и восторженного столпотворения.
И были ведь при всем том чьи-то сколь премудрые глаза до чего вздорно и задорно разом переполнены детской и вконец восторженно наивной радостью от наконец-то наставшего дня помина всех тех отныне уж полностью прежних горестей и печалей.
Да только все это тогда явно приняло крайне ведь неопрятный облик, а потому благородные господа – дореволюционные либералы совсем так спешно полностью самоустранились от всех тех или иных общественных дел, заняв выжидательную, и безотрадно примиренческую позицию.
Им, безусловно, во всем импонировала роль беспристрастного свидетеля, что был совершенно искренне обескровлен лицом, а еще и неистово возмущен тем до чего неожиданным и коварным поворотом всех тех с исторической точки зрения давно вот полноценно назревших событий в некую едва-едва прикрытую социальной демагогией, вовсе так совсем никак не правую сторону.
Тогдашние интеллигенты действительно могли выражать все свое суровое и крайне ведь непримиримое неудовольствие столь и впрямь весьма и весьма вовсе неудовлетворительным состоянием ныне этак донельзя плачевных общественных дел.
Да только были те люди во всей основной своей массе полностью же покорны всяческой той или иной чисто дальнейшей судьбе своей отныне никак неприкаянной родины.
А если и имелись хоть какие-либо весьма явные исключения из данных полностью общих правил, так то ведь были в основном одни лишь и только разве что вот представители той самой зеленой, словно та еще весенняя трава никак пока незрелой духовно молодежи.
Ну а старшее поколение, сохраняя в душе царственное спокойствие, весьма вот явно до чего только и надеялось, что грязная пена вскоре непременно спадет со всего этак весьма и весьма до чего беспросветно ныне их повсеместно же окружающего.
Удивительно, но довольно многие представители старой духовной знати, пусть и повесив при этом низко голову весьма ведь вымученно, но вполне бодро и со всею твердой решительностью явно так преуспели столь стояще поздравить друг друга с истинно долгожданным приходом в их дряхлое патриархальное государство совсем невероятно длинных теней безлико светлого будущего.
Причем сама же причина для подобного рода поздравлений была более чем весьма ведь неразрывно связана именно с тем донельзя существенным обстоятельством, что революция в единый миг полностью вот содрала с чела всего того прежнего государства буквально всякие до чего ненавистные для кое-кого признаки старого опричного режима.
Ну а вместо него на трон всеобщей и всеобъемлющей вседозволенности до чего еще быстро разом затем уселась совсем вот беспардонно самодовольная харя вконец так до чего расхристанного пролетария.
Он стал не просто главным героем всей той истинно ведь как есть новоявленной революционной действительности.
Его двуличность и спесь явно же весьма многим тогда напоминали того еще совсем вот издревле никак небезызвестного многим украинцам польского пана, да только поборы его были куда больше и совсем несоизмеримо во всем воинственно злее.
Большевик всецело воплощал самим так собой тот и впрямь осатанело хитроватый, абсолютно ведь ни в чем не сведущий, весьма этак одиозный и демагогически самовосхвалительный снобизм.
И вообще, во всей той новой жизни явно ведь всецело почувствовалась совершенно так иная, весьма фанатичная, крайне неповоротливая и до чего только весьма вот воинственно безапелляционная, революционная стать.
Правда, посреди представителей новой знати подчас попадались люди во всем аскетические, искренне верящие во все свои восторженно искрометные идеалы.
Причем в точности те же люди есть и теперь.
Их хлебом не корми – дай вот только до чего сходу улучшить жизнь сразу так всего ныне существующего человечества.
Левая интеллигенция еще задолго до тех весьма неожиданных трех революций, столь самодовольно при этом, хихикая, всегда вот кое-кому самозабвенно так радостно подпевала, поскольку все те необычайно пламенные восторги по поводу искрометно ярких грядущих свершений всегда как-никак, а делали ее жизнь значительно вот светлее и всецело так изумительно сладостнее.
Однако уж та пресловутая народная власть, враз при этом сходу обретя все свое вовсе так чудовищно демагогическое всесилие, бестрепетно и беспрепятственно разом вот буквально повсюду начала весело и делово закручивать гайки.
Причем высказывать по поводу всего того даже и самое иносказательное неудовольствие тогда ведь оказалось попросту явно до чего и впрямь смертельно опасно.
Ну а потому все те как они есть либерально слащавые речи сколь традиционно, а в том числе и по инерции, в те времена так и потекли в точно том же прежнем направлении.
И только лишь отныне они и впрямь всецело стали звучать безвольно, печально и глухо.
И подобным образом все это случилось как раз-таки потому, что то, что некогда ранее казалось явным оплотом самого уж близкого света, разом-то в единый миг предстало перед очами в виде той самой совершенно вовсе несусветной и гиблой тьмы.
Люди боялись это громко высказать, но сквозь слова благодарности за подаренное великое счастье новой жизни все-таки подчас прорывалось самое ведь общее совершенно недвусмысленное неудовольствие всей той и впрямь как она есть революционной, неистово осатанелой действительностью.
А впрочем, в те первые дни революции некоторые проницательные комиссары за нечто подобное разве что слегка этак только журили, и нисколько вовсе не более.
И даже к ругательствам в адрес своей новой и отъявленно же самочинно бесовской власти, произносимым разве что исключительно шепотом, они подчас тогда относились почти вот столь либерально, как в свое время относилось царское правительство ко всем тем громогласным разговорам интеллигенции о явной и давно назревшей необходимости свержения такого-сякого монархического строя.
В принципе, сперва большевикам никак ведь вовсе так нисколько уж и не мешало, что сквозь пенсне старой интеллигенции беспрестанно проглядывало сущее и вполне вот наглядно видимое неудовольствие всеми теми кроваво-красными реалиями.
К тому же многие ее представители до чего искусно хотя и криводушно всячески умилялись переменам, которые, как снег с крыши, раз за разом обрушивались на их доселе благородные головы.
А перемен тех явно было вовсе немало: революционные митинги, заплеванные семечками мостовые, вооруженные люди с оловянными от балтийского чая (с кокаином) глазами.
Сущая растерянность интеллигенции безмерно между тем тогда на редкость же ослабляла тех, кто мог еще повернуть подводу общественной жизни ко всему тому не так ведь давно и минувшему прошлому – из года в год счастливо доселе тянувшемуся рутинному мирскому бытию.
Новоявленному мракобесию понадобилось всех разом спешно перековать на свой новый, куда более «прогрессивный», лад.
Левая интеллигенция всему этому явно всецело потворствовала, поскольку разрушение оков старого быта было для нее главным залогом грядущего, ранее никем вовсе невиданного и совершенно ведь доселе неизведанного общечеловеческого счастья.
Правда, в их защиту можно уж прямо так и сказать, что они вовсе никак не могли выбирать из двух зол, поскольку им сладострастно мечталось о чем-либо искристо-светлом и чистом, никак совсем не затронутом какой-либо скверной простонародной повседневности.
Да только ничто прозаически светлое не создается без людского пота, крови, слез, а также и всех других совершенно при этом безмерных и вопиющих человеческих страданий.
Лучшее бытие надо было создавать совместными усилиями буквально всех членов общества, и уж делать это следовало вдумчиво, медленно, постепенно и плавно, то есть без каких-либо немыслимо спешных и совершенно нелепых рывков.
А в особенности никак нельзя было при этом полагаться на серые и никчемные, вовсе ведь ни в чем и близко так нисколько не смыслящие невежественные массы.
И их-то столь и впрямь вовсе вот незамедлительно сделать сознательными участниками каких-либо общественных процессов было никак уж вовсе просто ведь нельзя.
Народ, он как-никак, а сам над собой верховодить нисколько не сможет, поскольку это будет прямое и бесповоротное возращение к давно ныне минувшим реалиям каменного века.
Извечно забитое, безнадежно увязшее во всей ее серой обыденности малограмотное население ни в коем случае совершенно не следовало втягивать в какую-либо политику, которая, кстати, ему была нисколько этак совсем непотребна.
Однако люди, взявшие под уздцы само время, дабы мигом создать из их долгими веками толком не прибранной родины некий прообраз грядущего царства свободы, этого вовсе и близко попросту не принимали в расчет.
Когда все их незамысловатые планы действительно сбылись, вполне явственно оказалось, что облик государства получился далеко не святочным, а скорее, наоборот, именно в нем и слились воедино наиболее наихудшие узурпаторские черты.
И кому им теперь следовало верить?
За кем вслед идти?
Вот и пришлось им тогда резко и безо всяких лишних раздумий явно так привыкать к тяжелейшей рутине при той новой власти, что оказалось столь невероятно громоздкой всеми теми своими свежайшими догмами.
И это ведь разве что с тем прежним царизмом они до чего беспечно могли находиться в самой так решительной и повседневной конфронтации.
Причем хотя нечто подобное нигде особо не афишировалось, но было оно при этом настолько модно, что действовавшие и думавшие как-либо иначе смотрелись на людях белыми воронами.
Правда, все те немыслимо восторженные прения о самой незамедлительной смене всех уж общественных декораций в то еще дореволюционное время происходили на чисто дискуссионном уровне церемониальных дружеских чаепитий.
Сколь многим людям неизменно тогда более чем непосредственно импонировала как раз-таки позиция яростно так обнаженного, причем именно же, словно открытый нерв, более чем во всем безупречного неприятия старого и закостеневшего жизненного уклада.
Самодержавию должен быть положен конец, и все тут!
Довольно многие из родившихся в царское и крайне «неблагополучное» время левых интеллектуалов были на самых острых ножах со вполне законной тогда властью.
А это, прежде всего более чем наглядно во всем означало их весьма явную и прямую взаимосвязь со всем, тем богоборческим сотворением нового и куда только более славного мира.
Нечто подобное и вправду непременно вроде как должно было вот-вот наступить, дабы на веки вечные для всех нас и впрямь этак сходу тогда создать, куда только более справедливый жизненный распорядок.
Да вот уж, однако, какой это вообще еще справедливый порядок мог бы прийти на смену мрачному, словно грозовая туча, царизму?
Нет, ни о чем подобном эти люди ни единой так минуты даже не думали.
В своем безгранично богатом на всяческие праздные иллюзии воображении они все это себе представляли совершенно ведь недвусмысленно вовсе-то явно более чем полноценно иначе.
А в период несусветного бедлама и всевластия его величества, «совершенно же беспородного хама», все, что им вообще ныне оставалось, так это пассивно дожидаться созыва всемогущего (в куда более светлом грядущем) Учредительного собрания.
Они и вправду считали, что эта великая силища всем вот все разом вполне доходчиво верно разъяснит, примет нужные решения, победит германца, да и подарит обществу тот самый весьма долгожданный свет досточтимо славных в веках книжных истин.
Конечно, никак уж не все интеллектуалы дореволюционных времен и впрямь обрели себе мир и покой на седьмых небесах несбыточно ярких либеральных мечтаний.
Да и вообще, вся тогдашняя действительность вовсе не была столь отвратительно донельзя же мрачной.
Все-таки неведомо, где весьма благочинно тогда заседало некое столь и впрямь незабвенное Временное правительство.
Однако правительство Керенского занималось одной лишь оторванной от всяческой почвы реальности полностью так до конца совершенно так обессмыслившейся праздной демагогией.
Оно всегда до дрожи опасалось яростного негодования серых масс простого народа.
И именно та серая толпа тогда ведь явно и оказалась на истинно государевом месте!
Керенский был лишь главной пешкой, которая довольно уж временно превратилась в исключительно внешне сурового ферзя.
Его полнейшее бессилие более всего подчеркивалось всем тем столь доподлинно известным его военным прозвищем – Главноуговаривающий.
Он, собственно, никак вообще не имел никакой устойчивой власти.
Слепая сила толпы явно нуждалась в этаком, как он и впрямь до чего еще на редкость кратковременном выразителе широкого «общественного мнения».
Его власть безвременно окончилась в тот самый момент, когда, вдоволь наигравшись в демократию, народ возжелал, чтобы страной вновь начала управлять именно так твердая рука.
Что же касается людей мыслящих и развитых, то ведь их уделом явно тогда как-никак стало нисколько вот вовсе совсем небезосновательно горькое разочарование и тоска по тем буквально-то разом, канувшим в полное небытие ныне-то полностью напрочь так позабытым вполне вот спокойным временам.
И до чего быстро они тогда впали в полную апатию до чего вскоре, вконец этак устав от никак вовсе небезуспешных попыток безликой трудовой массы неистово распрямить свой от века на редкость согбенный хребет.
Революционный пролетариат стал безапелляционным воплощением невежественного снобизма, тупой осоловелой самоуверенности и бесновато догматического популизма.
А потому и всяким потомственным представителям старой либеральной знати вдруг уж явно так от всей еще души захотелось до чего ведь сладко разом вернуться в то навсегда для них отныне потерянное светлое прошлое – без бешеного энтузиазма, криков, выстрелов, надругательств над женщинами, а главное, без полнейшей безнаказанности и абсолютной беззаконности.
Никак не могли они того ожидать, что в их яркий и красочный мир, переполненный светлыми книжными образами, внезапно непрошеным гостем сходу так вторгнется коварная и беспринципная революционная действительность.
В решающие дни, как и во времена «заступников за народ» – декабристов, значительная часть российской интеллигенции явно предстала в виде безынициативного и безропотного, ко всему этак заранее горестно и скорбно готового стороннего наблюдателя.
Причем этот праздный зритель совсем не имел никаких серьезных планов на ближайшее будущее.
У него и в помине не могло быть хоть сколько-то вполне сфокусированного взгляда, так и стремящегося на деле, а не на праздных и пустых словах проникнуть мыслью вдаль, а потому и не было у него безупречно достойного всякого его ума понимания, а чего это вообще происходит на всем белом свете.
Русский бунт вызвал в сердцах многих мягкосердечных либералов одно лишь чувство неимоверной гадливости, а также еще и слепого самого уж до чего беспросветного ужаса.
Причем люди, придерживающиеся совершенно так иных во всем до чего действительно вполне этак противоположных убеждений, тогда совсем же глубокомысленно разом и решили, что со всем этим народом как-либо иначе поступать попросту и нельзя.
Вот оно, значит, чего еще только разом бывает, когда власти начинают вконец размягчаться!
Некоторая часть бравых монархистов, вообще уж тогда избрала как раз-таки сторону большевиков, причем именно что исключительно, поскольку те проявляли безграничную жесткость по отношению к толпе разношерстных, вооруженных, чем только попало граждан.
Царизм же, наоборот, подобному выходу эмоций подчас всецело потворствовал, давая народу этаким «довольно безобидным образом» выпускать весь накопившийся в нем издревле пар.
Когда же гнев народный внезапно обращался не против «ненавистных власти нехристей-иудеев», то в дело с той еще самой молодецкой горячностью разом так и вступала казацкая нагайка.
И именно при ее до чего явном и лютом содействии тогда довольно-то частенько и разгоняли мирные демонстрации, где, кроме плакатов, ничего такого и впрямь вот крамольного вовсе-то явно и не было.
Надо ли после этого говорить, как уж именно простой народ мог отнестись к той самой до чего и впрямь бестолковой (в его глазах) попытке реставрировать донельзя обветшалый прежний порядок?
Ну а теперь, уважаемый читатель, давно бы пора перейти к самым конкретным мазкам, вместе составляющим общую картину маслом всей той совершенно так необъятной исторической трагедии.
Российская контрреволюция была безнадежно разобщена и полностью обескровлена всяческими междоусобными склоками.
В ее рядах попросту не было никакой действительно всеобщей твердой позиции.
Она была крайне так до самого неприличия раздроблена, столь ведь весьма далека от всякого настоящего совместного выбора общего пути и подчас совсем не имела никакого согласия в выборе средств всей как она есть своей истинно непримиримой борьбы.
Причем разногласия те явно носили на редкость ожесточенный и принципиальный характер.
И это было так именно ввиду того, что некоторая часть белого движения вообще уж совершенно погрязла в до чего еще яростном отрицании нового мира как вполне ныне свершившейся данности буквально при любом том дальнейшем развитии событий.
Ну а кто новые яви на корню не отрицал, подчас видел их в исключительно разных красках и тонах, нежели кто-либо, значит, другой.
Ну а потому и не было никакой настоящей общности духа, а именно вот того доподлинно верного ощущения всеобъемлющего сподвижничества в рядах бравой белой армии.
А именно это между тем и стало буквально-таки камнем преткновения, лежащим поперек дороги всякого того иного, небольшевистского, развития России.
Доблестно убрать его из жизненной биографии героических строителей лживого коммунизма было совершенно так никак попросту и невозможно.
То есть не было ни малейшей возможности сменить затекшую ногу, дабы затем перейти к команде «вольно» и избрать принципиально иной путь общественного развития…
Нет уж, то разве что некогда только грядущее большевистское «светлое» будущее во многом до чего немало так всецело предопределилось именно так благодаря инертности мышления тех, кто хотел все уладить одним лишь мягким и доброжелательно ласковым участием.
Причем полувынужденная воинственность этих же самых людей подчас явно выглядела не только дряблой, но и крайне так весьма неразборчивой в средствах по достижению далеко не всегда истинно благородных своих целей.
Поскольку все их светлые мысли порою разом оттеняло чье-либо уж до чего только весьма ведь царственное самолюбие и самолюбование.
А потому российская интеллигенция того времени вовсе не стремились к войне за светлое прошлое своей еще от века многострадальной державы.
Да и контрреволюционеры, весьма явственно ощущая, что земля и впрямь-таки разом уходит из-под их ног, подчас становились полностью так чужими тому народу, который был вовсе ведь никак неповинен в вымученном отречении Николая II от всего того царственного его трона.
Для них и без того весь тот ныне восставший народ был одним и только аморфным сгустком протоплазмы.
Часть из их числа его почти этак даже и не то чтобы хоть как-либо сколь еще искренне вот ненавидела, а просто именно совсем в упор не видели те враги большевиков на противоположной стороне вообще уж никаких людей, а одну лишь серую бесформенную массу.
И они вот никак не могли сойтись с ней в некое единое целое, поскольку были они от нее бескрайне так глубокомысленно и чванливо более чем донельзя далеки.
И именно поэтому всю эту до чего разношерстную публику тогда и согнали в один обветшалый обоз, где она доблестно воевала с проклятущими красными ордами, словно бы и впрямь с чучелом антихриста.
Причем сам тот антихрист разве что только еще пока набирал всю же свою чудовищную силу.
Кроме того, им было совершенно так явно полностью чуждо всякое же настоящее братство по оружию.
Буквально каждый белый полк весьма вот до чего наглядно отдалялся от всех тех других своими как есть собственническими единоличными интересами.
Скрипучая телега самодержавия все дальше катилась в минувшее прошлое, поскольку вполне этак ныне давали о себе знать всяческие тысячелетние раздоры.
Причем раз ни царя, ни империи более не существовало, рухнула и вся стародавняя субординация.
Был только общий враг, но не было никаких единых целей, а потому белое движение никак так не представляло из себя действительно как есть вполне уж прочный монолит.
Правда, несмотря на все склоки и диаметрально противоположные взгляды, контрреволюционеры действительно вели пусть и неуклюжие, но вполне ведь бравые военные действия супротив вовсе-то никак совсем не всесильного красного монстра.
Большевики же чувствовали себя намного увереннее, поскольку к ним разом примкнули несметные народные массы.
Да вот еще время от времени белые части подчас даже и вполне злонамеренно вступали в конфликт со всяким местным гражданским населением, а оно им и те самые старые обиды нисколько так тогда не прощало.
Причем чем чаще все это происходило, тем лишь более и более белое дело явно так становилось заранее уж полностью вот совершенно проигранным.
«Их благородия» и так были давно совсем непримиримо чужды своему народу по всему своему исключительно иному складу и духу.
Ну а те же большевики весьма ведь явно преотлично знали, чем это именно будет возможно разом завоевать горячее и крайне наивное сердце простого народа.
Но то было еще разве что полбеды.
Шапкозакидательские настроения одних, а также столь безотрадные стяжательские инстинкты других явно так привели к тому, что фронт ушел слишком далеко вперед, а в тылу белой армии начались никем вовсе вот тогда не пресекаемые зверские бесчинства.
Всевозможные банды безостановочно терроризировали население.
Словно крысы, почувствовавшие запах сыра, стали там сами собой размножаться разномастные барышники и спекулянты. Вооружившись запальчивыми речами о всеобщем благе России, они прибирали к рукам все, что где-либо тогда плохо лежало.
Подобное положение дел неизменно так вызывало самую негативную реакцию со стороны буквально всякого российского обывателя.
Ему зачастую было совершенно наплевать и на красных, и на белых.
И уж тем паче не было ему никакого дела до всего того сообщества дезертиров-зеленых, до чего лихо «оседланных» всегда ведь до чего предприимчивыми кавказскими бандитами.
Единственное, чего он тогда всем сердцем желал, – защиты от бесчестных и безжалостных мародеров.
Многие люди попросту тогда пытались как-нибудь еще переждать весь этот сущий бедлам, и ничего уж собственно более.
Конечно, хватало и людей действительно идейных, да только были они донельзя разобщены и подавлены всеобщей смутой, да и всеми прочими нескончаемыми бедами, постигшими их славное отечество.
Также еще весьма значительной преградой к единению всех сил в борьбе с большевизмом можно вот в принципе смело назвать и тот совсем отчаянно въедливый националистический сепаратизм.
Ему совершенно не желали потворствовать люди с твердыми, а не изощренно конформистскими убеждениями.
Это вот главари противоположного лагеря были всегда всецело готовы направо и налево раздавать любые обещания, лишь бы уж сколько-то поближе приблизиться к безоглядно искомой ими цели.
Причем не только ведь беспардонно раздавать всяческие те еще пустые обещания, но и в случае крайней так «революционной необходимости» их действительно затем неукоснительно выполнять.
При самых тяжких обстоятельствах (как это было с нэпом) они были готовы вывернуться буквально так именно что наизнанку, лишь бы только остаться у горнила политической власти.
Белые генералы, наоборот, выполняли свой долг чересчур честно и прямолинейно, что явно дозволяло всяческим князькам, правившим от их имени на местах, делать уж все, чего бы ни пожелалось их черным от копоти и гари, мелким душонкам.
Эти беспардонные людишки, словно попугаи, самозабвенно тараторили самые нужные и правильные слова, да и корчили крайне так весьма раздосадованные всяческим еще недоверием рожи, когда кто-либо явно позволял себе выражать даже и малейшую долю сомнения во всей их истинно кристальной честности.
Пресловутые западные союзники были ничуть их нисколько не лучше. Самовлюбленный националистический сепаратизм многих южных народов по большей части весьма этак успешно подогревался заигрываниями
иностранных союзников, которые преследовали в Гражданской войне именно что всегда ведь свои личные цели.
Они прекрасно осознавали, что отделившаяся от России Украина или Грузия окажется им во всем явно так неизбежно обязанной, а, следовательно, будет от них всецело вассально зависима.
Их совершенно не интересовала горестная судьба России.
Они делали собственную политику, вовсе ведь никак небеспочвенно надеясь за счет распада огромной империи значительно уж затем увеличить зону своего геополитического влияния.
А между тем для судьбы всего белого дела все эти националистические дрязги были словно вонзенный в спину по самую рукоятку острый финский нож.
Довольно многие искренне, всем вот сердцем преданные контрреволюции люди выступали с позиции единой и неделимой российской державы.
Ну а потому для них вывешенный в общественном месте украинский национальный флаг был чем-то вроде эмблемы распада родины на отвратительно мелкие кровавые ее ошметки.
Надо бы понимать, что на гражданской войне идти против своих было подчас вовсе этак до чего только совсем немыслимо трудно.
Это явственно подрывало все их и без того поиссякшие еще на прежней войне истинно мужественные силы да и вообще попросту взводило курок для духовного самоубийства.
Кроме того, планы белых, касающиеся оздоровления общества, как правило, носили чисто декларативный и голословный характер.
Причем они еще и безнадежно во всем полностью запоздали, и вовсе не на один тот навеки отныне упущенный десяток лет.
Любая власть в России неизменно лгала своему народу, пытаясь выжать из него самый максимум для себя добра, не давая при этом абсолютно так ничего взамен, кроме разве что чувства защищенности от всех, какие только есть, превратностей судьбы, вполне вот могущих только и привести народ к явной потере всей своей государственности.
Принадлежностью к сильной империи в России всегда доподлинно заменяли настоящую свободу, и она неизменно являла собой третий Рим во всех его только возможных же ипостасях.
Однако отсутствие сильной руки, держащей за запястье время, сколь мерно и степенно отсчитывающей его учащенный пульс, незамедлительно привело к анархии и самому неприглядному превращению бывшей иерархической государственности в никем отныне не охраняемый обоз со всяческой рухлядью.
Обветшалая прошлая жизнь вообще вмиг уж разом истлела в пламени печей со столь неприглядно символическим названием «буржуйка».
Причем все то житейское существование сделало сколь еще крутой вираж только лишь потому, что смерть проклятого прошлого никак не могло не создать попросту так безвременное «самое еще будто бы наилучшее пролетарское будущее».
И при всех его беспросветно-светлых потемках те, кто даже и ненароком оказывался тогда на целую голову выше, всяческой той закоренело обыденной серости, должны были теперича именно разом смиренно пригнуться.
И то было ужаснейшей трагедией всех тех, кто посмел остаться на родине в тот до чего горький час ее вовсе уж бездумного расставания с былым и безыдейным житием-бытием.
Всем ведь тогда стало нисколько не по себе от всей той неистово вздымающейся к самым небесам алой пеной революционной волны, что смела все и вся даже вот отдаленно напоминающее о том, что когда-либо было еще до нее.
Да только, то более чем неприятно пахнущее «крепостническое» прошлое некогда как-никак изначально же сталкивали в бездну именно господа прекраснодушные либералы с их поистине сказочным набором абстрактных и добрых клише.
Они к ним весьма старательно и прилежно, весьма ведь изощренно приноравливают абсолютно так все их, так или иначе, ПОВСЕМЕСТНО окружающее.
Ну а то, что вовсе и не нужно для действительно достойного восприятия всех окружающих реалий, будет ими наскоро и безжалостно попросту так именно что более чем незамедлительно разом отрезано.
И это именно их всеобщее сочувствие всяким отчаянно кровавым делам и послужило сигналом к мятежу, впоследствии явно же неизбежно и неотъемлемо приведшему к крайне-то весьма вот неприглядному превращению Золушки российской демократии в то, во что она превратилась в сказке Шарля Перро после того, как часы сколь внезапно пробили полночь.
И все тут дело было не только лишь в том, что исчезла вся прелесть бала свободы, поскольку все неизменное и непристойное полилось уж разом наружу неистовым и бешеным кровавым потоком.
Да и вообще, одной лишь той бессмысленно осатанелой анархией и оказалась тогда на деле свобода для всего того в единый миг раскрепощенного пролетариата, что был разом так вдруг совершенно нелепо очищен от всякого того былого векового рабства!
Ранее, значит, его до чего долгими столетиями бессердечно так попирали и угнетали.
Однако и во времена бессмысленного бунта он совершенно во всем этак по-прежнему оставался все тем же разве что глухонемым.
Революция действительно благосклонно даровала вожделенную, хотя и безнадежно временную, мнимую свободу.
Однако всенепременно являла она собой разве что лишь той еще самой адской мощности ядерный взрыв, плод накопления критической массы, бессмысленно разрушающей собой все и вся.
Большевистская революция не оставила камня на камне от прошлого ради последующего создания весьма уж грандиозного во всей своей казенной серости царства донельзя въедливой, да и явно так полностью обескровливающей души демагогической идеологии.
Причем сама так полезность или вредность всех тех свойств минувшего бытия для данного злокачественного новообразования их нисколько вообще и близко так совершенно не волновала.
И весь тот последующий за Октябрьским переворотом осатанелый фанатизм стал именно так продуктом перегонки и переработки прежнего проклятого прошлого, в котле кипящего бешеным энтузиазмом нынешнего революционного настоящего.
И ведь все части того вконец разложившегося общественного организма до чего и впрямь весьма активно участвовали в формировании нового люциферова бытия.
Его жертвы ввиду всей своей слабости разве что только всецело до чего еще поспособствовали лишь только значительно большей убежденности своих палачей в их совершенно вовсе безраздельном и безнадежном всесилии.
Боязнь испачкаться в чем-либо грязном и нарочито отвратительном зачастую сколь прискорбно мешала интеллигентным людям того времени более чем явственно приступить к самым решительным действиям, проявляя при этом весь свой великий ум и нисколько так совсем вот явно невзирая на лица.
Будучи в каком-то более чем определенном смысле истинной частью прежних разрушительных сил, которые полуискренне разочаровались в самой так как она есть концепции построения чего-либо небывало нового, белое движение своими внутренними склоками разве что только докалывало прямо-таки штыком в сердце ту вековую и до чего еще славную империю.
Нынче ей было суждено оказаться полностью развенчанной в прах, а ее заменой стала та красным знаменем удушающе укутанная страна отныне как никогда уж до чего и впрямь весьма многострадальной шестой части суши.
И причиной тому стало, в том числе и безмерное озлобление всех тех, кто, пожалуй, подчас только-то поневоле участвовал во всей той братоубийственной войне.
Причем ослаблению и так довольно-таки весьма шаткой позиции белых послужил также и их никак не менее бесчеловечный террор.
Ну а красный террор вообще был образцом беспросветно опсовевшей, лютой осатанелости.
На этом фоне ярко выделялся батька Махно, который не вырезал рядовых красноармейцев, а лишь разве что разоружал их, а затем уж отпускал на все четыре стороны, а впрочем, и красные поначалу действовали схожим образом.
Причем белыми войсками командовали вовсе не потомственные аристократы.
Антон Деникин и Лавр Корнилов, как и Нестор Махно, были самыми доподлинными представителями простого народа с тем только отличием, что им удалось выйти в люди еще при том заклятом царском режиме.
Махно же вознесся над серой толпой в стране, от края до края объятой диким пламенем совершенно так бессмысленной бойни.
В революционные годы ею была охвачена вся империя.
Буквально везде тогда сладковато попахивало зверски убитой имперской государственностью.
Сменившая ее пролетарская помпезность всегда ведь служила одним лишь фиговым листком, прикрывающим всеобщую нищету.
Разница между первым и вторым была невероятно огромна.
Люди, подобные Нестору Махно, искренне желали лучшей жизни, да только они воспринимали всю имеющуюся реальность именно на одном лишь осатанело яростно-негативном уровне.
Ну а тот же Деникин видел ее, куда поболее многоплановой, поскольку всему тому немало способствовали его широкая образованность, да и очень большой житейский опыт.
Однако старое имперское воспитание придавало ему, в том числе и более чем предостаточно самых еще наглядных и первостатейных холуйских качеств.
Правда, надо бы, нисколько уж не мудрствуя лукаво, все-таки более чем справедливо признать: без малейшей в том тени сомнения с посильным управлением простонародной армией генерал Деникин непременно бы как-нибудь явно бы справлялся.
Однако в его непосредственном подчинении оказалось слишком много всяческих осанистых вельмож.
И хоть были они нынче оплеваны всем их восставшим народом, однако никак этак и не успели они в связи с этим действительно подрастерять весь свой прежний лоск и барскую надменность.
Деникин нелепо робел перед ними, а именно поэтому и устроили они в тылу белой армии гигантскую бюрократическую машину, дабы после славной победы над гидрой большевизма быть во всеоружии, дабы никак еще затем не оказаться столь ведь запросто не у дел.
Ну а простой народ вовсе так ничего не мог понять в той только лишь нарастающей неразберихе.
Слишком он был темен и безграмотен, а потому и шел за теми, кто его умело и властно в свою сторону сагитировал.
В царской России рабочих и крестьян к образованию старались нисколько не допускать, поскольку, овладев науками, те могли стать чересчур вольнодумными и действительно разбирающимися в каких-либо своих гражданских правах.
Следовательно, это неизбежно заставило бы до чего многих мелких и больших представителей власти внести самые так коренные изменения в их до чего исключительно полноправное владение, всем уж значит и вся.
А еще это могло возвести ужаснейшие препоны к их безудержному и безбожному неуемному законотворчеству.
Кстати, данное вот «доблестное поведение» власть имущих в связи с революцией ни на йоту нисколько вот тогда явно не изменилось.
А между тем именно в условиях, когда все стало разом рушиться, и надо было начинать с народом весьма этак конструктивный мужественный диалог.
Но вместо этого всем тем господам вздумалось до чего поспешно себе возвращать все то, что у них изъяли и растащили по разным крестьянским закуткам.
Хотя этим вполне можно было заняться и несколько позднее, а именно после твердого установления прочного мира и порядка.
Заниматься отъемом своего домашнего скарба у мародеров, когда весь дом объят диким пламенем революции, могли вот разве что люди исключительно так во многом весьма недалекие.
Бывшим либеральным господам все тогда явно показалось попросту временным, и именно поэтому после отречения царя как раз-таки временным и было прозвано это их «однолетнее» правительство.
Временность, само собой, подразумевала его замену на что-либо постоянное и истинно прочное.
Однако чтобы это осуществить, требовались воля и характер, а министры Временного правительства были сплошь мягкотелы и корыстны.
Их руководитель Керенский совсем этак недолго изображал из себя всесильного властителя.
Размежевав всех своих врагов, он разом так тогда погубил и все остатки власти в Российском государстве, буквально пропитанном ядом вековой коррупции.
Укрепить его вновь могли разве что куда только поболее суровые правители.
Однако построенное ими «светлое будущее» вовсе не было всем нам заранее именно что как есть всецело так именно что предначертанным.
Да вот уж чтобы та чудовищно кровопролитная Гражданская война действительно принесла белому движению, куда и впрямь вполне еще плодотворные и победоносные результаты, оно и впрямь должно было стать не только твердой в целях, но и более чем разумной во всем их последующем достижении.
А между тем противостояние красным нередко несло в себе одну лишь лютую ненависть к нечисти, возомнившей о себе Бог знает что.
Причем многие из составляющих самое ее нутро элементов вовсе не были еще изначально сугубо демоническими по всей уж своей главной природе.
В ту пламенную всеми своими идеалами эпоху многие люди, попавшие в систему сухого и бесслезного советского механизма, были разве что лишь наивными детьми всего своего нелепого и вовсе ведь совсем непутевого времени.
Их души быстро так внутри тех пламенно верных своему делу карательных органов революции прямо ведь сразу же обесцвечивались, тускнели и черствели.
Безропотно выполняя приказы революционного начальства, они быстро затем разом так потеряли всякий свой былой человеческий облик.
А начальство то было свирепо и воинственно благодушно к одним лишь и только тем еще кроваво аляповатым идеалам, а даже и своих людей считало только за винтики в хорошо смазанном механизме.
Да и вообще все та черная духом и телом эпоха была полностью так всецело же бесцветно равнодушна к попавшим в ее мясорубку обыкновенным людям.
А революционное правительство тогда состояло из неучей, абсолютно апатичных буквально ко всему, кроме крайне щепетильного служения их безликой и бесполой идее.
Оная всегда черпала силы из масс простого народа.
И кое-кто из главарей большевиков попросту так явно обратил самого себя в ее живой и бестрепетно восторженный символ.
Всем до единого полагалось идти в ногу к единой цели, отмеченной рукой Ильича, хотя всякий раз она явно убегала за самую дальнюю линию горизонта.
Бездушный, лишенный всяческих нравственных основ паук большевизма высасывал из слабых в моральном отношении людей всю ту еще изначальную как-никак, а вполне вот присутствующую внутри их душ всякую человечность.
Да и белое движение тоже ведь оказалось как в паутине беснующегося и беспутного времени.
И причиной тому было все более и более разгорающееся пламя анархии.
Состояние глубокой психопатии, ведущее как к бессмысленной жестокости, да и к совершенно апатичному к ней затем отношению, охватило тогда буквально всю великую державу.
В этаком положении удерживать власть было куда только полегче именно всем тем, кто в обстановке сущего уныния и хаоса как раз-таки и почувствовал себя словно рыба в воде.
Этим нелюдям было жизненно необходимо держать свой народ в коконе, сплетенном из мрачных и недобрых реалий.
Именно поэтому они вот тогда и стали хозяевами крепостных рабов в том от края до края залитом кровью российском государстве.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ АВТОРОМ ПЕРВОИСТОЧНИКОВ
«Записки» генерала Врангеля.
Произведения Марка Алданова: «Бегство», «Самоубийство», «Истоки», а также его многочисленные публицистические работы.
В. П. Федюк «Керенский».
Николай Стариков «Февраль 1917: революция или спецоперация?».
Генерал Деникин «Очерки русской смуты».
Н. Н. Головин «Российская контрреволюция в 1917–1918 гг.».
Генерал Краснов «От двуглавого орла к красному знамени», «Единая – неделимая».
Лев Толстой «Анна Каренина».
Михаил Пришвин «Дневники», другие книги и статьи.









Читатели (1) Добавить отзыв
 

Литературоведение, литературная критика