О книгоедстве

Чудак человек, кто ж его посадит - он же памятник.
Фраза артиста Крамарова из фильма «Джентльмены удачи».

Ироничный эпиграф: Автору свойственно думать иначе.
Ну, а я б кой-кому засветил кирпичом. Игорь Тальков

1
Цивилизация и культура и близко уж не в едином своем глазу никак не то и впрямь весьма надежно, до чего еще на редкость целиком и полностью единое целое.
Нет, скорее тут можно говорить о тех более чем неоспоримо во всем уж до конца так совсем как есть раздельных частях этакого нынешнего более чем невозмутимо блестяще яркого современного бытия.
Цивилизация, как правило, невообразимо хищна и яростно утилитарна во всех своих наиболее простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях.
Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и до чего не в меру чрезвычайно так вовсе ведь обезличенной благости духа, довольно же редко находя нужным хоть сколько-то надолго спускаться с тех самых седьмых небес на эту всегдашне так и пропитанную потом и кровью грешную землю.
А как раз потому людское сознание в Новое время и оказалось до чего еще прочно зажато промеж молотом и наковальней обыденного и плотского, как и весьма ведь всецело идейно-духовного.
А именно потому сам собой и возник явный разрыв между тем, что более чем неотъемлемо и упорно желает чисто земная душа, да и тело в придачу, и тем, что может духовно возвысить и приподнять над всею той и поныне до чего только унылой серостью тупого мещанства.

А при данных довольно неблагоприятных условиях средний человек явно становится заложником прекрасных дум, четко и резко по своим рваным краям так и очерченных всяческими довольно-то темными страстями.
А это само собой и дало шанс тем незамысловато безликим, но крайне лукавым чертям, вылезшим из самого же дна общественной преисподней, на раз-два как есть вполне замутить во всей той огромной стране такой замес, что все доселе светлое и станет отныне вовсе на редкость неприглядно темным.
А темень лютого невежества разом при этом себя объявит светочем истины, а потому и окажется оно всеобъемлюще единственно правым и дьявольски всемогущим…
И ведь было оно таковым разве что из-за того, что в России люди возвышенные думами, вполне ведь приобрели привычку сурового отторжения от всего того нечестивого и бескультурного, что только их окружало посреди всяческих и поныне столь же пасторальных реалий.
Жить духом великой литературы оно может и приятнее и чище, но при этом общий дух народа становится значительно, так более зловонным и нечистым.
И это именно из-за всяческих радужных иллюзий интеллигенции простое и крайне наивное население вполне вот можно будет сходу охомутать пламенной идеологией грядущего счастья всех достойных того представителей рода людского.
Причем более чем невероятно чудовищное, да и как есть исключительно же «правоверное преуспеяние» товарищей большевиков на данном весьма безотрадном поприще и создавало все те условия для наиболее зверских преступлений против всего человеческого, А ЕЩЕ, КСТАТИ, и во всех тех ранее доселе никак и невиданных, бесшабашно невероятных масштабах.
Наступили времена разрухи, когда все моральные качества человека оказались уж явно подвержены жестокой коррозии, поскольку страх изъедал людям души, как ржавчина изъедает железо.
И даже та чисто житейская совесть у самых обычных людей до чего неизменно при всем том, как есть, более чем безвозвратно разом совсем сходу скукоживалась.
Ну а потому и становились, любые былые этические принципы разве что тем еще до чего совсем далеким придатком к той самой основной и донельзя уж обезличено праведной, и вовсе вот непреклонно партийной, ну а иначе и практически бессловесно беспартийной морали.
А все те истинно мигом истлевшие в печке буржуйке нравственные постулаты попросту, словно стены Иерихона разом обрушились в пустоту сущего безвременья бестрепетно кровавых дел эпохи помпезного и никак не царского абсолютизма.
И главное, все это теперь как есть, ответственно делалось никак не иначе, а разве что лишь во имя более чем донельзя ведь самого так деятельного очищения всего этого мира от какой-нибудь донельзя же нелепо и отчаянно привязчивой отвратительно гадкой скверны…
Причем произошло это как раз-таки именно вследствие самого же полного и более чем безотчетного самозабвения нынешней цивилизации в ярчайший момент истинно величайшего ее упоения всей своей несокрушимо гигантской духовной мощью.
Да уж прошлепали губами самого разного рода доброхоты отвратительно скверное начало того самого никак непоправимого поворота в массовом сознании, благодаря которому нежные и ласковые слова о наилучшей будущности только-то своим трудом и живущего весьма многоликого человечества и превратились в хорошо утоптанный грязный снег дороги в то склизкое «призрачно светлое никуда».

2
А те будто бы совсем неисчерпаемые людские ресурсы при всем том сами собою преобразились из неких тех доподлинно настоящих индивидуальностей просто в песчинки, поднятые ветром неистово спешащей в самые дальние дали эпохи чрезвычайно же смелого достижения вселенского и всеобщего наилучшего добра.
И главное само оно никак не мираж в знойной пустыне, а вполне реальная перспектива, да вот беда так беда совершенно нельзя до чего поспешно ухватить нечто подобное сразу за хвост, а можно лишь медленно и старательно взрыхлять почву, дабы далекое будущее действительно стало раз и навсегда всецело светлее и красочнее…
И да будет так!
Но яркому огню пылких сердец надлежит исходить из самых недр душ людей, буднично обитающих в том самом навеки тщательно очищенном от скверны мире никак не близкого пока грядущего.
Ну а коли свет блажных истин исходит от тех, кто только и умеет подавать всякие до чего слащавые идеи на блюде…
Причем в их чисто абстрактной и никак пока неудобоваримой сути то тогда это один лишь сущий мираж и нет ничего его страшнее и опаснее…
А особенно, потому что он так и манит за собой, а люди столь вполне легковерны.
И ничего же путного следуя за далеким маревом на горизонте добиться, будет вот никак попросту и невозможно.
И это разве что людям чисто того завтрашнего дня и будет некогда затем суждено полностью так всеобъемлюще житейски создать все те до чего еще надлежащие условия для всего того как есть физического и душевного безупречного благосостояния всего ведь довольно-то пестрого и разноликого человечества.
А ныне и сейчас донельзя приземленно существующая необычайно же широкая общественная жизнь и близко-то никак совсем не нуждается в каком-либо немыслимо взрывном и крайне так до чего еще совсем незамедлительном переустройстве.
Ну а все то, что, так или иначе, связано со всеми теми безумно удушающими души путами вовсе-то и поныне никуда пока не сгинувшего людского угнетения еще ведь само собой некогда будет полностью и навеки вполне утрясено.
Но далеко никак не все на деле способны, разом и до конца сколь полноценно и разумно нечто подобное раз и навсегда для самих ведь себя более чем здраво так уяснить.
А не потому ли и сегодня те довольно уж многие необычайно одухотворенные светлыми идеями сподвижники славных и немыслимо искрометных перемен подчас всеми фибрами души всецело проникнуты яростным революционным настроем, что отчаянно их подталкивает ко всему чрезвычайно спешному очищению всего этого мира от буквально всяческой в нем донельзя застарелой общественной скверны?
Однако сколь многое в их изумительно ревностных начинаниях на редкость призрачно и совсем размыто, а также и более чем явственно полностью иллюзорно.
И это именно так раз уж весьма близоруко было дано данному мировоззрению, вполне искренне заблудиться в дебрях всей той чистой схоластики, а как раз потому и начать никак нескромно выпячивать наружу одну лишь ту ослепительно яркую внешнюю сторону всех тех крайне разнообразных задушевных благ.
А между тем давно ведь пришла пора более чем насущной необходимости исключительно тщательной очистки всех тех остроглазых социальных идей от всего того, что малоприметно и довольно-то трудно на деле досягаемо чистым и никак не по-божески только-то самим собой и сытым умом…
Да вот, однако, о чем-либо подобном относительно многим культурным людям было и близко никак не свойственно вполне же всерьез, хотя бы и между делом, до чего еще невесело сколь еще взвешенно разом так призадумываться.
Поскольку во имя чего-либо подобного им явно придется раз за разом до чего горестно и безотрадно хотя бы и частично, но буквально-то всею душой на редкость всеобъемлюще отрываться от всего того весьма и весьма для них самозабвенно благостного самосозерцания.
Причем - это их как есть донельзя перманентное состояние чисто ведь разве что внешне исключительно так величаво и всеобъемлюще же сверкающе великолепно.
Да вот, однако, при всей своей удивительно чарующей праздничности, чрезвычайно уж оно аморфно и совсем незыблемо повернуто одной лишь той полностью равнодушной спиной ко всему тому от века бестолково грязному и нисколько неумытому…
А впрочем, да на самой повседневной основе якшаться со всяким бескультурьем никому уж вовсе никак и не следует…
Однако люди ума вполне ведь могут отстаивать интересы своего народа, не соприкасаясь с ним всею своей чистой душой.
И это именно проявляя себя в социальной сфере жизни и можно будет создать условия для того, чтобы всякая тупая и безмозгло мелкая людская порода со временем более-менее преобразовалось в нечто совсем уж явно вовсе другое…
А между тем - это как раз тому никак не наспех созданному культурой и образованием и карты в руки в смысле весьма благостного созидания вполне полноценно так настоящих, а не тех липово-восторженных изменений в сущей гуще самой отъявленной суеты нынешнего на редкость сумбурного века.
И всегда ведь еще надо суметь уж начать преображение окружающих реалий именно с отдельных личностей, а не пытаться взорвать общество, чтобы оно раскали лось и разорвалось на два противоположных лагеря.
И как-никак, а правильно подойдя к одному отдельно взятому человеку, и можно будет научиться перестраивать общество в целом, поскольку с любой личности и начинается нечто гораздо большее…
И вот когда люди доказывают свое полное неумение вытащить кого-то из пучины мрака, они тем вполне доходчиво объясняют, как это именно они некогда дозволили утопить во мраке, целую же великую державу.
Причем одним из наихудших качеств подобных людей является то, что они восторгаются чувствами, пренебрегая разумом, который между тем нужен не только решения всяких вселенских задач, но и для загадок самого так обычного житейского бытия.
И они уж просто стараются черное видеть черным, а белое белым, а это между тем страшный грех…
Черное оно не всегда грязное, а если оно и грязное, то вовсе не обязательно, что оно таково не только снаружи, но и изнутри.
А между тем нельзя подходить к скверне чужой души, как фактору, который можно устранить одним движением руки, ну а если ее нельзя устранить то, по крайней мере, надо бы как оказывается попросту вот вовсе так ее далее никак совсем ведь тогда более не замечать.
И ладно бы жизнь действительно стала чище, выше и светлей только из-за того, что люди культурные начисто так полностью очистили всякое свое сознание от всей той плесени давно ныне минувших времен, а потому они ее в упор более ведь совсем и не видят.
Но нет, если чего вообще в связи с этим и переменилось, то уж заключалось оно как раз в том, что то самое исконно клыкастое, словно пасть дикого зверя, исподнее естество было и впрямь-то более чем надежно попросту разом упрятано за занавесочкой всеобщей немыслимо просвещенной благопристойности.
И действительно, та самая внешняя сторона личности всякого современного интеллигентного человека была при этом весьма и весьма до чего отчетливо выбелена и вычищена буквально на редкость во всем изумительно дочиста.
Да только таковым оно стало разве что по одним лишь тем исключительно показным и донельзя многозначительно и благообразно выпуклым признакам.
А вовсе не по всем тем глубочайше сокрытым и сокровенным свойствам ни в чем и близко никак не измененного той еще чисто разве что внешней искусственностью всецело ведь совсем уж на деле естественного общечеловеческого начала.
И попросту все тут дело было именно в том, что внешне яркое добро во всяком современном человеке зачастую полностью экранирует сокрытое в нем величайшее зло тупой и сытой уверенности в своих никак не иссекаемых возможностях более чем безбоязненно управлять всем этим миром по одному своему желанию и искрометно неуемному хотению.
Причем наиболее основным каноном всякого того чисто по-новому переосмысленного бытия, и стала великая художественная литература, а также и отдалившаяся в самые заоблачные дали философия.
И уж обе эти длинные ветви, так и тянущиеся к вовсе ведь невообразимо крайне пока далекому горизонту того самого во всем как есть истинно наилучшего светлого грядущего, при всем том и по сей день, более чем самозабвенно далеки от всего того чересчур приземленного, насущного, грязного…

3
А между тем это как раз безбрежные кисельные берега розовых мечтаний о вроде бы действительно близком грядущем рае и сделали его лишь только ведь значительно поболее безнадежно туманным и пока совершенно вовсе-то исключительно призрачным.
Да к тому же и всем тем до чего глубокомысленно и безмятежно всему тому светлому внемлющим теоретикам светлого добра было попросту явно никак уж нисколько не до того, чтобы орошать росой мысли бескрайние поля людского сознания, более чем безысходно между тем пока иссушенные всем, тем донельзя стародавним их безмерным невежеством.
А еще и более чем неизменно были они окрашены кем-либо вовсе так и впрямь до чего совсем как есть напрасно пролитой людской кровью.
И была она, как есть всегдашне именно что более чем бессчетно и безудержно проливаема всеми теми, практически считай, что как на грех ревностно соревнующимися в жесткости беспринципно и слепо своенравными правителями, что неизменно обладали одним лишь тем подчас уж вовсе никак неприметно серым яростно амбициозным умом.
И при этом фактически все солдафоны в генеральских лампасах, да и гражданские второстепенные политики, что сколь безумно в своем ничем ненасытном чреве неспешно вынашивают всяческие немыслимо грандиозные планы только лишь весьма жизнерадостно и мечтают о том, как есть до чего еще всеобъемлющем и на редкость насущном народном благе…
Но хуже всего, когда это добро буквально всеобщее, а не принадлежит оно чьей-то единственно любимой нации…
Светлое благо всего сущего, так и возносясь на щит, становится при этом более чем трезвым и здравым оправданием всяческих дичайших зверств ранее никогда почти ведь и не имевших доселе места…
А все из-за деградации человеческих качеств на фоне яростного дробления доселе единого общественного организма на самые те отдельные и крайне омерзительные уж попросту кровно между собой извечно враждующие фракции.
Да и вообще весь этот новый технический век всеобъемлюще превращает людей в машины с гудящим мотором в груди, вместо того прежнего пламенно горящего светлой любовью человеческого сердца.
И вместо истинно как есть благонравственного отношения даже и ко всем тем лютым врагам получилось какое-то самое крайнее отторжение, в том числе и от тех буквально на единый миг отколовшихся от общего же потока наилучших друзей.
Задушевный фанатизм, явственно сконцентрированный в сущем пароксизме пламенной веры в то, что всеобщему благу попросту именно что разом и положено быть, и сделал общую людскую жизнь совсем так в особенности до чего донельзя так явно же несносной.
Стремление вовсе из ничего сколь еще сходу создать некое самое наилучшее будущее до чего разом сходу повергло в прах все, то никак доселе небезызвестно вполне уж сносно успешное, что только когда-либо вообще имело место в прошлом.
Но есть и те, кто этого никак не приемлет, поскольку подобные люди именно ведь неизменно ждут чуда из чудес от того самого черно-белого текста заключенного в тесный переплет.
И именно из яркого и сочного переплетения всяческих литературных грез и крайне так подчас никак немило же сурово казенной действительности, кстати, и берут все свое никак неправое начало все те попытки, самого что ни на есть более чем до чего еще непосильно насильственного прививания простецкому быту черт заоблачно неземных…

А это явно чревато затем уходом в мир иной людей наиболее достойных и праведных.
А все, потому что разом построить можно только декорации, а за ними будут скрываться миазмы значительно вот похуже всех тех доселе бывших когда-либо прежде.
Причем сами авторы художественных произведений не очень виноваты в том, что кто-то воспользовался их мыслями и фантазиями, дабы соткать из иллюзий некий эскиз истинно некогда возможного, но в данное время попросту донельзя ирреального, а между тем кое-кто сколь беззастенчиво ныне начал его по-свойски использовать в качестве некоего совсем безотказного клише.
Но нет, это вовсе не вина самих авторов художественных произведений.
Великие деятели литературы и вправду несколько, пожалуй, все-таки перекрашивали всю окружающую их действительность, причем именно в те несколько подчас явственно иные тона, чем ей и впрямь попросту ведь и было положено быть на самом-то деле.
Однако они это делали в жару творческого поиска, да и вдохновение подчас приподнимает человека над всей праздной суетой серой обыденности.
А вот те, кто впитывают их мысли и считают своим долгом жить в обычной жизни тем еще божественным вдохновением, они этак точно в этом совсем уж никак неправы.
Причем истинно так многое тут упирается в то самое до чего откровенно верхоглядное мировоззрение, именно тех довольно-то объективно о том, рассуждая совсем недалеких потребителей всего того, сколь изящно произведенного деятелями искусства на белый свет сущего же экстракта никак более чем неприметно обыденной жизни.
А сама первооснова тому она уж именно в том, что довольно-то многие окололитературные обыватели столь ошибочно принимают кривое зеркало жизни - литературу за саму, как она есть, живую и до чего вполне трепетную плоть всей той от века еще плотно и приземленно существующей реальности.
А между тем литература часто пишется людьми, живущими на вольных хлебах, ну а отсюда, как и понятно, все те рьяно выводимые ими линии радужных иллюзий, имеющие (весьма малое, да и то вскользь) хоть сколько-то объективное отношение к истинно полноценной картине всего того порою крайне беззастенчиво навязывающего себя быта.

4
Часто же людям, пишущим и создающим прекрасные (выпуклые) образы жизни, приходится надеяться на одно только чудо, что может и принесет им в своем клюве кусочек сколь долгожданного для них хлеба насущного.
А это до чего явственно отображается на их образе мысли, духовности, каждодневном творческом пути, а у людей довольно-то мелкотравчатых оно заодно и вполне цветет и пахнет душевной мукою, достучаться бы до издательских дверей, то есть тех, собственно, мест, где страждущим творцам эпистолярного жанра булки с маслом по сущим крошкам раздают.

Истинных гениев литературы это, конечно, нисколько не касается, но их всего раз-два и обчелся, ну а желающих прокормиться на пышной ниве художественного вымысла - их-то вот буквально пруд пруди.
Ну а потому и не понятно, почему это именно любые изданные книги должны и впрямь еще вызывать в каждом из нас самый безудержный суеверный трепет.
Достойные ИМЕНА на обложках должны его вызывать - это верно!
Однако все при этом едино ОДНИМ ИЗ ЯРЧАЙШИХ НЕДОСТАТКОВ абсолютного так большинства литературных произведений может быть до чего еще смело вот названа их донельзя явная сфокусированность на отвлеченных идеях, в которых нет, как нет доподлинно настоящих и вполне естественных соков всякой обыденной жизни.
И все это как раз-таки только потому, что ту чересчур явно липкую черную грязь мало, кто действительно ныне считает поистине нужным и вправду вытаскивать на весь тот ослепительно яркий белый свет…

5
А между тем этот бренный мир и близко небезупречен в том до чего остро ныне стоящем вопросе правильной и до конца взвешенной оценки истинно так всецело отвратительной скверны, и его только-то лишь когда-нибудь затем предстоит весьма и весьма тщательно и последовательно от нее всеми силами еще очищать и очищать.
И делать это нужно крайне аккуратно и трепетно при этом, следя за тем, чтобы зерна были отделены от плевел, а то кровавое очищение мира это истинный бал сатаны и его верных и преданных слуг.
Причем этот бал может длиться не одну ночь, а целое столетие…
Но кто-то при этом совершенно искренне думает, что некое старое зло действительно же можно вымести метлой лютого политического террора…
Однако этакого рода «инструментом пролетарского бравого и прилежного труда» можно будет разве что ДО ЧЕГО только уж безрадостно совсем вот начисто вымести буквально всякую действительно более-менее разумную общественную справедливость.
Ну, а сколь последовательно и разумно вымывать и вымывать нечистоты из всех тех наиболее темных углов ныне существующего общества, можно было, лишь разве что при всем том, и близко никак не боясь всей той до чего еще стародавней темени и грязи.
Ибо разве что тем самым
непосредственным образом весьма же безбоязненно соприкоснувшись со всем тем сором будто бы, как есть ныне давненько минувших времен, и можно будет в некоей той наиболее отдаленной перспективе буквально всем этим миром липкую грязь минувшего, и вправду всеми-то силами некогда так до чего полноценно затем изжить.
Причем если то никак не будет хоть сколько-то вовремя верно и праведно на деле осуществлено, все человечество весьма естественно когда-нибудь будет до чего непременно разом ожидать то самое и впрямь уж неизбежное может быть лишь разве что частичное, а то и того только хуже самое полнейшее культурное вырождение.
Поскольку вся та еще древняя злоба и ненависть непременно ведь всегда явно найдут довольно действенный способ ударить всей своей силою, да и совсем же исподтишка, используя для всего этого самые свежие наработки из области буквально-то всеобщих научных достижений.
И именно как раз тогда и смогут найти вовсе-то совсем невзрачное свое отображение все те более чем безрадостные картины грядущего, до чего отчетливо предначертанные миру писателем Уэллсом в его книге «Машина времени».
Его образы никак не чисты от житейского и крайне во всем популистского упрощения.
И все-таки они на редкость откровенно до чего этак всецело реальны в том и близко никак пока уж никому не ведомом, лишь разве что только выжидающем своего часа, вовсе-то до чего непредсказуемо грозном грядущем.
А есть еще и тот до чего же однозначно так исключительно щекотливый вопрос, а каким - это именно оно когда-либо будет для всей этой нашей абсолютно ничем на данный момент и близко пока никак не встревоженной человеческой расы.
ЕЕ-то подчас, в условиях нашего современного быта, гнетет именно скука и отсутствие всяческих свежих впечатлений.
И все это из-за той совсем вот ныне посеревшей и оскудевшей из-за полнейшего отсутствия каких-либо весьма и весьма головокружительных приключений, самой что ни на есть более чем прозаически урбанистической жизни.

6
Мы отодвинулись от природы высокими стенами своих домов, и надо же – нас при этом стала безмерно одолевать редкостная тоска по чему-либо не совсем обыденному; каждый глушит ее в себе, как уж он только сможет.
Ведь тут, как говорится, все средства вполне одинаково хороши - это и алкоголь, да так и бесконечное подглядывание, как в щелку, за чужими соитиями.

А, кроме того, тут на помощь приходит искусство, более чем благодушно уводящее человека куда-либо в самую дальнюю даль от всяческих необычайно суровых житейских реалий, а потому и заставляющее его, сходу ведь отвернуться, как от низменной части своей души, да и от всяческого принципиально насущного понимания любых истинных нужд остального общества.
И в данном случае подобного рода псевдоинтеллектуальная жвачка - это, попросту говоря, самое что ни на есть весьма вот дрянное зеркало кривоокой фантазии, явственно пытающейся блестящей красивостью всячески до чего надежно замазать серость долгих и безликих обыденных будней.

7
А к тому же - это как раз именно подобным искусством, как правило, до чего еще, безусловно, навязывается серо-белое восприятие буквально-то всех людских поступков, темных пороков в области нравственности (про уголовно наказуемые деяния тут никто ничего и не говорит).

А между тем далеко не всему может быть дано самое простое, убедительное, по-житейски верное объяснение.
Ну, а это, в свою очередь, совсем без тени сомнения сколь ведь безэмоционально само собой означает именно то, что в любых относительно сложных случаях жизни должны были быть полностью так досконально выяснены все те побудительные причины, да и безо всякого, кстати, тупого зазнайства.
И вот еще что - и самого беззастенчивого напяливания на чужую душу своего собственного донельзя отвратительного багажа, как это довольно-то частенько подчас, собственно, и происходит.
А между тем, коли нет как нет абсолютно никакой возможности действительно растопить лед в чьей-либо непонятно почему отстраненной от всего того фактически как-никак общего потока жизни душе и попросту до чего чрезвычайно много в ней темного, да и весьма безнадежно никак явно и близко не светлого…
Да только ведь тот совсем уж прилипчиво броский ярлык на подобного человека весьма этак рано бы тщательно и старательно всеми-то силами ума разом еще навешивать.
Чего - это тут поделаешь, раз с некоторыми как есть удивительно светлыми, буквально всею душою искрящимися изнутри добром людьми в серьезную переделку никому попадать собственно и подавно, ни в жизнь совсем вот не стоит…
Поскольку эти, во всей той на редкость приличествующей им тривиальной обыденности бесподобно прекрасные люди, будучи некоей суровой силой, внезапно выдернуты из тех еще изначально привычных для них рамок, несомненно, вскоре фактически всех предадут, будут с неистовым энтузиазмом спасать одну свою нежно любимую ими шкуру и этак-то собственно далее…
А то между тем и есть и впрямь сколь еще отчаянно верные реалии всей этой нашей жизни, а не какие-либо восторженно книжные о ней сущие ведь благие домыслы.
Ласковое добро, вполне способно быть и совершенно так дико аморфным, то есть попросту, как есть может оно всеми теми своими стальными канатами прочно и намертво оказаться всецело увязанным именно что с чисто внешними довольно хорошими условиями жизни, а не с чем-либо хоть сколько-то на деле поболее существенным и важным.

8
Причем в литературе обо всем этом, как правило, ничего и близко совсем ведь не сказано, раз даже и далеко не худший ее мир довольно ведь четко разграничивает злодеев и святых мучеников, безвинно страдающих из-за чьих-либо, ясное дело, совсем этак вовсе чужих хитроумных козней.
Ну, а еще тот порою одним лишь ярким цветом живописно описывает мужественные поступки всевозможнейших истинных героев…
Связующая нить повествования к тому, безусловно, еще неизменно как есть, именно что обязывает…
…а между тем буквально всякий человек - существо во всем и впрямь истинно как есть изначально цельное, а потому и растаскивать его душу на какие-либо самые отдельные фрагменты, и близко уж нисколько вовсе вот совсем оно ни к чему.

Однако сколь еще частенько та на редкость разбитная в смысле всех своих подчас нисколько недалеких нравственных поучений художественная литература попросту бездумно рвет всю правду о человеке на самые мелкие ее лоскуты, явственно выпячивая в нем именно то, что наиболее подходяще для его вполне полнокровного отображения.
Ну, а все в нем как есть до чего «естественно лишнее» она весьма же тщательно упрячет по всяческим довольно-таки дальним углам.
Раз делать - это как-либо иначе - то совсем и вправду будет в самой наивысшей степени весьма и весьма до чего еще неприлично!
И столь всецело никак оно неподобающе для его отображения во всей той до чего невзыскательно непритязательной своей житейской плоти и крови!
А уж тем более для подобного рода вещей вовсе-то никак не найдется места во всяком том или ином художественном произведении, коли чего-либо в этой жизни, было ведь автору мучительно никак неудобно до чего и впрямь ревностно и бестрепетно сходу переносить на белую бумагу.
Причем поболее всего как раз из-за того самого до чего лучезарно искреннего ими восприятия вполне определенных и откровенно так нисколько непритязательных человеческих черт.
Да еще и на редкость мелочного сколь донельзя благодушного неприятия автором какого-либо художественного произведения и впрямь до чего безответственно и отъявленно никак совсем же неправо существующих явлений и реалий вовсе вот необычайно яркого и разнообразно широкого общественного бытия.

9
А к тому же какой-либо автор весьма искренне способен безо всяческих затей попросту ведь посчитать, что рядовой обыватель его иначе попросту и не поймет, а потому лишь во имя наилучшего блага (обывателя) ему и впрямь непременно окажется надобно хоть сколько-то, да всласть подсластить всю эту порядком подчас пресную жизнь…
Ну, а кроме того сладкие грезы это и есть самый ходовой товар всякой художественной литературы!
Их именно потому и эксплуатируют все, кому оно только явно не лень!

Вполне честно заслужившие себе многовековую славу корифеи литературного жанра подобными делами и близко даже и в мыслях своих вовсе-то нисколько совершенно не занимались?!
Может быть, оно и так, да вот, однако и большие писатели тоже люди, а потому и могли они вдоволь наплодить всевозможных пространных иллюзий из самых чистых и неизменно благих намерений, то есть совсем и близко никак не затем, чтобы всенепременно уж вскоре на них еще порядочно разом разжиться.

10
Хотя, снова хотелось бы именно то донельзя твердо и более чем четко вполне ведь отчетливо подчеркнуть, что и они тоже отнюдь никак не из другого теста, а значится и ничего, то искренне человеческое, им было нисколько так совсем вовсе не чуждо.
А, кроме того, и непомерное их возвеличивание порою явственно переходящее в чисто религиозный экстаз тоже порою подталкивало ярких гениев литературы на сущий «подвиг святого великомученичества» причем именно во имя самого сурового преображения всей этой нашей убогой действительности в некий изумительно иной, но лишь разве что внешне непомерно светлейший его облик.
А к тому же и был он немыслимо во всем довольно-таки критически на редкость весьма иллюзорен.
Ну, а как раз, потому и никак не дано было ему, затем оказаться едва ли, что чем-либо поистине большим, нежели чем сколь несуразным прообразом всего того, что где-либо вдали эфемерно и блекло на данный момент более чем расплывчато обозначилось, да и то лишь в виде одних наиболее первичных его чертежей.
И ведь те необычайно доблестные веяния, пришедшие к нам в виде суровых чаяний и блестяще слащавых мыслей, были наиболее отдаленным поветрием, так и разносящим пыльцу благих пожеланий, но никак не было дано чему-либо подобному, затем оказаться посреди истинно настоящих ростков грядущего братства людей на всем этом необъятно разноликом белом свете.
Ну, а дабы добиться самого же насущного, да и более чем донельзя так отчетливо слаженного облагораживания исключительно вот всего того как он ныне есть рода людского следовало идти путем воспитания отдельных индивидуальностей, а никак не растравливая людские сказочные надежды…
И уж прийти к тем действительно лучшим дням новой жизни можно было только лишь именно прямым, а никак не окольным путем довольно-то старательного и до чего на редкость самого еще полноценного наращивания единой на всех действительно достойной всякого истинного разума буквально-то всеобщей и вездесущей значительно лучшей, чем ныне культуры.

11
Ну, а чего это, собственно, вообще могли предложить миру классики мировой литературы 19-го столетия?
Неужели один лишь тот более чем величайший же свой оптимизм, до чего неизменно настоянный на том самом исключительно так бесподобнейшем полете их безмерно ярчайше зрелой фантазии?
Ну а под чем-либо подобным явно подразумевается именно то сколь безудержно ликующее предвкушение, что было сладостно и живо на редкость безбоязненно ими выводимо из всего их совсем вовсе нисколько неуемного воображения, что и вправду было чрезмерно же растравлено некими яркими бликами нисколько пока не определенного и истинно наилучшего далекого грядущего.
Причем приобрели они эти новые духовные ценности как раз-таки из снов наяву всех тех никак не в меру, да и не ко времени расчувствовавшихся при виде диковинных технических чудес доброхотов-философов, до чего многодумно проживавших свой век в сущем преддверье «судного дня» всей той былой и крайне (для них) затхлой эпохи.
Однако то были одни шапкозакидательские настроения, что сами собой до чего беспечно возникли на почве безмерно спешных и неистовых перемен к лучшему сколь неразрывной нитью увязанных со всеми теми изумительно «великими» открытиями, однако они и выеденного яйца при этом не стоили перед всей необъятностью тайн пока совершенно скрытых от нас.
Ну а все те на редкость заносчивые выражения по поводу творений божьих, которых ТОТ на самом-то деле и близко ведь никогда как оказывается вовсе и не сотворял имели в качестве основы разве что именно ту совсем полноценно так никак не обоснованную эволюционную теорию.
И это как раз на ее базе и возникло затем великое псевдоучение социального дарвинизма, а из него собственно и вырос, подняв голову к тем отныне совершенно уж полностью пустым небесам тот навеки проклятый фашизм.
А впрочем, и сама эта чисто научная теория еще изначально была до чего донельзя ведь самоуверенно схематичной и явно на деле чересчур как есть излишне простой для вполне полноценного объяснения, так или иначе имеющегося в этом мире до чего величайшего же разнообразия всех форм ныне существующей жизни.
И было как-никак, а более чем доверху предостаточно, довольно-то блеклых намеков на ту принципиально вовсе иную значительно поболее утонченную, а заодно и сколь разносторонне на редкость до чего мозаично сложную картину животного мира, чем то некогда истинно разве что только показалось Чарльзу Дарвину.

И в тот как есть весьма наглядно достойный самого разумного подражания пример действительно было бы возможно взять именно что как есть тот самый чисто уж разве что только лишь некогда изначально идеальный круг орбит планет Солнечной системы Коперника, затем со временем превратившийся в эллипс Кеплера.
Ну, а как есть напоследок и ставшего, по теории Эйнштейна, эллипсом довольно-то явственно у своих полюсов до чего и впрямь наглядно и приметно сколь номинально уж несколько сплюснутым.
Вот точно так и теория Дарвина до чего явно нуждается в тех самых многочисленных поправках и довольно-то существенных столь еще многое уточняющих коррекциях.
А то самое слепое невежество, что к тому же и впрямь-таки было до чего чрезмерно перенасыщено всяческими поверхностными знаниями, порождает одни только те невообразимо лютые решения, безусловно, как есть немыслимо многих острых социальных вопросов.
И те откровенно демонические новейшие постулаты попросту сходу заполонили собою все и вся…
И это именно они немыслимо и беспардонно и заняли собой место ранее в том еще далеком Средневековье, донельзя самозабвенно занимаемое жесткими христианскими догмами.
А между тем тот подлинный духовный прогресс должен был, как на грех явно выглядеть вовсе-то абсолютно иначе, нежели чем та на редкость довольно-таки простая замена одних стародавних суеверий некими вполне этак наглядно разве что иными новоявленными фобиями.
Да и социальное чутье, и идеологически верное подковывание масс более ведь всего собою всецело напоминали именно то сущее же превращение людей в стадо чьих-либо сугубо личных домашних животных.
А люди между тем не то чтобы вовсе вот истинно неизменны, в принципиально разные эпохи их воспитывают уж никак и близко совсем непохоже…
Однако наиболее главное в жизни каждого человека при этом нисколько не меняется ни к лучшему, ни к худшему.
То есть, все те крайне обнадеживающие всякий тот мелкий человеческий разум довольно-таки мелкотравчато расплывчатые
веяния действительно продвинули довольно многих людей куда-то очень даже далеко вперед, однако по большей части именно в одном том разве что совершенно ведь чисто иллюзорном плане.

Ну, а всяческие и всевозможные технические чудеса только и всего, что безмерно лишь разом всецело облегчили весь этот наш сегодняшний быт, а еще и до чего бесконечно они поспособствовали довольно-то существенному оболваниванию самого еще абсолютного большинства представителей до чего пока крайне этак совсем невежественных масс простого народа.
Люди в наше нынешнее время стали, куда и впрямь весьма этак апатичнее людей прошлого: им создали иллюзорный мир, глядящий на них во все глаза со всех тех так уж и ярко блестящих экранов.
А именно в связи с чем досконально тут ясно разве что лишь то одно: если все те или иные ростки духовности современная цивилизация целиком и не глушит, то, по меньшей мере, она им вполне вот подчас придает некий тот вялый, довольно водянистый оттенок.

12
Да и вообще весь тот ослепительно яркий прогрессивный подход буквально ко всему, что хоть в какой-либо мере могло касаться всякой уж той, подчас донельзя невзрачной сущности всего человеческого духа, зачастую и впрямь непременно еще разом затем оказывается смертным грехом - принципиально искусственной первопричиной сущего последующего забвения и запустения…
Совершенно неосуществимые на всякой чисто обыденной житейской практике цветные миражи восторженных надежд на некое пресловутое светлое завтра чисто этак дотла подчас выжигают все то, что до чего еще простецки естественно и сколь первоначально на редкость бесхитростно, а именно то самое по-настоящему живое человеческое нутро.
И все это и впрямь еще до чего невероятно же гибельно для тех и вправду более чем неподдельно светлых дней довольно-таки пока весьма ведь далекого будущего.
А впрочем, никто тут не будет с тем, собственно, спорить: в голой теории все, несомненно, может быть фактически до конца всецело же верно, но с чистого листа абсолютно ведь никак нельзя затевать буквально никаких до чего еще существенных преобразований.
И пусть вокруг ад, достойный пера Данте, но то еще не повод, чтобы уж, разом начать совсем уж бестолково устремясь к призрачным воротам рая, именно что вслепую и начать всеми силами разом-то беспардонно переводить весь свой народ с третьего круга ада на тот совершенно при таких делах неизбежный, последующий шестой.
Большевизм даже и в самых крайних своих проявлениях - это не более чем шестой круг, - до того наиболее последнего седьмого круга он бы непременно дошел, но разве что вот в случае самой окончательной и именно что на редкость до чего полнейшей своей вседозволенности.
А она могла возникнуть исключительно на почве, как есть некоего, как есть до чего еще полностью полноценного общемирового владычества.
И уж то все одни только дела сколь ныне весьма ведь порядочно усовершенствованной и чертовски беспроглядной средневековой мглы…
Однако все те никак не здравые зачатки так и дурманящих души страстей по исключительно так донельзя старательному выпрямлению кривого пути человечества следует поискать именно в том самом Содоме и Гоморре интеллигентских дискуссий обо всем, что всенепременно надо было еще разом неистово зверски сокрушить.
Всем миром до самого основания сходу разрушив то, что и послужило главным оплотом былого угнетения, а как раз потому и стало оно ныне никак совсем вот истинно уж чудовищно попросту нестерпимым.
И это как раз именно потому и возникло до чего еще твердое желание его извести в точности так, как изводят в доме клопов или тараканов.

13
Причем кому то и близко не ясно, что вместо того серого настоящего в последующем бесклассовом обществе действительно прорисовывались черты светлого и наилучшего для всех нас грядущего, к которому и надо будет идти медленно и без рывков, постепенно пробираясь через дебри бесконечно долгих тысячелетий степенного технического преображения реалий всего этого мира?
И если мир и вправду ныне закабален всеми видами рабства, то это еще совсем не повод делать из освобождения от всех внутренних оков праздник вконец осатаневшего насилия, поскольку данный путь ведет в одну тьму всеобщей же людской первобытности…
А чтобы этот мир действительно стал явственно лучше, надо бы его менять ласково и постепенно это разве что с одними гадами - серийными насильниками и убийцами и можно, в принципе, доходить и до той наиболее последней строгости, наилучшим из проявлений которой и впрямь-то может быть абсолютно между тем законная смертная казнь.
Да только чего-либо еще ждать нам никак вовсе совсем невтерпеж, а оттого и без того бескрайне долгий и нелегкий путь лишь значительнее удлиняется, и есть самая пренеприятнейшая вероятность того, что неразумное 20-е столетие вполне, может, его удлинить лет на 500, если, конечно, и того вот явно не более.

Слепок начертанного во снах о светлом грядущем никак нельзя будет с сущим толком использовать в виде той полностью безотказной отмычки, дабы чересчур оторванным от всяких реалий мечтателям стало доступно именно в нем себя, и ощутить, буквально-то выпорхнув сверкающими глазенками из всего этого нашего крайне так до чего нелицеприятно обыденного настоящего…

14
Лев Толстой, к наилучшему примеру, наверное, лишь того и хотел, а ради того и потел, впрямь-таки из кожи вон лез…
…видно, уж любо было ему на одной белой бумаге весьма старательно приучить воинственно и амбициозно мыслящих людей разом ведь еще научиться обходиться совсем безо всяческих войн, да только чего это хорошего и полезного, в конце концов, из всего этого, собственно, вышло!?
Да и чего это он вообще дельного добился, по возможности словообильно дискредитировав армию, навязав обществу слепое непротивление злу, а также и все те беспочвенно радостные ожидания, что довольно-то вскоре все само по себе утрясется, да и обязательно, в конце концов, как-нибудь более чем здраво действительно образуется.
И ведь надо бы фактически сразу до чего еще откровенно сходу заметить, что его речи для вполне современного ему общества были сущим гласом с небес…
Раз уж думать именно своею светлой головой занятие достаточно так во всем болезненное и крайне утомительное…
И чего это тут вообще можно еще поделать: интеллектуальная ленца есть сколь неизменный и более чем естественный недостаток истинно многих представителей русского народа…
Зато в его натуре почти начисто отсутствует всяческий амбициозный снобизм, а еще и уверенность в самом неотъемлемом и абсолютном праве белого человека, а это и есть именно те качества, что до чего неизменно свойственны довольно многим западным европейцам.
А также в нем попросту нет как нет того самого буквально инстинктивного устремления к лютой жестокости, повсеместно распространенного по всему Ближнему и Дальнему Востоку, а то чего в русском человеке находит выход от сущего отчаяния это совсем не та свирепая и самовлюбленная лютость всякого вот завоевателя-азиата…

15
И снова надо бы повториться, что есть уж и то наиболее главное свойство истинно русского характера, а именно безмятежно тихая сдержанность, пока это хоть как-либо пока еще было возможно, ну, а затем этакая бесшабашно отчаянная неудержимость, которую абсолютно никто и ничто не сможет ни остановить, ни хоть сколько-нибудь обуздать.
Ну, а Лев Толстой весьма бесцеремонно, и весьма откровенно всячески вот прививал тогдашней дореволюционной интеллигенции как раз то самое донельзя отвратительное всякому довольно здравому уму псевдохристианское смирение, а еще и крайне на редкость бестолковую сдержанность по отношению к до чего еще никак нисколько незамысловатому злу.
Да и как есть при этом выставив простонародное хамство, словно вполне же полноценно законную обиду на ту истинно долгими веками некогда так и царившую несправедливость…
И уж не спонсировал ли он всей той своей до чего еще чрезмерной фарисейской кротостью истую войну внутреннюю и, кстати, донельзя совсем так наихудшую из всех только когда-либо вообще действительно возможных?

Где вот это такое было ранее видано, чтобы на вполне доселе обыденном для всей той общеизвестной истории военном поприще брат убивал брата, а сын родного отца…
И как нечто подобное вообще уж предотвратят все те, по самую шею погрязшие в том истинно безграничном непротивлении злу, сеятели и пахари неких тех чисто абстрактных грядущих благ, что если и будут реально существовать, то только во времена действительно нового - свободного демократического мира?
И сумеют ли подобного рода бравые сподвижники всем тем пылающим сердцем своим хоть как-либо достучаться до тех крайне невежественных представителей народа, что были полностью уж до чего морально выпотрошены при помощи всей той сугубо так верной и суровой правды?
Ответ - он, конечно же, во всем исключительно отрицательный.

16
И то, кстати, является вполне на редкость самым обыденным и более чем непреложным фактом, что то, как раз-таки Лев Толстой и насытил российскую интеллигенцию донельзя же суровым непротивлением злу.
А в результате она и впрямь буквально ведь вся до чего безвозвратно разом погрязла в том самом истинно полнейшем своем бессилии пред кровавым террором большевизма, что до чего явственно так свирепо осатанел во всем том изощренно лютом своем отрицании всяческой той доподлинной, хоть сколько-то стоящей данного определения интеллигентности.
Да только, чего это некогда помешало всем тем вполне достойные думы думающим людям довольно-таки вовремя отряхнуться от тех буквально снедающих им душу иллюзий и явно разом еще попытаться посильно приостановить весь тот на редкость резко намечающийся крен «Варяга Российской империи» в самую пучину анархии и бесконтрольно дикого произвола?
А между тем все это брало свое начало именно от той вот чрезмерно уж страстной увлеченности необычайно бравыми идеями, что были кое-кем, взяты на вооружение после прочтения книг Льва Николаевича Толстого, а также и Чехова Антона Палыча.
Ну а как раз-таки нечто подобное и послужило одной из весьма ведь немаловажных причин грядущего взрыва фактически разом разрушившего изнутри величественное здание вековой Российской империи.

17
Эти писатели вольно или даже невольно всячески расстарались дабы, обличить никак недостаточную цивилизованность российских реалий, а в особенности в их сколь непримиримо жестковатом сравнении с обыденно бытовым лоском передовых (а в особенности в области лихих интриг) европейскими державами, что неизменно в сфере внешних взаимоотношений держались политики вероломства, и крючкотворной хитрости.
А между тем надо бы тут никак не постесняться сходу так и сказать, что тот самый чистопородный, возвышенный идеализм был для них довольно-таки лакомым куском жирного земельного пирога…
Использовать его безо всякого остатка, ну а затем и раздавить в пыль!
А почему бы и нет, коль скоро довольно многие представители духовной элиты некой средневековой державы живут уж фактически на белых и перистых облаках.

Ну а зиждилось все - это на одном лишь донельзя так незыблемом постаменте именно ведь как раз-таки всего того, что само воздействие на российские умы гигантов общемировой мысли было буквально-то во всем до чего невероятно чисто же ужасающим.
Философ Бердяев вовсе никак не зря назвал Льва Толстого злым гением России, да и другие писатели тоже между тем были, скажем, так не сильно его хоть сколько-то получше.
Лев Толстой, Чехов, да и Достоевский, плетясь где-то совсем в хвосте широких общественных настроений, до чего явственно подточили все главные основы общества, и близко не ведавшего тех границ, где внутренняя свобода единовременно переходит в то самое до чего еще неистовое же охаивание буквально всего и вся.

18
Причем до чего незыблемо существует и этакий весьма и весьма немаловажный аспект, как самое уж безусловное закабаление людей, и без того имевших довольно смутное представление о буквально всяческой в этом мире житейской яви, тяжеловесными догмами вящей ирреальности, в которой им всегдашне хотелось бы жить, истинно невзначай всею душой обитать.
Более того, чего там греха таить, они и впрямь-то чисто по-барски стремились взять бы да наскоро подогнать под все те давно ими из сущего ничего позаимствованные философские постулаты, тот уж весь, как он есть, более чем вот бестрепетно и повседневно существующий порядок вещей.

И в этом им вполне всерьез на редкость во всем подсобили именно люди, сколь безоглядно и безответственно раз и навсегда полностью сходу отвернувшиеся от всех тех и поныне в точно том виде существующих исключительно так крайне никчемных реалий.
И ведь как-никак, а истинно на деле совсем уж полноценно познав всю их гиблость (для духа), серость и полнейшую историческую неизменность некоторые возвышенные личности и впрямь порешили наспех проборонить старый огород новыми более острыми граблями…
Правда, слишком при всем том были они необычайно далеки от хоть сколько-то явственного понимания всего того, что как есть, нерадиво взяли они никак не тот нисколько неподходящий инструмент, ну а может, им и было попросту все равно чего - это в сырую землю могучей силой весьма ведь слепо разом воткнуть.
Тот же Лев Толстой, находясь у себя в том самом до чего любимом им имении, буквально-то разом погряз в самом форменном прекраснодушии, а значит и отображение им людского быта в сколь еще многих его бессмертных произведениях, при всем их общемировом значении и великих литературных достоинствах, совершенно никак небезвредно.

19
Причем поболее всего - это было существенно как раз-таки именно для всяческого читательского восприятия уж именно тех, кто попросту вовсе никак не умеет более чем четко провести четкую и явственную межу промеж благой творческой фантазией и порою до чего беспримерно суровою реальной жизнью.
И это именно так, поскольку в душе неисчислимо многих российских интеллигентов возвышенное литературное творчество стало занимать до некоторой степени… излишне до чего главенствующее место.

И ведь не только в виде задушевных изысканий человека, разом старающегося всею душою искренне соприкоснуться с чудесным миром прекрасного, но и явственно создавая всяческие красочные миражи, в той простейшей серой обыденности совсем беззастенчиво вытесняя сиюминутные реалистичные картины жизни, довольно-то надуманным миром исключительно светлых и сколь бесподобнейших о ней смелых фантазий.
И, конечно, во всем том и близко не было бы той истинно по-настоящему большой беды, кабы ни зло, до чего прекрасно так умеющее мимикрировать и весьма ведь тщательно подделываться под то самое светлое и всеми нами извечно же желаемое благо.
Дикая гниль бесчеловечно подлой задушевной корысти при подобных делах всячески так радостно объявляет именно что своими цели излишне чересчур так донельзя доверчивого добра.
Свирепо при всем том, всецело их до конца извращая… и впрямь-таки доводя всю ситуацию именно что как раз до того самого вовсе совсем более чем невообразимо безумного радикализма.
И уж как раз-таки в самой невообразимой спешке вооружившись никак не в меру истинно прямодушными либеральными принципами…
Причем те первоначальные их носители раз и навсегда перестают чего-либо этакое сладкое щебетать о наиболее величайшем во всем этом подлунном мире и вправду распрекрасном грядущем, только лишь оказавшись всею своею главою, как говорится, вот разом на плахе…
Ну, а за тем дело и близко уж нисколько ведь явно не станет, ну а пассивное большинство, как варилось оно в своем собственном соку, так и далее будет оно в нем до чего еще и впрямь бессловесно вариться…

20
И, конечно, все это никак нетипично для всех тех необычайно же мощных духом и телом достойных людей, однако, сколь то, безусловно, плохо, когда они, кроме самих себя, ну совсем ничегошеньки попросту никак и близко вовсе не примечают.
А к тому же еще и знать не знают, да и не признают за хоть сколько-то достойный всякого уважения настоящий авторитет.

Это и приводит порою к тем самым чудовищно трагичным ошибкам при буквально любой попытке прийти к той истинно взвешенной и здравой оценке всего того вокруг них буднично и никак небеспричинно исстари происходящего.
Ну, а от всего того было лишь два коротких шага оттого чтобы совсем еще незамедлительно и бездумно разом податься в самое подобострастное услужение к тем сурово нахмуренным бровями холуям безумно запутанной и воинственно тупой идеологии всеобщего торжества в упорной борьбе за то аляповатое и нелепое всеобщее счастье.
Причем, то самое отчаянно доблестное союзничество по истово верному искоренению всех тех до чего безотчетно назойливых ростков прошлого, уж до чего непонятно откуда вновь вылезших из сырой земли, и было бесподобно и безукоризненно истинно так всецело более чем явно ведь принципиальным.
И уж в саму основу данного подхода ко всей общественной жизни легли именно те несгибаемо верные интеллигентские принципы, совсем безотчетно основанные именно что на донельзя ярой бескомпромиссности и суровой прямолинейности.
Хотя, между прочим, всей той никак не спешащей изменяться обыденности еще изначально было свойственно, то исключительно так чисто вот глобальное несоответствие наскоро надуманным о ней всяческим красивым мыслям, в основе которых и был заранее положен сущий каприз безропотного благоволения бравым чаяниям всего своего безнадежно же аналитически самосозерцательного и однобокого ума.
А между тем, как правило, он только еще послужит разве что самой неотъемлемой первопричиной для всей той явно чрезмерной чистоты никак не замаранных в мелких житейских коллизиях дланей.
Ну, а также и приведет он к безмерно всеядным ласковым ожиданиям неких самых скорых и до чего как есть неисповедимо истинно же благих перемен.

21
А главное, непомерно высокая цена всей той более чем изумительно благостной восторженности в цепях немыслимо сладостных ожиданий и будет попросту ужасной.
А все потому, что нечто подобное явно ведь приводит разве что к той еще сущей расхалаженности душ людей видящих одни лишь книжной образы вместо реалий жизни.
И это действительно вполне дозволяло кое-кому, и впрямь пребывать в состоянии безотчетной эйфории, а суровые будни житейского быта при этом фактически стали бледной копией дантовского ада, да вот жаль никак вовсе не на бумаге.
И, конечно, совсем не у кого не было злых намерений и те люди, что бороздили просторы литературной вселенной, в поисках идеалов хотели только добра и света, причем сразу для всех, а не одних лишь исключительно так для себя лично.
Они все душой хотели приблизить свет и отбросить тени тьмы, но тут ведь надобно умение, а не одно большое и более чем целеустремленное желание.
Страстно желаемое, растравливая воображение некую сладкую цель и близко никак не приближает, а только лишь делает ее значительно более заманчивой…
И именно нечто подобное и порождает всевозможные интуитивные ожидания неких грядущих благ, что сколь непременно ждут впереди всех тех, кто будет до чего еще безудержно и радостно упиваться светом ярчайших и лучезарных истин, довольно-то малодоступно отображенных в фолиантах всевозможной красочной и сухопарой философской литературы.
Причем слишком уж в ее чертовых дебрях довольно-таки порою как есть безудержно до чего еще совсем вот многовато весьма ведь различных и крайне извилистых подходов ко всей той на редкость обыденно существующей и исключительно подчас до чего еще чрезвычайно суровой действительности.
И главное, никакие философские течения самое основное русло жизни нисколько так не изменят, а только лишь могут устроить на его пути плотины и запруды, мешая ему течь своим совершенно так нормальным путем.
Да еще и веет от всех тех пресных и сухих философских постулатов именно тем как есть сладковатым душком смерти всякой той кое-кому донельзя опостылевшей естественности, поскольку в книгах некоторых (далеко не всех) авторов, безусловно, преобладает сущий елей самой безыскусно вычурной искусственности.
А, кроме того, в некоторых книгах обязательно присутствуют, вовсе-то никак и близко никак небезобидные элементы самой что ни на есть неистовой жажды, что сама собой яростно алчет, всяческих и всевозможных буквально-таки всепожирающих перемен к чему-либо попросту сказочно уж поистине чрезвычайно наилучшему.

22
А между тем, та доподлинно настоящая горькая правда всецело заключена разве что в том, что для того как он есть безупречно всеобщего грядущего великого счастья было бы никак не иначе, а вполне действительно нужно совсем ничего того лишнего нисколько не измышлять, а преспокойно жить, да поживать во всем по старинке.
То есть именно как оно и было до того безмерно так огненно революционного начала всего того 20-го века…
Причем разве ведь кто-либо в ту еще дореволюционную идиллически пресыщенную благими ожиданиями эпоху и в мыслях своих хоть сколько-то вообще старался действительно обуздать все те нелепейшие фантазии, а заодно и весьма деятельно заняться на редкость реалистическим переосмыслением тех самых истинно обыденных нужд довольно уж ныне полностью нового индустриально развитого общества?
А между тем слишком много до чего неуемно фантазируя, можно и впрямь вполне воссоздать и осовременить все те истинно давнишние и стародавние средневековые грезы о некоем том разве что лишь еще некогда затем грядущем рае.
Их вот только и всего, что и впрямь совсем беспочвенно разом при этом притянули за уши ко всем тем еще колоритным и конкретным планам буквально же всеобщего последующего развития ныне существующего общества.
И внешне при этом все может выглядеть на удивление красиво, но чисто показная величественность сколь запросто так всецело может лишь только поболее подчеркивать всю убогость и аморфность так и изрыгаемого из уст воинственного отрицания всей той и впрямь подчас совсем неприглядно существующей нынешней современности.
ДА И БЕССЛАВНОЕ ЕЕ ОКУЧИВАНИЕ ВОСТОРЖЕННЫМИ ДИФИРАМБАМИ ГРЯДУЩЕГО КОНЦА ВСЕЙ ТОЙ И БЕЗ ТОГО ДАВНО УЖ ВКОНЕЦ СГНИВШЕЙ ПЛЕСЕНИ ВСЕГО ТОГО КРАЙНЕ ГИБЛОГО ЖЕ МИНУВШЕГО…
И в том подвально же сыром и темном грядущем, всему этому обязательно будет всецело уделено довольно-таки пристальное внимание со стороны тех, кто вновь сколь еще вполне полноправно захочет разом захомутать массы при помощи сладковатой на вкус, но очень горькой по всем плодам своим, донельзя вот осатанелой атеистической идеологии.

23
Нет, конечно, обсуждение перспектив лучшей жизни всегда неотъемлемо во всем важно и полностью на редкость более чем всеобъемлюще исключительно нужно.
Однако уж должно было чему-либо подобному происходить никак не на почве беспримерно ярого отрицания всего того доселе минувшего.
Да и самим процессам явственного улучшения всей общественной жизни всецело этак следовало идти одним лишь разве что мирным путем истинно постепенного преображения реалий нынешнего века, раз ему всеми теми резкими порывами ветра и может еще чисто ведь в единый миг попросту же совсем сорвать крышу…
Ну а тот новый дом для всего общества и за целый век никак не построишь, а потому только и остается, что всеми силами укреплять стропила всего того старого дома, а никак не расшатывать их еще больше.
Однако для безумно ярых либералов был чудовищно оскорбителен сам факт, что то древнее и крайне на редкость в чьих-либо глазах донельзя обветшалое здание векового самодержавия и по сей день почему-то сколь нелепо и неправо и поныне точно также все еще совсем так безбедно же существует.
А это ведь их явно уж и доводило как есть и впрямь чисто этак именно до белого каления.
Они хотели света и разума, а дождались тьмы и всевластия тупой силы и крайне вот осатанелого невежества.
А между тем той нынче полностью и навсегда разом канувшей в лету Российской империи до тех еще доподлинно лучистых и светлых дней было некогда вовсе и близко никак вовсе-то совсем недалеко.
И надобно было только и всего более чем благоразумно и трезво всею душой никак не наспех разом улучшить жизнь всего общества.
Однако ничего подобного было никак не достичь путем самой еще скорой и отвратительно насильственной смерти всех тех нисколько неординарных людей, что и вправду весьма выгодно отличились от серой и гомогенной массы почти безынициативных обывателей.
Всякая толпа она не только сера и стадна, но и полностью никчемна в каком-либо интеллектуальном смысле и все ее мышление полностью первобытно, а потому и заря новой краснознаменной эры могла носить один лишь тот пламенно кровавый и крайне разрушительный характер.
Настоящий духовный прогресс может прийти с одним индивидуальным и всесторонним развитием личности каждого члена общества в отдельности, что и создаст со временем новый конгломерат сознания у всего населения какой-либо многомиллионной страны.
Ну а весело вывешивать новые знамена и заменять былые иконы лозунгами и портретами ничтожных вождей…
И разве от всего того действительно могла бы на деле явно этак вполне перемениться сама суть использования рычагов всего того еще издревле вполне же полностью как есть абсолютно как-никак одинаково работающего управленческого механизма?
Ведь для того, чтобы он начал функционировать несколько иначе следовало приложить все силы ради лучшего просвещения народных масс, а никак не травить им душу сказками о лучшей доле после того как они и вправду мигом очнуться от своего векового сна.

То есть вместо того чтобы прочувственно теребить массы восторженными прокламациями надо было их хоть как-либо учить вполне самостоятельно думать, а точно также и выводить тех самых именно что самых отдельных его представителей из сущей же тьмы на редкость беспросветного невежества.
Однако нечто подобное кое-кому было никак и близко не с руки, поскольку эти люди и мысли не допускали о том, чтобы хоть как-либо вообще принять во внимание всю тяжесть вериг всего того весьма и весьма недалекого крепостного прошлого.
Раз такие деятели хотят буквально всего сразу и вовсе вот именно совсем уж незамедлительно…
Скорее всего, разумное и планомерное развитие ярких индивидуальностей, а также взрыхление почвы пустоголового невежества плугом знаний самых азов науки был нисколько никак и близко явно так не про них.
Раз подобного рода просветителям широких народных масс чего-либо ожидать было, и близко-то невмоготу, поскольку мыслили они, да и по сею пору, только-то и мыслят лишь о великих благах грядущего.
И при этом они и впрямь-таки втягивают носом ароматы очаровательно светлого и чисто абстрактно сколь лучезарного бытия, до которого, как оказывается ныне, ну совсем рукой подать.
А все это между тем и вправду безудержно так некогда подтачивало свет и тепло внутри всякого никак не изощренного в каком-либо абстрактном мышлении на редкость до чего незамысловато простецкого человеческого естества.
Ну а выход каким-либо более чем искренним людским эмоциям тут будет разве что только лишь всего один и ведь явно еще окажется, до чего только донельзя разрушительна, вся его зачумлено чудовищная суть.
И ждать чего-либо иного совсем уж вовсе напрасный труд.
Но у кого-то так вот и ощущается в груди дикое стеснение из-за суровой безысходности самого спешного грядущего раскрепощения масс трудового народа.
Причем и поныне именно то крайне болезнетворное ощущение всего того социального неравенства и нагнетает все то от века до чего беспросветно темное, что исключительно же всегда неприметно ютилось на самом краю всего того самыми как есть повседневными мыслями существующего нынешнего общества…
И это как раз-таки оно сладостно соблазнившись ароматом скороспелого добра до чего скорехонько в самый удобный для того момент исключительно же нелепо и неприглядно еще уж спешно и выползет из тьмы времен на весь Божий свет.
Причем простые люди так и ожидающие манны небесной после того как яркие лучи книжных истин действительно прольются на скатерть-самобранку той еще донельзя непритязательной обыденности могут и не понять, что насильственная смерть минувшего всегда подразумевает рождение настоящего ада, который более чем полноценно затем и затмит те ужасы когда-либо ранее имевшее место.
Все те господа идеалисты были пламенно восторженны и бескомпромиссно фанатичны, они были готовы к любым лишениям народа во имя воплощения в жизнь суровых планов самого спешного и неотложного преобразования всего того ныне существующего общества.
Тем более что уж внутри всего своего вовсе ведь совсем непритязательного «я» явно они и по сей день и близко пока никак не расстались со всеми теми до чего еще давнишними идеалами средневекового рыцарства.
И столь, однако, и впрямь до чего еще безмятежно и было дано тем, так и горящим пламенем идей нечестивым людям после всей той на редкость нелепейшей своей победы разом еще всецело, затем более чем действенно преобразиться во что-либо полностью явно иное, по-инквизиторски злодейски зловещее…
А как раз потому, собственно, и занялись все эти злосчастные недруги векового зла до чего бесславным же делом сущего сожжения вовсе дотла даже и самих мелких следов всякого недавнего прошлого.
А между тем его совсем нельзя уничтожить не раздавив при этом в кровавую жижу все то, что до этого как есть явственно наживалось потом и кровью всего того вполне продуманного воспитания, да еще и в сколь многих самых различных людях.
Ну а заодно «советское светлое прошлое» явно вот стало эпохой безвременного насаждения бездушной и праздной умственно - имперской помпезности.
Ну а та за красными флагами напыщенно помпезной идеи неизменно прятала насуплено сытую тупость, что до чего и впрямь весьма весело обреталась в вечно полуголодной и в мирное время стране.

24
И ведь одной из наиболее главных причин, почему со скрежетом произошел поворот в кровавую бездну почти бездонного социального зла, автор считает сущую упоенность веры весьма многих наивных людей, что действительно всем сердцем поверили в истинно реальную и простую возможность в единый миг сделать некую сказку вполне объективно осязаемой житейской былью.
А между тем праздные фантазии подобного рода только лишь всецело вот предают ускорения ужасному падению назад в сущую дикую первобытность, а потому и совершенно неизбежны были ныне всяческие те до чего обильные человеческие жертвоприношения.
И дело тут никак не в том, что всякие те умственные построения сколь весьма насущно сосредоточенные на самой явственной переделке всего того ныне имеющегося мироздания попросту на редкость вовсе совершенно излишни.
Поскольку, само собой разумеется, что взвешенно и здраво обсуждать принципы полностью так разумного усовершенствования общества, всегдашне жизненно важно, да и вообще между тем исключительно до конца ведь необходимо.
Да только ту совсем невзрачно и одноцветно серую толпу при всем том вполне еще следовало бы раз и навсегда оставить полностью в стороне от всего того более чем глубокомысленного переосмысления разве что еще лишь некогда затем грядущего иного бытия.
И право уж, кто это вообще будет с тем, собственно, спорить, без тени сомнения всякое вполне до конца разумное приспособление к обыденной практике бытия всех тех и впрямь до чего незыблемо простецких истин безо всяческих (никак неидеалистических) словесных баталий в их честь нигде и никогда попросту не бывает.
Однако при всем том те, куда поболее цивилизованные нормы в твердых рамках донельзя стародавней Российской империи следовало прививать никак не наскоро, а взвешенно, до чего еще медленно и очень даже многоступенчато и ясное дело, что безо всяких резких рывков.
А то от всех тех чрезвычайно больших и безнадежно утопических намерений в родном отчестве истинно же лучшей жизни для всего народа никак и близко вовсе ведь совсем не прибавиться.
Скорее наоборот - именно благодаря им и растекутся по всей стране широкие и глубокие кровавые лужи.
Причем, бесправное пролитие невинной людской крови будет еще и повсеместно так затем осуществляться как раз во имя более чем неистово деятельного и последовательного умерщвления всего того будто бы проклятущего несветлого прошлого.
То есть все эти дела отныне будут сколь воинственно и безысходно совершаться разве что ради сущего приближения грядущего прихода царствия добра и света, правда, на одних лишь безликих и праздных словах.

25
И уж этакого рода осатанело же беспутные действия разом обернулись одним лишь совсем вовсе вот бессмысленным и ожесточенно массовым людским самосудом.
Да еще и был он всецело осуществлен никак не над неким тем чисто ведь пресловутым темным прошлым, а именно над всем тем истинно светлым грядущим, коему без каких-либо вполне сознательных усилий в этот мир уж и близко никак затем не прийти…
И наиболее главной целью всех тех более чем искрометных перемен будет именно то самое весьма ведь планомерное насаждение одной лишь той исключительно бескрайней духовной и физической нищеты…
Причем царство слепого невежества, а также елейного, юлящего, а порою и раболепствующе заискивающего хамства – это и есть то, что могли наскоро возвести на трон доселе безмолвные массы простого народа громогласно вооружившись, явственно незыблемой верой в то, что человеческую природу можно будет запросто переиначить, начисто разрушив весь подлый гнет собственнического угнетения…
А между тем всякая людская суть полностью незыблема, и ее могут изменить одни лишь довольно долгие тысячелетия плавного, и вполне продуманного, как и безропотно же во всем донельзя так примиренческого уравновешивания между обычной жизнью и сколь и впрямь блестяще красочными о ней мечтаниями.
Ну, а чудовищно взрывными темпами уж буквально все совсем безотчетно круша, а, никак и близко не возводя чертоги, той чисто ведь мнимо будто бы наилучшей жизни можно было разве что вот как есть всецело добиться одного того самого незамедлительного угасания тех истинно доподлинных очагов всяческой настоящей культуры.
Ну а, размеренно шагая и шагая строго вперед, а еще и сея при всем том семена знаний, а не только самого бессмысленно пустопорожнего и на редкость безнадежно речистого словоблудия и можно было со временем добиться самого обширного благоденствия всех тех от века никак непоправимо обездоленных рабочих масс.
И никак иначе и нельзя прийти к той еще и впрямь несколько лучшей общественной жизни, поскольку тот другой значительно во всем поболее простой путь чреват одним лишь откатом назад в темень и грязь давно уж будто бы совсем разом минувшего.
Да еще и приумножаться все его былые беды став подчас вдесятеро тяжелее всего того, что было когда-либо прежде.
И вот от всего того до чего самодовольно благодушного революционного гуманизма остались затем одни разве что великие горы совершенно безымянных трупов.
Ну, а если кто-либо донельзя слащаво и задушевно думает совершенно иначе, то он явный приверженец именно тех нелепых веяний, что в прошлом и стали одной из первопричин как раз того, что бессмысленный и беспощадный российский бунт и был всецело оседлан отъявленными, насквозь же ядовитыми духом и мыслью безнравственными прохиндеями.
А чего вообще иного тут можно было ожидать раз в том самом фактическом ведь преддверье новоявленной революционной эры все то просвещенное российское общество буквально вдоволь исключительно так обильно пропиталось яркими бликами того всеобъемлюще уж чудесного грядущего, которому непременно должно было когда-нибудь, собственно, именно что попросту быть и никаких гвоздей.
И главное все, те полностью отстраненные от всяческой седой, как лунь, действительности о нем искренне сладкие грезы зиждились, прежде всего, на том, что буквально всем тогда стало как штык безукоризненно ясно, что где-либо далеко-далеко впереди вот-вот забрезжит свет чего-либо нового, но заря это или закат - на глаз было не определить.

Однако сколь неизменно хочется верить во что-либо до чего изумительно славное, вечное и доброе, да только та самая весьма безотчетная вера довольно-таки многих людей подчас разом затем и погубит.
А все это лишь во всем потому, что хотя без нее уж никак вовсе нельзя, но надобно напрягать ум, а не всего-то совсем безотчетно во что-либо на редкость беспочвенное до чего еще наспех разом поверить.
А, кроме того, явно бы надо при всем том никак и близко не постесняться, разом схлестнуться в ярой борьбе со всеми теми, кто бездумно топчет и топчет ногами новое, исподволь вытравливая весь его дух из тех самых ныне так или иначе имеющихся в данное время великих общественных начинаний.
Да и вот еще всякая подобного рода борьба должна была вестись никак не со всеми теми на редкость же слащаво восторженными мыслями, буквально все, то черное разом укутывающими в розовые одежды праздно блеклых надежд.
Этот мир к чему-либо действительно наилучшему если и можно будет некогда вполне до чего надежно изменить, то, вовсе-то ничего уж подобного совсем не удастся осуществить, пройдясь кувалдой по черепам злых угнетателей, даже если и будет она весьма ответственно при этом находиться в чьих-либо и впрямь до чего только мозолистых руках…
Да и до чего наскоро соорудить из всей той нынешней общественной пирамиды нечто уж исключительно новое будет явно совсем попросту уж невозможно…
Ну а медленно и упорно возводить нечто стоящее определения, куда поболее лучшей обители для всего ныне существующего общества никому будет не по силам безо всякой той солидной же помощи со стороны тех людей, что напрочь между тем отказывались даже и немного занозить свои холенные и нежные руки.
А между тем им, однако, как-никак, а все-таки стоило весьма ведь вдумчиво укреплять толком никак не струганые балки сколь донельзя до чего еще грубого общественного быта.
Да только тот им и по сей день явно кажется, попросту доверху переполненным исключительно разной и отъявленной скверной, к которой их души и не могли хоть как-либо соприкоснуться, до чего безнадежно разом уж как есть не перепачкавшись в том, в чем им извозиться было нисколько нельзя, сохранив главные свои духовные черты.

26
Люди, чей разум совершенно уж полностью всеобъемлюще затмевают всяческие ласковые чувства, мыслят вовсе-то полностью разве что как-никак, а совсем еще до чего только однобоко.
Их прерогативой всецело ведь явно становится истинно как есть немыслимо возвышенная над всем плотски низменным, безукоризненно, чистая, словно бы детская слеза, сущая же голая правда.
И она и впрямь обволакивает буквально все на этом свете, где-либо и когда-либо собственно происходившее, до чего принципиально вязкими тенетами абсолютно так односторонне мыслящей своей полуслепой правоты.
Однако правда та была урезанная и строго дозированная, а потому и являлась она самым же наиболее наихудшим из всех где-либо существующих видов до чего ласково порою очаровывающей светлые души лжи.
И внутри той изумительно чистой от какой-либо грязи жизни пресловуто же единственной правды буквально все было создано, дабы в том самом стерильно чистом уголке многих душ так и горел и горел огонек на редкость самодостаточного, да и как есть весьма многообразно во всем более чем разносторонне сладострастного самообмана.
А впрочем, как-никак и сами довольно уж совсем низменные стороны всех тех общественно полезных истин для некоторых людей попросту не существуют полностью так вообще.

И это как раз весьма этак усердное сокрытие их от всякого более-менее полноценного внешнего света зачастую и дозволяет некоторым слащавым интеллигентам всячески же сохранять свои по-детски нежные ручки в той-то самой исключительно девственной чистоте.
А между тем без чьего-либо в этаком деле и впрямь-то именно что прямого участия воз вековой разобщенности и коррупции было бы никак и близко с места нисколько не сдвинуть…
И кое-кому вполне следовало гораздо менее ерничать по поводу всей той чисто же многовековой российской отсталости от всех тех издревле еще необычайно благих общеевропейских стандартов, да вот зато значительно поболее при всем том всячески выпрямлять согбенный стан своего народа своей-то собственной к нему до чего между тем естественной близостью.
Ибо как раз в чем-либо подобном и была сколь неизменно заключена историческая функция буквально всяческой в этом мире интеллигенции.
И это именно отчасти из-за той извечной же на редкость безудержно прекраснодушной болтологии и завелись на теле страны всяческие сибирские язвы лагерей того еще самого злосчастного сталинского ГУЛАГА.

27
О да, конечно, от прямого соприкосновения со всем тем донельзя грязным общественным бытом, чьи-то руки в единый миг явно станут никак не столь безукоризненно чистыми, а заодно и доведется им тогда оказаться совсем неприглядно и неприязненно мозолистыми, зато душа будет дышать тем же воздухом, что и весь остальной честной народ.
Ну, а чтобы и впрямь как есть до чего постепенно добиться всего того, о чем писал Иван Ефремов в его романе «Лезвие Бритвы», и нужно было вот никак не бояться по временам хотя бы и немного, но посильно якшаться со всяческого рода дурно пахнущим сбродом.
Поскольку это как раз-таки проливая в грязные и низменные души яркий свет всяческих духовных благ и можно еще будет со временем получить весьма достойные всходы, потому что люди невежественные никак не закрыты, они только не развиты, а это дело более чем вполне еще поправимое.
Хотя как-никак, а на деле взойти в них могут одни лишь, и только семена вполне уж сколь вот довольно практического и прагматичного познания…
А потому и забивать им мозги всяческими заумными социальными теориями попросту тот еще самый на редкость мартышкин труд!
Они и вправду люди разболтанные и неорганизованные и их кое-кому действительно, пожалуй, хочется до чего еще разом ведь полностью переделать на какой-либо несколько лучший и более благой лад.
Ну а как раз для того, мол, и надобна та самая некая социальная программа будто бы и впрямь полноценно способная довольно уж слаженно и верно во всем поспособствовать всякому истинно наилучшему обустройству людского быта путем полного выравнивания до чего и впрямь самых различных категорий под одну лишь явно только гребенку.
А между тем именно подобным путем как раз и уничтожаются полностью до конца при всем том раз и навсегда, стираясь в труху всякая доподлинная творческая инициатива, а также и тот всецело настоящий никак не показной энтузиазм.
И как то само собой затем и получается, уж вместо того вполне вдумчивого лечения страшных общественных язв кое-кто и по сей день разве что занят одной лишь мудрой заботой мысленного выравнивания, всех тех чисто так всегдашних неровностей социальной почвы.
А между тем подобного рода прокрустово ложе только и может, что уложить все человечество в одну ту большую братскую могилу.
А ради вполне ныне заслуженного человечеством прихода самых наилучших дней всеобщего людского грядущего на самом-то деле надо было всячески воевать никак не с темным прошлым, а именно с тем вовсе уж нисколько совсем несветлым нынешним настоящим.
Да вот, однако, никому уж явно не следовало со всем тем эпическим упоением сколь еще грозно сражаться с химерой некого грубого социального неравенства, а только лишь с главным бичом всякого государства взяточничеством, кумовством и коррупцией.
Хотя, конечно, безо всякой на то особой причины лезть во всякую еще изначально черную грязь никому и близко совершенно негоже, а в особенности во все те самые обыденные часы ничем и никак не потревоженного житейского существования.

28
Однако весьма усердно подгонять к свету высших истин всех тех, кто живет в скверне донельзя житейской своей низкопробной непритязательности, явно при этом еще и наслаждаясь крайне незатейливым своим существованием, попросту уж и близко дело явно этак вовсе ведь непристойное.
Нет, сначала надо было хоть сколько-то посильно выйти за узкие рамки своего довольно ограниченного кругозора, и тогда, может, и удалось бы кое-кому чисто житейски понять всех тех, кто жил, сколь еще жестко находясь в суровых тисках до чего еще стародавнего примитивного быта.
Ну, а столь беспрестанно сюсюкать и кудахтать о той нисколько явно не в меру безрадостной народной доле, а еще и до чего громогласно при всем том воздыхать, что народ, мол, до сих самых пор все это безропотно терпит и молчит…

Нет, именно в этом и есть чего-либо как раз оттого до чего бездумного же взбаламучивания той самой, хотя и не бездонной, однако немыслимо при всем том и впрямь совсем ведь отвратительной обывательской лужи.
И как есть, вполне заранее оно полностью ясно, что всем тем крайне негативным результатом этаких благих и праздных бесед и станет чудовищное беззаконие на многие десятилетия затем обредшее статус полноправного хозяина всех земель и недр, а точно также и всякого людского материала, где-либо проживающего в пределах шестой части суши.
Однако может быть те почти бесцветные серые массы именно что при помощи бесподобно чудодейственного омовения в самые недра всего того, как и понятно проникновенно сладостного и сияюще доброго, в конце концов, и сумеют переменить всю доселе имевшуюся в них обыденную обеспокоенность на те ничем и никем непобедимые, извечно возвышенные идеалы?
Может быть, со временем - да!
Только, не все ли едино, на данный момент времени всю безыскусную естественность грязного мещанского быта нисколько не вытравишь той самой до чего и впрямь-таки безумно благоухающей фиалками прекраснодушной искусственностью.
А между тем все лучшее в людях надо бы именно всецело до чего еще старательно воспитывать, а вовсе не вытравливать все из них злое добела раскаленным железом.

29
А, кроме того, и никак не следует им лить за ворот всевозможнейшие дифирамбы обо всем том крайне утонченном и безмерно возвышенном, поскольку внутри его подчас наиболее главной блаженной сути зачастую слишком много всего того чисто аморфного и искусственного, а не этакого донельзя искусно приподнятого над всем вполне обыденно нас окружающим.
И вот чего только явно же можно бы привести в качестве самого наглядного подтверждения ко всему тому ранее вышесказанному.
Иван Ефремов, «Лезвие Бритвы»:
«Самый великий подвиг искусства - вырвать прекрасное из жизни, подчас враждебной, хмурой и некрасивой, вложить гигантский труд в создание подлинной, безусловной, каждому понятной, каждого возвышающей красоты. Мало этого, тебе придется бороться со все распространяющимся влиянием бездельников, думающих ловким трюком, фокусом, удивляющей безвкусных глупцов выдумкой подменить настоящее искусство. Они будут отвергать твои искания, глумиться над твоим идеалом. Сами не способные на подвижнический труд настоящего художника, они будут каждый найденный ими прием, отдельное сочетание двух красок, набор мазков или удачно найденную светотень объявлять открытием, называть элементом мира, не понимая, что в нашем ощущении природы и жизни нет ничего простого. Что везде и во всем сложнейший узор ткани Майи, что наше чувство красоты уходит в глубину сотен прошедших тысячелетий, в которых формировалась душа человека! Отразить эту сложность может лишь подлинное искусство через великий труд».

30
И вот как раз-таки во имя того, дабы никак не оказался он во всем том своем конечном итоге исключительно уж нелепо сизифовым, и нужно было суметь сделаться несколько ближе ко всему тому, что, безусловно, полностью донельзя снизу-доверху перепачкано вековой грязью своей неумытости, а именно к самому сердцу бескрайне простого народа.
Однако делать чего-либо подобное явно ведь следовало, никак при всем том не стремясь, тот самый народ куда-либо более чем, всесильно поднапрягши волю и мускулы сколь дружно, затем приподнять.
Нет, истинно полезным тут было бы, разве что иногда при первой возможности, к нему весьма вот посильно спускаясь более чем ответственно становиться с ним и впрямь на одну, собственно, ногу.
Да только при всем том, и близко не отдавливая ему его нижние конечности во имя любых самых так до чего добрейших помыслов, а также и довольно-то на редкость тускло светлых идеалов.
И попросту надо бы признать, что ничего сразу в этой жизни к лучшему уж сроду так никогда не менялось.
Путь доподлинно полезного преобразования общества был и будет бескрайне долог и тяжел, а главное всяческие праздные и сытые речи можно сказать его лишь как есть, значительно удлиняют, а тем и отодвигают они вдаль ото всех этих наших нынешних реалий те пестрые и яркие мечты о некоем принципиально ином общественном бытии.
И кое-кто явно перепутал вполне же естественную жизнь и чисто надуманные образы вымышленного мира некой благой фантазии…

ЕЕ грядущая мнимая бытность (то есть именно время на редкость той еще совсем ненаглядной эпохи буквально так всеобщего неминуемого счастья) была до чего обжигающе страстно верна и пламенна.
Ну а главное - и весьма и весьма определенно она как есть, разом нацелена на все, то сколь неизбежно лишь самое-самое истинно наилучшее.

31
Ну а грязное и былое бытие вполне вот следовало зарыть в могиле только лишь вчерашнего прошлого.
А между тем во имя доподлинно праведного приближения светлого будущего нужно было воевать не с необычайно длинными тенями страшных пережитков всего того ныне минувшего, а как раз-таки же активно насаждая те самые более чем архиважные саженцы, куда поболее чего-либо стоящих и истинно лучших грядущих времен.
Ну, а для того самого донельзя последовательного затем осуществления чего-либо подобного и нужно было до чего беспрестанно так вполне умело возиться в скверне и грязи, да и как то могло быть хоть сколько-то, вообще вот иначе?
То есть, явно было весьма этак неотъемлемо важно и крайне во всем потребно на деле как есть приучиться, пусть иногда, да и то разве что вскользь никак не беспочвенно, а сколь надлежаще реально вполне чувственно соприкасаться со всем, тем жизненным сором - высочайшими сторонами всей своей утонченной духовности.
Поскольку нет ничего яснее того, что если уж будет вся духовная жизнь интеллектуальной элиты страны протекать как-либо по-другому, то вот тогда весь тот сильнодействующий яд пропагандистки подсахаренной лжи и лести попросту до чего отчетливо сделает довольно-таки многих культурных людей, самыми что ни на есть невольными прислужниками чьих-либо воинственно-собственнических интересов.
А они между тем всегда были полностью чужды всякому хоть сколько-то стоящему настоящему благосостоянию всего того неизменно нищего российского народа.

Причем речь тут вовсе не идет о некоем временном, проходящем процессе, никак этак и близко совсем не затрагивающем нашу сегодняшнюю, современную эпоху.
Наше несветлое прошлое, словно в зеркале отображается в нашем теперешнем все еще явно невзрачном настоящем.
А потому и абсолютно нет в том ничего удивительного, что некоторые из наших современных представителей довольно-то весьма разнообразных творческих профессий с самой искренней, и, пожалуй, что несколько уж излишне подчеркнуто детской наивностью, до чего смущенно объясняют всю свою неимоверную востребованность сущей пошлостью и всем тем до чего чудодейственно слащавым мраком.
Хотя, между тем, все это попросту, ясное дело, является самой элементарной же хитроумной уловкой, а именно не более чем низменным самообманом и совершенно того и близко так нисколько не более.

32
А между тем всякий социальный заказ искусству может быть кем-либо осуществлен разве что лишь в меру его истинной и безусловной продажности, а как-либо иначе ему совсем уж никогда вовсе ведь нисколько и не бывать.
Однако зачем это он вообще мог кому-либо еще столь непременно как-никак на деле понадобиться?

А все дело тут в том, что бесхитростное упрощение жизни, следуя при этом наиболее удобному к тому изгибу, есть самое естественное продолжение повторения в области духовности тех самых ласковых удобств, что нам создает довольно быстро и легко уносящий нас вдаль от всякой простейшей естественности буквально-таки вездесущий и всесильный технический прогресс.

33
Массам хлеба и зрелищ - это вполне полностью само собой понятно, а чего это тогда, значит, всем тем баловням судьбы патрициям?
А вот он и ответ.
Технически подкованная, словно блоха мастера Левши, цивилизация, само собой, всенепременно разом потребует стиля, вовсе так никак и близко недоступного простым смертным, всем-то духом своим буквально уж разом грозно ограждающего возвышенных чувствами и разумом интеллектуалов-патрициев от того самого искренне и во всем более чем откровенно презираемого ими плебса.
Причем всегда этак непременно весьма ведь явно еще найдутся все те, кто со всем тем непомерно большим аппетитом, торжественно осуществят – этот самый социальный заказ.
Уж как в области философии, полностью бездушно отдалившейся от всех явей мира сего в некие изумительно отвлеченные от любых реалий жизни метафизические бредни о самой сущности какого-либо максимально так хлестко и верно определенного вселенского бытия, да и политологии превратившей обман безмерно доверчивого народа в некий культ всегда единолично правого вождя.
Само же название сути должности вовсе-то никак и близко совсем не меняет, поскольку в России должность царя можно было вполне всерьез обозвать и должностью главного кучера.
Причем - это как раз-таки при сколь непосредственном посредстве ярких бликов далекого будущего и произошло возрождение всей той неимоверно дичайшей дикости, и главное все это сурово претворилось в жизнь именно в условиях отчаянно новых реалий века, что попросту стал эрой неимоверно доблестных открытий всяческих исключительно разнообразных способов буквально всеобщего нашего взаимоуничтожения.

И все уж тут дело было именно в том, что помпезная имперская напыщенность разве что лишь всецело укрупняет амбициозность позиций бравых не умом, а силой всего своего привилегированного положения ярых господ от фуражки с околышем и пышных пампасов.
Да и гражданские руководители вдруг до чего многозначительно почувствовали себя истинными властелинами мира, в котором они и вправду могут совершать большие поступки, однако вот если и будут они, затем ощущаться даже и сквозь миллионолетия, то еще окажется это одним только ощущением стыда и страха.
И все это поскольку мы вполне еще окажемся способны погубить весь свой род млекопитающих убийственными амбициями, которые попросту выжгут все живое на нашей планете.
Наша планета имеет очень тонкую настройку, и мы уже ее во многом реально нарушили, однако сделали это невольно от глупости и жадности, а не по тому чудовищно злому умыслу.
И лучше бы нам уж, ясное дело, и близко никак ведь до того не доводить, чтобы буквально так весь этот мир действительно еще стал полностью пустым и на редкость пустынным…
Идеология слепой силы, делающая особо острыми когти хищных империй попросту нивелирует все человеческое внутри душ тех, кто принимает решения, никак не беря в расчет ничьи людские судьбы, а только лишь твердо определяя границы, за которые чужая подлость не должна перейти без спуска с цепи ядерной реакции.
Причем, поболее всего, подобному роду рассуждений могло бы еще поспособствовать как раз то самое до чего явное превращение живых людей в безвольные винтики в машине сколь определенно созданной именно во имя построения государственного, а никак уж отныне нисколько не личностного и чисто человеческого счастья.
А между тем, нечто подобное и стало совсем невозмутимо наихудшим воплощением старого культа тотемизма под видом победы будто бы наиболее и впрямь передового духом атеизма буквально над всеми теми истинно будто бы ныне прежними религиозными предрассудками.
Да только теперь на месте тотемного животного оказался не статный вождь - яркое воплощение всего того давно прошедшего и былого, а тот символ, который и отождествлял собою божество, уж и впрямь-то наглядно воплощенное в живом теле, причем как раз таковое которому отныне и положено будет смиренно поклоняться всему тому нынешнему племени.
Но данный символ лучше ту как она есть всеобщую жизнь, точно ведь никак явно не сделает, поскольку он служит разве что самому себе и требует языческих обрядов и жертвоприношений, причем ему для всего этого и было нужна именно людская, а не животная кровь.
Причем для того, чтобы превратить жизнь масс в хоть какое-то подобие вполне достойного людского существования надо бы никак не постесняться довольно близкого знакомства с теменью, грязью и всем тем алым, что находится в венах людских.
Без крайне уж нечестивого своего соприкосновения с темными сторонами жизни всю то, что губит ростки грядущего никак вот не изжить.
А еще и должно это быть оно полностью здравым и крайне пристальным, поскольку главное это не вобрать тьму внутрь души, а разглядывать ее можно с буквально любого самого малого расстояния и покуда внутрь от него вовсе ничего не наберешься, а потому и переживать по этому поводу и близко не следует.
И главное это ведь что!
Страшнее зверя нет в природе, чем дикое и тупое людское невежество.
Именно оно враг прогресса, а не самодовольное чванство тех, кто весьма вот лучше в этой жизни обустроен.
И вся наиболее страшная трагедия мира, в котором мы живем, заключена, прежде всего, в том, что нашлись ярые идеалисты, которые и впрямь попытались зажечь солнце гуманизма, вовсе так истребив тьму тьмущую всяких чисто абстрактных понятий вместе теми, кто эти понятия само собой вполне отчетливо же олицетворяли.
И простой народ по наивности своей всецело поверил этим кликушам яростно зовущих толпу сделаться самим себе вольными господами.
И те ничего и ни о чем несведущие граждане подошли к этому делу со всем вот до чего более чем искренне надлежащим рвением.
Раз уж весьма многие из них все еще по старинке верили во всякие ныне совсем обветшалые идеалы и были они даже готовы до чего всерьез за них отдать свою жизнь.
И ясное дело, что тогда явно нашлось, кому должным образом вдохновить их на этакие великие подвиги.
И сколь сердечно и пламенно бравые деятели беспардонно на редкость слащавой демагогии и занялись оголтелым кликушеством во имя построения общества древнего рабства в той самой беспардонно новой идеологической упаковке.
И разве то и близко никому никак непонятно, что враз тогда мигом еще отыщутся и впрямь до чего прилизанные деятели «всеядного искусства», что довольно еще старательно вовсю затем обкормят серую толпу сладенькой и до чего совсем непритязательно откровенной пошлостью.
А она крайне прилипчива и надо чтобы сменилась пара поколений, чтобы всем действительно стало ясно, что весь до чего уже долгий путь к всеобщему счастью он только одна более чем нелепая видимость и никак того нисколько не более.
Правда толпу можно всегда вдохновить и некими новыми лозунгами она ведь своим властителям всею душою неизменно же внемлет…
Причем пламенно революционна она или нет, будет зависеть только лишь от всего того нынешнего духа времени.
И вот если надо из одного пламени в иное полымя всегда уж людские невежественные массы можно еще разом так и толкнуть.

34
И сама уж доля искусства во всем том вполне успешном формировании нового образа сознания у всякого того чрезвычайно простого обывателя необычайно так явно более чем велика.
Причем никак не обязательно, чтобы оно всячески восхваляло всякие там немыслимые прелести нынче вот властвующей идеологии.
Раз этого никак вовсе подчас совсем и не требуется.
И все это потому, что если до чего славное искусство никак небезуспешно себя сколь откровенно продает или предназначается для одних исключительно избранных, то тогда из него никак не окажется затруднительным довольно-то запросто вылепить некий тот довольно удобный для всякой той тоталитарной власти повседневно же нужный ей инструмент.
И уж будет он предназначен именно для самого еще безмерного возвеличивания всей ее чудовищно мертвенной идеологии.
И, ясное дело, что никак тут было не обойтись без помощи талантливых художников, скульпторов и кинорежиссеров, поскольку это именно их труд максимально нагляден и прост для его и вправду действительно уж вполне этак максимально естественного всеобщего восприятия.

А между тем все эти духовные гиганты подчас до чего и впрямь безмятежно живут той самой совершенно иной несколько отрешенной жизнью, нежели чем все другие боги Олимпа возвышенного искусства.
И это как раз им смотрящим с его высокой вершины все страдания масс иногда порою оказываются, бесконечно далеки и вовсе вот совсем никак не приметны.
Ну, а сие само собою подразумевает, что они могут более чем искренне создавать ту самую трафаретно-плакатную действительность.
Да еще и как раз именно в том виде и форме, в каковой то и вправду окажется более чем удобным в их Богом забытой стране буквально-то всем в ней власть безнравственно предержащим.

35
А люди безмерно возвышенные пускай себе всласть наслаждаются всем тем чисто своим довольно-то малодоступным невежественным массам искусством.
Ну, а всякий простой народ при всем том еще и специально будут буквально-таки вдоволь обкармливать пошлостью ради самого этак извечного поддержания в обществе лишь разве что одного того вполне ведь до конца устоявшегося состояния, при котором и существует то веками нисколько не изменяющееся повседневное расслоение…
Причем это вот, в сущности, и есть, собственно, то, что сегодня происходит в России.
Пошлость народу – это именно тот самый всеобъемлюще статный новый лозунг современного российского шоу-бизнеса.
И уж смотря исподлобья вертикально вверх на всю ту совсем так безвольно воспарившую к сизым облакам интеллигенцию, чиновники от современной культуры так и потирают при всем том руки и сколь искренне они вполне самодовольны!
А между тем всему тому их успеху на данном поприще более чем неизменно способствует как раз именно то обстоятельство, что российская интеллигенция буквально пресыщена своим собственным донельзя многогранным, но явно при всем том довольно уж подслеповатым просвещением…

36
Однако все - это касаемо разве что лишь тех еще творцов отнюдь никак совсем не массового искусства, кто в силу исключительно же эгоистичной своей элитарности на редкость малодоступен для всякого ведь понимания тем самым абсолютно «бескрылым большинством».
Ну а тех, кто видят этот мир как-либо во всем иначе, разве что явно вот всецело по-своему, но безо всякого при всем том излишне заумного оригинальничания, тоталитарное общество и близко никак не потерпит и планомерно затравит буквально изо всех своих сил.
И это разве что только именно в связи со сколь еще многократными пожеланиями трудящихся масс по отношению ко всем тем шагающим никак не в ногу (в искусстве) в прошлом и применялись по-своему и впрямь более чем совсем непритязательно убедительные бульдозеры.
А то и был наиболее изрядно уж наглядный аргумент в том самом безумно яростном споре, каким это именно, в принципе, и должно было вполне ведь являться всему тому выдержанному в том еще на редкость должном духе донельзя так утопически оптимистическому социалистическому искусству.

37
Причем абстракция, как форма чересчур уж вширь и вкось непомерно раздавшегося отнюдь при этом никак не всегда истинно виртуозного творчества от всего этого и близко совсем не пострадала, а скорее, наоборот именно благодаря этому она лишь поболее вознеслась на свой всецело лишенный всяческой конкретной формы исключительно многогранный Парнас.
Хотя, в принципе, свое как есть довольно небольшое место под солнцем ему явно было еще от века более чем бесспорно уж всецело как есть вот положено…
И произошло – это, собственно говоря, только лишь оттого, что американские политические деятели из неких своих вполне трезвых и прагматичных, политических соображений столь решительно ей сколь смело подставили свое до чего еще грубое капиталистическое плечо.
А между тем самое беззастенчивое вовлечение любого рода искусства в политические игры весьма вот неизменно будет чревато именно тем исключительно так до чего еще на редкость более чем неприглядным его опошливанием, смешиванием с грязью…
То есть сатрап СССР и чужую культуру до чего еще основательно всячески извозил во всех тех до чего еще зловонных идеалистических нечистотах, а не одну лишь разве что именно только свою.

38
И до чего безмерно как есть чисто ведь сходу разом же замарать великих людей, дабы они с ног и до головы увязли в сущей тине пошлых интриг или вообще утопить их в тюремной параше – то, как есть и было наиболее сладкой мечтой до чего и впрямь переразвитого тоталитаризма…
И если нисколько нельзя было (в свое время) и впрямь на корню извести все доподлинно массовое искусство, раз от всего этого оно бы не в меру тогда захирело, то вот никак и близко не давать ему увидеть мир, выйдя на тот еще широкий экран, собственно, и было проще простого.
Весьма талантливые фильмы клали на полку именно по этому до чего еще тогдашне на редкость распространенному главному, сугубо цензурному принципу.

И все, то донельзя тягостное вмешательство серой власти СССР в истинно великое духом творчество сколь явственно проистекало от одного лишь того более чем безупречно полностью понятного его устремления, никак и близко не допустить хоть какого-либо ему вовсе не подотчетного отображения всех тех невероятно суровых реалий нынешнего железного духом века.
Нет, уж все их более чем должное проявление в большом и славном искусстве до чего неизменно вот должно было следовать одной той безупречно удобной начальствующему взору приглаженной наглядности во всех ее полностью сознательно извращенных формах чисто разве что пропагандистского безмерно вычурного бытия.

39
Пейзаж сегодня, слава Тебе Господи, ныне и вправду несколько сменился, однако так и зияющую острой болью реальность и в настоящее время разве что поболее, чем некогда прежде, до чего старательно залепливают ведьминым отваром безотрадно сладковатой пошлости, раз чего-либо полноценнее этого «чудодейственного средства» попросту и не существует в самой природе вещей.
Ведь явно окажется на самом так деле вполне предостаточным всего-то навсего перевести хорошую книгу в том самом довольно-то дурном ключе, и тогда она и впрямь до чего
неизбежно послужит абсолютно иным целям, нежели чем было то, для чего она и была на деле как есть, первоначально еще предначертана самим ее автором.
Прекрасный замысел будет возможно всячески опошлить и затмить грязным и слащаво вульгарным его как есть дальнейшим перевоплощением на некоем другом языке.
А, кроме того, массовое искусство вообще порою специально низводят до полностью вот трафаретно праздничного уровня.
И все это именно что как раз подобным образом и делается, причем, прежде всего, лишь только ради того, дабы и впрямь можно было полноценнее достичь цели совсем уж искусственно так облегченного восприятия всей этой нашей донельзя подчас никак непростой и нелегкой жизни.
И уж до чего ее ныне истинно на редкость беспрестанно стараются всячески подсластить и сколь тщательно до чего ярко всячески ведь затем приукрасить.
И это при том, что подлинно народная песня, как правило, необычайно же грустная, а вовсе не восторженно слащавая…

40
Причем почти весь духовный прогресс в этом-то самом вопросе более чем явственно шаг за шагом неизменно уж следует как раз за весьма и весьма безотказно и беспросветно низкопробным техническим развитием.
И вот чего именно пишет обо всем том Иван Ефремов в его романе «Лезвие Бритвы».
«Создать, проявить, собрать красоту человека такую, чтоб она была реальной, живой, - это большой подвиг, тяжело. Проще дать общую форму, в ней подчеркнуть, выпятить какие-то отдельные черты, отражающие тему, ну, гнев, порыв, усилие. Скульпторы идут на намеренное искажение тех или иных пропорций, чтобы тело приобрело выражение, а не красоту.
А изображение прекрасного тела требует огромного вкуса, понимания, опыта и прежде всего мастерства. Оно практически недоступно ремесленничеству, и в этом главная причина его мнимой устарелости».

И ведь вовсе нет ни малейшего признака какой-либо устарелости в том до чего еще наиболее главном сегодняшнем устремлении духовно развитых людей России и ближнего зарубежья взять бы, да сколь деятельно переложить…
То есть всенепременно же приноровиться, дабы более чем основательно пристроить все те тяжкие и большие общественные заботы на чьи-либо совершенно так чужие покатые плечи.
И во многом то явно сродни ремесленничеству в той крайне уж донельзя важной области сущего переосмысления самых различных аспектов общественного бытия, и это как раз именно то, что и пришло на смену всякого того еще разного рода сомнениям, раз теперича, они нам оказались никак совсем не к лицу…

41
И вот, в некоем том новом виде сходу и возрождается сколь стародавнее язычество, поскольку новая «кровохаркающе нигилистическая мысль» неизменно формирует в человеке все, то наиболее главное, чего в нем давно уже не было, а именно истую веру во всесильных идолов, и они теперь точно окажутся живыми, а никак не деревянными.
И надо бы трезво и жестко отметить, что это именно те, кому пламенно достались все бразды правления, и принялись всячески создавать (при помощи чужих рук и таланта) до чего наглядные образы идеалистического толка, причем лишь ради того, дабы полностью стала вполне очевидна вся благодатная суть их величайшего краснознаменного царствования.

А как раз-таки потому и вся вящая монументальность до чего сходу востребованная от искусства этими во всей своей живой плоти обожествленными людьми-идолами… она-то и послужила сразу «трем богам».
Во-первых, будучи таковой, она до чего неизменно более чем критически подчеркивает обещанное многолетие данной власти, пришедшей на сколь долгие века.
Ну, а во-вторых, именно вящая монументальность и подтверждает ее жизнеспособность и великую мощь.
А в-третьих, она точно также еще и вызывает во всех подданных нового императорского, хотя и чисто на сей раз пролетарского трона истинный трепет и умиленное восхищение.

42
И ничего того поистине нового с тех еще стародавних и древних времен и близко ведь попросту явно никак пока совсем не возникло, да только привилегированная каста в некую ту давнюю эпоху как есть, уж была относительно мала и даже, пожалуй, сравнительно незначительна.
Ну а тем почти единственным и далеко не самым наихудшим нововведением всех тех новых революционных реалий и стало как раз-таки именно то, что самое же явное количество всяческих нахлебников и паразитов на теле народа весьма и весьма в сущие разы как-никак, а лишь невпример возросло.
И главное, все это разве что поскольку весь тот безмерно расширяющийся бюрократический аппарат и есть самая наглядная и сколь еще неизменная часть всякого того обыденного быта царства светлых и радостных обещаний совершенно уж иной, нежели чем она некогда вообще была ранее и впрямь-то попросту бескрайней, словно море широкой общественной жизни.
Однако речь тут идет не только о государстве тех еще самых пролетариев, что исключительно так навсегда более чем надежно полностью разорвали донельзя доселе их сковывавшие путы былого рабства…
Да, нет, конечно же, и само вот как есть само наличие той еще до чего непомерно огромной бюрократической машины было и есть, тем самым весьма ведь неотъемлемым свойством буквально-то любой так и расползавшейся по швам, от края и до края изъеденной коррупцией империи.
И это разве что лишь всегда только и предвещало ее на редкость прискорбный близкий конец, а вовсе не начало того нового, никем ранее на своем горбу никак еще нисколько не изведанного высокоидейного существования в том самом попросту как есть отныне будто бы и впрямь полностью бесконфликтном мире.

43
Причем почти для любой империи мелкие ее обыватели не более чем пешки на шахматной доске до чего еще и впрямь-то совсем вот до чего необъятно широкой общественной жизни.
Новоиспеченный диктаторский режим (в нынешнем его современном виде), он-то все эти качества разве что до чего исключительно весьма ведь значительнее укрупняет, а вовсе не создает он нечто новое, доселе и невиданное во всей той когда-либо вообще еще только имевшей место общечеловеческой истории.
А точно также и плодит он совсем ничего не производящих (кроме той еще сущей тупой болтовни) осатанело амбициозных бездельников, причем в том самом безыскусно прямом и более чем безыдейном смысле!
Так что как-никак, а явно зазря ко всему тому никак недвусмысленно призывал Антон Палыч Чехов, чтобы все еще, значится, разом сколь дружно взялись бы за славный физический труд…
Нет, от всех этакого рода донельзя же горестно слащавых воззваний остались одни лишь отчетливо на редкость вот разве что до чего пустозвонные благие намерения, ну так и этого явно было до чего еще как есть невообразимо уж мало.
Для злосчастных уроженцев сталинской эпохи все эти яркие всполохи революционных молний вовсе ведь безвременно разве что только и окончились именно той еще колонией строгого режима на вширь попросту отныне совсем невероятно необъятной территории всей той шестой части суши.

44
Диктаторский режим, сам себя во всеуслышание объявивший всенародным, что вот до чего еще ласково греется под знаменем кроваво красного вероучения, разом затем и плодит тех самых властвующих буквально над всяческой серой массой тупых и до чего весьма словоохотливых дармоедов.
А еще и производит он их заодно и именно тем на редкость исключительно так естественным для него образом, то есть совсем безо всяческих каких-либо мнимых извращений и отклонений от всего того, что как есть считай изначально было ему чисто тем теоретическим путем фактически уж всемогуще завещано великим демагогом Карлом Марксом.
То есть, и впрямь суждено было тогда великой стране попросту ведь находиться в сущих тенетах той до чего еще безумно резвой и донельзя так розовощеко циничной сущности, что разом сходу всячески оплела собой абсолютно любое общественно полезное разумение.
Да вот и донельзя беспринципно сделав из своей до чего отъявленно фанатичной слабости главную силу, двигающую все и все только лишь строго вперед, и это при том, что была она крайне юрка в одних разве что делах сущего словоблудья.
Причем сам по себе весьма твердый тому фундамент был, как есть, чисто заранее заложен в виде самого так разнообразного цветасто книжного кликушества, что собственно и послужило опорой ко вполне удачному воцарению над всей и всяческой правдой жизни той самой громогласно разрушительной, да и банально лживой теории.

Ее безмерно радостное принятие на ура неизменно проистекало от одного того уж весьма щедро и впрямь чрезмерно растравленного светлыми идеями вовсе-то и близко никак неуемного до чего изумительно восторженного воображения.
Причем это как раз-таки то немыслимо нелепое следование в само ведь небо вполне наглядно более чем явственно указующему его персту и вызвало затем сущее буйство нелепых эмоций у тех господ интеллектуалов, что были никак не в меру возвышены всем тем ярко искрящимся духом своим.
И это именно этакие люди буквально весь этот мир разом и захотели воинственно переиначить, и главное только лишь к чему-либо донельзя же многозначительно вот безупречно как есть истинно наилучшему, да и совсем без крови, пота и слез.

45
И им-то самим вовсе невзначай и чисто сходу и наобум показалось, что все тут на деле сколь безукоризненно разом попросту само собой до чего еще истинно ясно.
А потому уж как есть достаточно будет разве что только наспех сбросить с себя тяжеленные вериги беспросветно темного прошлого существования, и все тогда вскоре придет к ним полностью ведь само.
Ну, а в том самом доподлинном мире житейских реалий этого нет, да и быть его, кстати, совершенно и близко так нисколько не может!

И собственно говоря, сама соль их логических рассуждений никак не более чем то самое до чего наглядное порождение праздного и умиленного безделья в делах до чего вполне конкретного обдумывания всех тех никак немаловажных и сложных вопросов всего того совсем же обыденного, житейского бытия.
И, кстати, вот еще что: расположено оно гораздо далее всяческой дали от всех тех до чего доподлинно настоящих потоков истинно здравомыслящего общественного сознания.
А все потому что это именно в угаре интеллигентских дискуссий о самых тех еще наиболее различных аспектах всевозможных перемен к чему-либо и вправду несусветно наилучшему сама ведь собой разом исчезла всяческая хоть сколько-то того стоящая ретроспектива грядущей, куда и вправду значительно поболее праведной общественной жизни…

46
И буквально все те богоспасительные беседы носили тогда без тени сомнения разве что тот самый как есть еще злосчастный характер, так сказать, бескрайне же умиленных сладких надежд, а не сколь строго и до конца вполне верно и взвешенно выверенных логических построений.
И вот он всему тому и впрямь-то как есть до чего невозмутимо наглядный пример, причем как раз-таки из того весьма уж более чем на редкость примечательного окончания романа Достоевского «Бесы»:
«Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия.
Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней - это все язвы, все миазмы, вся
нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j'aimais toujours*. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней».
(*Пусть Россия все та же прежняя).

Интересно вот только, где это, собственно, видано…
Уж из того действительно более-менее полностью до конца этак явного тут разве что, то одно: нет никаких в том сомнений, что великий писатель сколь отчаянно уж некогда и придался всяческим праздным идеалистическим размышлениям.
Ну а как есть заодно и были они из того самого более чем невзрачного разряда тех истинно сентиментальных умозаключений, что уж вполне оказались более чем совсем бескрайне далеки от всех реалий этого нашего чисто повседневного существования.

47
Но, скорее всего, он всего-то навсего беспричинно поддался некоему чисто внешнему влиянию, поскольку российский либерализм 19-го столетия весь, как он есть, так и пропах духами Французской революции.

Ну, а гильотина новоявленным прореволюционно настроенным маргиналам явно уж со всей той очевидностью попросту показалась средством не во всем до конца достаточно радикальным - им, как видно, понадобилось нечто, что будет весьма ведь значительно поновее, дабы всех тех изуверов угнетателей и впрямь со свету никак незамедлительно полностью сжить.
Их пылающий мозг нисколько не признавал никакой плавной постепенности и хорошо обдуманных, вполне согласованных со всем этим миром только лишь после самого же тщательного взвешивания и обдумывания до чего еще донельзя ведь как есть решительных действий
Им-то самим было надобно все сразу и прямо сейчас, поскольку несколько затем могло оказаться и чересчур поздновато, раз совсем невзначай, а смогут некие исторически важные события явно обойтись и безо всякого их прямого участия.
А им вовсе вот сколь чувственно не терпелось сходу же осветить мрак людского невежества всем тем, что было ими почерпнуто из мира вовсе-то иного бытия.
Да только оттуда чего-либо брать можно как есть с самой явной оглядкой на те самые крайне суровые реалии своего века.
Ну, а если сумбурно хапать яркие в ночи угольки всякого вольнодумства, то и руки себе обожжешь и весь этот мир сожжешь впрямь дотла.
И если кто желает вполне праведно поучаствовать в великом и требующем крайней неспешности процессе довольно-таки медленного преобразования общественной жизни, то для этого надо научиться, не ставить весьма массивную телегу впереди до чего еще сноровистой лошади.

48
И уж пиши не пиши про то, что люди никак не смогут заново (лучше) наладить свой быт, обильно пустив кровь будто бы и впрямь-то крайне безжалостных своих угнетателей, но есть и такие, которые всегда еще отыщут лазейку, дабы разом избегнуть неизбежного провала их извечно грязной (от сырой землицы) логической линии.
Они ведь как раз под нее более чем безотлагательно и рьяно разом закапывают исключительно так все, что над ней вообще несколько возвышается в плане всего того совершенно уж обыденного своего общечеловеческого благоустройства.
Ну, а искрометно пламенные своими идеями господа товарищи, как то само собою, очевидно, разве что до чего многозначительно возжелали в единый миг попросту сходу переменить весь этот мир, дабы он всенепременно затем еще стал одним лишь подпольем со всеми его суровыми законами и вполне тому во всем соответствующим бытом.

Но дело тут было отнюдь не в неких разве что уж самых этак отдельных личностях, а, собственно, говоря, во всех тех «либералах дегустаторах» грядущей всеобщей славной свободы…
Они и впрямь до чего неудержимо возжелали истинно как есть до чего незамедлительного освобождения буквально ото всех более чем невероятно жестоких рамок обыденности, некогда имевших свое место и время в тех безгранично еще примитивных условиях того самого предыдущего 18-го века.
А то столетие неизменно было все той же неразрывной нитью крепко-накрепко фактически разом увязано именно что со всеми теми временами того еще донельзя стародавнего и именно что во всем, как есть доиндустриального, исключительно «гужевого» и парусного бытия.
И уж именно как раз на это до чего ведь зорко указывает Марк Алданов в его великом литературном труде «Истоки».
«Исторический процесс есть процесс случайный.
В сущности, понятие прогресса мы все-таки выдумали в результате только небольшого запаса небеспристрастных, часто самодовольных, наблюдений над жизнью одной второстепенной планеты в течение двух-трех последних столетий: в шестнадцатом веке люди жили приблизительно так, как две тысячи лет тому назад, так что тогда говорить о прогрессе было бы уж совсем глупо…»

49
И вся та ныне прославленная культура она чисто внешняя оболочка всякого нынешнего современного человека, а внутри он до чего еще в целом так состоит из точно тех же прежних древних инстинктов, и они зачастую могут оказаться гораздо сильнее всякой той хорошо обдуманной и тщательно взвешенной логики.
Но при всем том большинство порывов человеческой души благородны и светлы, ну а потому и достойны они всяческого, между тем, к себе истинно большого уважения.
Но иногда это бывает и явно так совсем наоборот.
И до чего неизменно, то ведь как есть разом сходу вовсе понятно, что уж, будучи надежно весьма на редкость тщательно завуалирована внешней культурой, примитивная эгоистическая сущность и близко никак от всего этого не становится несколько менее хищной.
Нет вот, скорее наоборот - именно технический прогресс, а также и чрезвычайно ударившаяся в сущую же элитарность современная философия неизменно во всем разве что лишь поболее поспособствовали как раз-таки именно же тому, дабы цивилизованный человек практически так полностью совершенно утратил всякую жалость к ближнему своему.
А из всего того само собою непосредственно разом и следует, что сколь непременно еще будет он вполне всерьез к какому-либо явно уж постороннему ему человеку всецело относиться, только лишь как к некоему несносно зловредному насекомому.
И чем ведь всех тех до чего аккуратненько обводимых им кружочком исключительно ничтожных представителей человечества и вправду ведь явно еще затем окажется несколько поменее, тем лишь безо всякой в том тени сомнения только-то и будет оно значительно так, всецело, разве что весьма получше и праведней.

И самой, между тем, наиболее наилучшей вуалью на хищной морде дикости всегда является некое, то еще более чем исключительно нескромное общественное благо со всею строгостью разом и вытекающих из него оргвыводов, что кому-то вполне должно быть именно худо, поскольку он совсем безнравственно угнетает всякий простой народ.
Но, конечно, все – это одни лишь те самые до чего неотесанно грубые слова, и они само собой нисколько не более, нежели чем некое разве что одно пустое мудрствование.
Раз уж все то, что донельзя бескомпромиссно и вправду наглядно, всячески так игриво и радостно мельтешит у кого-либо прямо перед глазами, ну, а к той как есть на редкость однозначно крайне ведь скрытой подоплеке вещей мало кому действительно хоть как-либо вообще охота на деле вполне разумно и свеже приглядываться.

50
Вот оно то подлое угнетение - уничтожить его, и никаких гвоздей!
Тем более что именно к этому всякого грамотного человека, словно магнитом всегда тянули цивилизация, да и чрезмерно надутая крайне уж на редкость неизменно спесивая философская мысль.
Да и вообще современное искусство, к примеру, подчас до чего бестрепетно и беспрестанно занимается одним лишь явным выпячиванием всех тех наиболее основных внешних черт человеческого сознания.
И главное, все это вместо того, чтобы как следует еще заняться поиском тех подчас глубоко затаенных в душе человека, довольно-таки нередко более чем истинно трагичных причин для всего того кем-либо совсем откровенно и наглядно проявленного кем-либо крайне недостойного поведения.
Выпуклость черных душ негодяев и геройская удаль людей достойных она слишком прямолинейна и красноречиво книжна…
Жизнь она значительно богаче, весьма вот разнообразнее и многоплановее всего, что может создать даже и самый талантливый и наиболее наблюдательный и осведомленный человек.
Даже и одна чужая индивидуальность никак не может оказаться полностью так до конца совершенно доступной для какого-либо чужого и более чем полноценного обозрения.

Причем во всем уж как есть таковы самые очевидные свойства всякого массового искусства, что оно, то самое всеобщее стадное до чего безбожно укрупняет и сколь искусственно всячески усиливает.
И это именно оно между тем до чего разносторонне и формирует истово необъятное по всем своим грандиозным масштабам исключительно так широкое, но крайне при этом поверхностно общественное сознание тех уж с виду совсем никак до чего еще неприметных среднестатистических обывателей.

И это как раз с благой помощью всякого аляповато восторженного искусства и тешат беса больших и малых амбиций всяческие те еще черви-буквоеды, что до самой глубины души неизменно ведь переполнены истинно глубокомысленными замыслами, по той как есть, максимально верной реализации общенациональных и классовых устремлений.
И они, ясное дело, и впрямь-таки должны, как пить дать вполне вот и привести к некоему будто бы до чего только никак несоизмеримо поболее светлому будущему.

51
И ведь, как правило, тот эгоизм, что до чего неизменно является, фактически основным стимулом действий человека при этаких крайне так никак нездравых поползновениях на самое тотальное разрушение всех основ прежнего общества попросту напрочь сколь безнадежно разом совсем уж стушевывается.
Ну, а наружу весьма четко и ясно выпячивается некий великий долг перед родиной и всяким тому подобным же прочим, на деле исключительно смехотворным, пока к тому нет вполне естественной, внутренней первопричины.
Ну, а им может быть один лишь тот вовсе-то никуда из нас нисколько не девшийся никем и поныне до сих самых пор никак не изжитый ЖИВОТНЫЙ эгоизм.
Причем наиболее главная задача нашей современности, она-то в том и состоит, чтобы непременно еще сделать его эгоизмом развитым и полностью во всем до конца доподлинно человеческим.

Да только чего это тут хоть сколько-то поделаешь, коль скоро все вычурной красоты принципы - это одна лишь крайне вот дикая фальшь и извечная игра чьего-либо совсем вовсе неправедно растревоженного воображения?
А ему, пожалуй, и вправду вполне привычно питать себя всякими блеклыми иллюзиями, а как раз-таки потому и стало оно попросту никак не в меру явно же подслеповато.
А тем самым еще на редкость обыденным бытием буквально всякого обычного человека зачастую заправляет все тот же дремучий эгоизм, что жил в древних людях, и его свойства, если довольно повнимательнее к ним приглядеться, сколь крайне так весьма нелицеприятны на всякий свой внешний облик.
И уж точно об этом же пишет знаменитый писатель Сомерсет Моэм в его публицистической книге, «Подводя итоги»:
«Я пришел к выводу, что человек не стремится ни к чему, кроме собственного удовольствия, - даже когда жертвует собой для других, хоть он и тешит себя иллюзией, что тут им руководят более благородные побуждения».

52
Да только явно уж то исключительно сладостное (даже и в своем предвкушении) удовольствие далеко не всегда тут бывает хоть как-либо, на самом так деле истинно же хоть как-либо еще где-то причем!
Раз куда скорее - это довольно так жесткое требование от самого себя именно той более чем непомерно великой жертвы, без которой человеку попросту окажется нисколько-то и близко вовсе вот отныне не обойтись.

Но то И ВПРЯМЬ истинно никак совсем не романтично, да и совсем уж вовсе не героично!
А давайте-ка бестрепетно запрячем все, то низменное и скотское, куда будет только возможно подалее, дабы его и близко так стало именно что никому отныне не заприметить, - говорит нам современная культура, а философия вторит ей, главным образом выдвигая на самое первое место государство, а не всякого рядового человека.
То есть, все то вполне естественное во всякой людской психологии, безусловно, разом затушевывается в одну лишь угоду до чего и вправду необычайно светлым о нем, на редкость праздным мечтаниям.

53
Вот именно как раз над этим искусство, да и бесподобно прикладная философия сколь основательно некогда до чего тщательно и поработали, чему результатом и стали жуткие социальные потрясения, и вовсе не надо бы думать, что всему виной некие отдельные ярко демонические личности.
Нет уж, роль каких-либо политических лидеров в истории становится весьма значительной только лишь после того, как они и впрямь оказываются где-то совсем этак около бурлящего котла политической власти.

Да и сегодня, даже если возвышенное искусство и обнажает самые низменные людские корни, то делает оно - это столь пафосно и донельзя во всем аморфно.
Ну, а также и делается это со всем тем самым уж явным душком святого пыла праздности, а вовсе-то никак не в свете той до чего вполне безупречно славной попытки действительно показать все те самые настоящие истоки всяческой сколь доподлинной добродетели.
А между тем вся та вдоль и поперек исхоженная и изъезженная мерзкая грязь крайне этак въедливой житейской обывальщины есть не более чем исключительно насущный строительный материал для буквально-то всего в этом мире беспримерно хорошего.
Причем, вовсе не только как тот разве что чисто внешний фактор, но и должно было ему, как есть неизбежно же стать именно корнями чего-либо донельзя укромно запрятанного глубоко, глубоко внутри.
И это разве что из сырой земли постепенно взойдя, искусство всецело ведь сможет разом еще потянуться к солнцу так и сияя при этом всеми красками никак и никем нисколько и близко ненадуманного бытия.
В то самое время, как прекрасная задушевная чистота зачастую сколь бесспорно таит в себе черты страшнейших пороков, и прежде всего это порок святой наивности, а он-то между прочим один из самых наихудших во всей этой столь, пока еще совсем непростой и нелегкой жизни.

54
ДА всякое светлое искусство достаточно уж наглядно создает весьма широкую панораму всего того на этом свете так или иначе блекло и буднично происходящего ярко раскрашивая обыденную серость разными цветами страстей и чувств, ну а затем это и будет под разными углами всячески переломлено в душе той или иной творческой личности.
Ну а потом со страниц какого-либо произведения на нас до чего сладко и будет изливаться нежная музыка света и теней (в случае если автор вполне достойный человек).
Но никакой книгой совсем уж никак нельзя более чем достойно прикрыться от всего того до чего безликого мира серой обыденности, потому что людской быт от всего этого разве что только становится на редкость значительно серее и безрадостнее.
Миражи и иллюзии наилучшего светлого будущего стали ведь значительно реалистичнее, да и более выпуклыми именно как раз потому, что люди ума бездумно начали воспринимать идеи как нечто до конца реальное и вполне всецело вещественное.
И это при том, что они (в отличие от книг) совершенно так вовсе бесплотны и отвратительно же гадко пока аморфны.
И всякое малоподвижное людское сознание можно менять, используя разве что тот еще материальный стимул, а все метафизические бредни надо бы оставлять одним тем теоретически твердо подкованным книжным червям.
Простые люди нуждается в самых элементарных и житейских вещах им никак не до полета чьего-то весьма утонченного и крайне разветвленного ума.
Все их сознание формирует широкий и до чего явно так совсем непритязательный общественный быт.
И ведь довольно многие его черты более чем неизменно как есть отвратительно скотские и стяжательские, и они и впрямь безнадежно же свойственны людям, которые хотя и умеют отличить барана от баранки, однако все философские постулаты для них сплошная тупая латынь в разговорах докторов промеж собой.
Причем если доктора лечат обывателей, то вот доктора общественных язв свой народ только лишь умственно так всецело калечат.
Поскольку если кто-либо грубо и насильственно притягивает некие заоблачные идеалы ко всем тем подчас до чего и впрямь донельзя невзрачным житейским реалиям, то этим он непременно еще явно погубит все, то, что должно было подняться из сырой земли, а вовсе не упасть с внезапно разверзшихся великих небес.
То есть, всему тому необычайно новому и светлому разве что лишь некогда еще только лишь предстояло взойти некой той явственно новой порослью, как уж говориться именно из самых недр на редкость подчас непритязательной в выборе своих будничных средств сколь и по сей день совсем непримиримо скотской повседневной действительности…
И если люди блестяще образованные, обладающие светлой духовностью и недюжим умом и вправду видят на самой линии горизонта светлые дали все и вся былое разом в единый миг пожирающего огня…
Но пламя, которому вполне ведь дано возносить людские души к самым небесам совсем уж иное.
Потому, как и близко никак оно не похоже на то, что яростно пожирает плоть всяких инакомыслящих, причем исключительно, потому что те прилюдно осмелились отрицать какие-либо постулаты единственно верной и для буквально всех и каждого полноценно единой правды.
Поскольку те крайне урезанные и ломтиками нарезанные постулаты хитромудрых доктрин разве что делали из святого духа мысли фарш для котлет, причем в качестве исходного продукта тут были, лучшее люди своего времени и их никогда затем не народившиеся потомки.
И если кому-то и впрямь хотелось лучшего и сразу, то ему надо было попросту вот уйти, куда подалее от общества и строить марксизм промеж своих сподвижников где-нибудь в самой глухой тайге.
Причем многие из этих людей имели большой внутренний свет и желание спасти весь этот мир от тьмы, серости и люто нависающих небес полных туч бесправия и угнетения.
Да только золотая монета истины в их донельзя праздных речах, более чем полностью совсем безлико и восторженно разом заменялась на тот дико мелкий, будто бы и впрямь нарочно кем-либо брошенный в самую грязь медяк.
Раз эти лекари гноящихся общественных язв именно никак и не знали законов настоящей действительности или, по крайней мере, в области доблестного применения идей чисто так на корню они отрицали все непреложные уставы обыденности.
Ну а этакий чувственный мазохизм, вдоволь настоянный на одном лишь разве что великом благе народа сколь еще неизбежно чреват дьявольским огнем все ведь, как есть разом чисто дотла сжигающего фарисейского фанатизма.
Потому что те, для кого важна только форма, а не содержание весьма еще охотно примажутся, к тем искренне хотел народу блага, но вот беда никак не знал, в чем именно оно заключается.
А все это более чем, в конечном итоге окажется смертоносно для всего того в чем даже и совсем слегка тлеет искра светлого разума.
И ведь вслед за всплеском дикой анархии все вокруг так само собой и зальет дикое наводнение всякой тупой серости влезшей в шкуру идеализма для того чтобы властвовать именем идей над серыми толпами ныне совсем обезличенных и неприкаянных народных масс.
И да кто-то хотел совсем этак вовсе другого.
Однако вот мало до чего еще искренне ждать всего того лучшего и хорошего только потому что оно было кем-то найдено в книгах, а затем и беспредельно так возвеличено можно сказать, что и впрямь еще вознесено на самые же небеса.
А, следовательно, и все, то безупречно доблестное устремление восторженных либералов притянуть бы ко всем тем житейским будням сущую благость грядущих светлых дней - не более чем крайне постыдное желание отыскать бы именно себе чье-либо во всем чужое, и пока от нас беспредельно далекое послезавтрашнее грядущее счастье.
А между тем оно если и окажется полностью как есть повседневно на редкость доступно, то разве что на земле, и впрямь до чего некогда вполне ведь надежно очищенной от всего того весьма стародавнего треклятого прошлого.
А раз кому-то и впрямь явно этак сходу приспичило действительно уж вовсе еще непосильно родить то самое светлое далеко, истинно вот бездушно при этом, убив все, то, до самого неприличия как есть еще застарелое и убогое нынешнее настоящее.

Нет, именно как раз потому и нашлись те донельзя же чертовски пронырливые прохиндеи, что сколь многообещающе ласково посулили всеми силами враз этак, вполне полноценно, затем воплотить во все эти наши промозгло серые будни всеобщей задушевной корысти совершенно иные, новые принципы всей той ранее никак и небывалой общественной жизни.

55
Однако никто тут с тем спорить и близко ведь явно совсем уж не станет.
Да, сияюще радостное соприкосновение с возвышенным искусством и вправду всецело облагораживает душу человека, делает ее, как есть до чего еще значительно во многом утонченнее и светлее.
Однако нечто подобное безо всяких излишних церемоний и впрямь-таки разом всецело подчас загораживает собой все, то, как оно есть до чего еще совсем вот более чем непотребно бездонное царство социального зла.
Ну, или на редкость беззастенчиво восторженное восприятие высокого искусства разом и предполагает самое явственное затем устремление ко всяким до чего еще вполне сиюминутным революционным решениям.
А те так и впрямь были на деле уж призваны чисто на раз сходу и положить конец всем тем до чего неисчислимо долгими веками до того отягощающе скверно накапливающихся бытовых проблем.

И понятное дело, что это не само по себе искусство в том на деле уж действительно было хоть сколько-то виновато, а куда вернее именно те, кто истово исповедуют мнимую самовозвышенность всякого того, кто к нему, как правило, лишь издали и чисто потребительски насквозь утилитарно всею душою причастен.
Причем в наиболее явную опору данной сколь исключительно зыбкой своей позиции, собственно и берется разве что то, что эти люди и впрямь всецело на редкость способны всячески ведь внимать ему всей их на самые седьмые небеса божественно воспаренной, светлой и нежно ласковой душой.

56
Однако при всем том им зачастую и близко не суждено, то понять, что буквально всякий тот или иной вычурный слог произведения есть одна лишь более чем нескромная наука выставлять наружу красивое по форме, но вовсе не по всему его истинно так величественному и крайне на редкость трепетно духовному содержанию.
Внутреннее, неизменно разом всецело потребует до чего донельзя всепоглощающего чувства явной сопричастности, а не одного лишь того блаженно благостного умиления внешней красивостью самых же различных форм всевозможного человеческого творчества.
А живая и неживая природа, тоже между тем прекрасно умеет творить, что отнюдь при всем том не причина для ее сколь еще донельзя безоглядного обожествления, как это некогда делали наши далекие предки.
Причем природное творчество всегда при этом имеет именно тот разве что чисто свой совсем не поверхностный, а прежде всего как раз именно внутренний и самый элементарный смысл.
Да и творению рук человеческих тоже уж, собственно, вполне надлежит быть как раз именно таковым, а иначе оно будет одной лишь той истинно как есть бездонной пустопорожностью в красивой и безупречно так чисто внешне ослепительно блестящей обертке.
Ну а подобного рода яркие задумки восторженного воображения до чего и впрямь более чем неизбежно вредны всем своим псевдоподобием истинным реалиям всего этого вовсе-то никак не книжного бытия.
Подсахаренная кем-либо жизнь неизбежно делает реальность куда только более соленой, чем она и без того всегда была несколько ранее.
Жизненная правда слишком уж до чего нестерпимо горька для ее на редкость доподлинно полноценного отображения?
Да, это именно так!
Однако - это одно то полноценно же честное и откровенно смелое отображение всей той беспробудно вот почти бескорыстно безыдейной действительности, и поможет ее когда-либо вполне стояще некогда переменить к чьему-либо истинно ведь действительно самому еще наилучшему.
Ну, а все, то сладострастно чувственное и невообразимо бездумное приукрашивание всех нас сколь пресно и на редкость буднично и ежечасно окружающей жизни разве что лишь поболее немилосердно всячески отягощает все те и без того вдоволь имеющиеся самые обыденные недостатки всей этой нашей современности, что кое-кому с самого-то рождения отчаянно опостылела.

57
Да только как раз в том и есть наиболее принципиально наглядная задача всего этого сегодняшнего поколения сделать бы именно так, дабы для наших праправнуков обычаи военного разрешения спорных вопросов между царствами и государствами отныне до чего однозначно когда-нибудь превратились в нечто довольно схожее с папуасскими обычаями поедания своих лютых врагов.
Причем для всего этого никакая та бесподобно вычурная борьба добра со злом и близко уж никак вовсе-то и близко совсем не подойдет.
Поскольку для чего-либо подобного нужно было нечто исключительно иное, а именно то, что и вправду затем еще обнажит всю человеческую натуру во всей ее крайне же неприкрытой (в пределах пристойности) более чем отвратительно явной полнейшей неприглядности…
Причем наиболее существенная первопричина того, что обнажать уж никому совсем ничего не охота кроется именно в том, что глянец восторженного героизма или пышной и пылкой чувственности, безусловно, попросту совсем затмевает собой весь мир страданий и страждущих.
Правда, вот, однако, зато он совсем безотчетно наделяет некоторых недальновидных стратегов безмерно могучим стимулом к неким самым искрометным и магическим переменам.
И они при этом начинают чувствовать себя чудотворцами и волшебниками, которым вполне окажется до чего предостаточно разве что сколь еще громко и на редкость раскатисто прочитать те самые вполне соответствующие моменту заклинания, и все действительно нужное тут же буквально-то мигом тогда попросту разом как есть и случится.

58
И ведь все - это никак не более чем разве что уж самое искрометное производное удивительно нежных чаяний, что и впрямь однозначно были всецело настояны на безмерно восторженном оптимизме и весьма слякотно благодушных ожиданиях, куда поболее светлых дней некоей иной, нежели чем она была ранее совсем необъятно широкой общественной жизни.
Однако все - это оказалось явно, пожалуй, что, и впрямь преждевременно, а также и донельзя же аморфно и пафосно.
Ну, а для всецело безупречного своего воплощения, в жизнь всем этим общечеловеческим устремлениям вполне уж должно было еще неотъемлемо так оказаться основанными разве лишь на той крайне незатейливой и самой что ни на есть чисто обыденной, житейской правде.
Ну, а вполне ее достойно добыть можно было разве что из буквально-то всякого мелкого сора и совсем неприметно серой обывальщины, вовсе и близко при этом, не брезгуя абсолютно ничем, что и впрямь может кого-либо истинно ненароком до чего бестолково запятнать, а потому и до чего надолго так разом запачкать.
А это, в свою очередь, более чем непременно потребует и впрямь как есть сколь еще весьма непосредственного соприкосновения со всем, тем никак нежеланным и столь, безусловно, на редкость до чего прискорбным, что разом поднимает в душе весь тот черный мрак сущего отвращения и горя.
Однако, дабы на деле никак при этом, не мудрствуя лукаво вполне вот полноценно осуществить те самые наиболее насущные, да и весьма полноценно существенные социальные перемены всецело должно было и нужно всему тому никак не заоблачно элитарному искусству бескомпромиссно и прилюдно всячески обнажать гниющие язвы всего своего довольно-то современного ему общества.

59
Ну, а всемилостивое и торжественно клятвенное начертание всевозможнейших и всяческих ласковых красивостей общественную жизнь совершенно не украшает, а только лишь и может оно сделать чью-либо душу несоизмеримо стыдливее, а также еще и донельзя приторно восторженнее.
И право же, слащавая патока прочувствовано пафосного слога душу на куски и близко так никому нисколько не рвет, а скорее наоборот - она-то весьма во всем затем и поспособствует всецело как есть до чего еще слепо безгрешному читательскому самолюбованию.
Причем внешнее удобство изящной формы и есть самое основное отличие литературы, созданной во имя наиболее максимального ублажения читателя, а точно также и буквально во всем на редкость вздорного затрагивания тех самых до чего отвлеченно мечтательных струн в его душе.
И именно в этом, кстати, и есть истинно суровая разница между настоящей, как правило «кровоточащей» фантазией и всевозможными уловками, зачастую безбожно пытающимися ее хоть сколько-нибудь довольно-то наскоро заменить.

60
А уж в ярком свете того и всякая былая радость от всего светлого в этой жизни и превращается затем во всецело ведь вовсе так универсальный подход сразу ко всему в этой до чего необъятно широкой вселенной, которая весьма резко при этом явно упрощаться.
Ну а все это только потому что кто-то вот того и близко не понимает, что простота и легкость - это прежде всего величайший успех тех, кто создал для того все действительно вполне нужные условия.
Но для того, чтобы они таковыми оказались у тех других людей нужно уметь пачкать белые манжеты и прежде всего грязью, а не чьей-то кровью.
Но для кого-то все это совсем иначе и для него оазис неземного счастья он и впрямь попросту крайне так ныне близок, и надо бы только выпрямить согбенный стан труженика и далее все…
И именно для того, между тем и существуют все эти славные теории преображения всего мира к чему-то истинно другому путем мгновенного его преображения во что-то сказочно так небывало светлое.
А именно на этой основе затем и вырабатывается понятие крайне уж бесслезной целесообразности, ну а оно, в свою очередь, и приводит к
колоссальной жестокости, ранее никем еще и близко доселе не виданной.
Причем буквально никого далее все те реалии отныне до чего еще отчаянно хищного идеями века более и близко ведь нисколько никак этак не ужасают.
И все это как раз из-за их исключительно полнейшей более чем принципиально, так и впрямь до чего ныне одичалой обыденности.
Причем суровой первоосновой для самого вот возникновения серого конгломерата и ставшего затем стражем и богатырским орденом революции и послужило именно то, что людская масса именно так совсем перепрела в сколь еще скудных условиях урбанистического быта.
А кроме того и те кто над этой массой стоит стали чувствовать себя именно непросто господами, но великими властителями судеб людских и все существующие законы написаны никак явно не для них, а для тупых низов.
А потому и должное просвещение иногда только лишь еще поболее усиливает вполне полностью в точности ту же самую лютую дикость.
И в это наше будто и впрямь, куда поболее просвещенное, нежели чем некогда ранее, время культурный и респектабельный человек, безусловно-то, запросто может, выйдя из концертного зала, сразу так до чего незамедлительно перейти к другим, и на этот раз самым донельзя прозаичным вещам.
К примеру, к тому, как есть белозубо циничному и вполне вот откровенно прагматичному осуществлению до чего и впрямь давнишнего своего замысла по физическому устранению совсем никак не в меру зарвавшегося конкурента или мало ли чему еще, куда несоизмеримо разве что только истинно поболее худшему.
Раз уж в некоторых случаях отчаянной борьбы за место под солнцем нынешние финансовые акулы будут способны угробить великую массу народа, лишь бы урвать кусок пирога, что им-то как есть, явно покажется с виду, куда поболее сладким, нежели чем тот, что у них и так до сих пор был в наличии.

61
Культура и искусство - людей ни в чем никак не изменяют, а разве что делают их разностороннее, умственно развивают, что в случае с самыми так отъявленными негодяями однозначно еще лишь безрадостно усугубит тот и без того явный ущерб, что они будут способны причинить всему тому до чего плотно окружающему их обществу.
И вот преотличный пример, как дикарь, став почти полноценно культурным, но оставшись при этом в душе тем же язычником, явно оказался благодаря наскоро им приобретенным знаниям, куда большим зверем, нежели чем был тот примитивнейший вандал, с нею и близко пока незнакомый.
Джек Лондон «Морской Волк»
«- У Спенсера?! - воскликнул я. - Неужели вы читали его?
- Читал немного, - ответил он. - Я, кажется, неплохо разобрался в "Основных началах", но на "Основаниях биологии" мои паруса повисли, а на "Психологии" я и совсем попал в мертвый штиль. Сказать по правде, я не понял, куда он там гнет. Я приписал это своему скудоумию, но теперь знаю, что мне просто не хватало подготовки. У меня не было соответствующего фундамента. Только один Спенсер да я знаем, как я бился над этими книгами.
Но из "Показателей этики" я кое-что извлек. Там то я и встретился с этим самым "альтруизмом" и теперь припоминаю, в каком смысле это было сказано.
"Что мог извлечь этот человек из работ Спенсера?" - подумал я. Достаточно хорошо помня учение этого философа, я знал, что альтруизм лежит в основе его идеала человеческого поведения. Очевидно, Волк Ларсен брал из его учения то, что отвечало его собственным потребностям и желаниям, отбрасывая все, что казалось ему лишним.
Что же еще вы там почерпнули? - спросил я.
Он сдвинул брови, видимо, подбирая слова для выражения своих мыслей, остававшихся до сих пор не высказанными. Я чувствовал себя приподнято. Теперь я старался проникнуть в его душу, подобно тому, как он привык проникать в души других. Я исследовал девственную область. И странное - странное и пугающее - зрелище открывалось моему взору.
- Коротко говоря, - начал он, - Спенсер рассуждает так: прежде всего человек должен заботиться о собственном благе. Поступать так - нравственно и хорошо. Затем, он должен действовать на благо своих детей. И, в-третьих, он должен заботиться о благе человечества.
- Но наивысшим, самым разумным и правильным образом действий, - вставил я, - будет такой, когда человек заботится одновременно и о себе, и о своих детях, и обо всем человечестве.
- Этого я не сказал бы, - отвечал он. - Не вижу в этом ни необходимости, ни здравого смысла. Я исключаю человечество и детей. Ради них я ничем не поступился бы. Это все слюнявые бредни - во всяком случае, для того, кто не верит в загробную жизнь, - и вы сами должны это понимать».

62
А между тем эдакий человек, веря в Господа Бога, хоть чего-либо еще боялся, и впрямь ожидая некоей той вполне возможно им, как есть совсем вот заслуженной кары и если не на этом, ну хотя бы на том всех уж нас (каждого в свое время) как пить дать ожидающем свете.
Однако, вконец этак раз и навсегда разуверившись в существовании каких-либо высших сил, - то, что с ним без тени сомнения явно так приключилось никак не иначе, а в свете самых тех до чего грандиозных стараний агностической, новоявленной философской мысли…
Ну, а кроме того он всецело вобрал в себя великую веру в торжество царя природы над всеми теми прочими ее подданными, а потому, в конечном итоге и стали подобные ему «сверхчеловеки» теми самыми акулами, что и вправду были на деле способны на время пожрать собой солнце.

И ведь всему этому мы как-никак, а непременно обязаны разве что именно тем до чего неимоверно толстенным фолиантам по ядерной физике.
И это как раз благодаря так и затаившимся в них великим знаниям всю эту нашу жизнь, современная нам наука может и впрямь оказаться способна именно до того делово и умело весьма безнадежно слепо улучшить, что вовсе никто тогда, кроме самых примитивных бактерий, далее существовать попросту явно никак не сможет.
Но то пока дело более чем совсем неопределенного и отдаленного грядущего…
И не дай только Бог, чтобы оно и впрямь-таки наступило, разом уж развеяв всякий наш прах в ядерную пыль.
И ведь книги они база не для одного духовного и технического прогресса, но и яд мудрости способный сгубить все живое на этой Земле
Причем буквально все, что ныне происходит в этом мире в той или иной степени самая прямая заслуга необычайно различных и разнообразных книг.
Они порою имеют на современного мыслящего человека именно то совершенно так полностью вездесущее магическое влияние…
Хотя в целом вовсе не только книги как есть, более чем непременно вполне очерчивают собой весь тот светлый образ нашей сегодняшней духовной жизни.
Ну, а то и впрямь вполне неизменное умение книг исключительно уж глубокомысленно создавать чрезвычайно ведь удобную среду обитания для всех тех, кто в целях личного своего уюта явно вот всецело отгородился от всего этого невероятно большого мира…
А это, между тем, никак не лучшая и праведная стезя для думы думающих и сколь глубоко и остро чувствующих все же явное несовершенство мира, несомненно, так как есть истинно благородных людей.

63
Но этакие интеллектуалы и впрямь стали всячески идеализировать мнимую литературную жизнь, по мере сил заменив ею все то крайне неприглядное и простое чисто вот как оно есть на редкость уж житейское прозябание…
А между тем все, то исключительно так немыслимо разнообразное искусство было создано именно, дабы всячески услаждать наши возвышенные чувства, а тем, значит, во всем еще затем поспособствовать нашему всеобщему духовному развитию, как и всегдашнему и всевозможному творческому обогащению.
А это стало вполне возможным разве что лишь благодаря самому еще разноликому сочетанию сколь многогранных и безгранично прекрасных его видов не столь и редко, что вовсе и близко при этом никак не нуждающихся в построчном переводе с языка на язык.
Как, например, скульптура, архитектура, музыка, живопись, опера, балет, фигурное катание.
Великий писатель Иван Ефремов в своем романе «Час Быка» указывает на все то многообразие мира фантазии, а не только разве что лишь именно той его части, что подчас и впрямь уводит человека в совершенно иной мир, буквально вырывая его из лап всяческой той до чего заклятой повседневности.
«На Земле очень любили скульптуры и всегда ставили их на открытых и уединенных местах.
Там человек находил опору своей мечте еще в те времена, когда суета ненужных дел и теснота жизни мешали людям подниматься над повседневностью. Величайшее могущество фантазии!
В голоде, холоде, терроре она создавала образы прекрасных людей, будь то скульптура, рисунки, книги, музыка, песни, вбирала в себя широту и грусть степи или моря.
Все вместе они преодолевали инферно, строя первую ступень подъема.
За ней последовала вторая ступень - совершенствование самого человека, и третья - преображение жизни общества. Так создались три первые великие ступени восхождения, и всем им основой послужила фантазия».

Однако фантазия авторов, излишне порою никак и близко вовсе непримиримых со всею той бескрыло окружающей их серой обыденностью, иногда всенепременно заходит слишком-то явно чересчур далеко.
Они создают образы вычурные и от них так, и веет искусственностью крепко-накрепко связанную с до чего острым желанием автора передать идею, а не отобразить на грубом холсте прозы какую-либо яркую и весьма колоритную личность.
Причем некоторые авторы, в особенности преуспевают в этаком сотворении не людей, а их образов с ними до чего отдалено если и соприкасаемых, то только в виде совсем бестелесного духа, но никак не живой и вполне естественной плоти.
Но вот чего это вполне еще нужно для того изящного так и сверкающего всеми цветами радуги глянца, коий такие авторы более чем своенравно нахлобучивают на всю эту нашу донельзя обыденно невзрачную и наискучнейшую жизнь?

64
А этим они разве что всячески засоряют милые, однако чересчур наивные души своих читателей и почитателей, безусловно, принимающих все отображенное на бумаге за некую чистую монету.
Да и попросту совсем уж нисколько не понимающих всего того, что ко всякой той высокой духовности обязательно так неизменно примешивается туповатая фальшь мелкой части души всех тех вовсе никак не безгрешных духовных гигантов…
Тот же великий Виктор Гюго, чьими душистыми фразами автор этих строк, глубочайше искренне некогда упивался, будучи еще ребенком…
Чего это именно он порою несет в своей наиболее наилучшей трилогии «Отверженные»?
«И напротив, донести на себя, спасти этого человека, ставшего жертвой роковой ошибки, вновь принять свое имя, выполнить свой долг и превратиться вновь в каторжника Жана Вальжана - вот это действительно значит завершить свое обновление и навсегда закрыть перед собой двери ада, из которого он вышел. Попав туда физически, он выйдет оттуда морально».

Сам Виктор Гюго ни голода, ни холода точно не знал, а потому и призывал он именно к той сладкоречиво хваткой морали и в точности таковым исключительно абстрактным принципам, делая при этом из живого человека безукоризненно четкий чертеж праведности и вездесущей благостности.
Ну, а это очень еще и вправду затем поспособствовало черно-белому восприятию жизни именно теми остро ревностными почитателями его сколь, безусловно, в самом истинно же безграничном смысле грандиозного таланта.

65
А между тем надо бы, кстати, никак не беспочвенно и до чего откровенно разом еще жгуче заметить, что коль скоро автору внемлют, словно гласу с небес, буквально-то ни в чем его не критикуя, то именно как раз эдаким путем, до чего безмерно и обожествляется сам образ всей его творческой мысли.
А раз он у нас всецело попросту никак этак непогрешим, то потому и не может он, в сущности, хоть сколько-то вообще уж где-либо ошибаться.
Причем, ясное дело, что ничего хорошего никак нельзя будет затем еще ожидать от всех тех созданных его гениальным сознанием прямоугольных штампов крайне вот широкого общественного поведения.

Всякие другие формы возвышенного искусства грешат им, куда только значительно менее.
Хотя, впрочем, и им тоже свойственно некоторое до чего явное и донельзя ведь более чем неотъемлемое отстранение от той самой вовсе и впрямь невообразимо скверной, пасторальной обыденности, да и всех тех ее наиболее суетливо въедливых черт.
Но это как раз именно литература до чего во многом всячески до чего еще довольно ответственно явно так поспособствует самому уж постепенному вытеснению мира реальности целым сонмом сладких и очаровательных грез.
Поскольку, кроме возвышенного парения над всем миром плоти и будничного серого существования, почти всегда до чего неизменно верного, порою при чтении возникает еще и сумятица из-за неистово чувственного восприятия сердцем мыслей тех или иных творцов современности, как и классиков на данный момент весьма стародавних времен.

66
А между тем довольно многие большие и великие писатели люди никак и близко неоднозначные, а их творения подчас грешат половинчатой правдой, а потому их мнения и мысли никак не могут быть приняты на вооружение даже и безо всякого намека на какое-либо вполне этак конкретное обдумывание всей их этической сути.
То есть надо бы умело отделять главные истинно полные света идеи от тех черных мыслей, которые где-то вот тоже бредут по закоулкам большого ума и души, то и дело более чем прозрачно и остро давая о себе вполне уж действительно знать.
И если и вправду всецело исхитриться вполне до конца сколь полноценно суметь как есть еще углядеть весь тот спектр радуги внутри какой-либо книги, то это как раз именно тогда и мир после всего того прочитанного вполне ведь окажется более-менее относительно понятен и вовсе не столь однозначно же действительно прост.
Причем радостно наслаждаясь всеми теми возвышенными струнами высокой духовности, всякому уж должно быть до чего как есть на редкость совсем безразлично, а каковой это вообще была некогда личная жизнь, да и сами взгляды на нее тех самых выдающихся гениев, коими, к примеру, были все те же Чайковский и Вагнер.
Поскольку музыка, созданная их величавым воображением, даже если в ней и присутствуют некие слова, почти так всегда небесно чиста от всякого быта их, ясное дело, далеко не всегда до чего еще весьма праведной жизни.
А между тем и все прочие корифеи высокого искусства, точно такие люди, как и мы все, а вовсе не греческие боги, совершенно же внезапно соизволившие снизойти в этот наш мир с некой белоснежной вершины Олимпа.
Вполне возможно, что их гениальные произведения и впрямь проникают в нашу вселенную из некого иного бытия, откуда-то свыше, да только при этом они зачастую всячески преломляются в душах людей, никак не вкушавших во всей полноте от тех предельно простых и светлых радостей всякой обыденной жизни.
Раз до чего милые для всех нас довольно мелкие события всеобщего нашего бытия для гениев были разве что досадным отвлечением от того главного в их большом и подчас не очень-то доподлинно светлом житейском существовании.
Ведь для виртуозов вполне настоящего, так и вздымающего вверх творчества всякая серая обыденность явно уж мало чего сама по себе действительно значила.
Дух ярчайшего сотворения и впрямь искрящегося своим собственным светом сколь весьма и весьма многозначительно нового в искусстве был для них гораздо во всем несоизмеримо важнее. Да и еще они подчас на редкость резче воспринимали все, то в той или иной степени никак и близко вовсе неправое, что происходило у них на глазах или доходило до них в виде слухов и разного рода известий.
И им до чего больно било по ушным перепонкам и резало глаза все то, что так или иначе случалось с другими людьми, а уж то, что случалось с ними, самими подчас вообще разом кромсало им сердце на мелкие куски.
И да вовсе нередко истинные мастера великого таланта терпели всевозможные лишения и муки голода, а кроме того еще и зверское посрамление всего своего высокого творческого потенциала.
И сколь часто оно и впрямь ведь бывало, что до чего еще на редкость въедливо и немилосердно их донельзя басовито бесноватые современники вполне всерьез и со всей основательностью явно старались под самый-то корень разом подрезать их духовные крылья…

67
А между тем нравственные страдания душ великих духовных гигантов буквально ни в чем несоразмерны с мелкими и обыденными переживаниями всех прочих, смертных, после которых ничего вот хорошего, кроме грехов и потомства, на этой земле ранее не оставалось, да и впредь нисколько уж никогда совсем не останется.
Обыкновенные обыватели они всего-то лишь потребители им никак не дано родить новое слово или создать из ничего красоту, а потому они всегда значительно больше разве что только и видели одну лишь свою наполненную едой тарелку, а не лепнину на стенах домов, даже коли им доводилось жить в таких домах.
Ну а гении разных искусств более чем, несомненно, обитали в своем собственном мире, однако и вящая же действительность в него порою чудовищной силой врывалась частым и весьма неожиданным гостем, всегда принося с собой всяческие самые различные суровые неприятности.
Причем творческим людям свойственно принимать близко к сердцу не только свои личные беды, но и беды всех живущих с ними рядом людей, как и вообще всего их общества в целом.
И это, между тем, далеко не полный перечень всех их непомерных страданий…
И их обязательно более чем непременно уж сыщется, кому (и, кстати, довольно-таки со всею той вполне как есть более чем надлежащей охотой) на редкость вот крепко задеть, причем и близко никак не иначе, а до самой еще глубины их души и сердца!
Ну, а кроме того их частенько попросту не понимают, а также и явно совсем не воспринимают всерьез.

А иногда творцов великого искусства всякие низменные людишки еще и откровенно поднимают практически на смех или зачастую, безо всякого так спроса, или хоть сколько-нибудь разумного и вполне обдуманного их согласия, используют все их слабости в своих грязных политических играх!

68
И ведь это подчас как раз именно из-за того до чего же всеобъемлюще жизненно необходимого довольно многим творческим людям хмельного забытья им столь порою достаточно так успешно внушают всяческие те еще националистически-бредовые идеи, явно при этом ложащиеся на довольно удобную «давным-давно взрыхленную» почву.
И это на самом-то деле разве что лишь некоторая и вовсе ведь никак не основная часть от тех до чего чрезвычайно же разветвленных путей зла, всячески еще как есть старательно опутывающего духовно развитые натуры, что обладают огромным и весьма полноценным даром довольно-таки невероятно существенного самовыражения.

И вновь бы хотелось то самое немыслимо немаловажное вполне разъяснить, а именно - что из тех самых на наш сегодняшний день имеющихся видов искусств как раз-таки художественная литература поболее всего, всецело предрасположена ко всяческим и всевозможным влияниям и течениям всей этой нашей нелегкой (а в особенности для ее вершителей) культурной жизни.
Однако некоторые вполне всерьез сколь вдумчиво и мечтательно разом полагают, что эта самая профессиональная культурно-просветительская область самым наипрочнейшим образом во всем неизменно увязана исключительно с одними высокими материями, а авторы живут себе, словно неземные существа в царстве неких великих муз, да только на деле все это явно не так.
И вот чего обо всем этом пишет Сомерсет Моэм в своей книге «Подводя Итоги»:
«Мы огорчаемся, обнаружив, что великие люди были слабы и мелочны, нечестны или себялюбивы, развратны, тщеславны или невоздержаны; и многие считают непозволительным открывать публике глаза на недостатки ее кумиров. Я не вижу особой разницы между людьми. Все они - смесь из великого и мелкого, из добродетелей и пороков, из благородства и низости. У иных больше силы характера или больше возможностей, поэтому они могут дать больше воли тем или иным своим инстинктам, но потенциально все они одинаковы. Сам я не считаю себя ни лучше, ни хуже большинства людей, но я знаю, что, расскажи я обо всех поступках, какие совершил в жизни, и о всех мыслях, какие рождались у меня в мозгу, меня сочли бы чудовищем».

69
А это и есть та наиболее доподлинная, ничем и близко никак не приукрашенная правда!
Ну, а все восторженные измышления о неких нимбах, еще изначально окружающих головы великих, - это всего-то лишь видоизмененные идеалистические воззрения о неких святых мощах, которые между тем сами по себе без той идеи, что они собой воплощают, разве что чьи-либо старые кости и нисколько того и близко никак не более.
Однако если вполголоса заговорить не о материальных проявлениях духовности, а об ее наиболее доподлинной и наиглавнейшей сути, то ведь все те возвышенные духом люди зачастую и впрямь обладают чем-либо, уж до чего никак нельзя дотронуться руками, а одним лишь истинно добрым и чистым сердцем.

Однако у довольно многих простых людей зачастую принято касаться чужого величия не одними руками, но и ногами, поскольку как раз именно этак оно и становится вполне однозначно, куда явственно ниже, а потому и дышать им при подобном раскладе явно окажется значительно легче, да и во всем как есть гораздо вольготнее.
А, впрочем, и без подобных проявлений всей той сколь неизменно более чем неистощимо дикой человеческой нетерпимости до чего многие достойные деятели искусства кровавые мозоли на пятках души себе подчас натирают, а это им больно, как никому иному, то быть и близко оно совсем уж нисколько ведь явно не может.
Но вот опять речь тут, разумеется, может идти разве что о людях, никак не продавшихся грязной тоталитарной власти, да и не ставших на весьма же низменный путь вовсе так беспринципного подслащивания жизни…

70
И это именно тем истинно талантливым людям, неизменно так тяжко на душе за довольно многое из того, что для самого подавляющего большинства попросту нисколько никак совершенно не существует, в той еще и впрямь-таки извечно как есть до чего неизменно исключительно же обыденной их повседневной реальности.
Ведь нет, уж как нет для самого бесчисленного числа рядовых смертных всех тех крайне отягощающих им душу забот…
Ну а что до политиков, то они беспрестанно и бессовестно играют в интриги, в то время как простые обыватели апатично тянут, совершено так обыденную для них лямку ради своего собственного до чего еще самого повседневного благополучия.

Но тут, ясное дело, имеется в виду одно лишь абсолютное большинство, а вовсе не все же люди, каковы они, собственно, где-либо вообще еще только живут на всем этом белом свете.
Но даже и посреди тех, кто и вправду вполне всерьез интересуется всей общественной жизнью, абсолютное меньшинство по-настоящему «харкают кровью» по поводу и вправду буквально-то всеобщего грядущего благоденствия.
А вот у литературных гениев зачастую все - это было именно так - им душу неизменно терзало все то, что где-либо никак неправо происходило в их-то стране, да и не только уж в ней одной.

71
А, впрочем, речь тут далее пойдет как раз о российских писателях, чей сколь еще исключительно ведь безграничный вклад в литературу стал истинным достоянием всего мыслящего человечества.
Однако при всем том их до чего на редкость многогранная роль в истории развития самосознания российской интеллигенции весьма и весьма трагична, и совершенно так никак неоднозначна.
Великих российских писателей явно слишком так угнетала вся та повседневно их окружающая невзрачная действительность, а как раз потому каждый из них именно что, по-своему, подчас пытался пылко и до чего яростно и благонравно всячески уж растаскивать бревна того самого истинно стародавнего имперского острога.

И им-то попросту разом виделось впрямь как есть во сне и наяву до чего еще весьма ведь явственное превращение старого быта в нечто новое и далее и близко вовсе вот совсем так нисколько не праздное.
Да только смотрели они на все их окружающее взглядом ироническим и порою на редкость обезличенно циничным, а надо было им, куда только поболее всею душою посочувствовать простому народу, а не тем призрачным идеалам, что были к нему и его извечному страданию довольно-таки умозрительно и глумливо всего-то совсем наспех нелепо притерты.
Однако при этом никак нельзя забывать, что и они тоже, в сущности, плоть от плоти своего ревизионистского 19-го века, в котором буквально все сразу совсем уж нечестиво подпало под вполне устойчивое и безгранично многозначительное сомнение.

72
И при всем том надо бы на редкость безапелляционно именно то вполне всерьез и вправду заметить, а именно что все те общеевропейские веяния в той ныне полностью прежней царской России вовсе-то баснословно сколь безнадежно еще разом утрировались, вполне естественно, что совсем безысходно при всем том, доходя и до сущего комизма.
Однако нечто подобное вовсе не значит, что гении российской литературы (и, кстати, общемировые классики) нисколько не знали свой народ - знать-то они его действительно знали, да только все их знания носили исключительно подчас весьма уж удручающе умозрительный характер.
То есть, при всей четкости характеристик внешнего поведения внутренняя суть от них фактически так начисто полностью ускользнула.
И единственным исключением тут может быть разве что один лишь достопочтимый доктор Чехов, да еще отчасти и Достоевский, однако во всех его донельзя расхристанных описаниях русского общества неизменно присутствует слишком ведь безмерно глубокое самокапание.

Причем у всех тех истинно на редкость величайших писателей 19-го столетия, пожалуй, была именно та до чего несомненная сила для всего того, чтобы хоть чего-либо со временем более чем действенно вполне же надежно разом сходу всецело переменить.
Да вот, однако, не могли ли они при всем том сколь грубо и более чем совсем на редкость незатейливо ошибаться, пребывать в сущем хаосе разнузданных чувств, попросту всецело находиться во власти всесильных внутренних противоречий?
Поскольку разве они не в точности такие же люди, еще изначально созданные из плоти и крови, а потому и со всеми теми чисто так своими до чего неизменно уж явно присущими всякому тому, как есть более чем обыденному человеку недостатками и достоинствами?
Ну а потому если все их необычайное усердие вовсе и не пропало даром, так тому рано бы еще хоть сколько-то искренне радоваться.

Раз то совсем никак не иначе, а столь довольно большой, да и открытый вопрос: а принесет ли чего-либо подобное хоть какую-либо вполне настоящую реальную пользу?
Причем автор вот, в принципе, глубоко убежден, что прок он - естественно будет и, может быть, даже очень немалый, но и вреда от чьих-либо полностью надуманных, праздных, как и бесцельно восторженных мыслей, во всей той чудовищно многообразной социальной сфере, тоже со временем явно окажется никак не в меру более чем предостаточно.
Нет, конечно, те самые никак не косноязычные во всем том русском языке классики общемировой литературы (Чехов и Достоевский) до чего еще многозначительно многое дали этому миру из того поистине ведь наглядно вполне еще уж многозначительно хорошего, вдумчивого и положительного.

73
У потомственных дворян Толстого и Тургенева, в сущности, вовсе-то никогда и близко и в помине не было ни малейших же проблем с великим и могучим русским языком.
Но все-таки никак не могли они на нем до самого вот конца действительно выразить все многообразие своих чувств, как и раскрыть всю глубочайшую полноту своих мыслей, а уж, в особенности, в течение всего своего более чем донельзя ведь разнообразного творчества.
«Отцы и дети» Тургенева, «Анна Каренина» Льва Толстого - это явное просветление, посетившее души классиков, ну а в целом русский язык был для них все ж таки несколько чужеродным, а потому и был он в их речах не вполне достаточно до конца прочувствовано эластичным.

Раз в том самом сугубо семейном кругу они по большей части говорили по-французски и лишь иногда, между делом, по-русски.
Но даже и такие писатели, как Достоевский и Чехов, хотя и являлись на редкость полноценными носителями русского языка…
И все же и впрямь до чего многозначительно бойкая перенасыщенность их великих умов общеевропейской культурой сколь еще явственно влила в их литературный труд как есть еще изрядную толику проникновенно елейного и надменно утонченного, безапелляционного нигилизма.
Ну а во всем том дальнейшем этот яд весьма уж быстротечно пропитал сознание их истинно так попросту многомиллионной читающей публики.
Причем речь тут идет никак не о духовном восприятии всей окружающей великих авторов действительности, а прежде всего о том самом удивительно простом логическом анализе, на основе которого, собственно, и зиждились все оргвыводы, сделанные ими по поводу увиденного ими наяву, а никак не в том несравненно распрекрасном и блаженном сне.

74
А кроме всего прочего, в том числе и болезни классиков русской литературы, а также и их весьма тяжкий жизненный опыт неизменно сказывались и на всем-то и без того никак не лучшем здоровье их долгими веками угнетенной нации.
Например, тот же Чехов, лет 11 чрезвычайно намаявшись от той уж некогда безумно тяжкой хвори (туберкулеза), в том самом чисто изначальном своем душевном смысле попросту дал дуба, как тот старый добрый Чехов, а стал он тогда Чеховым злым, желчным, буквально ведь нисколько неуемным буревестником революции.
Скучно ему жить на Руси тогда стало!
Впереди более чем беспроглядно брезжил самый неизбежный конец и вовсе не от дряхлой старости!

И даже в том его истинно великом, никем и поныне не превзойденном по красоте рассказе «Дама с собачкой» он уж также весьма попустительски допустил самую откровенную социальную грязь, так и занозившую тогда умы всего его поколения.
А именно это и явилось донельзя отягощающим фактором для самого явственного формирования чудовищно хищного образа всего того лишь где-то сколь еще смутно тогда вот вдали намечающегося и вскоре совсем безвестно последующего кровавого с макушки и до пят столетия смуты, тьмы и светлых идей.
И в том, как оно именно затем уж случилось, есть и доля вины гения Чехова, поскольку это именно плоды его культурного наследия Россия и пожинала в течение всех тех 74 лет.
Чехов, «Дама с собачкой»:
«А давеча вы были правы: осетрина-то с душком! Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном. Ненужные дела и разговоры все об одном охватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах»!

75
Да и Федор Михайлович Достоевский, тоже ведь жизнью и близко уж вовсе-то невеселою жил со всеми теми его эпилептическими припадками, а потому и не мог он хоть как-либо более чем достоверно разглядеть весь окружающий его мир, в тех самых и впрямь истинно разумных и до конца естественных рамках.
И вот как есть, на редкость живописующее Достоевский описывает состояние человека после эпилептического припадка, а между данными припадками он и сам, как известно, до чего немало же лет донельзя тяжко страдал…
А именно буквально почти все те довольно долгие годы всего своего и без того весьма как-никак совсем так нелегкого творческого пути.
Достоевский, «Униженные и оскорбленные»:
«Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное…».

Не знаем мы да и никогда теперь уж вовсе того не узнаем, чего это именно могло вообразиться бедной девушке (сроки сдачи романа автора во всем поджимали), но самому Достоевскому явственно вообразились все те бессмертно верные принципы захвата и удержания российского общества в рамках чудовищной, доселе нигде и никогда невиданной диктатуры.

76
И именно этак оно на деле и вышло под властью и впрямь-то сколь безмозгло и кроваво разом уж оседлавших светлые мечты о буквально-то как есть именно что всеобщем благе кровожадных вампиров большевиков.
Эти всемогущие гробокопатели более вот всего разве что только и жаждали явственно беспрестанного пролития людской крови и ничегонеделания на той донельзя острой вершине всей-то абсолютной своей безгрешности, а также и до самой земли по ветру стелющегося сущего преклонения за ту даже и в мечтах ими никак не дарованную…
Зато весьма искрометно и исключительно так вдохновляюще, совсем уж чисто вовсе несказанно светлую жизнь.
Причем Достоевский создал некие внешние декорации, а кое-кому иному разве что только-то и оставалось, так это статно и неспешно выйти на сцену, да и начать весь тот до чего немыслимо грандиозный спектакль под довольно броским названием «построение коммунизма» в одной той на безмерно великие муки отныне обреченной стране.
И вот он тому самый явный пример из тех самых его весьма же выпукло совсем уж наглядных «Бесов»:
«На первый план выступали Петр Степанович, тайное общество, организация, сеть. На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? он с горячею торопливостью ответил, что "для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения - вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться».

77
Один, как и понятно, он в поле не воин, да только кто это вообще уж про то сказал, что Достоевский был тогда в поле совершенно один?
Несколько позднее другой классик Антон Палыч Чехов, медленно отхаркивая кровью свои легкие, собственно, в связи с тем и утратил всякую веру в Господа Бога, принялся разнузданно и бессмысленно разглагольствовать о некоем всеобщем полезном труде, что всех нас вскоре и выведет на тот единственно верный и, безусловно, на редкость правильный путь.
Ясное дело, что ему, до тех самых дней как-никак вполне уж более-менее здоровому человеку, вдруг сколь однозначно до чего явно тогда понадобилась весьма существенная помощь со стороны окружающих его людей, а он это со всею очевидностью сразу и впрямь никак невзлюбил.
Да только причем это тут все то население его страны, а тем паче еще и все прогрессивное человечество эдак ведь тоже разом в придачу?
Его мозг, отравленный расхолаживающим действием туберкулеза, безусловно, продолжил все также всемогуще верно творить.
Однако все, то довольно позднее его творчество вполне однозначно тогда оказалось и близко уж вовсе совсем явно не тем, чем были некогда ранее так и проникнутые светом, теплом и иронией произведения, которые его великий ум создавал некогда доселе ведь прежде.
Нет, теперь это было нечто, хотя и тоже всецело незаурядное, однако совсем же изрядно при всем том довольно-таки отчаянно заунывное, и пусть те поздние произведения Чехова по-прежнему были наделены искрой гениальности, но в точности таковы они были, в том числе и по всему своему непомерно расхолаживающему действию.
Психика читателей сколь безудержно в те ныне и впрямь до чего на редкость отдаленные времена весьма ведь нещадно тогда подвергалась массированной атаке совершенно уж отчаянно несносного чеховского нигилизма.

78
И это именно доктор Чехов, при помощи и впрямь до чего необычайно гениальных своих пьес, собственно, и создал довольно действенное психологическое давление на всю ту до чего безнадежно хрупкую, да и совсем до чего отчаянно ранимую, а также и более чем легко подающуюся всяческому стороннему влиянию душу русского человека.
И вот он тот, безусловно, так на редкость донельзя же яркий пример тех самых и впрямь до чего еще поздних его просоциалистических воззрений.
Чехов, «Три сестры»:
«Милый Иван Романыч, я знаю все. Человек должен трудиться, работать в поте лица, кто бы он ни был, и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги. Как хорошо быть рабочим, который встает чуть свет и бьет на улице камни, или пастухом, или учителем, который учит детей, или машинистом на железной дороге… Боже мой, не то что человеком, лучше быть волом, лучше быть простою лошадью, только бы работать, чем молодой женщиной, которая встает в двенадцать часов дня, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается… о, как это ужасно! В жаркую погоду так иногда хочется пить, как мне захотелось работать».

И вроде бы все тут фактически, несомненно, до чего и впрямь незыблемо полностью же житейски верно.
Да, может, то и было бы, собственно, как раз ведь именно так, кабы, конечно, не все, то сколь еще довольно-таки крайне неприглядно и бурно вскоре уж разом затем последовавшее.
«Тоска по труду, о боже мой, как она мне понятна! Я не работал ни разу в жизни. Родился я в Петербурге, холодном и праздном, в семье, которая никогда не знала труда и никаких забот. Помню, когда я приезжал домой из корпуса, то лакей стаскивал с меня сапоги, я капризничал в это время, а моя мать смотрела на меня с благоговением и удивлялась, когда другие на меня смотрели иначе. Меня оберегали от труда. Только едва ли удалось оберечь, едва ли!
Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая, сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку. Я буду работать, а через какие-нибудь 25—30 лет работать будет уже каждый человек. Каждый!»

79
И вот уж чем всех нас до чего бескомпромиссно и впрямь-то никак не обделила Советская власть, как есть и заключалось в том необъятном объеме работы, причем всего того непосильного труда было столько, что и десяти волам было бы его никак не осилить, не то, что какому-либо одному отдельно взятому человеку.
И как тот самый наиболее жуткий образец преображения прежних реалий в нечто исключительно новое вполне толково и достоверно уж явно ведь может быть приведена никак недостойная нынешних техногенных времен 20 века донельзя скверная добыча золота в условиях вечной мерзлоты!
В принципе, советская система добычи всем общеизвестна, по 18 часов с мотыгами тысячи и тысячи зеков ковыряли промерзший грунт, который был тверже и крепче любого цемента.
А между тем вполне вот было возможно разом поднять вверх целый пласт веками промерзшей земли при помощи нескольких десятков килограммов во вполне правильных местах заранее строго же по науке заложенного динамита.
Причем действуя по уму, сначала следовало сделать довольно маленькие лунки и в них заложить совсем же никак небольшое число динамита, ну а потом…
Так нет, вместо этого - пара тысяч политических заключенных с весьма коротким перерывом на сон целый месяц надрывались над тем, что столь же успешно могли бы за недолгие 8 дней довольно неспешно осилить пятеро сильных и сытых рабочих во главе с одним грамотным инженером.
Причем среди этих «политических» вполне явно хватало, в том числе и таких технарей, что и вправду могли бы максимально во всем облегчить и обезопасить физический труд.
Однако их светлые головы в черных мыслях большевиков, ни в какой тот еще существенный расчет отныне и аксиомно уж никак совсем не брались.

80
Нам показали в «Списке Шнеллера», как нацист убивает еврейку-инженера…
Да только вот он в чем тот донельзя каверзный вопрос, когда – это именно нам точно также покажут, как сытый, упивающийся всем своим полновластием большевик насилует русскую балерину или убивает инженера, который попытался с ним умничать, городя чего не попадя о вполне, как пить как-никак, а действительно возможном обвале в шахте?
И тот сущий невежда на те самые со всею той до чего невообразимо безнадежной тоской в голосе кем-либо сколь вкрадчиво и настойчиво именно что совсем через силу произносимые… и впрямь-то всячески так и молящие о понимании слова…
…до чего запросто мог отреагировать примерно следующим образом:
- «Люди, говоришь, погибнут, но так ведь оно будет именно разом уж только и лучше.
На несколько врагов народа сходу тогда разом меньше станет, ну а ты подлая каркающая тварь, прямо-таки сейчас, не сходя с этого места у меня вот загнешься».

И это именно потому, что всею своей мелкой душонкой был он истинный враг всему тому вполне конкретно разумному и был он, кстати, на свою службу призван как раз-таки ради того, дабы чисто инстинктивно его подавлять, и это отчасти как раз благодаря пьесам Чехова и обрела полную силу данная тараканья рать.
А если кто в конечном итоге и стал тогда ломовой лошадью, так то и был тот самый простой работящий человек, а лентяи при этом вовсе никак не перевелись, их даже весьма значительно поболее в то время, собственно, стало!

81
И, конечно, все тут дело было не в одних только разве что донельзя разбитных пьесах гениального Чехова, поскольку вполне ведь в те времена как-никак, а на деле хватало и совсем так иных, никак не менее первостепенных и наиважнейших факторов, неистово формирующих все те до чего истинно новые радикально либеральные реалии.
Да может, и впрямь всего того творчества великих титанов российской литературы было бы и близко так еще недостаточно, чтобы всецело вот, оказалось до чего на редкость реальной возможность уж до чего бестрепетно обрушить лавину интернациональной дикости на головы всей той совсем бесталанно и безответственно власть предержащей когорты?
Однако донельзя непреложной истиной так и останется, собственно, то, что все те три классика общемировой литературы почти без тени сомнения более чем возможно и впрямь смогли помешать появиться на свет Божий другим, не менее чем они (а может, и поболее), великим классикам разве что некогда затем грядущего и последующего века.

82
И вот люди (чьи имена по большей части остались полностью безызвестными) были начисто стерты с лица земли большевиками, то есть именно тем бравым племенем пламенных демагогов, коему, может оно еще статься, без Достоевского, Чехова и Льва Толстого, да и сколь незабвенного Горького власть в руки, может быть, и не далась.
Именно эти жалкие людишки и опоили свой народ зельем невообразимо неописуемой лютости, а как раз потому он затем и загорелся самым неустрашимым энтузиазмом по достижению абсолютно несбыточных мечтаний, которые были и близко никак неосуществимы без коренной перемены буквально всех психологических установок до чего повседневно движущих мысли и чувства среднего обывателя.
Причем вполне успешно осуществить нечто подобное если и было некогда на деле, возможно, то только лишь в течение довольно-таки долгой и весьма продолжительной смены совсем ведь беспрестанно раз за разом почти уж неприметно и безвольно сменяющихся поколений.
Ну а также для вполне настоящего успеха на данном поприще еще и следует всецело действовать сугубо взвешенно, рассудительно и поэтапно, а не нестись неизвестно куда галопом, сея при всем том один лишь невероятный хаос вместо всего того как есть походя и наспех пафосно всем нам наобещанного благоденствия.
Ну, а коль скоро все и вся кое-кому явно понадобилось делать полностью аврально и вовсе-то как есть исключительно вот незамедлительно, то тут, как и понятно, безо всей той самой же отъявленной патоки лжи и кровавых интриг было и близко никак попросту не обойтись.
И кое-кто до чего, безусловно, совсем ведь теоретически верно до самого конца полностью выверил все те наиболее наглядные постулаты той самой разве что лишь только грядущей несветлой жизни со всею же восторженной лаской чертовски нежно и радостно обнимаемых партией масс.

83
Причем эдаким учителем мерзких политических смутьянов было сколь еще вполне доступно разом уж стать, в том числе и отчаянно противопоставляя их мыслям и чувствам все свои жизненные принципы и приоритеты, как, кстати, и громогласно предупреждая общество обо всей только лишь грядущей весьма этак серьезной их потенциальной опасности.
И вот чего по этому поводу пишет историк Радзинский в своей книге «Господи… спаси и усмири Россию. Николай II: жизнь и смерть».
Из письма Л. Шмидт (Владивосток):
«В журнале "30 дней" (№ 1, 1934 год) Бонч-Бруевич вспоминает слова молодого Ленина, который восторгался удачным ответом революционера Нечаева - главного героя "Бесов" Достоевского…
На вопрос: "Кого надо уничтожить из царствующего дома?" - Нечаев дал точный ответ: "Всю Большую Ектению" (молитва за царствующий дом - с перечислением всех его членов. - Авт.).
"Да, весь дом Романовых, ведь это же просто до гениальности!" - восторгался Нечаевым Ленин.
"Титан революции", "один из пламенных революционеров" - называл его Ильич».

84
И как оно было вполне уж всерьез доселе сказано выше, довольно-таки весьма затруднительно переоценить выведенную Достоевским формулу грядущего правления российским государством, поскольку он столь во многом более чем явственно предвосхитил - все то, к чему еще надобно будет затем стремиться всем тем разве что некогда и впрямь-то последующим, грядущим его поработителям.
Причем, конечно, скорее всего, он только-то и всего, что попросту захотел загодя так предупредить общество о той сколь и впрямь издали надвигающейся грозной опасности, однако сам он при всем том был всецело, как есть одержим бесом, несомненно, более чем отчетливо диктовавшим ему именно свои правила написания романа о бесах.

Да и вообще у буквально всех тех, кто скликает людей, грозя им грядущим концом, есть полномочия как от Бога, да так и от Сатаны.
Да и его собственная личность тоже вполне естественно как есть, всячески явно накладывает на редкость неизгладимый след на все те, так и изрекаемые неким грозным оракулом грядущего так уж и звенящие затем во многих ушах страстные пророчества о той самой немыслимо скорой и никак и близко неминуемой погибели.
Достоевский беспрестанно играл в войну с тенями, и в этой игре он вполне неизбежно все время менялся ролями: то он был Фаустом, то Мефистофелем.
Ну, а самым доподлинным пророком от имени добра и света он ведь, пожалуй, наверное уж смог бы действительно стать, да только вовсе-то он никак того явно не захотел, смолоду еще увлекшись всяческими идеалистическими воззрениями.
Причем - это как раз-таки из-за них люди некогда с позором и были изгнаны из рая, так сказать, за и близко никак несанкционированное Господом Богом «мичуринство» в весьма и весьма вот донельзя ответственных вопросах добра и зла.
Ибо так уж оно, по меньшей мере, по нашим (автора) о том более чем как есть совсем до конца вполне укоренившимся представлениям.

85
Достоевский, безудержно и безрассудно рвался в бой с нечистой силой, яростно при всем том, всячески провозглашая именно ее нечестивые лозунги, да еще и полуосмысленно размахивая как раз-таки ее аляповатыми стягами, сколь ведь, однако блаженно при всем том, пребывая в мире сладких дрем и беспечных надежд.
И до чего только безумно яростно он враз вот и попытался, и впрямь разом ниспровергнуть всю ту нечисть обратно в ад, из которого та весьма же неожиданно и впрямь вдруг соизволила же изойти.
Эдвард Радзинский в своей книге «Александр II - Жизнь, любовь, смерть» пишет нечто довольно сходное с собственными мыслями автора на данный счет:
«И потому Достоевский взял эпиграфом к роману евангельскую притчу о бесах, по велению Иисуса покинувших человека и вселившихся в свиней.
И Достоевский пишет в письме к поэту Майкову, бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых Серно-Соловьевичей и прочее, те потонули или потонут, наверное, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисуса, так и должно было быть, но так не будет. Ошибся великий пророк. В дальнейшем все случится с точностью до наоборот, как он предсказал в романе, но не в эпиграфе.
Вся будущая история будущего революционного движения будет прорастать Нечаевщиной, ибо Нечаев оставил главное наследство.
И вскоре нечаевщина начнет завоевывать русскую молодежь. Пройдет всего несколько лет, и негодовавшие читатели бесов увидят воочию русский террор, рожденный чистейшим сердцем. Бесу Нечаеву будет принадлежать грядущий двадцатый век в России, и победа большевизма станет его победой. В большевистской России люди с ужасом будут читать "Бесов", и монолог Петра Верховенского, то бишь Нечаева, об обществе, которое он создаст после революции.
"Каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносить… Все рабы и в рабстве равны… первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень науки, талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей… Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами… их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями…»

И призыв главного теоретика большевиков Бухарина об организованном понижении культуры… и высылка знаменитых философов… и равенство в рабстве… и всеобщие доносы… все случилось. Большевики усердно претворяли в жизнь роман Достоевского. И в советской России в 1920-х годах родится анекдот. Большевики поставили памятник Достоевскому, и на пьедестале кто-то написал "Федору Достоевскому от благодарных бесов"».

86
И уж буквально всему, между прочим, вполне еще возможно будет сыскать весьма этак более чем явственные истоки в этом-то на веки вечные бессмертном романе: вот он тому лишь один безыскусно яркий пример.
Достоевский «Бесы».
«- Я говорил шепотом и в углу, ему на ухо, как могли вы узнать? - сообразил вдруг Толкаченко. - Я там сидел под столом. Не беспокойтесь, господа, я все ваши шаги знаю.
Вы ехидно улыбаетесь, господин Липутин? А я знаю, например, что вы четвертого дня исщипали вашу супругу, в полночь, в вашей спальне, ложась спать. Липутин разинул рот и побледнел. (Потом стало известно, что он о подвиге Липутина узнал от Агафьи, Липутинской служанки, которой с самого начала платил деньги за шпионство, о чем только после разъяснилось)».

Чего-то автору все - это уж очень даже (своими методами) весьма ведь крайне так совсем неприхотливо более чем явственно напоминает, ах да - всезнающие око, ухо, да и собачий нюх всесильного КГБ.
Тоже, небось, большевики у гениального писателя о великом негласном надзоре как есть (до того, как его и вправду до чего полноценно затем создать) все это именно загодя более чем внимательно и вдумчиво вычитали?!
Да и почему бы коммунистам было как-никак не оказаться вполне уж искренне благодарными великому Федору Достоевскому, когда тот сколь доходчиво и внятно фактически до конца и истинно полностью наглядно же конкретизировал все главные тезисы их политически чрезвычайно бесовского правления, всячески их более чем железобетонно и верно заранее обосновав?

87
Им всего-то, что тогда только и оставалось, так это разве что вовсе уж неспешно отбросить все, то полностью абсурдное и нежизнеспособное, и вот оно, значит, само полностью ведь разом и выложено, словно на блюдечке!
А впрочем, кто-нибудь обязательно выскажется именно как раз-таки в том самом, собственно, смысле, что в случае если бы не страшные катаклизмы достаточно так временно изменившие лицо всего этого мира, то российская история могла бы пойти по тому вовсе-то другому вполне накатанному руслу.
И попросту сами те донельзя злосчастные обстоятельства неудачно и нелепо чисто вот в единую цепочку тогда разом сложились…
Ну а если бы приобрело тогдашнее развитие событий несколько вовсе иной, куда разве что поболее позитивный характер, и все, конечно, пошло бы, ясное дело, совсем как по маслу…
Да только тот безо всякой тени сомнения гениальный стратег Наполеон, приводит в своих мемуарах до чего еще уж примечательную восточную поговорку.
«Как и положено во времена великих событий, сильного зарежут, слабого удавят, а ничтожество сделают своим предводителем", — эту пословицу я услышал в Египте».

А как то вообще могло быть иначе?
Ведь весь этот бренный мир именно что повсюду как есть, более чем злосчастно руководим одними лишь бесами титанических и до чего на редкость отчаянно хищнических амбиций.
Ну а для всех тех хоть чего-либо стоящих и сколь вполне этак естественных логических построений места при этом именно что, никак вовсе не остается.
А потому, как тут ни трудись, до чего весьма пространно указывая перстом в некое светлое грядущее, а все равно его там и близко совершенно уж нет.
Раз добраться до него будет возможно одним лишь тем невозмутимо медленным и крайне ведь осторожным шагом, неизменно при этом, смотря, куда именно ступаешь ногами.
Ну, а толкаясь и теснясь всею той безлико серой толпой, можно будет попасть только в то самое до чего совсем нелепое некуда, а оттуда уж точно никому не будет никакого возврата.
Причем первоначальный импульс был дан людской массе отнюдь не большевиками, а безмерно по поводу и без повода крайне кипятившейся левой интеллигенцией.
А как раз именно потому революционная толпа и была
всяческими шальными эмоциями и впрямь-таки раскалена, как есть фактически уж до безумия.
И еще раз надо бы то до чего жирно подчеркнуть ничто подобное вовсе вот никак не могло бы произойти только лишь совсем невзначай само по себе.

88
И это как раз в объятия к революционерам и толкает людей сладкоречивая литературная братия, зачастую вся и впрямь сплошь состоящая из всяческого до чего безродного рода бородатых мыслителей.
Ну, а также среди тех, кто пламенно дышит воздухом всяких изящных искусств до чего немало и всяческих крайне безответственных благожелателей всего рода людского, на редкость беспардонно и вальяжно вещающих о великом рае изумительно сказочных грядущих благ.
То есть, речь тут будто бы идет как раз-таки, собственно, именно о том грядущем достоянии, что уж сколь вскоре обязательно как-никак вполне вот разом и станет всецело общедоступным после до чего истинно до чего неминуемого грядущего свержения всему тому простому народу отчаянно ведь люто ненавистной тирании.
Да только те самые простые обыватели никак ничего почти и не думают, о том самом политическом строе, при котором они живут и хлеб жуют, и до чего часто во время своего существования он для них и светел и свят и полностью во всем всегда справедлив.
Причем точно так оно даже и тогда когда он совсем уж вовсе явно никак неправ.
И прежде всего, их можно ведь резко подхлестнуть к подобным мыслям при помощи всяческих воззваний и произведений искусства.
Причем абсолютно любое высокохудожественное и массово доступное описание, каких-либо событий неизменно придает сил фактически всякому общественному процессу и абсолютно не важно, полезному или же донельзя так вредному.
Да вот, однако, КАК РАЗ именно то, что уж непримиримо ведет именно к той сколь отчетливо наглядной деградации общечеловеческих ценностей, весьма неизменно, куда еще значительно получше усваивается всем человеческим обществом, нежели чем какие бы то ни было извилисто заумные нотации о чем-либо действительно всеблагом и прекрасном.

И эдакие безумно смелые ожидания того-то самого, разве что лишь некоего затем только грядущего лучшего бытия зачастую остаются совсем неудобоваримыми для отнюдь никак не всеядных масс простого народа.
Ну, а потому и окажутся они на редкость полностью бесполезны в смысле всего того хоть сколько-то действенного и более чем наглядно и зримо в самом уж воздухе будто бы явственно ощущаемого духовного усовершенствования всего того как он ныне есть широкого общественного организма.

89
Но строить и строить до чего и впрямь-то самые благие и весьма уж при этом до чего очаровательные планы все это абсолютно никому и близко-то явно так как есть, никак не помешает.
Зато от всего того, что кое-кому совсем вот крайне и впрямь на редкость нелицеприятно, человек, сколь явно до чего еще донельзя пресыщенный внешней культурой, буквально сразу открещивается, причем с самой той превеликой щенячьей радостью.
И уж происходит - это истинно, как говориться, именно что благодаря все той же литературе, как и вполне наглядно создаваемых ею образов.
И главное взялось все это совсем никак не из воздуха, а появилось оно на свет Божий именно с тем-то самым как есть более чем необъятно благостным дуновением чересчур ведь излишне порою слащавых, а также и слишком-то подчас наставительно благожелательных книг всех тех или иных имеющихся их жанров.
Причем именно сила автора и определяет увесистость того удара, что будет им нанесен в стену дома крыша, которого хороша или плоха, но она в любом случае укрывала граждан страны от ненастья, которую приносит с собой всякая лютая анархия.
И вот скажем так, Лев Толстой вместо того, чтобы истово боготворить армию как единственно верный оплот державности своей страны, во сколь многих мыслях своих и впрямь-то безнадежно оптимистически пытался разом переиначить все существующее мироздание именно эдаким образом, дабы всенепременно воссияла звезда всеобщего счастья и ласковой любви ко всякому ближнему своему.
Он это, конечно, делал далеко не везде, но даже и там, где он этого совсем не делал, в его душевном настрое буквально всегда присутствовали элементы, разоружающие добро и делающие, по всей своей сути, неизбежное зло крайне ведь непримиримо противным всякому так и внимающему его великому творчеству светлому уму.

90
Лев Николаевич Толстой, подчас совсем безапелляционно и беззастенчиво дискредитировал армию, а от всего того добра вовсе нисколько не жди, и уж, ясное дело, вышло из всего того одно лишь великое (всеми планами своими) демоническое зло.
И вот он тот самый вполне конкретный пример его мышления, никак не наспех так вырванный со всем тем солдатским мясом из его «Севастопольских рассказов»:
«Лица и звук голосов их имели серьезное, почти печальное выражение, как будто потери вчерашнего дня сильно трогали и огорчали каждого, но, сказать по правде, так как никто из них не потерял очень близкого человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение официальное, которое они только считали обязанностью выказывать. Напротив, Калугин и полковник были бы готовы каждый день видеть такое дело, с тем, чтобы только каждый раз получать золотую саблю и генерал-майора, несмотря на то, что они были прекрасные люди. Я люблю, когда называют извергом какого-нибудь завоевателя, для своего честолюбия губящего миллионы. Да спросите по совести прапорщика Петрушова и подпоручика Антонова и т. д., всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтоб получить лишнюю звездочку или треть жалованья».

А между тем для своего собственного времени все это было, конечно же, пусть и правда, но, правда, дьявольски на редкость всецело вот однобокая.
Однако какие тут могут быть в том сомнения, что это именно благодаря великим стараниям Льва Толстого и вышли в главные чины армии все те осатанело грязные, но по телефону суровые и грозные сквалыги, которые, наверное, и не могли о своей военной карьере хоть как-либо вообще подумать в несколько ином ключе.
Раз были они именно изнутри всецело сотканы как раз из одних лишь вовсе вот совершенно разве что до чего безжалостно и осатанело скотских амбиций.

91
Василий Гроссман в своей книге «Жизнь и судьба» весьма изрядно проехался «гусеницами танка» по всяческим тем еще любителям более чем внезапных и сколь незамедлительных дуто воинственных контрнаступлений…
И откуда им вообще было, собственно, взяться?
Яснее ясного, что, до чего бесшабашно и неистово так и нагромождая фантомы всяческих и впрямь-то, словно бы наяву привидевшихся Льву Толстому принципов зла, он и воплотил затем всю их довольно выпуклую и наглядную суть во все те
до чего промозгло серые будни некогда лишь разве что только грядущей сталинской действительности.

Но, конечно, из тихих и пасторальных времен 19-го века будущую вакханалию лютых страстей было нисколько совсем вот явно так еще не увидать.
И почему бы это и вправду некогда затем не быть всем тем безмерно радостным переменам к чему-либо именно сразу до чего необычайно как есть до чего распрекрасно так действительно наилучшему?
Но при всем том разве во имя чьей-либо значительно лучшей доли и вправду как-никак поистине стоило со всем этаким самым беспримерным усердием воинственно разрушать чего-либо устоявшееся веками?
И может быть Льву Толстому никак и не стоило беспрестанно всячески расшатывать все те доселе и впрямь же могучие основы его родной необъятно широкой державы?
И разве то никак совсем заранее оно не ясно, что чем-либо подобным лишь как есть довольно ведь поболее еще затем усугубишь всю ту так или иначе существующую на наш сегодняшний день и без того не слишком-то вполне благополучную ситуацию во всем том как оно ныне есть обществе в целом.

92
Однако Лев Толстой, да и все ему подобные попросту, наверное, в ряд сидели пред старым «раскидистым пнем всей той вконец им приевшейся старой жизни» и лишь о том они сколь яростно «искрили мыслью»… а именно как бы это им его взять, да к чертовой матери наскоро уж наспех полностью выкорчевать.

Да только коли чего, они и в мыслях своих совсем вот не допускали, так это того, что им по силам окажется, разве что на самом том корню почти всецело загубить одну лишь свежую поросль, ну а пень им явно никак не по зубам.
Поскольку чтобы выкорчевать его на самом-то деле, а не на пустых и праздных словах, надобно было до чего сходу уничтожить все существующее человечество, ну а затем до чего незамедлительно воссоздать его в некоем новом, куда поболее светлом и весьма просвещенном же облике.
И кто-то именно это тогда и задумал, однако никак не иначе, а совершенно во всем он попросту как на грех явно так просчитался.
Раз действительно вполне верно осуществить сие «великое дело» смогут одни лишь те, кто и впрямь-то разом до чего еще весело повернут оглобли к тому и поныне никак не изжитому стародавнему, да и безмерно же немыслимо примитивному житью-бытию.
А светлый путь при этом будет внешним покрывалом донельзя слащавой идеологии, а внутри будет царствовать тьма слепого фанатизма и рабской преданности нынешним всесильным владыкам.
Но кое-кто из чересчур рьяных интеллектуалов во всем том совсем уж бесшабашно и осатанело происходящем вполне вот полностью искренне видел до чего только явный грядущий конец эры насилия над душами и плотью всякого простого народа.

93
И главное, все эти беглые поиски чего-либо нового и ненаглядно светлого в их-то устах не более чем одна труха из гнилой колоды дремотного духа чрезвычайно уж мечтательно попросту, так как есть чудовищно мстительной демагогии…
Она разве что слепо и сеет бездушную ненависть, проливая народную кровь во имя неких величественных абстрактно скороспелых и полностью дутых идеалов.
Причем само, то их весьма подобострастно ласковое словесное употребление послужит одним лишь и только донельзя блеклым прикрытием для промозгло серой действительности полной диковинных чудес бессмыслия отчаянной показухи вместо реальных успехов.
Да и вообще вскоре после тех до чего ярких первых дней мнимой свободы сколь еще вкрадчиво и неприметно все те светлые мечты о том уж наиболее ближайшем грядущем всецело и переродятся в самое обыденное существование наиболее темных свойств всего человеческого духа.
А все, потому что тяжеленая телега общественного быта, будучи поставлена впереди лошади, только лишь даст резко назад, и задавит всех и вся, полностью повернув свои оглобли к тому, что будто бы было доселе совсем изжито, хотя на самом так деле оно было разве что лишь покрыто дерном новой цивилизованной действительности.
Ну а теперь вполне полноправно оно и вылезло целиком наружу в тех самых до чего явно вполне подходящих для всего того условиях «бесподобно и невозмутимо массово-идейного жития-бытия».
А вот и те выпукло яркие строчки, что были напрочь вымараны цензурой из произведения донского атамана Краснова, причем как раз из-за их более чем нестерпимо болезненного сурового неудобства.
И это именно в них, кстати, между тем, и имеется то самое исключительно наглядное и впрямь-таки самое безысходное доказательство всему тому, что несколько выше было автором уж здесь вполне верно изложено.
И только в аудиокнигу эти слова никак ныне не «постеснялись» все-таки как-то ведь вовсе ненароком явно так втиснуть.
Вот она в конце цитаты.
Генерал Краснов, «На внутреннем фронте»
«- Вы - генерал Краснов? - обратился штатский ко мне.
- Да, я генерал Краснов, - отвечал я, продолжая лежать. - А вам что от меня нужно?
- Господин комиссар просит вас немедленно прибыть к нему для допроса, - отвечал он.
- Странный способ приглашать для допроса генералов вваливаясь к ним с вооруженной командой и наводя панику на несчастных хозяев, - сказал я.
- ТАК ДЕЛАЛИ ПРИ ЦАРСКОМ РЕЖИМЕ, - ВЫЗЫВАЮЩЕ ОТВЕТИЛ МНЕ - МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.
- ВЕРОЯТНО ВЫ ДЛЯ ТОГО И СВЕРГАЛИ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, ЧТОБЫ ПОВТОРЯТЬ ВСЕ ТЕМНЫЕ СТОРОНЫ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ, - СКАЗАЛ Я».
(Выделено мной для сущей наглядности - Авт.)

94
Но то еще сколь мягко будет, собственно, сказано: на деле революция была явно призвана разом ведь повторить все то наиболее темное, что некогда вообще еще могло существовать в какую-либо прежнюю цивилизованную эпоху.
Однако при всем том их пожелания, естественно, были самыми наиблагими.
Да только их вполне действительное и самое насущное осуществление на практике должно было пойти именно мирным, а никак не воинственно мятежным путем.
И интеллигенция, несомненно, могла бы подать народу тот самый наиболее гуманный пример именно так никак и близко вовсе не обезличенно восторженного отношения ко всей той до чего еще самой уж обыденной житейской правде.
Причем все те и впрямь наиболее обиходные постулаты как раз-таки подобного медленного, взвешенного и постепенного изменения всех тех извечно приземленных реалий начала прошлого века и могли вот хоть как-либо оказаться усвоены всем тем донельзя простым народом.
И уж впитываться всему тому было должно никак не напрямую через самое непосредственное чтение книг, как есть еще обнажающих всю суровую правду, а, пожалуй, что неким тем чисто косвенным путем, пусть и случайных, но искренне сердечных взаимоотношений с самой как она вообще ведь только есть читающей публикой.

95
И уж та самая наиболее главная и чудовищно глубокая рытвина на светлом челе нынешней цивилизации и заключена в сущей благостности и величавости всего того новоявленного социального зла, что сколь нередко довольно-таки легко захватывает в плен умы, решительно и навсегда отвернувшиеся от всякой вообще веры в Создателя всего сущего.

Причем вполне возможно, что когда-нибудь атеизм и впрямь примет все те свои более чем законченные научные формы и все мы, истово верящие в Бога, попросту совершенно неправы.
Однако в конце 19-го - начале 20-го века, разом уж осатанело сбросив с себя цепи всей той безвременно им опостылевшей веры, молодые люди безнадежно и слепо уверовали, что безо всякой в том тени сомнения вскоре они сумеют совсем в одночасье раз и навсегда переменить весь тот крайне неказисто их окружающий мир.
Им вот и впрямь во всех тех приторно сладких снах вовсе неуклюже явно привиделось, что буквально так все в нем устроено крайне небрежно, шатко и валко.
Ну, а они в единый миг его вполне всерьез перекроят, именно что по всему своему собственному на то разумению, сделав его не только лучше, но и куда и вправду действительно разумнее.

96
Да и Федора Достоевского, тоже уж, между тем, неизменно кидало из стороны в сторону в течение всей его вполне достоверно на редкость весьма вот чудовищно нелегкой жизни.
Ну, а весьма резкие переходы от одного к другому, безусловно, подразумевают внутреннюю аморфность и лютый фанатизм.
В принципе, то была проблема всех русских писателей 19-го столетия, а не одного разве что Достоевского, но это именно в нем этот жуткий маятник и качался с самой максимальной амплитудой.

И, разумеется, что тут всем тем до чего еще самым отрицательным образом сказались и все тяготы его довольно-таки нелегкого существования, связанные не только с тюрьмой, но еще и со вполне однозначным весьма патологическим пристрастием великого писателя к зеленому сукну, а именно рулетке.
Да и вообще все творчество Достоевского было сплошь проникнуто тьмою душевных мытарств, а как раз-таки потому вовсе вот и не являлось оно самого уж наилучшего рода микстурой для того совсем безмерно и без того попросту ведь издревле еще отравленного всевозможными противоречиями дореволюционного общества.
И все это притом, что пока никак не было оно на редкость и впрямь-то вдоль и поперек растоптано сапогами всего того до чего осатанело мелкотравчатого большевизма.
Причем, конечно же, все возвышенные намерения Достоевского сколь неизменно были исключительно так безмерно чисты и прекрасны, но это не только они одни, в своем конечном итоге хоть сколько-то весьма многозначительно разом так сходу заранее определят судьбу каких-либо довольно больших и светлых свершений.
Да и вообще именно то, что всем нам некогда сможет дать несколько иную, куда и впрямь истинно поболее сносную жизнь, так это один лишь тот чисто уж как есть вполне вовремя и верно должными людьми проявленный здравый житейский рассудок.
И это как раз-таки его явно и не хватает в те самые неистово бурные времена весьма же безупречно решительного осуществления всех тех бесшабашно безответственных планов, по истово беспутному усовершенствованию донельзя незыблемых принципов широкой общественной жизни.
Причем все, эти бравые иллюзии были основаны как раз-таки на суровых абстракциях, что до чего и впрямь ведь совсем бестолково были затеряны в сладких грезах целого мира философских благих измышлений.
Да еще уж заодно и таковых, что вовсе не имели при этом даже и самой малейшей связи со всем тем подлунным миром нашей-то до чего обыденно беспристрастной и крайне во всем подчас непримиримо взыскательной к фактам суровой действительности.
И попросту никому и никак, лихо и безжалостно оседлав политически подкованных граждан, было бы вовсе-то не достигнуть славных вершин заоблачно райского иного бытия, а в особенности, коли все в нем должно было, безусловно, уж оказаться навеки отлично от всего этого нашего раз и навсегда житейски обыденного, скотского существования.

97
И главное часто так из каких-либо славных, но логически никак твердо необоснованных намерений, в конце концов, выходит нечто до чего наглядно полностью ведь разве что истинно так совсем уж противоположное...
И вот точно также оно вышло и с тем никак небезызвестным фильмом «Семнадцать мгновений весны».
Фильм этот явно был некогда создан, дабы безмерно во всем прославить советскую разведку военной поры, да только вышло оно сколь еще полноценно разом именно наоборот!
И автор как раз именно в том, безусловно, всецело же полностью убежден, что без этакой безотрадно серо-коричневой многосерийной эпопеи неонацистские организации сегодняшней России точно недосчитались бы в своих рядах более трети своих теперешних ревностных членов.

Причем никто это тут нисколько не собирается для одного только виду и красного словца до чего беззастенчиво сравнивать творчество великого Достоевского с какой-то донельзя банальной, а местами и попросту откровенно глупой советской лентой!
Правда, речь тут может идти разве что о том в самом-то безупречно верном большевистском духе весьма этак на редкость ответственно выдержанном сценарии, а никак не об игре действительно хороших актеров.
Однако сами по себе как есть безотрадные последствия - они довольно-то во многом удивительно схожи!
Хотели одного добра, а вышло, собственно говоря, то самое до чего еще дикое зло, причем именно в том совершенно так всеобъемлющем великом смысле.
И вот как оно само собою право подчас и выходит, когда на ту исключительно благодатную почву наивности сеются семена беспредельно чуждого, как и весьма меланхолично никак неприглядного неприятия всех нас считай, что пожизненно и совсем уж недобро окружающей промозгло нищей духом социальной действительности.
О да она и впрямь может быть на редкость суровой, и все-таки никакими праздными словесами все та из века в век вездесуще навязчивая реальность, нисколько-то даже и ни на йоту к лучшему (не во снах) явно так совсем уж вовсе не сдвинется.
Жизнь общественная в своем почти абсолютно нетронутом виде просуществовала не одно лишь то бесконечно малое во всей ведь череде минувших веков 20-е столетие, а как раз потому и любые, политическим путем навязываемые обществу этические перемены безмерно опасны, а к тому же еще и безгранично так полностью бесперспективны…

98
А весь народ для своей вполне доподлинной душевной целостности должен был явно иметь и то самое именно что как есть одно на всех духовное наследие.
А следуя сему, великий Пушкин – это именно русский поэт и вовсе не зря его в СССР до чего старательно делали этаким прозаичным классиком, буквально напрочь отметая при этом всю его великую страстность.
И кто это вообще совсем уж нелепо решил, что свои наилучшие строчки он написал в блокнот заезжей графине и это в то самое время, когда он был неистово и безумно влюблен в свою Натали?
Натужная прекрасность - то вот нисколько не та утоленная страстность.

Да и сама та вездесущая страсть к самому яростному уничтожению зловредных проявлений окаянно, невзрачной действительности - она уж, конечно, куда во всем многозначительно поважнее светлых проявлений любви между женщиной и каким-либо мужчиной.
Некрасов, этот поэт тоски, обреченности и неволи, и возродил всеми теми своими будто бы бессмертными, пространными виршами ту самую как она только есть до чего никак этак незапамятную опричнину Ивана Четвертого…

99
Да и великий Лев Толстой, когда уж он столь на редкость ревностно боролся с бесовской хитростью управляющих поместьями вряд ли, что хоть как-либо на деле действительно имел даже и мало-мальски зрелое обо всем том представление, откуда это именно она берет все свои самые, что ни на есть естественные корни.
А между тем ясно, как Божий день, что их самое подлинное происхождение более чем неизбежно брало свое начало как раз от той до чего еще безмерно внешне утонченной европейской культуры.
Из чего сколь явно до чего и впрямь естественно следует, что, раз кто-либо всеми силами так и толкал Россию на вполне довольно схожий путь общественного развития…
Яснее ясного, что тем самым он и впрямь всецело создавал все условия и предпосылки для продолжения Французской революции, и на этот раз именно на той и без того на редкость из века в век отчаянно же многострадальной русской земле.
Причем все то, что было зверски осуществлено во Франции, оказалось одним лишь детским лепетом по сравнению с тем, что только затем вот ждало Россию, где революция попросту разом снесла голову с плеч той так никогда и не наступившей эре всеобщего процветания и благоденствия.

Причем первоначально все дело тут было не в том, что некоторые весьма и весьма на редкость ограниченные личности как-то совсем неправо начали зачитываться совершенно чужой и чуждой посреди всех тех необъятных просторов России умственно праздной философией.
Да еще и именно таковой, что была уж как есть донельзя обезличенно праздной, а потому и сколь запросто выедающей, словно бы кислотой, всяческий тот до чего безыскусно пресный здравый смысл.
Ну а кому-то явно хотелось вдоволь отведать от соленой водицы целого океана светлой истины, потому что мелкие и крайне хлипкие логические построения никак вот нисколько не рассеивали окружающий густой мрак…
Причем дело тут совсем не в том, что кто-то сходу захотел барскою кровью расчистить путь общества к его грядущему попросту невероятному счастью.
Нет, фактически тут речь идет чем-либо на редкость уж ином.
А, прежде всего, тут все дело было именно в том, что в той еще прежней России все французское и заграничное прививалось самим образом жизни, как и впрямь совсем нелепо следующей грубо разве что влево идейной мыслью.
И вот как раз-таки именно нечто подобное до чего тяжким грузом затем и оседало в умах российской аристократии и творческой интеллигенции.
Причем это ведь та чудная новизна старой лжи и придает жалкой фальшивке тот еще дивный звон самой же настоящей монеты.
Зыбучая, сыпучая и шипучая через край видимость, доподлинно скрывающая настоящую подноготную всяческих весьма и весьма некрасивых вещей, в древней Европе существовала еще со времен императора Августа, а на Русь она без году неделя заявилась именно с тем и впрямь-таки до чего великим ее Петровским культурным просвещением.

100
И тут она затем и слилась воедино со всею той злющей и зловещей азиатской хитростью.
Причем все те еще изначально искренне добрые намерения явились одним разве что довольно-таки громко урчащим в пустом желудке фактором, что уж единственное так безмерно раздражал, а не исцелял, и по сию пору, точно также страдающую все теми же застарелыми болячками плоть российского общества.
И вот он тому самый конкретный пример из «Войны и мира» всемирно известного графа Льва Толстого:
«Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян - сделал уступки. Продолжать дело освобождения представляя невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно-торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно-благодарственные, с образами и хлебом-солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были - одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно-благодарным за сделанные ему благодеяния.
Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб-соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ.

В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами-мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении.
Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц-женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику-брату, как он называл великого мастера.
"Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!"
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, насколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии проверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами все то, что они дают у других, т. е. все, что они могут давать».

101
Хотя вот все-таки Лев Николаевич Толстой в «Войне и мире» явно еще никак пока не берет еще быка за рога, решительно и отважно утверждая, что собственности вообще не должно быть столь уж действительно много в тех лишь одних чьих-либо полностью абсолютно чуждых всякому простому труду - частных руках.

Его светлую душу на тот самый момент гнетет разве что одно лишь сущее бесправие и донельзя скотское состояние крепостных крестьян.
Ну, а затем его литературный герой - богач Пьер Безухов и сам попадает в плен к французам, а потому и познает на своей собственной шкуре, чего это такое нужда и бескормица.
Ну, а заодно и довелось ему всецело тогда понять весь великий разум русского народа, до чего вплотную с ним довольно-то близко и совсем не единожды как следует, соприкоснувшись фактически всею душой.
Причем безо всяких в том крайне греховных сомнений сама уж суть его глубоких переживаний, гениально переданная Львом Толстым, вполне этак могла бы выглядеть, куда более стоящей и прекрасной, кабы, конечно, не бич всяческого прекраснодушия - голая правда.
Ну а она-то как раз зачастую большущая потаскуха, и от нее вовсю разит кислым, словно бы от пустой винной бочки.
Может, кто-либо сразу спросит: а почему?
Ну, так на этот довольно-то казусный вопрос автор без запинки может до чего разом ответить примерно следующим образом.
Да уж попросту потому, что действительно стоящая того правда должна быть одета во все те совсем неизменно ее сопровождающие жизненные обстоятельства и подана в довольно легко удобоваримом виде.
Ну, а иначе она тем еще вовсе вот бесполезным балластом разом осядет в желудке и как раз этак, кстати, всему тому и быть, коли тому, кто ее преподнес, верят буквально аксиоматично.
И именно подобным образом оно и было с тем уж самым БЕССМЕРТНО ВЕЛИКИМ ПИСАТЕЛЕМ Львом Толстым.

102
Никаких всем вполне понятных и довольно конкретных, а не тех до чего этак замысловато вычурных решений самого так более чем донельзя щекотливого вопроса угнетения трудового крестьянства знаменитый писатель Лев Толстой нисколько так никогда совершенно так никак явно не предлагал.
Нет, он разве что кривил губы и морщил лоб, разве что только и теша свой разум всяческими кривобокими мыслями обо всем том, как бы это ему получше, да поудобней будет на деле осуществить принципы душевно-нравственного существования, что были заложены в «Евангелие» на всей той от края до края русской земле.
А между тем надо было ему всячески учитывать и все те чисто внешние как-никак, а сколь многозначительно азиатские условия российского существования.
А к тому же и все те на редкость беззастенчиво абстрактные постулаты только-то и всего, что явственно так совсем надуманного Львом Толстым людского бытия и близко-то никак никому не следовало до чего еще весьма вот бескрайне, затем чрезвычайно так расширять до рамок исключительно как есть всеобъемлющих и нисколько непогрешимых истин.

103
В условиях донельзя беспросветно коррумпированной российской жизни был уж весьма явственно потребен именно тот на редкость вездесущий и беспристрастный контроль буквально за всем тем, что где-либо на ее земле, как есть, от века никак неправо всегдашне творится, а в том числе и в наиболее так отдаленном таежном поселке.
И нечто подобное тому и было некогда, затем применено большевиками на самой что ни на есть до чего суровой же практике жизни, правда, для одних лишь исключительно узко-политических целей.
Но совсем так никак не для того, чтобы действительно до чего зорко уследить за всем тем, чтобы народное имущество по частным закромам совершенно уж бесчестно не растаскивалось в самый явный при этом ущерб буквально всеобщему людскому благосостоянию.
Правда вот ничего тут никак не скажешь, в деле на редкость строжайшей охраны государственного добра от вечно полуголодного народа они и проявили самое невероятно неимоверное рвение.
Но зато когда нечто взятое в общее пользование было вполне уж, затем по-хозяйски привезено на склад, его и можно было до чего смело оттуда брать, не очень при этом рискуя десятилетним сроком тяжкого лагерного заключения.
А между тем воровство спровоцированное голодом, а не жаждой наживы как есть, и вправду заслуживает относительно большого человеческого снисхождения, однако в СССР все было именно полностью наоборот.
Простых граждан морили голодом, а пролетарские буржуи жили в сказочной роскоши и пировали грядущую победу мировой революции, которая и впрямь со дня на день обязательно должна была по все наши души сколь еще непременно разом случиться…
И ведь сама та идеология мнимого добра была всецело светла одними разве что наиболее изначальными своими слащавыми пожеланиями.
Причем во всех ее чертах очень быстро вовсю ведь вскоре стали до чего явно проглядывать разве что одно вот тупое хамство и бездушная дикость сплошь клейменого диким невежеством на редкость умопомрачительного сумасбродства.
Причем среди наиболее плачевных последствий исключительно так рьяного использования и впрямь-то донельзя броских лозунгов, которые истинно уж сладостно превозносили над собой, словно бы боевое знамя именно то всеобщее и чисто грядущее благоденствие со всею уверенностью можно бы вопиюще назвать значительно большее одичание серых масс простого народа.

104
Да и весь тот чисто общечеловеческий разум вовсе-то никак не всеобщим энтузиазмом действительно укрепляется, а только-то самым сугубо последовательным развитием каждой отдельной личности, полностью вот учитывая все ее особенности и свойственные именно ей черты и способности.
Всяческий же всеобщий путь насильственного развития обязательно еще непременно окажется, всецело так чреват самой неминуемой смертью всего частного и действительно как есть зрело индивидуального.
Ну, а это, в свою очередь, разом стирает в труху, то главное, что весьма важно было развивать в человеке для, куда только значительно большего усовершенствования всей его морали…
Социальная справедливость и всеобщее равенство - фикция и блажь перезрело благодушных умов.
Одно лишь достаточно твердо стоящее (в экономическом смысле) на ногах государство и сможет обеспечить своих немощных граждан всем им до чего действительно вот жизненно необходимым.
Революция способна разве что лишь исключительно многое бесчестно отнять, а дать чего-либо положительного ей вообще никак попросту и не по силам - это уж вовсе вне всякой ее компетенции…

Причем от всех тех бессмысленно, словно так ком с горы, именно что сверху, а не снизу предпринятых преобразований совсем уж не раз на Руси бешено взрывался вконец перегревшийся общественный котел.
Ну а сделать чего-либо на деле полезное, можно было только-то, еще спешно же раскрыв нараспашку объятия закону и порядочности, причем внешняя неприглядность и варварство вполне вот законной власти никак не отменяют ее легитимность и право на всякое то дальнейшее существование.
Да и какие бы весьма передовые взгляды не довелось бы сколь на редкость уж совсем ведь беспардонно
проповедовать всем тем, кто явно решил сходу, как есть полностью прервать всякую былую связь времен…
А все-таки та самая чисто насильственная сплоченность в рядах до чего немыслимо разных по всей своей природе людей явно не ведет в одну лишь страшную средневековую тьму всех тех былых и невзрачно серых времен.
Причем сама, как она есть, довольно-то неброская людская причастность к каким-либо сумрачно грозным политическим дрязгам довольно вскоре более чем многозначительно становится визитной карточкой яростного блюдения интересов народа или, наоборот, откровенно так подлого же двурушничества.
А главное еще и такового, что совершенно как-никак предумышленно и до чего изощренно было направленно разом против всего ныне возведенного в невероятно великий аристократический ранг, а именно как раз того ранее всеми некогда до чего откровенно презираемого пролетариата.
А между тем со временем полностью отныне равнодушная ко всему тому никак не житейскому зрительская масса, буквально-то вдоволь понасмотревшись на результаты всех тех трудов праведных во имя никем этак вовсе непревзойденно успешного построения самого наилучшего будущего, вообще вот как есть, попросту перестала верить, во что бы то ни было.
И это как раз-таки тогда вся страна и впрямь-то разом начнет медленно гнить и прозябать в сущем же творческом до чего еще донельзя безобразном бессилии, да и вообще отсутствие какой-либо инициативы станет ведь, полностью самой обыденной нормой.
А между тем довольно-то многим людям сколь повседневно нужен тот безупречно положительный стимул во имя самого безупречно должного затем приложения всех их умений и стараний, а иначе они будут гораздо поболее думать именно о чем-либо совсем ином, а не о том вполне добросовестном исполнении всех своих каждодневных, прямых обязанностей.

Да и вся та трудовая и плановая работа большого государственного аппарата должна быть всегда и во всем явно уж оказаться всецело сплоченной, и только в этом главный залог ее разумности, эффективности и полезности.
А, кроме того, главный государственный орган должен знать всю ту до чего еще вполне надлежащую правду о том, что и где оно ныне творится, собственно, так на тех или иных местах.
И уж как более чем доподлинно верно узрел сей аспект максимально ведь правильного общественного обустройства великий гений дореволюционной общественной жизни Петр Аркадьевич Столыпин:
«Речь П. А. Столыпина, произнесенная в Государственной думе 16 ноября 1907 года в ответ на выступление члена Государственной думы В. Маклакова»
«Тут говорили о политической деятельности служащих, говорили о том, что нужна беспартийность, что нельзя вносить партийность в эту деятельность. Я скажу, что правительство, сильное правительство, должно на местах иметь исполнителей испытанных, которые являются его руками, его ушами, его глазами. И никогда ни одно правительство не совершит ни одной работы, не только репрессивной, но и созидательной, если не будет иметь в своих руках совершенный аппарат исполнительной власти».

105
И именно подобного рода подход к делу Николай Гоголь и впрямь-таки до чего же настоятельно некогда и предлагал.
И если бы его творение «Ревизор», и вправду было самым всеобъемлющим образом, достаточно ведь здраво и взвешенно на деле взято, на вооружение, оно бы всю свою миссию с большою честью вполне до конца фактически разом так тогда оправдало!
Да только вот одинокий голос Гоголя и впрямь оказался именно тем еще гласом вопиющего в пустыне!
И это при том, что был Гоголь чисто же житейски до чего объективно вполне полноценно прав!
А между тем коли чего некогда вообще и предпринималось, то уж как пить дать обязательно - это делалось явно и гласно, а нисколько не тайно, как уж того вполне однозначно само собой требовали все те чисто азиатские российские условия.
И вот они те более чем весьма многозначительные слова Гоголя из его бессмертных «Мертвых душ»:
«Бьет себя по лбу недогадливый проситель и бранит на чем свет стоит новый порядок вещей, преследование взяток и вежливые, облагороженные обращения чиновников. Прежде было знаешь, по крайней мере, что делать: принес правителю дел красную, да и дело в шляпе, а теперь по беленькой, да еще неделю провозишься, пока догадаешься; черт бы побрал бескорыстие и чиновное благородство! Проситель, конечно, прав, но зато теперь нет взяточников: все правители дел честнейшие и благороднейшие люди, секретари только да писаря мошенники».

И это надо было весь тот еще былой мусор до чего наскоро под пыльный ковер крайне ведь благодушно и неприметно разом сметать!
А в то же самое время более чем всевластно и создавать именно то, что и было на редкость вот и впрямь до чего насущно так необходимо для самого того как есть доподлинно благополучного жития всей той былой империи.
Да только все те нисколько непомерные мощности и ресурсы, безусловно, уж тогда использовались как раз-таки во имя совсем иных, чисто разве что политических нужд.

106
А между тем именно та некогда бывшая имперская тайная полиция, потратив при этом ровно уж треть от всего своего на редкость рьяного рвения на самое последовательное выявление бесчинств, всей той местной администрации, до чего еще безупречно смогла бы вполне обеспечить в стране на редкость безукоризненный и повседневный покой и порядок.
Ведь право же без всего того весьма откровенного и вполне конкретного примера сверху российская чернь никак не смогла бы иметь подобных донельзя еще и усугубленных невежеством омерзительных привычек к воровству, пьянству, а заодно и выставляемому прямо напоказ - разврату и разгулу.
Причем наиболее главной всему тому первопричиной и послужил именно тот сколь дурной пример со стороны на редкость беззастенчиво алчной исстари уж всем тем имеющимся в стране сущим беззаконием чисто так вот до конца развращенной, именно как есть фактически любой местной власти, а никак не природные задатки русского человека.

И кстати, всякий призыв к бунту серой толпой во все времена буквально-то сразу более чем незамедлительно воспринимался именно как сущая благодать до чего только внезапно даденной барской свободы от какой-либо вообще закона и морали.
Ну, а потому народ и принимался безо всякой устали тогда крушить все ведь разом и вся.
Причем легче уж всего было его натравить, как раз на тех, в ком неизменно чувствовалась до чего еще явная и более чем доподлинная чужеродность…

107
Евреи, они и впрямь до чего незатейливо считались злодеями «христопродавцами», то есть как по всей своей вере, да так в том числе и в чисто социальном плане.
Ну, а затем все это и было сколь умело использовано царским правительством, причем именно что как есть, ради защиты своих собственнических, весьма ведь доподлинно совсем разве что по-житейски шкурных интересов.
И оно как-никак, а при этом разом убивало двух зайцев: и народ усмиряло, и евреев прищучивало, и как оно при всем том было до чего злорадно и пламенно всецело уж самодовольно.

Естественно, что все это и близко не было исключительно так российским изобретением, а приплыло подобное «заморское диво» с тем еще попутным ветром из той самой просвещенной Европы, где подобная практика осуществлялась буквально-то повсеместно в течение всего позднего средневековья.
Правда, там и близко не было таковой до чего донельзя совсем несусветно лютой жестокости, евреев попросту разве что изгоняли, убивали редко, но это всенепременно объяснялось одной лишь строгой позицией церкви, а вовсе не вящей добротой простых прихожан.

108
В России метод изгнания евреев применялся куда менее широко, чем это было в Европе, да и вполне официальных сожжений на больших кострах Талмуда, как и евреев-еретиков, насильно обращенных в христианство, тоже на ее земле никто ведь никогда вовсе уж совсем не устраивал.
Ну, а имевшие место многочисленные погромы подавались миру под соусом ярых бесчинств простого народа, безмерно вот люто в душе яро же ненавидящего все племя иудеев.
А все-таки наиболее главенствующая цель в том самом исключительно так восторженно благодушном «науськивании» черносотенцев на почти ведь полностью тогда беззащитных евреев всегда заключалась в том самом истинно царском соизволении повыпустить бы пар из котла народного гнева.
Ну, а как раз потому тогдашние невообразимо чудовищные погромы, для кое-кого из всесильно правящей тогда когорты и представлялись в виде на редкость до чего совсем «безболезненной противовоспалительной прививки»…
То есть, злосчастные правители во все стороны, так и раздираемой коррупцией страны уж вполне ведь как-никак себе вполне вообразили, что нечто подобное и станет затем самой наилучшей панацеей против каких-либо совсем неизбежно вполне еще некогда более чем возможных социальных потрясений.
Однако в конечном своем итоге именно эти лютые бесчинства и оказались тем самым, пусть и медленным, но верным впрыскиванием смертельного яда в тело всего русского общества, так как немалое число евреев разом еще ринулось в революцию, и именно это, по крайней мере, отчасти, и предопределило дальнейшую судьбу всей империи.

Правда вот естественно, что для всего того вполне хватало и каких-либо других до чего на редкость более чем закономерных причин.
Уж таких, например, как всеобъемлющая и полнейшая абсолютная сохранность всех тех феодальных черт старого мира в том самом неистово устремленном в светлые дали светском обществе, насквозь при этом пропитанном мыслями о совсем этак никак недалеком и славном грядущем, в котором попросту и близко-то затем не останется ни господ, ни рабов.

109
Однако тот разве что некогда затем последующий век этак основательно и последовательно разом ведь во всем всемогуще попросту до конца сконденсировал те самые, надо бы прямо сказать донельзя существенные недостатки всех тех прошлых и доселе минувших времен.
А потому вовсе-то зря Виктор Гюго до чего необузданно распинает всю ту, как она вообще ныне есть от века бескрайне так на редкость невзрачную и впрямь сколь удручающе рутинную действительность.
В том самом как-никак до чего недалеком грядущем она точно еще разом затем окажется, куда во всем разве что поболее совсем неизбежно лишь только-то весьма и весьма значительно хуже…
Виктор Гюго, «Отверженные»:
«Да, просвещение! Свет! Свет! Все исходит из света и к нему возвращается. Граждане! Девятнадцатый век велик, но двадцатый будет счастливым веком. Не будет ничего общего с прошлым. Не придется опасаться, как теперь, завоеваний, захватов, вторжений, соперничества вооруженных наций, перерыва в развитии цивилизации, зависящего от брака в королевской семье, от рождения наследника в династии тиранов; не будет раздела народов конгрессом, расчленения, вызванного крушением династии, борьбы двух религий, столкнувшихся лбами, будто два адских козла на мостике бесконечности. Не будет больше голода, угнетения, проституции от нужды, нищеты от безработицы, ни эшафота, ни кинжала, ни войн, ни случайного разбоя в чаще происшествий. Я мог бы сказать, пожалуй: не будет и самих происшествий. Настанет всеобщее счастье».

110
Просвещение, когда оно всецело ведь бездушно и серо или еще, того хуже, совсем беспредельно вот сколь мечтательно отдалено от той так или иначе и впрямь-то до чего именно что как есть повседневно нас окружающей действительности, безусловно, почти полноценно разом и заменяет все элементарные чувства некоей той весьма всеобъемлющей глобальной потребностью.
То есть чем-либо тем, что буквально напрочь сходу отметает и оттесняет все то мелкое и до чего с виду совсем попросту на редкость исключительно малозаметное…
И простые люди тогда всякие свои утилитарные нужды и начинают всячески уж ставить именно полностью ведь явно так донельзя превыше всего того остального, а это как-никак и будет затем всецело так чревато самым полнейшим обвалом всего того, что вообще только хоть как-либо называется жизнью…
И смерть всегда более чем незримо стоящая буквально у каждого из нас за дверью может тогда вот разом предстать в виде полностью так чисто всеобщего дальнейшего несуществования, причем как есть именно в свете всяческих тех совершенно чудовищных открытий и их дальнейшего весьма и весьма сколь многоцелевого употребления.
И все это разве что от инерции мышления, поскольку нынешний человек все еще лишь чисто внешне цивилизован, а до той вполне настоящей и истинно глубокой цивилизованности ему только лишь шагать и шагать довольно-то долгие столетия вовсе-то совсем никак нелегкого пути.
И на этом пути будет до чего еще довольно много крутых ступенек и ведь как раз именно потому, что нынешний человек на них столь отчаянно спотыкается он и может упасть в пропасть всеобщего небытия и это вовсе не обязательно должна быть именно та самая ядерная война.
Это может быть, и что угодно другое никак не менее смертоносное и убийственное для всей человеческой породы.
Нынче мы соприкоснулись не только к атому, но и куче молекул так и тасуя их себе вот в угоду словно бы ту еще колоду карт.
А заодно и политика ныне приобрела черты одного беспардонно рьяного и яростного дележа всех территорий планеты между всеми имеющимися кланами, которым явно совсем наплевать на население, им нужны одни спокойные нервы, а их может дать разве что ощущение, что те, кто злобно зарятся на чужое и вправду получат свое…
Да только лишь в виде разве что именно того совсем маленького куска земли, которого хватит исключительно под их тела, а не того большого, которого им до чего еще сладостно надо!
А как раз-таки именно из-за этого буквально все те нынешние государственные образования нынче и переживают этакий глубочайший кризис чисто прежней своей (все тем же тяжким грузом на них весьма вот тяжко висящей) никак и близко нисколько не допотопной истории.
А она между тем вполне может внезапно разом окончиться, если, конечно, все то разумное, вечное, доброе не возьмет-таки именно вверх, причем вовсе-то никак не насильственным путем.
И могло ли то быть хоть сколько-то, значит, всецело на деле иначе?
Да нет и близко явно ведь попросту так вовсе нисколько!

111
Да оно и понятно!
Поскольку - это совсем не жизнь в целом ныне полностью до конца всецело уж разом чисто сходу вот переменилась, а одно лишь то самое чисто как есть новейшее техническое переоснащение, попросту совсем неизбежно вполне дозволило, куда большее и донельзя так основательное проникновение вглубь буквально всяческого человеческого сознания.
И хуже всего досталось именно России, так как это как раз у ее народа неизменно имелась полнейшая и как-никак сколь еще именно многовековая несовместимость промеж витающей в розовых облаках интеллигенцией и тем извечно прозябающим в житейской суете забитым и униженным обывателем.
Та же Франция, к примеру, и близко никогда не была страной с подобного рода на редкость до чего и впрямь разнослойным духовным развитием всего того своего необъятно широкого общественного организма.
Раз никогда и близко-то не бывало на ее земле всего того до чего полнейшего расхождения жизненных путей, явно так совсем взаимоисключающих всякую возможность встречи и взаимопонимания промеж самых между тем доподлинно различных слоев населения.
А в извечно заснеженной России именно - это и создало ту самую «страшную щель, сквозь которую и, оказалось, возможно, затем втиснуть острие кинжала массового террора».
Причем это вовсе не праздные и пустые слова совсем ведь ничего не сведущего в делах родины, как и безмерно от нее совсем уж далекого эмигранта.
Поскольку вот оно то, что обо всем этом пишет белый эмигрант Николай Головин в его книге "Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.":
«Прочитывая цитированную уже несколько раз сводку, нельзя не обратить внимания на искреннее отчаяние членов Государственной Думы, когда им пришлось воочию столкнуться с этим взаимным непониманием.
Полученные в деревне книги, - говорится в одном из отчетов, - были написаны языком… каким угодно, только не тем, на котором говорит народ. И чем хотели добросовестнее здесь отнестись к своей задаче и выполнить ее при помощи серьезных первоклассных сил, тем получалось хуже: вместо хлеба давали камень. Требовались переводчики с этого непонятного языка на язык народный. «Нет слов, - пишет делегат из Псковской губернии, - передать о том смущении, стыде и боли, которые охватывают человека, убежденного в том, что так скудно, так мало даваемое - по существу представляет камень вместо хлеба, ибо оно непонятно, чуждо, темно по самому изложению, по самому языку своему для деревни».

Да, разумеется, то уж никак совсем не является буквально-то всеобщей людской бедой, что юридический или экономический, да и технический язык во всем этом мире нисколько никак не похож на тот самый во всем обиходный и разговорный.
Да только те наиболее простые навыки всяческого обыденного общения у самых различных групп населения нигде и никогда не были до того беспредельно различны, чтобы действительно сама собою разом возникла та безмерно глубочайшая пропасть самого вот абсолютного уж взаимного недопонимания…
Нет, то было бедой одной России, причем исключительно из-за того, что вместо того, чтобы довольно-таки медленно и осторожно сшивать куски до чего напрочь разорванной ткани некогда более-менее вполне гомогенного общества именно на ее земле, и попробовали буквально все спешно же перешить на тот самый новый, ранее нигде и невиданный фасон.

112
И очень даже многое из всего того полезного, чему как-никак, а вполне еще должно было когда-либо со временем на деле произойти случились бы и совсем уж безо всякого насильственного взнуздывания и агрессивного понукания со стороны никак не в меру до чего разгоряченных умов.
А, следовательно, совсем никак совсем не стоило более чем беспечно и дико разом торопить, все те чисто исторически полностью до конца как есть заранее предначертанные грядущие события.
А тем более, когда это к тому же и начисто противоречило всякому вполне на редкость объективному здравому смыслу.
А смертью всякого здравого ума и можно было вполне вот признать попытку все и вся разом смешать в некое до чего гомогенное единое целое.
Поскольку сам по себе процесс обновления общества никак не может затрагивать, буквально всю ту как она есть донельзя инертную часть общества.
Она как была, так и остается, совсем непотребно же невежественна, а потому людям ума и вполне еще следует ее несколько сторониться…
И это именно поэтому вся та зачастую чисто полувынужденная элитарность интеллигенции - это как раз надо сказать общемировое и общеизвестное явление.
Оно фактически всеобъемлющее и ему неведомы совсем никакие политические границы.
Человеческое общество едино, несмотря на всю самобытность народов, и разницы языков на которых они говорят.
И подталкивать его к духовному прогрессу, конечно же, надо, но без садизма и фанатизма.
И прежде всего, следует расшевеливать именно интеллигенцию, но весьма предельно так аккуратно.
Раз уж всеми теми до чего восторженно кликушественными методами ее вот можно будет вполне еще довести и до состояния самой еще чудовищной завшивленности.
И вовсе не обязательно, чтобы речь тут действительно шла как раз именно о репрессированных, поскольку это вполне затрагивало и тех, чьи светлые головы были так и снедаемы страшными «вшами» самого уж до чего только беспрестанного страха.
А все это явственно вело к безволию и полной безынициативности, а значит, и ущерба по любому дело не было тогда никакого конца.
Причем поднимать мозг нации из гиблой трясины обыденности это суровый долг всяких более чем всех вполне благожелательно мыслящих философов…
Ибо то и вправду вполне естественная часть буквально всеобщего пошагового развития всей этой нашей нынешней цивилизации.
Она и впрямь ныне явно уж переросла пеленки всего своего несколько затянувшегося раннего детства.
Но вот при этом тянуть за хвост к свету серую толпу нисколько не следует она должна все постигать сама, а кроме того следовало ей еще и объяснять на вполне ей доступном языке всю никчемность планов по самому так будто бы мгновенному преображению всех реалий вселенной.
Правда сделать - это находясь с народом в разных плоскостях сознания попросту, наверное, и невозможно.
И то, конечно, вполне ведь естественно, что более чем верное и здравое взаимопонимание между народом и интеллигенцией затруднено уж буквально везде.

113
Однако не везде в этом мире все те, кому действительно доступна культура, причем в том никак не примитивно массовом ее плане, подчас и впрямь почитают самих себя ею именно что как есть изначально избранными, возвышенными духовно и на низшие существа они всенепременно при этом глядят разве что совершенно так свысока.
И ведь подобное отношение и близко не оттого берет все свое еще уж изначальное начало, что это как раз то простоватое и мелкотравчатое мещанство явно уж и приучает серого обывателя к сущему умилению пред всяческими мелкими страстишками, а людям светлого ума от них попросту мороз по коже дерет…
Раз наиболее основным мерилом тут явно выступает разве что одно лишь самое самозабвенное чванство, что было вполне вдоволь настояно как раз на том, так и возведенном в ранг почти религиозного экстаза искрометно светлом чувстве до чего на редкость вовсе вот исключительной своей самовозвышенности.
И все это при том, что простым людям вполне нужен тот самый духовный поводырь, они без него глохнут и слепнут.
И именно из-за его отсутствия само собой затем и получается, что народ попросту разом делается донельзя черствым друг к другу, любит уткнуться носом в ящик, вместо того чтобы судачить о жизни, радостно общаясь промеж собой.

А между тем ранее, то было вовсе и близко совсем не так, однако новые славные веяния цивилизации разом обратили в прах все те до чего старинные, довольно-таки давно вполне устоявшиеся традиции вековой культуры.
И, конечно, ранее в крепостном отнюдь никак не видели человеческое существо, а одно лишь движимое имущество, использовали как грубую физическую силу, ну а теперь, в век машин, в нем явно отпала всякая та еще прежняя нужда.
А из всего того попросту само собой разом и следует, что уж оказался он новым заправилам общества вроде бы как далее вовсе ведь и не нужен как некая та индивидуальность, хоть сколько-то отделенная от всякого производственного процесса личность.

114
А в те самые старые, добрые времена, когда он был весь еще душой и телом хозяйской собственностью, о нем сколь сообразно сему и заботились…
однако гораздо так в меньшей степени, нежели чем о сохранности какого-либо иного, разве что только явно вот поболее достойного того добра.
Скорее о нем думали как о чем-либо не совсем уж действительно одушевленном…
Причем именно в этом и была вся суть холопского житья - быть никем и ничем.
Душами холопов торговали в точности как скотом, ну а вели себя с ними подчас и того несоизмеримо лишь разве что донельзя так хуже.
Однако в те самые новые времена, хоть чего-либо лучше и близко так нисколько не стало, а разве что только и всего изменились те самые весьма насущные критерии использования простых людей.
А потому и оказались они в кабале, куда явственно поболее безотрадно наихудшей, той навеки отныне прежней, а еще и безо всяческой стародавней долгими веками полностью ведь до чего незыблемо и прочно устоявшейся определенности.
И именно поэтому бывшим крепостным и захотелось… всего-то навсего подыскать себе другого (лучшего) хозяина, а то без него им было как-то уж совсем этак нисколько не уютно.
А в результате…

115
Быт и закон при новом режиме властвования сплошь уж отныне стали непримиримо ведь яростно до чего сугубо революционными.
Но все это разве что лишь вполне всерьез означало, что быть ведь им отныне весьма беспредельно на редкость во всем бездушно простыми, словно тому простенькому и безликому ярлычку, который надо бы всего-то только небрежно прилепить на того далее никому отныне вовсе и не нужного человека…
Ну, а тогда и можно будет его до чего ничтоже сумняшеся безо всякого промедления разом отправить в расход, поскольку он отныне тут попросту исключительно лишний, словно бы таракан у кого-либо, значится, дома…
Ну, а благоверному большинству нынче-то будет крайне полезно вполне ведь сколь еще своевременно приобрести истинно новые, всевластно увязывающие массы воедино до чего определенно донельзя так исключительно наглядные и близко вот никак неестественно выпуклые свойства.
Уж того-то как есть инстинктивного братства на основе светлой (бьющей в глаза, словно прожектор) идеи…
А между тем люди из поколения в поколение безмерно обожают все то, именно что свое давным-давно ими до конца полноценно обжитое и устоявшееся, а это и создает вполне полноценное постоянство мыслей и чувств у всех поколений, неспешно идущих вереницей и прошлого в грядущее.
И их повседневный быт так и состоит и всего того до чего извечного, как он ныне есть мелочно-склочного быта и старых привычек, и им никогда и близко не навязать ничего вообще ведь, собственно, нового.

И всяческие мудреные нововведения простые люди от себя и впрямь чисто уж разом сходу отринут, как только им всею силою полностью перестанут их до чего подло и бессердечно на редкость сладкоречиво и яро сколь бесцеремонно разом навязывать.
Поскольку им уж точно светлыми и благими идеями будет себя нисколько не прокормить, раз им всегда будет нужно нечто более-менее наглядно материальное, да и впрямь, кстати, действительно съедобное…
Ну, а раз предоставить нечто подобное новоявленный революционный строй, был им и близко никак этак вовсе не в силах, он вот само собой затем и начинает беспокойно и весьма ответственно изыскивать тех самых крайних, неизбежно полностью как есть до конца виноватых во всем том нынешнем бескрайнем запустении и оскудении…
Ну, а раз их легче всего будет найти именно что посреди людей честных и нисколько не изворотливых, именно они самыми первыми и подпадут под топор неистовующе безумствующих репрессий.
А это, в свою очередь, сколь еще непременно сделает из оставшихся на свободе людей безынициативных исполнителей, во многом безгласных, или максимум совсем не в меру ведь донельзя назойливо выспрашивавших те самые наиболее последние начальственные распоряжения…
И мысли их при всем том всегда будут отныне крутиться только-то разве что вокруг того, как бы это им и впрямь до чего значительно получше во всем угодить волхвам всего того новоявленного язычества – высшему партийному начальству.
Ну, а о деле они будут думать в самую лишь на редкость последнюю очередь.
И думы их впредь и отныне разом станут вполне сродни мыслям той же скотины, которая идет вовсе совсем не туда, куда сама захочет, а как раз туда, куда погонит ее пастух.
Правда там, где у того пастуха был именно что тот еще свой большой интерес, инициатива вменялась в обязанность, а не просто приветствовалась и это как раз-таки там и проявлялась все великая мощь русской смекалки.
Однако если как есть сходу предположить, что вовсе и близко не было бы столько расстрелянных или морально уничтоженных людей, то ведь как раз тогда сил как-никак, а до чего, невзначай явно хватило бы не только на ту чисто уж сугубо военную, но и на вполне мирную гражданскую отрасль.

116
И, разумеется, что и посреди людей, некогда зачинавших весь этот лютый пожар, а затем и раздувавших пламя революционных идей, было довольно-таки немало личностей сколь искренних и порядочных, всеми силами души страстно желающих всему этому миру одного лишь невероятно так всецело хорошего.
Однако все эти планы носили чисто опереточный и сказочно-легендарный характер…
В них попросту явно не было самого главного, а именно более чем элементарной житейской логики, а без нее никак уж вовсе далеко не уедешь.
Так что и хорошие люди, пошедшие гибельным путем революции, могли всеми силами, пусть и беспамятно, но зато на редкость бестрепетно до чего только рьяно помочь всем тем отъявленным негодяям, сделаться, куда лишь значительно хуже и беспардонно безнравственнее…
И уж совершенно сослепу следуя инстинкту возрождения всего того наиболее несветлого и темного, они буквально разом укоротили на целую голову всяческую инициативу, неистово добиваясь доблестного труда и беззаветной веры в то самое призрачное счастье, которое непременно должно было достаться одним лишь нашим самым отдаленным потомкам.

117
Люди, властвующее над революционными толпами, более чем неизбежно построят некую новую жизнь из самых-то между тем зловещих обломков жизни прежней, вовсе и близко никуда не исчезнувшей…
А она вполне неизменно до чего упрямо ведь всегда возвращается именно к тому чисто так до чего и впрямь изначальному своему бытовому истоку…
Вот оно на сей счет самое уж наглядное свидетельство со стороны полностью отколовшегося от идей марксизма Михаила Пришвина, «Дневники 1918-1919 год»:
«Виноваты все интеллигенты: Милюков, Керенский и прочие, за свою вину они и провалились в Октябре, после них утвердилась власть темного русского народа по правилам царского режима. Нового ничего не вышло».

И это именно так, поскольку людям чего-либо нового и близко уж вовсе никак не навяжешь, кроме как, ясное дело, в виде именно тех весьма броских лозунгов, бездумно и упоенно прославляющих грядущее новообретенное счастье неких, несомненно, иных людей, коих кое-кто порешил взращивать, словно дыни на грядках.
А между тем, заботясь о всеобщем процветании, надо бы подумать, прежде всего, именно о сегодняшних людях, а о тех ныне попросту несуществующих людях завтрашнего дня следует проявлять заботу в разве что одном том истинно всеобъемлющем смысле как-никак, а именно самого как есть посильного сохранения всех тех природных богатств.
Ну, а во всем остальном они и сами (придет их время) на редкость до чего взвешеннее и конструктивнее, нежели мы о себе когда-нибудь непременно тогда еще явно вот позаботятся.

118
Однако в те самые 20-е годы навеки нынче прошлого века тогдашних весьма ведь мало просвещенных людей и впрямь-то беспрестанно начали денно и нощно опутывать донельзя мрачной и всецело уж слепой еще от рождения марксисткой идеологией.
Ну, а сама жизнь при этом тогда была голодная, да и совершенно непоправимо и непроглядно до чего и впрямь-таки воинственно темная…
Советским гражданам до чего исподволь тогда внушались мысли о самых беспрестанных победах и всеобщих достижениях, а им между тем подчас было никак не до радостей некоего нового светлого существования, бывшего в те времена реальным лишь в тех самых приторно сладких грезах…
Ну, а почти всем тем представителям народа, что были отныне совсем наскоро освобождены от тяжких барских пут…
Да вот, однако, при тех самых исключительно новых идеологически подковывающих властителях, явно им пришлось стать как раз-таки теми еще волами, а потому и вдосталь им довелось до чего беспрестанно и надрывно тащить на себе все тяготы значительно худшего, чем прежде, сколь и впрямь отчаянно же серо-будничного бытия.
Причем и впрямь отныне и стало оно более чем скудным, а также и вовсе запанибратски на горбу людском до чего еще вполне четко, хотя и валко заранее рассчитанным, словно бы как по нотам, на все те пять лет ногами строго наперед.

119
Но может и сама тогдашняя жизнь стала сущим образцом никакого-то там простого тупика, а попыткой прорыть туннель через горы трупов к тому самому никак этак вовсе несбыточному всеобщему счастью?
А между тем путь к нему может, проложен только через пологую равнину всеобщего благоденствия и для того, чтобы его реально приложить, а не некоей пунктирной и чисто воображаемой линией нужно всеобщее согласие, а никак не суровая борьба со всем, что посмеет всерьез воспротивиться главной и все подавляющей линии партии.
Но партия это ведь не соль земли, а ее отчаянно горькие слезы.
Причем особенно это касалось здравого ума тех лентяев, что только языком и умело молоть всякую разную чепуху…
Они годились только в надсмотрщики за построением серой и сырой казармы, а в строители чего-то вполне соответствующего санитарным нормам они были вообще вот никак не приучены, как говорится ни душой и ни интеллектом.
Правда то самое чисто пресловутое лучшее будущее никого ведь не ждет и его надо строить попросту совсем до чего незамедлительно!
Однако простые люди к построению чего-либо никак до неприличия нового пока вовсе-то исключительно же никак явно вот не готовы.
И им как есть и впрямь до чего донельзя претит сама мысль взять да наскоро поменять те самые сколь давно им весьма привычные устои и обычаи всей той вконец простецкой, раз и навсегда устоявшейся жизни.
Поскольку ничего иного они и во сне себе представить нисколько уж явно вовсе и не смогут.
Раз все, то издревле сложившееся веками всегдашне во всем довольно-таки явственно соблазнительнее чего-либо нового, несоизмеримо, куда поболее трудного для его вполне как есть самого же полноценного восприятия глазами простого обывателя.
Ну, а тем паче, если его никто и никогда, собственно, и не пытался перевоспитывать при помощи единственно так вполне доступного его уму искусства.

Причем, пожалуй, единственно верным истоком для столь довольно-то существенного перерождения всего того былого общества во что-либо хоть сколько-то поистине стоящее новое могло быть одно лишь и только должное рвение в деле поднятия всеобщего уровня культуры.
Ну, а добиться этого можно было разве что лишь довольно-то неспешным путем, до чего и впрямь, куда поболее значительного и полноценного охвата весьма ведь донельзя невежественного народонаселения всеобщей средней образованностью.
Причем великая спешка нужна разве что при одной ловле блох, а особенно это так для какой-нибудь краснозадой макаки, поскольку у нее кроме пальцев никаких других средств вовсе попросту нет.
А человек явно должен изыскивать достойные средства, да и всегдашне при всем том еще и всячески постараться умерить в себе ту самую донельзя пугающую его соседей первобытную дикость.
И медленно идти вперед и вперед к куда этак значительно большей цивилизованности и образованности.
Однако совсем уж безо всяческой при всем том, как есть и впрямь до чего исключительно так неприемлемо строгой идеологической направленности.
Раз явно она лишь поболее прибавляет народу всей той еще моральной слабости, а совсем никак не тех истинно производительных сил.
Причем всей той вполне достойной духовной мощи, а не идеологически обезжиренной немощи ему как есть вполне могло бы прибавить одно лишь то посильное укрепление в широкой народной среде величественных догм христианства.
А тем более, если бы оно было вполне ведь подкреплено весьма тщательным и последовательным преследованием духовной властью всех тех из своих нерадивых слуг Господних, кто, прикрывшись внешним благочестием, подчас до чего суетно вершат всяческие непристойные дела.
Поскольку один блудливый поп с кадилом привлекает, куда разве что значительно так побольше бесов, нежели чем десять его коллег праведников их до чего беспрестанно уж всячески разгоняют.

120
Ну, а либеральной интеллигенции действительно как есть надлежало сколь неистово же сражаться за всю ту свою, как есть только благочестивую правоту, которую прекрасно можно было при всем том сочетать и со всеми теми и впрямь весьма и весьма до чего стародавними устоями.
То есть воюя за светлые идеалы грядущего можно было и близко при всем том нисколько не отмежеваться от всего того былого и прежнего, что у простого народа исключительно так неизбежно вполне еще полноценно отожествлялось с самой между тем и вправду как есть вполне до конца на редкость обыденной житейской совестью…
И уж всем тем до чего бесконечно тугодумным рассусоливанием материалистических и атеистических воззрений и впрямь-то более чем беззастенчиво некогда вколачивались гвозди в гроб всякой той весьма стародавней вовсе-то и близко никак не изжившей себя морали.
Ее крайне необходимо трансформировать, а не душить явным неверием не во что кроме аляповатых лозунгов, в которых главная суть заключалось разве что в желании хоть как-то прикрыть стыд и срам той дикой суровости чисто вот большевистских реалий.
Ну, а если кому-то и желалось сеять разумное, вечное, доброе то уж делать нечто подобное следовало до чего еще ведь основательно при всем том, выпалывая сорняки, а не только-то и всего, что давая, повсюду прорасти чертополоху чисто так всеобщего воинственного себялюбия.
Поскольку идя единственно верною дорогой яростного развенчивания всего того, что доселе было радостно облагораживающим души святым для весьма безнадежно невежественных, отчаянно серых масс простого народа, можно было разве что вместе с верой во Всевышнего до чего беззастенчиво разом и развенчать и всю как она ныне есть веру в человека вообще.
И надо бы сходу рубя с плеча заметить, что всякому тому народному просвещению чисто уж всегдашне само собою и следовало как-нибудь до чего надежно вполне явственно обходиться и безо всей той сколь нигилистически воинственной упоенности, буквально-то вдоволь переполненной сладостным ароматом вовсе-то не осуществимых на житейской практике отчаянно скороспелых надежд.
Причем весь тот праздничный энтузиазм был всего-то навсего до чего на редкость донельзя так недалеким откликом на все то прочитанное в книгах, а жизнь она течет бурной и мутной рекой и ей вообще полностью наплевать на какое-либо самое до чего еще необычайно наглядное наличие здравых и научно вполне взвешенных концепций…
А потому и идти к тому принципиально ведь вовсе иному, более светлому грядущему всегдашне следовало разве что безо всяческого при этом до чего нелепо же осатанелого воодушевления, как и яростно вздернутых кверху мозолистых рук…
Но нет, для кое-кого смерть проклятого прошлого стоила абсолютно любых отчаянных мук всего этого нынешнего настоящего.
А кроме того и те, кто охраняли святое былое были слишком большими самодурами, мыслили категориями древнего средневековья, а жизнь она течет и течет вперед, а потому и тех кто отчаянно задерживают ее течение в конце унесет и сметет с лица земли.
Но этого можно совсем никак вовсе и не примечать раз уж сегодня оно для кого-то точно такое, как и вчера и позавчера и новый век еще для кого-то никак еще не наступил.
И все те до чего отчаянно грозные предупреждения кое-кто точно ведь явно так попросту пропустил совсем вот мимо ушей.
Изменять систему взаимоотношений с народом вполне еще само собой разом так подразумевало явное отсутствие какого-либо дальнейшего основания для самовозвышения над ним.
Ну, а чего-либо подобного никому в те дни и близко никак вовсе-то совсем не желалось причем, в том числе и душке Льву Толстому.
Существовавшее еще с самого начала времен полностью так глубоко вросшее в землю положение вещей явно ведь очень даже многих тогда во всем, несомненно, как есть, полностью уж до конца более чем безгранично устраивало.
Поскольку совсем не иначе, а являло оно собой кристально чистый облик донельзя нечистоплотной державы, буквально-то утопающей в вековом море совершенно бескрайней коррупции.

121
Однако - то ровным счетом ничего не говорит о народе, раз многое будет зависеть не от чисто исконных его человеческих качеств, а от издревле тем или иным образом сложившихся устоев, которые, в свою очередь, проистекают от великого множества исторических процессов, а не одного того, чего у Джона или Ивана в голове.
А потому и никак нельзя рассматривать народ как некую серую массу, вполне ведь достойную всего того сколь уж бедственного своего положения.
Слишком упрощенные формулировки того самого крайне обобщенного типа так и талдычащие, что «всякий народ достоин своего правительства», никак не учитывают всю глубину веков исторического развития, а разве что выпячивают все те донельзя прямолинейные истины, которым самое место в одной той двухмерной, плоской и чисто книжной действительности.
Наша же настоящая жизнь имеет не только самую, что ни на есть выпуклую трехмерную данность, но и еще один крайне важный фактор, а именно - время, бесконечно же медленно текущее из прошлого в будущее.
И поскольку в той дореволюционной России у до чего многих людей явно не было почти никаких человеческих прав, то и были довольно многие обыватели попросту вовсе не в курсе, что это именно движет те самые мелкие колесики безмерно сложных процессов общественного развития…
Ну а еще и были они только-то лишь и способны к одному тому всяческому так грубому физическому труду, который до чего неимоверно их подчас весьма болезненно угнетал.
И это именно та веками глубоко затаенная злоба на извечно нерадивую жизнь и толкала к бунту, поскольку любые перемены, были несусветно благостны для холопа, которого никак не ставили совсем ни во что, ну а людей против того посмевших протестовать нещадно карали казацкой нагайкой.
В подобных условиях вполне естественно, что всякий тот горлопан, более-менее сносно и по-деловому умеющий нагнетать самые адские людские страсти, и становился пророком и витязем высшей правды!
Сила ума посреди российского невежества и так ценилась весьма ведь мало и целиком как есть, до чего неизбежно зависела именно от меры страстности и самоубежденности в речах, а никак совсем уж она тогда не заключалась в каких-либо тех или иных логических построениях, как таковых.

122
Зло порою умеет более чем беззаботно и весело качать права всеми-то своими безмерно патетически разнузданными эмоциями, буквально прущими из него до чего еще блистательно так ярко наружу всем-то тем истово свирепым буйством диких инстинктов.
И на все это явно покупается не одна та совершенно невежественная и серая людская толпа, но и та живущая сладко-приторным духом книг донельзя же прекраснодушная интеллигенция, поскольку весь тот проникновенный пафос вполне однозначно увязывается в ее близоруких глазах, с самым что ни на есть всеобъемлюще правым здравым смыслом.
И, наверное, кое-кому сколь всенепременно попросту само собой кажется, что это именно данного «восторженного здравомыслия» столь, по-видимому, и не хватало той самой вконец опостылевшей, да и безапелляционно ведь чисто так по-канцелярски бездушной имперской действительности.
Да вот, однако, все то блестяще и звонко совсем уж чересчур речисто новое было крайне уж аморфно и ему никак нельзя было доверить судьбы миллионов и миллионов людей без должной проверки неумолимым временем, советский отрезок, которого разве что отрезанный и кровоточащий его ломоть…
Во имя самых насущных дел, а не для всяких донельзя отвлеченно праздных размышлений всегда нужна практическая сметка, а никак не некие те чисто на редкость абстрактные прекрасные ожидания всего того истинно уж до конца вполне еще наилучшего.
А без того все те благие намерения всего лишь явная блажь святой простоты и наивности чересчур же необычайно чистых, страстных и пылких сердец начисто между тем лишенных настоящего крепкого и практичного разума без которого всякое переустройство общества всего только лишь карточный блеф и ширма для всяческих бесчеловечно злостных политических махинаций.
И яснее ясного, что это именно за счет всех тех пустопорожних магических слов и создаются величавые иллюзии о быстром и вполне однозначно, куда этак попросту самом незамедлительном переустройстве всей той более чем неизменно и единообразно в самую дальнюю даль грядущих веков плетущейся общественной жизни.

К тому же еще во все - это до чего разом всецело вплелись также и всевозможные азиатские хитрости, выпестованные европейскими государственными мужами, коим вот радостно и столь немыслимо сходу вполне само собой захотелось в единый миг и повернуть бы оглобли к старым добрым временам.
Ну, а во имя этого им и надо было именно этак вполне вовремя и заставить народ «перебеситься» и самому до чего только поспешно на себя нацепить то самое извечно прежнее свое ярмо.

123
И все уж тогда всецело зависело лишь оттого, а кто это вообще окажется в некий тот самый определенный момент значительно хитрее и всецело проворнее на службе у сатанинских сил, всенепременно желающих взять, да перевернуть весь этот мир буквально же вверх ногами.
И сколь острой и совсем неотложной необходимостью поворота к тем еще стародавним допетровским временам в дореволюционной России и стало, собственно, обосновываться дело великой чести возведения на трон могущественного тирана, что, дело ясное, разом обрядит всю страну в до чего добротные лапти, заткнув рот проклятым до смерти кое-кому пучеглазо ненавистным либералам.
А нечто подобное и оказалось делом чести для весьма многочисленных сторонников именно что подобного рода перемен во всей той донельзя и впрямь-таки донельзя разноликой российской общественной жизни.
Причем этакого «великокняжеское установление» патриархально-патриотического строя вовсе-то никак затем не удалось разве что лишь именно потому, что его сторонники не имели на троне достаточно сильную и харизматическую личность.
Ну, а без достойнейшего царя, они были буквально ведь как без рук.
Вот потому и рухнула все та былая и великая Российская империя.
Советский Союз - это лишь воссоединенные воедино цепями ее-то самые так разве что совсем отдельные обломки…
Нужно было буквально любой ценой восстановить хоть какое-либо более-менее полноценное единоначалие в том и впрямь фактически, что на ходу, ныне полностью разваливавшемся невообразимо старом патриархальном государстве, которое без хозяина всей русской земли жить вообще никак и близко не сможет.

И ведь, пожалуй, как раз за тем, дабы народ и сам начал в самой великой спешке искать совсем им ненадолго до этого отринутое ярмо еще в том самом стылом марте 1917 года и были на редкость поспешно выпущены из всех же тюрем на вольную волю целые орды отпетых уголовников.
И тот самый момент их совсем безвольного отпущения на вольные хлеба и был сколь еще всецело же ознаменован как раз именно тем, что криминогенная обстановка в городе Петрограде более чем, несомненно, чрезвычайно так разом накалилась, причем буквально аж до предела.

124
Однако ту прежнюю империю, все это нисколько и близко совсем не спасло, а только лишь поболее она тогда стала всячески трещать по всем своим швам.

А тут и форменный паяц товарищ Керенский и без того отчасти деморализованную внутренними настроениями армию не мытьем так катанием до самого полного развала немыслимо же смело почти ведь разом сходу довел.
А нет дисциплинированной армии - через каких-то полгода не будет и прежней страны.

Вот как обо всем этом пишет Деникин в своей книге «Очерки русской смуты».
«Военные реформы начались с увольнения огромного числа командующих генералов - операция, получившая в военной среде трагишутливое название "избиения младенцев". Началось с разговора военного министра Гучкова и дежурного генерала Ставки Кондзеровского. По желанию Гучкова, Кондзеровский, на основании имевшегося материала, составил список старших начальников с краткими аттестационными отметками. Этот список, дополненный потом многими графами различными лицами, пользовавшимися доверием Гучкова, и послужил основанием для "избиения". В течение нескольких недель было уволено в резерв до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий».

Ко всему тому надо бы еще и присовокупить и мнение барона Врангеля, изложенное в его «Записках»
«Первые шаги Александра Ивановича Гучкова в роли военного министра ознаменовались массовой сменой старших начальников - одним взмахом пера были вычеркнуты из списков армии 143 старших начальника, взамен которых назначены новые, не считаясь со старшинством.
Мера эта была глубоко ошибочна. Правда, среди уволенных было много людей недостойных и малоспособных, сплошь и рядом державшихся лишь оттого, что имели где-то руку, но, тем не менее, смена такого огромного количества начальников отдельных частей и высших войсковых соединений одновременно и замена их людьми, чуждыми этим частям, да еще в столь ответственное время не могли не отразиться на внутреннем порядке и боеспособности армии».

125
Да только всякий умудренный опытом врач, когда он лечит гнойник (а в особенности, если тот достаточно застарелый) очень уж даже тщательно при этом выверяет буквально каждый свой надрез, дабы не вышло разве что исключительно еще похуже для его и без того почти совсем обессиленного болезнью больного.

Однако над всем здравым умом российских либералов неизменно верховодили книжные идеалы, а потому они и применяли в своей житейской практике совершенно уж на редкость вовсе вот иные логические принципы.
А между тем то и впрямь ясно, словно Божий день, что сколь немилосердно вырезая гниль из тела пациента, будто бы это гнилое яблоко, всенепременно до чего бестрепетно выпустишь наружу довольно-то немало здоровой крови.
Да еще и весьма серьезно повредишь нервные окончания, ослабив этим весь и без того крайне так изможденный болезнью организм - то, что в конечном итоге явно приоткроет врата для любой маломальской инфекции, пришедшей извне.
И, конечно же, полностью прав был известный писатель Пришвин, написавший в своих «Дневниках» такие слова
«Вся революция показывает невероятное непонимание демократической интеллигенцией народа и обратно. По-видимому, первопричина этого непонимания лежит в различии самой веры первых революционеров и веры народа. Большевизм есть общее дитя и народа, и революционной интеллигенции. Большевистский интернационализм ничто иное, как доведенная до крайности религия человечества. Это и погубило Россию, а не как теперь говорят: погубили Советы, погубил Савинков, погубил Керенский (меньше всех виноват Корнилов)».

Причем, то самое бессердечно лютое и сколь сыто беспристрастное попрание большевиками вполне исконного устремления людей к подлинно духовной свободе до чего тесно было всегдашне увязано именно с тем общим духом совершенно так вовсе неиссякаемой чувственной восторженности.
Российская интеллигенция слишком умилялась всяким книжным красивостям, чтобы действительно вполне полноценно приметить чудовищный кошмар новой революционной действительности, а уж приметив, его она не была готова к суровой борьбе, а только к поспешному бегству в самые дальние дали...
Но все в этом мире назревает очень даже постепенно, и проклятие большевизма можно было вполне еще снять со лба двадцатого столетия.
Ведь никак нельзя уйти с головой в светлые грезы не оставив при этом простой народ безо всякого вообще должного же присмотра!
Причем ярое желание всячески зациклиться на всем том весьма и весьма вот более чем отвлеченно духовном ведет к одному лишь разве что донельзя же черно-белому восприятию, а так и с теми равными себе по интеллекту ни о чем особо вовсе не договоришься.
Более чем неизбежно, что будут назревать всяческие дикие конфликты, а они окажутся на руку тем, кто вполне захочет все светлое и темное прибрать именно так к своим вовсе уж совсем нечестивым лапищам.
Причем всякая тьма духа она ведь не только зловещая, но и крайне злопамятная, а потому и все старые обиды она усердно копит и никогда о них не забывает.
И вот когда у кого-либо доверху переполненного возникает возможность стать сколь многое решающей силой, он будет зверствовать с вполне искренним палаческим усердием.
Причем того, кто может даже и теоретически отнять силу нелюди в образе человеческом фактически всегда будут рассматривать исключительно лишь, как врагов и никакие яркие выражения полной лояльности тут никому никак не помогут.
Если человек чужой, то он враг и это только лишь степень вражды она совершенно так разная…
Для светлой души интеллектуалов все, что они не могут понять и объяснить с точки зрения морали и логики является черною бездною мрака и его надо полностью низвести на нет…
А мысль о каком-либо компромиссе у них вообще при этом попросту не возникает потому как есть в них все то же стайное противопоставление - мы и они и покуда его не удастся изжить о каком-либо обществе свободы, братства и равноправия и речи быть совсем вот не может.
Да и вообще наше бытие пока полно лукавства и самообмана, а кроме того в нем извечно недостает всяческого взаимопонимания и желания делать открытия идя плечом к плечу с людьми исключительно уж крайне во всем донельзя сторонних взглядов поскольку чье-либо мировоззрение сложилось на редкость так явно иначе.
И надо бы для начала всячески так верно и продуманно навести надежные мосты, что вполне еще успешно на деле смогут связать воедино на редкость полностью же различные круги самых разнокалиберных нынешних интеллектуалов, а только затем и начать строить новый дом для всего человечества.
Раз уж, без всего этого, снова так к тому вернемся, идеального общества, где все окажутся равны, дружны и бесподобно и беззаботно счастливы, возникнуть вовсе-то никак нисколько не может.
Да вот, однако, и близко того попросту никак не понимают, те самые мыслители, что всецело одухотворены неким тем еще чисто неземным светом.
И сколь безоблачно и счастливо, видя все те свои чистые, либеральные сны, они с исключительно ярой последовательностью всячески ведь захламливали весьма многие людские сердца черной тоской по всем тем ослепительно ярким грядущим дням, что по некой загадочной и неведомой причине нисколько никак не соизволят прямо так сегодня разом уж сбыться.
И вроде бы для них и впрямь пришло самое время до чего участливо проявить всю ту наиболее главную, нежную и сочно сладостную суть, однако никак им при всем том вовсе не было суждено ныне доподлинно стать самой настоящей частью той на редкость крайне-то во всем обыкновенной реальной действительности.
И кстати, вся та донельзя же наглядно общая их явная утопичность и полнейшая грядущая (не сказочная) несбыточность проникновенно и самозабвенно полностью сходу начисто отрицалась.
А ведь жгучий бич несовершенства всего окружающего мира так и хлестал души на редкость совестливых левых интеллектуалов и они лили слезы, что так и капали на землю и давая всходы в виде ростков гнева и ярости посреди серых масс простого народа.
А само дело тут в том, стенания интеллигенции хоть и издали, но доносились до тех самых наивных обывателей, что, как правило, тупо и безразлично полностью равнодушны ко всем тем до чего благим переменам в том самом исключительно так бескрайнем для них, словно море, обществе в целом.
И это именно те самые яростные и восторженные песнопения интеллигенции мысленно и повели народные толпы к светлым грядущим временам, которые между тем никогда не наступят без того сколь еще продолжительного промежутка явно предшествующей им эры согласия, примирения и процветания.

126
Неистовая же борьба со всем тем бездушно отъявленным прошлым именно что как раз-таки его затем во всей полноте и возрождает, еще и крайне при всем том достаточно укрупняя все его наиболее зверские, самодурские и узурпаторские черты…
И все это до чего наглядно и надменно более чем весьма уж бросово так и проскальзывало во всем том лютом лике тех, кто совсем безудержно и бескомпромиссно до чего ревностно боролся за всеобщее чисто так грядущее идеологическое оболванивание и порабощение совершенно безликих трудовых масс.
А затем и пришло время всех тех на редкость отчаянных демагогов, которые вовсю орудовали тем в точности как у хамелеона до чего еще удивительно длинным своим языком, совсем ведь беспрестанно жонглируя догматами всего своего чисто, как есть и впрямь-таки новоявленного атеистического вероисповедания.
Причем все те отчаянно суровые борцы за свободу народа только-то поболее уверенной рукой, затем еще станут всячески искоренять все буржуазные проявления безыдейной благорасположенности простых людей друг к другу.
А как раз-таки где-то отсюда и берут донельзя язвительное свое начало все те ритуалы и впрямь уж раскатисто нарочитого хамства, да и всяческих осатанело тупых издевательств над какой-либо никак вовсе совсем неординарной личностью.
Но все - это действительно разом взвесить и понять, а в связи с тем и до самого конца всецело полностью так прочувствовать всю ту до чего еще полнейшую неприемлемость всяческих острых и драматических общественных сдвигов…
Нет чего-либо подобное могло бы произойти только лишь кабы общественные потрясения и вправду всецело бы разрушали не одну живую плоть общества, но и все то так или иначе искусственное, что было создано всем нынешним человечеством.
Ну а иначе даже и сколь еще вдосталь безрадостно насмотревшись на все те никак уж мимолетно не проходящие последствия «демарша подлинной свободы», люди высоких лубочных идеалов с ними и близко ни в жизнь и впрямь-таки считай, что до конца своих дней вовсе ведь явно совсем не расстанутся…
Виктор Гюго, «Девяносто третий год»:
«У революции есть враг - старый мир, и она не знает милосердия в отношении его, точно так же как для хирурга гангрена - враг, и он не знает милосердия в отношении ее. Революция искореняет монархию в лице короля, аристократию в лице дворянина, деспотизм в лице солдата, суеверие в лице попа, варварство в лице судьи - словом, искореняет всю и всяческую тиранию в лице всех и всяческих тиранов. Операция страшная, но революция совершает ее твердой рукой. Ну, а если при том прихвачено немного и здорового мяса, спроси-ка на сей счет мнение нашего Бергава. Разве удаление злокачественной опухоли обходится без потери крови?
Разве не тушат пожара огнем? Кровь и огонь - необходимые и грозные предпосылки успеха. Хирург походит на мясника, целитель может иной раз показаться палачом. Революция свято выполняет свой роковой долг. Пусть она калечит, зато она спасает. А вы, вы просите у нее милосердия для вредоносных бацилл. Вы хотите, чтобы она щадила заразу? Она не склонит к вам слух.
Прошлое в ее руках. Она добьет его. Она делает глубокий надрез на теле цивилизации, чтобы открыть путь будущему здоровому человечеству. Вам больно?
Ничего не поделаешь. Сколько времени это продлится? Столько, сколько продлится операция. Зато вы останетесь в живых. Революция отсекает старый мир. И отсюда кровь, отсюда девяносто третий год»».

127
Вот-вот, то и есть именно та исключительно отвратительная демагогия, что и впрямь на редкость безапелляционный и фатальный приговор до чего сходу, а как-никак разом явно так подмахнула, причем вовсе не чему-либо конкретному, а буквально-то всему тому вконец донельзя кое-кому ныне совсем опостылевшему...
А как раз потому и был до чего свирепо объявлен смертный бой всему тому до чего будто бы допотопно дореволюционному житию-бытию…
Причем более чем неизменно были те люди яростно и огненосно несущие всяческий революционный вздор вполне так полны самого вездесущего презрения ко всяческой той и впрямь совсем на редкость осатанело обыденной житейской правде.
А между тем то вконец истерзанное тело всеми теми вековыми социальными пороками больного общества от тела какого-либо разве что уж именно того сугубо отдельного больного ничем тем хоть сколько-то существенным истинно сроду никогда не отличалось.
И тому, и другому для полноценного выздоровления сколь неизменно были нужны как раз-таки именно те самые до чего всеобъемлюще неотъемлемые покой и тишина, а никак не борьба за грядущее счастье, и это именно то, что и было вполне ведь важно вовремя принимать в самое пристальное свое внимание.
Однако осенить данная мысль, могла только ту светлую голову, что оказалась бы всецело свободна от каких-либо полуосмысленно радостных литературных грез о мире, в котором (по чьим-либо крайне субъективным воззрениям) вовсе-то нет этакого плотного смешения добра и зла в столь плотный комок, что его порою и невозможно отделить одно от другого.
Что же из всего того тогда, собственно, следует?
Да только разве что то, что сам как он есть процесс усовершенствования всей общественной жизни, неизменно должен был быть на редкость уж ответственно во всем созидателен, а никак не неистово и осатанело более чем сокрушительно разрушителен.
Ну, а как-либо вполне на редкость иначе оно ведь может быть разве что лишь в связи со всем тем до чего еще весьма и весьма планомерным участием некоей той сугубо же внешней политической силы.
И коли все ее достаточно серьезные намерения и впрямь-то окажутся, безукоризненно чисты ото всех тех донельзя зловредных и эгоистических амбиций, то это вот разве что тогда из всего того и вправду может некогда выйти тот самый вполне полноценно бравый толк, да только зачастую это вовсе и близко нисколько не так.
Ну, а считай чисто изнутри в единый миг всецело преобразить и реформировать всю ту назойливо нас окружающую действительность, можно было разве что в розовых снах всех тех, кто так и живет в своих светлых мечтах, радостно порхая посреди ни для кого на деле вовсе-то совсем неведомых небес.
Причем поболее всего доподлинно светлого неизменно еще уж истинно рушится как раз под градом до чего иногда всеобъемлюще же исступленной ярости почти ведь порою и нечленораздельных, неистово негодующих слов.

128
И чем уж все та донельзя чудовищно дикая мешанина до самого как есть непристойного отвращения бойких мнений и вправду могла сколь катастрофически навеки так разом еще вполне вот окончиться?
А между тем – это именно в свете крайней нетерпимости к каким-либо безнадежно чужим мнениям, а также и с пеной у рта ошеломляюще безапелляционно отстаиваемых личностных убеждений и возникла затем власть, для которой буквально любое чуждое ей мнение было одним образцом вражеских происков лютых врагов, с которыми ей церемониться было считай, что смерти подобно.
Однако какого-либо иного, куда поболее светлого будущего России в связи с безумно так первоначально радостными революционными событиями нисколько так никак вовсе и не светило.
Ибо еще изначально в некий тот до чего еще невообразимо краткий промежуточный период во главе всего же российского государства попросту разом так оказались доблестные и чрезвычайно горластые чистоплюи, совершенно чурающиеся от одного лишь вида по их приказу до чего только вовремя пролитой крови.
И все это притом, что во имя доподлинно настоящего сохранения за собою действительно прочной и более чем устойчивой политической власти им нужно было ее совсем так безжалостно и весьма широко никак не злодейски подчас проливать, поскольку власть без насилия над плотью общества – вообще никакая не власть.
Другое дело, что то насилие должно было быть кем-либо несносно фактически разом вот сходу во всем спровоцировано, а никак не должно оно было являться полностью уж отныне совершенно законной частью суровой и общей картины всей той чисто нынешней революционной данности.
И это можно сказать как раз-таки ради предотвращения подобной более чем далее вполне обыденной давности, и надо было всему тому правительству Керенского всецело так деятельно проявлять ту еще истинно настоящую железную твердость в суровом усмирении и подавлении людских буйных инстинктов.
Да только для их серых и белоснежно чистых душ нечто подобное было бы попросту сколь еще явственно вовсе-то никак неприемлемо, и даже мельком пронзавшая их сознание мысль о чем-либо таковом разом затем вызывала в их теле одну лишь на редкость как есть и впрямь беспрестанную нервную дрожь.
Зато до чего беспардонно плодить самые разные пустопорожние словопрения, буквально так всячески при этом, до чего весьма невозмутимо поддакивая абсолютно любому донельзя тупому скотству…
Нет уж на что-либо подобное членов Временного правительства и вправду вполне ведь всерьез подбивать было и близко так никак явно совсем уж не надо.

Интриги, сущие помои на головы ближних и дальних, а также и чисто разве что одно лишь полностью пустое и попугайское зазубривание чьих-либо совершенно как-никак вовсе вот чужих бесполезных слов – все это и было наиболее естественной частью сознания членов Временного и беспутного правительства.
И было оно прожжено же начисто интеллигентским, ну а буржуазным (донельзя выразительно и, кстати, разве что формально) его некогда лишь затем сделали те самые господа большевики, причем именно дабы впредь еще оказаться самой что ни на есть приемлемой для всего своего народа более чем вполне истинно здравой ему альтернативой.
И вот он тот безумно яркий пример безнравственной логики совсем на редкость более чем кратковременного, да и вконец окривевшего и осиротевшего разумом правительства России, а уж было оно взято автором из «Записок» генерала Врангеля:
«"Правительство не может допустить пролития русской крови, – ответил мне Самарин, – если бы по приказанию Правительства была бы пролита русская кровь, то вся моральная сила правительства была бы утеряна в глазах народа"».

129
Но народ это никак не одна та и впрямь весьма ведь на редкость более чем безлико серая толпа, но и много чего еще, и простой народ надо бы по мере сил довольно же старательно всячески ограждать от безумств так и бурлящей самыми примитивными инстинктами воинственно слепой толпы.
Да только дабы истинно сходу успешно переподчинить себе отчаянно дикий и нищий духом народ и надо было никак не мягкосердечно, а сурово и поспешно со всею последовательностью трезво же проливать чью-либо несчастную кровь, а не чернила, ибо иного выбора тут нет, а впрочем, и быть его, кстати, абсолютно не может.
Поскольку для того самого вполне еще полноценного восстановления хоть сколько-то полностью ведь должного и былого порядка надобно было идти на буквально любые драконовские меры.
Ибо слепая и зверская сила разбуженных от векового сна масс, взяв в свои руки власть и вытерев об нее свои грязные ноги, тут же затем во мгновение ока разом так изнасилует женщин, ограбит и убьет столько еще людей, сколько их ни в жизнь не убьет никакая вражеская армия, находящаяся под строгим командованием вполне вот здравомыслящих командиров.
И армия, в принципе, может, да и должна весьма бесцеремонно подчас наводить порядок во всех тех разом полностью вышедших из-под всякого контроля гражданских делах.
И делать ей - это и впрямь-то полагается именно, что тогда, когда они же крайне так совсем вовсе ведь явно запутываются и все те обычные рычаги воздействия на общество приходят в ту еще именно что абсолютную более чем донельзя злосчастную негодность.
Да только для праздных личностей живших дутыми и прописными истинами, что в марте 1917 года сколь беззастенчиво вырвали власть у царя, как и понятно, было, куда благороднее и чище всячески подчищать сами следы царственного трона.
Ну а как раз для того они вполне злонамеренно и сокрушали силовую структуру, что была способна к самым непримиримо решительным, им нисколько неподконтрольным и вполне осмысленным действиям.

И как то в принципе на редкость определенно видится автору этих строк, наиболее главным устремлением в смещении высших военачальников было то самое, истое желание Керенского как можно серьезнее и основательнее раздробить и ослабить действующую армию, дабы та при случае бы его, не дай только Бог, ненароком не свергла.

130
Даже и на грани разверзшейся пропасти совершенно ведь бессмысленные люди… вполне как есть, искренне под чью-либо чужую дудку пляшущие марионетки все так же по-прежнему занимались в точности теми до чего давнишними бессовестными интригами.
Генерал Деникин в своих «Очерках русской смуты» пишет об этом так:
«Генерал Алексеев с неподдельной горечью рассказывал печальную историю прегрешений, страданий и доблести былой армии, "слабой в технике и сильной нравственным обликом и внутренней дисциплиной". Как она дошла до "светлых дней революции" и как потом в нее "казавшуюся опасной для завоеваний революции, влили смертельный яд».

131
Керенский, он лишь разве что вовсе так ненадолго воспользовался революцией, да и она на редкость вдоволь (сколько ей самой, то было потребно) до чего вполне по-свойски и своекорыстно всячески использовала немыслимо яркую и чисто вот трагикомическую его способность нести всевозможную и всяческую несуразно восторженную ахинею.
Сколь восторженно искренне толкающий свои речи болтун на тех самых наиболее первых порах был ей, как никто другой ведь до чего неотъемлемо разом и впрямь вполне безукоризненно нужен, да и очень даже всецело так явно полезен.
Причем разве то кому-либо попросту уж совсем никак оно не понятно – большие «европейские друзья России» в истинно житейских условиях всей той российской ирреальности сделали ставку как раз на этакого слащавого, да и весьма не в меру чрезвычайно амбициозного говоруна.
Ну, а потом они чисто ненароком именно что совсем нечаянно его спасли да и то никак не в качестве того самого наиболее наилучшего своего спецагента, а только из откровенно сентиментальных соображений, как тот Шурик из фильма «Кавказская пленница» выразился… им птичку стало жалко, и никак и близко того не более…

Можно как угодно относиться к этой во всем исключительно и впрямь донельзя одиозной личности, однако, по описанию современников, совсем не годился Керенский в суперагенты, да и суперагент на его номинальную должность был совершенно так нисколько явно уж и не нужен.
Вот как описывает Керенского генерал Краснов в своей книге «На внутреннем фронте» (кстати, в этой книге евреи упоминаются, ну а антисемитизмом там и не пахнет):
«Лицо со следами тяжелых бессонных ночей. Бледное, нездоровое, с больною кожей и опухшими красными глазами. Бритые усы и бритая борода, как у актера. Голова слишком большая по туловищу. Френч, галифе, сапоги с гетрами – все это делало его похожим на штатского, вырядившегося на воскресную прогулку верхом. Смотрит проницательно, прямо в глаза, будто ищет ответа в глубине души, а не в словах; фразы – короткие, повелительные. Не сомневается в том, что сказано, то и исполнено.
Но чувствуется какой-то нервный надрыв, ненормальность. Несмотря на повелительность тона и умышленную резкость манер, несмотря на это "генерал", которое сыплется в конце каждого вопроса, – ничего величественного. Скорее – больное и жалкое. Как-то на одном любительском спектакле я слышал, как довольно талантливо молодой человек читал стихотворение Апухтина "Сумасшедший". Вот такая же повелительность была и в словах этого плотного, среднего роста человека, чуть рыжеватого, одетого в защитное, бегающего по гостиной между столиком с допитыми чашками кофе, угловатыми диванчиками и пуфами и вдруг останавливающегося против меня и дающего приказание или говорящего фразу, и казалось, что все это закончится безумным смехом, плачем, истерикой и дикими криками: "все васильки, красные, синие, в поле!"».

132
Мнение Краснова продуманное и обоснованное, а потому оно может достаточно так благоразумно и быть собственно принято на веру, а все потому что во время всякой лютой смуты люди сплачиваются не вокруг кого-либо наиболее умного, а сколь непременно вокруг того, кто лучше всех сумел деятельно сориентироваться в смутной обстановке пасмурного времени…
Ну, а со всем тем значительно весомей сумеют справиться одни лишь те наиболее дешевые политические клоуны, совсем вот никак вовсе не имеющие абсолютно так никакого внутреннего стержня, а как раз потому и умеющие расшаркиваться буквально перед каждым встречным и поперечным.
Ясное дело, что подобного шута горохового, как за ниточки, станут тогда, и впрямь до чего еще усердно дергать все те, кому то окажется и близко уж вовсе ведь нисколько не лень.
Ну, а для того, чтобы как следует достаточно понадежнее закрепиться у самого горнила власти этакому ходячему пугалу огородному, всенепременно нужно было бы научиться все чужие ниточки, полностью как есть сходу обрезать, да и самому по возможности верную рукой сплести паутинку и все ее тенета у себя в руках всесильно сосредоточить.
Чего никак этак будет вовсе нельзя действительно же совершить, будучи всего-то лишь разве что политиком-однодневкой, мотыльком, прилетевшим на огонек власти, бессильной марионеткой в чьих-либо чужих сиволапых руках.

133
И кстати, вот еще что: французская революционная деятельность, в отличие от той несколько уж от нее донельзя отличной российской, в самом своем начале сколь явственно затлела именно разве что совсем сама по себе.
Это лишь затем всякую материковую революционную деятельность на целый уж век взвешенно и дипломатично разом так оседлали, как никто предприимчивые и прагматичные господа англичане.
Тот, кто думает как-либо до чего еще явно иначе, может и впрямь вслед за Николаем Стариковым более чем безапелляционно обвинить владычицу морей Англию в том, что она, будучи на короткой ноге с Посейдоном, утопила в своих пучинах весь тот доселе непобедимый испанский флот.

Другое дело, насколько быстро господа англичане действительно поняли всю до чего еще явственную взрывную суть дьявольской революции, что была как горящий факел вовсе вот небрежно брошенный в пороховой погреб их извечной материковой соперницы Франции.
А потому и все те революционные события 19-20-го столетий имеют под собой весьма уж донельзя своеобразную политическую подоплеку.
Виктор Гюго в своем великом труде «Отверженные» только лишь совсем еще вскользь упоминает о главных «героях» всех тех последующих смут и мятежей в истории Европы:
«Время от времени появлялись люди "хорошо одетые, по виду буржуа", "сеяли смуту" и, держась "распорядителями", пожимали руки самым главным, потом уходили. Они никогда не оставались больше десяти минут».

134
Конечно, зачем это им было достаточно так долго светиться – они тихо в тени делали свое искрометно бравое революционное дело, отрабатывая свой хлеб на службе прославленной английской короны.
Вот еще одно свидетельство Виктора Гюго на данный счет: в его романе «Отверженные» есть сколь очевидные и явные намеки на некую вполне до конца организованную и хорошо обученную военному делу силу, властвующую буквально над всем и столь откровенно всему задающую именно свой собственный мерный ход и темп:
«Говорили, что общество Друзей народа взяло на себя руководство восстанием в квартале Сент-Авуа.
У человека, убитого на улице Понсо, как установили, обыскав его, был план Парижа.
В действительности мятежом правила какая-то неведомая стремительная сила, носившаяся в воздухе. Восстание, мгновенно построив баррикады одною рукою, другою захватило почти все сторожевые посты гарнизона. Меньше чем в три часа, подобно вспыхнувшей пороховой дорожке, повстанцы отбили и заняли на правом берегу Арсенал, мэрию на Королевской площади, все Маре, оружейный завод Попенкур, Галиот, Шато-д'О, все улицы возле рынков; на левом берегу – казармы Ветеранов, Сент-Пелажи, площадь Мобер, пороховой погреб Двух мельниц, все заставы. К пяти часам вечера они уже были хозяевами Бастилии, Ленжери, квартала Белые мантии; их разведчики вошли в соприкосновение с площадью Победы и угрожали Французскому банку, казарме Пти-Пер, Почтамту. Треть Парижа была в руках повстанцев».

Конечно, без сугубо внутренних житейских причин вызвать из преисподней беса революции никак и ни у кого попросту ведь никогда явно этак вовсе совсем и не выйдет.
Однако все те доселе естественные первопричины сущего большого народного недовольства можно очень вот даже довольно умело систематически так резво раздуть самыми хитроумными именно как раз для того и распускаемыми слухами.
Причем сделано - это будет разве что дабы, с тем откровенно прямым умыслом до чего еще уж смело безо всякой тени стеснения, затем уж воспользоваться всею той полностью ведь стихийно сложившейся ситуацией…
Этак-то крайне деликатно, но верно и обдуманно разве что, издалека возглавив спонтанное движение революционных масс, и можно будет весьма старательно их довольно-то основательно, затем всячески обеспечить знаниями, как бы это им и что надобно будет, сколь поспешно затем сотворить во имя всего того, значительно большего успеха их революционного дела.

135
Однако само ведь собой оно, разумеется, что и в том сугубо
российском случае не только некие те иностранные козни, но и отчаянно беснующееся время попросту разом совсем подорвало все основы законности и легитимности Временного правительства, которому в принципе и было суждено оказаться созванным разве что лишь на самый недолгий час…
А именно как раз для одного как есть безмерно так на редкость короткого и временного продолжения войны, пока в России все еще была хоть какая-либо явная нужда.
И, ясное дело, что данная власть вовсе не вся сплошь прогнила и донельзя на редкость как есть, совсем вот безбожно пропахла черной души изменой…

Сами иностранные устроители довольно-то малого российского переворота никогда бы не допустили до самых вершин власти, однородно состоящую из предателей и негодяев, разношерстную толпу дешевых политиков-однодневок.
Слишком уж все это было бы тогда шито белыми нитками, а потому и раскрылось бы впрямь-таки в один момент.

136
От подобного исключительно же незадачливого правительства попросту сразу бы отвернулись все те здоровые силы в российском обществе, а их было никак так немало, а в том числе они вполне имели место и посреди тех сколь ветрено отныне просторных коридоров той нынешней будто бы совсем до чего многозначительно всенародной власти.
Но этак-то само собой, фактически так безвременно и неказисто оно попросту совсем этак разом и вышло, что под их и близко «не монаршим престолом» как-никак, а вовсе не оказалось той самой истинно настоящей морально-этической основы, как это было с той прежней царственной и величавой государственной властью.
Правда, позднее новоявленные столпы правления все-таки безо всякой в том тени сомнения вполне этак явно возникли, но на этот раз на совершенно иной, отныне исключительно ведь идеологической основе.

А именно поэтому у здоровых сил в той необъятно широкой Российской империи шанса на успех и не было исключительно так никакого, и прежде всего оттого, что сама та великая держава и близко не прогнила, но была сплошь покрыта всевозможными болезненными язвами долгими десятилетиями абсолютно никак полноценно не решаемых общественных проблем.
Причем даже если по временам они и решались, то вот делалось это отнюдь никак не на ту уж действительно вполне полноценно добрую и честную половину.
А подобные полумеры только лишь разве что всецело так растравливают болезненный аппетит и вызывают сонм нисколько несбыточных слепых надежд.

137
Ну а та новая большевистская власть всем и каждому невообразимо многое до чего еще искренне всячески так более чем приветливо наобещала.
Да причем впрямь-таки как есть, именно что в три короба раздарив до чего славные посулы, а главное еще дала она полную свободу сразу ведь всем и одновременно с этим никому не дала никаких твердых обещаний явной сохранности его жизни, чести, движимого и недвижимого имущества.
А между тем подобного рода бесславная свобода несет в себе одни те донельзя убийственно нездоровые стороны.
Ну а посему при полном недоверии к прежним институтам власти народу обязательно потребуется та самая твердая рука, которая и будет всем на свете праведно и разумно, уж после еще некогда так управлять, как то ей самой, собственно, вздумается.
И главным, тут будет разве что именно то, дабы действительно вновь всенепременно завелся (и совершенно неважно, откуда) тот самый полноценно же твердый порядок и выстрелов на улице более не было слышно.

Хотя нет, может вот чисто поначалу, та до чего чудесно так вдруг приобретенная новоявленная свобода кому-либо и вправду как есть может еще показаться истинным раем, но весьма и весьма быстро она почти всех затем еще полностью до конца разом разочарует.
Ведь слишком вся та новая действительность начнет издавать трупный запах всякого того былого благоденствия, причем совсем не только в связи со всеми теми своими сколь еще новоявленными большевистскими бытовыми трудностями…

138
Да и этак-то истово долго играть в сущую вольницу совсем уж никак вовсе нельзя, поскольку - это тоже до самой крайности всецело так утомляет.
Ну, а посему после того, как на славу здорово погуляли, пора бы и честь собственно знать, да только как вообще от людей понимания чего-либо подобного и вправду на самом деле можно будет добиться, коли мямля стоит у руля?
И вот чего пишет обо всем этом генерал Краснов в своей книге «На внутреннем фронте»:
«Психология тогдашнего крестьянина и казака была проста до грубости: "долой войну. Подавай нам мир и землю. Мир по телеграфу". А
приказ настойчиво звал к войне и победе. Керенский, который лучше понимал настроение массы, сейчас же учуял эту фальшь, и его контрприказ, объявлявший Корнилова изменником и контрреволюционером, говоривший о тех завоеваниях революции, которые солдатом понимались, как своевольничание, ничегонеделание, пьянство и отсутствие какой бы то ни было власти, сразу завоевал симпатии солдатской массы».

139
Корнилову, ему как-никак, а теперича до чего явственно попросту ведь весьма не хватало именно всего того, что совершенно так сразу весьма уж безоговорочно отнял у него расхристанный и дешевый паяц Керенский, а именно той вполне до конца благонадежной основы под его неизменно уж стоящими на суровой почве обыденности мужицкими сапогами.
Да и вообще самого разного рода безродные лапотники донельзя нахраписто и крайне суетливо и намесили грязи и снега вокруг тех более чем внезапно разом тогда сходу возникших новых очагов власти.
А именно тех извечно как есть нынче вихляющих в левую сторону Советов, а также и абсолютно за все отчаянно же полноправно сколь еще совсем ведь на редкость безголово ответственных комитетов.
И им действительно как-никак, а всецело ведь довелось за тот самый чрезвычайно короткий час явственно преуспеть всю ту бравую царскую гвардию снизу доверху так перепачкать всем-то своим досужим осатанело бравым невежеством.
Ну, а как раз именно потому ее и надо было всячески ведь спешно спасать, но вовсе не столь на редкость безумно так сногсшибательным бескомпромиссно решительным штурмом как это попытался проделать Корнилов, а разве что весьма максимально вот медленно восстанавливая и накапливая все свои силы.
И если бы на месте Корнилова оказался именно тот некто иной куда ведь во всем до чего еще значительно поменее авантюристичный человек, то ведь безо всяческих в том сомнений именно подобным образом он уж тогда бы и поступил.
Ну, а Корнилов был человеком волевым, статным, однако, пожалуй, чрезмерно так залихватски самоуверенным.
Правда, истинно уж еще возможно, что при какой-либо несколько другой расстановке сил он действительно смог бы худо-бедно привести Россию в тихую гавань, да только нынче-то никак не было под его сапогами хоть какой-либо твердой политической почвы.
А не было ее сразу по нескольким крайне так важным причинам, причем главная из них заключалась как раз-таки именно в том, что все, на что хоть как-либо вообще способны всякие рохли и мямли, так это чего-либо попавшее к ним в руки совсем ведь старательно развинчивать, разваливать, деморализовать и разрушать.
Причем поболее всего им откуда-то издали и было вполне предоставлено то самое и впрямь до чего на редкость неотъемлемое право совсем ведь необычайно же радостно сокрушать, именно то, что и являло собой те попросту как есть фактические основы долгими веками непомерно тяжкого народного труда.
Но то яркое и сколь до чего бескомпромиссное бескорыстие в этаком роде делах палка на двух концах.
Раз уж дабы лишь некогда только затем как следует еще истинно до конца как есть на деле успешно более чем полноценно воспользоваться плодами развала, нужны были на редкость другие качества, а у Керенского с его вислоухими сотоварищами их отродясь и близко-то никогда не бывало.

140
И надо бы также на редкость и впрямь до чего всецело так прямолинейно заметить, что и сам по себе товарищ Керенский был именно той искренне лупающей глазищами бессовестной марионеткой.
Ну а само по себе весьма и весьма вот донельзя бестолковое местонахождение этакого чудища на самой же вершине политической власти было истинно ведь, считай, как есть заранее кем-либо извне заранее предопределено.
А между тем этаким образом сколь всеобъемлюще оно произошло только лишь поскольку, что тем самым людям, прекрасно извне изучившим Россию, именно подобного типа и надо было до чего монументально фактически уж разом полностью бестрепетно сходу и «водрузить» на самый верх всей общественной пирамиды.
Причем, сделано это было именно, дабы Керенский безоговорочно и проворно разом и внес же сумятицу в сами основы сурового могущества, довольно-таки слаженно доселе работающей государственной машины судопроизводства, да и исполнительную власть превратил из железной махины в совершенно ржавый никчемный остов.
Так что совсем ведь зазря Николай Стариков в своей книге «Кто убил Россию. Революция или спецоперация» делает из Александра Федоровича Керенского этакого на редкость таинственного спецагента: будь тот и вправду именно таковым, то еще явно было бы разве что лишь только лишь полбеды.
А между тем в условиях полуразложившегося идеалистического строя лучше всего будут действовать как раз те самые более чем и вправду искренне витийствующие марионетки, и им-то, куда весьма же полегче все этак сразу буквально ведь сходу поверят, нежели чем всяческим, тем хитроумным завзятым негодяям.
И вот оно то, что автор вполне может предоставить в качестве самого прямого доказательства всех своих слов.
Взято из книги Владимира Федюка «Керенский»:
«Очевидец первых опытов Керенского-парламентария позже вспоминал: "Он всегда слишком нервничал. Не без основания его называли неврастеником. Он обладал громким и излишне резким голосом, в речах его всегда слышались высокие крикливые ноты. Он никогда не говорил спокойно, и это слушателей иногда раздражало. Вообще, слушать его было довольно тяжело. Таков он был и в своих первых думских выступлениях».
Еще более резкую характеристику Керенского мы находим у другого осведомленного современника: "Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол и доставлял большое неудовольствие сидящим под кафедрой оратора стенографистам, обрызгивая их пенящейся у рта слюною. Многие считали его кретином"».

А вот и еще оттуда же:
«Керенский не шел, как обычно ходят люди по улице, а почти бежал, и на согнутых в коленях ногах, что было необычно и некрасиво».

141
Революция довольно-таки быстро в то ныне уже далекое время разом так всецело скатилась к самому дешевому и донельзя показному, все и вся полностью обезличивающему популизму, причем до чего только явно она выдвигала при этом совершенно безапелляционные требования, слепо и варварски направленные, дабы тупой силою насадить всякие так молниеносно радостные перемены.
А потому и все те отчаянно суровые воззвания так и призывали до чего незамедлительно буквально-то разом полностью и до конца вовсе же отменить и упразднить навеки былое и полностью ведь ныне как есть совсем изжившее себя прошлое.
Причем как раз-таки подобострастное удовлетворение сослепу и со страху всех тех безумно, злых и жестоких указов только вчерашнего беспорточного быдла и покатило колесо российской истории по наклонной плоскости к каменным орудиям, которые, вполне могли полноправно занять свое законное место на том самом некогда не дай-то Бог грядущем гербе общемировой революции.
Ну, это, конечно, разве что лишь в том собственно случае, кабы до нее и впрямь-таки явно дошло сколь же исключительно на редкость совсем этак бесшабашно бравое большевицкое дело.

Да и Белое движение безо всякой в том тени сомнения, крайне ведь наглядно подчас и являло собой довольно-то плотоядно настроенное племенное воинство, вовсе вот совсем не ведающее, что простой народ всенепременно пойдет разве что именно вслед за тем, кто поведет себя с ним, несколько так, пожалуй, значительно поболее достойно.
Однако никого такого и близко уж нигде тогда никак не сыскалось, да и, в конце концов, совсем явно никак не нашлось…
Ну, а так из самого что ни на есть разного цвета шаек грабителей простой народ, в конце концов, явно выберет себе в правители именно тех, которые ему, куда выразительнее можно сказать в три короба соврут про все то, как оно есть его чисто завтрашнее попросту неописуемое и небывалое личное счастьице.
Да и вообще все то Белое движение, уж заранее было истинно так фатально как на грех полностью обречено на всяческий тот самый полнейший свой неуспех, причем именно что по довольно многим вполне объективным причинам.
А среди их числа можно бы прямо назвать безнадежные и именно, что донельзя напрасные ожидания помощи со стороны тех отчаянно лживых союзников у каких-либо одних из весьма многих участников белого движения, ну а заодно можно бы ненароком припомнить и извечно полное неприятие подавления скверного зла у тех еще мягкотелых иных.
Ну, а точно также крайне ведь негативно на столь печальных итогах противостояния белых и красных в России и впрямь разом тогда сказалось и то, как оно есть немыслимо бессовестное желание до чего во всем нагло разжиться за счет гражданской войны у тех совсем этак более чем беспардонно же третьих.

142
Причем если бы высшие начальники Белой армии действительно являли собой подлинный и вполне полноценный образец нравственной чистоты, то тех самых разве что самых так еще отдельных мародеров сколь непременно отстреливали бы сами солдаты.
Вот чего пишет обо всем этом страшном явлении генерал Врангель в своих «Записках»:
«К сожалению, как мне пришлось впоследствии убедиться, генерал Покровский не только не препятствовал, но отчасти сам поощрял дурные инстинкты своих подчиненных. Среди его частей выработался взгляд на настоящую борьбу не как на освободительную, а как на средство наживы».

И это вовсе не один тот белый генерал (бывший капитан) Покровский «был из этаких вояк-гуляк», а было их между тем тогда попросту же немыслимое превеликое множество, разом так вылезших откуда-то вовсе именно что снизу, совершенно никак не разбиравшихся ни в каких средствах…
Они нагло пировали еще не выигранную ими победу и начисто прозевали более чем истинно неминуемый свой грядущий разгром.

143
Однако сколь безукоризненно верно и то, что почти ту же долю ответственности за более чем до чего еще беспрестанно в те самые времена имевшийся дикий произвол несли на себе и все те, кто по всему своему духу были полностью в корне явно вот вовсе совершенно иными.
Да только на редкость тихо они тогда явно отмалчивались, еще во времена полностью мирной и беспечной жизни красивых и красочных книжек излишне так страстно перечитавши.
А впрочем, надо бы тут как есть буквально этак сразу заметить, что было ведь среди их числа уж довольно-то совсем немало и тех, кто вполне искренне верил в старую субординацию, а потому и соблюдали они всю свою прежнюю учтивость вплоть и до самой низменной до чего еще только подобострастной почтительности…
А как раз потому, когда надо было и вправду действовать жестко и грубо, тут вот у них руки сами собой по швам более чем незамедлительно разом же и опускались.
Причем не только по отношению к тем, кто явно был всецело выше по званию, но в точности так и по отношению к тем, кто был весьма значительно ниже – урок Февральской революции пришелся в точности впрок.

А от нее и впрямь-то с сущим придыханием неистово ожидалось чего-либо невообразимо совсем уж несбыточно так именно нового.
И главное, все это только-то потому, что немыслимо многие благодушные либералы полностью навек истинно запамятовали, что буквально все на этом свете хорошее прививается никак не насилием, а воспитанием – это разве что от чего-либо воинственно плохого ничем иным, кроме яростного его подавления, нисколько ни в жизнь попросту и не уберечься.

144
Однако у довольно многих российских интеллигентов все ведь некогда разом оказалось абсолютно уж несказанно вовсе вот полностью наоборот.
Все, то немыслимо светлое и сказочно хорошее они и впрямь-таки подчас были готовы разом так насаждать той еще самой до чего ожесточенной и крайне суровой силой, а не поощрениями, основанными на той самой совершенно элементарной, эгоистической заинтересованности.
Ну, а куда только значительно поболее грозное, чем вся же мощь их чистоплотных амбиций, плохое они и до сих самых пор безо всякой в том тени сомнения явно ведь исключительно этак совсем непринужденно желают приостанавливать одними лишь самыми добрейшими увещеваниями и бестолково же пустозвонно бряцающими порицаниями.

Житейскую, сколь элементарную логику в их действиях бывает возможность узреть разве что тогда, когда то и впрямь будет весьма
благообразно касаемо разве что лишь одного того чего-либо исключительно так личного благополучия, а вовсе не тех донельзя ведь широко освещенных прожекторами сладостных ожиданий никак уж пока и несбыточного всеобщего счастья.
И главное над всеми многими светлыми умами матушки России и по сей день безнадежно так, и довлеют те чересчур замысловато мудреные, как и несбыточно мертворожденные идеалы, основанные, прежде всего, на самом полнейшем ироническом отрицании всяческой житейской правоты, как есть везде, где она окажется, никак неудобна всему чьему-либо возвышенно-чувственному восприятию.
И взяли они все это себе на вооружение как раз из тех самых добрейших книг великих русских писателей 19-го столетия.
Ну, а впрочем, и та весьма и весьма изощренно добродетельная европейская праздная мысль тоже ведь была тут явно как-никак вполне же сурово замешана, причем еще и абсолютно ни в чем никак этак нисколько не менее.

145
Правда, можно и нечто подобное, уж совсем не подумавши, сколь еще разом до чего горько вот брякнуть.
Ну да, было же дело, русские классики всего-то, что разве что явно захотели, так это вслед за Петром Великим сделать Россию действительно до конца во всем полноценной европейской державой.
А книги, мол, люди прочли, ну а затем и положили их тихо обратно на полку, тут же и, позабыв про все те духовные и нравственные ценности, что были в них чисто абстрактно на редкость сладкоречиво изложены.

Однако ничего уж тут совсем никак не попишешь, мысли и чувства, отображенные на холсте художниками, в нотном ряде, выведенные композиторами, на самой той простой бумаге изложенные писателями не повисают в воздухе, а тем или иным образом во всем том дальнейшем весьма планомерно и всесильно влияют на необычайно широкое общественное сознание.

146
И если привести во вполне наглядный пример одного из величайших мэтров классической музыки композитора Вагнера, то вот разве не окажется то именно что попросту так очевидно, что на деле достигнув подлинной творческой зрелости, переродился он в жутковатого мизантропа.
Ну а, следовательно, и всеми теми страстными и безапелляционными инсинуациями Вагнер до чего еще значимо поспособствовал медленному, но верному становлению немецкого национализма.
Вот чего пишет о нем Марк Алданов в своем историческом романе «Истоки»:
«Вагнер был живым доказательством того, какую грозную опасность могут представлять собой для мира великие художники, ничему, кроме себя, не служащие. "Неисповедимы пути Божии", – привычной мыслью, привычным сочетанием слов отвечал себе Лист».

147
А между тем все те довольно привычные формулировки нисколько не спасли этот мир от всего того мертвенно-бледного безумия, которое нашло себе дорогу к сердцам людей именно из-за, куда большей доступности чьих-либо мыслей самому максимальному количеству истинно различных во всяком том или ином духовном плане читателей и почитателей чужого духовного наследия.
Это ведь разве что некогда ранее толпы народа были попросту вовсе никак не знакомы с эпистолярным искусством, кроме как в самом простейшем (богатом чувствами, но оскуделом разумом) виде.
Например, каких-нибудь сладкоречивых баллад или же легкой светской литературы, нисколько не затрагивающей никаких чрезвычайно сложных философских вопросов, а еще и всего того как оно вообще ныне есть сколь еще весьма разнообразного общественного бытия.

Да только так оно было разве что в те еще до чего добрые старые времена…
Ну, а в свете новых и злых веяний именно то люцеферово мировоззрение Вагнера и послужило «глиной истории», из которой время, такое непримиримо злое, совсем уж незатейливо дышащее в лицо солдата ядовитыми газами, в конце концов, и вылепило свеженького «Адама» и его Еву Браун.
Причем бесчеловечно антисемитское мировоззрение Гитлера явно этак, по всей на то видимости, некогда сформировалось в тех сплошь и рядом тифозных окопах Первой мировой войны.

148
Ну, все-таки главные аспекты дьявольского мировоззрения Гитлера еще изначально до чего неуемно разом-то зачинались именно из-за влияния на все германское общество сколь отменено же бесновато кичливых взглядов композитора Вагнера.
Поскольку это как раз его до чего на редкость окостенело презрительное отношение к евреям и породило ведь достаточно серьезное брожение в умах довольно-то многих его современников.
Но все-таки чего уж на деле еще могло действительно значить одно лишь и только частное мнение стареющего мэтра музыки, не будь всей той вящей ностальгии по тому нынче и впрямь весьма далекому и величественному прошлому, которое буквально пронизывало всю немецкую литературу 19-го столетия?
А именно – этот возвышенный романтизм и создал в германском народе чувство до чего и впрямь самого так глубокого неприятия всей той до чего плотно ныне его окружающей урбанистической действительности.

149
Рыцарские подвиги времен крестовых походов, воспетые и преподнесенные в виде самой наилучшей доли для всякого мужчины, и дали почву для всей той новоиспеченной идеологии, бряцающей тевтонским железом и порядком вот давно окаменевшими костями великих предков.
Причем самой явной же практической целью всех этих воззрений неизменно было то самое до чего еще как есть наиболее максимальное расширение жизненного пространства за счет всех тех ближайших, и довольно недружественных соседей.

И было все это так, лишь поскольку, что у той еще кайзеровской Германии на момент начала Первой мировой войны и близко никак уж явно попросту совсем не осталось каких-либо полноценно своих африканских колоний, а из попытки создания колонии на Дальнем Востоке ничего путного вовсе-то совсем уж явно не вышло.
Буквально все и везде было тогда весьма «на совесть» надежно прихвачено до чего и впрямь не на шутку расторопными французами и англичанами.
А тут еще и русский царь, в который раз безо всякого спроса так и полез в ту абсолютно от века для него вовсе вот совершенно чужую югославскую вотчину, то есть как раз именно туда, где немецкое влияние пока было, как есть довольно во многом неизменно сильно.

150
Спасибо за то немощному старцу Горчакову, а в особенности тем, кто выдвинул именно его на этот крайне важный (в историческом смысле) пост.
Недальновидный дипломатический корпус буквально всегда совсем до одури бессердечно, уж безо всякого труда попросту напрочь разбазаривал все те великою кровью обмытые победы русского оружия, чем с большою любовью неизменно пользовались все заклятые враги российского государства, а также еще и те донельзя отвратительно лживые и мнимые его европейские «друзья-союзники».
Они-то и вправду неизменно боялись всей его неминуемо растущей силы.
Ну, а тем более все эти страхи разве что лишь значительно резче со временем усилились именно так после того, как им вполне окончательно стало полностью до конца навеки понятно, что чего-чего, а лишить Россию выхода к южным морям нисколько никак далее не удастся.

151
Крымская война 19-го века поставила в этом вопросе совершенно вот вовсе до чего неизгладимую в их истинно ведь исключительно долгой исторической памяти жирную точку.
Однако еще тогда оставалась, никем не разыграна та до чего верная карта политического расчленения России на великое множество мелких сатрапий.
Чему неизменно весьма и весьма вполне могли поспособствовать как раз-таки те до чего совсем отчаянно непримиримые распри и прочие и впрямь-то совсем безнадежные праздные прения промеж тех чрезмерно же никак не в меру благодушных и мягкотелых представителей российской интеллигенции.
Причем никто это тут, собственно, никак не возводит напраслину на кристально чистых от всякой их настоящей вины, поистине во всем так и искрящихся светом и добротой, сколь еще духовно богатых, всесторонне развитых людей.
Путаница во взглядах на окружающую действительность, ее самое омерзительное воинственное порицание или, наоборот, безудержное восхваление, перемешивание что одного, что другого в некое единое целое – все это, в конечном итоге, и становилось предметом обсуждения для серой толпы, до которой не мытьем так катанием лениво докатывались мелкие ошметки безудержно пламенных интеллигентских дискуссий.

152
И кстати, до чего весьма и весьма существенному разложению буквально-то всяческой же никак немудренной духовности явно тогда во всем поспособствовали и все те непременно ведь томные взгляды, сладостно обращенные куда-либо в самую далекую даль, а именно в то еще вовсе невообразимо светлое ближайшее будущее.
И оное вполне естественно виделось удивительно же сказочно добрым, однако совсем безо всяческих атрибутов старого крепостничества, как и всего того, что было хоть как-либо, собственно, самой так неразрывною нитью всерьез увязано с тем самым действительно сильным российским государством, а не только с тем, что неизменно у кое-кого ассоциировалось с самой личностью государя императора.
Его безвременная кончина в результате акта террора кое-кому из дореволюционных либералов собственно представлялась разве что той до чего суровой кончиной несусветно страшной несвободы.
Ну, а также нечто подобное им виделось самым так сколь еще бесславным концом всякого того по-людоедски лютого деспотизма, хотя на деле вполне, безусловно, подобный шаг всецело ознаменовывал разве что некогда лишь затем вот грядущее окончание всякой эпохи разума и законности.
А между тем подобного рода путь далеко вперед непременно должен был довольно-таки явственно, разом стать, одним лишь явным отступлением назад в эпоху Смутного времени, что до чего неприглядно и страшно на редкость буйно и яро во всем предшествовало некогда только ведь разве что последующему восхождению на трон дома Романовых.
Причем это именно та весьма и весьма вот донельзя же необъятная огромность всех тех светлых ожиданий и породила исключительно как есть самую так до чего только совсем непроглядную тьму чудовищно осатанелого большевизма.
И если бы тех чудаковато сладких грез на тот самый момент и впрямь оказалось несколько ведь до чего этак значительно меньше, то и судьба Российской империи в 20-м столетии была бы, куда этак гораздо менее явственно горше.
И, конечно, разом возникшая после свержения законного монарха анархия вовсе-то не смогла бы вскоре скончаться своей собственной, естественной смертью, уж в чем-чем, а в этом-то ей кое-кто всеми силами более чем обязательно так ведь еще непременно помог.
Однако отнюдь не всякий тот новый правитель до чего первостатейно более чем осмысленно ввел великую державу в ранг сырьевой базы для всего того Западного мира…
А как только вообще иначе можно охарактеризовать этот наш, слава тебе Господи Иисусе, бывший ныне СССР?

153
Да он вполне ведь наглядно имел с Западом самые так донельзя уж непримиримые и суровые разногласия…
Да что правда, то правда, идеологические помочи всегда сколь явственно и совсем недвусмысленно тянули клячу мировой революции к совершенно бесстыдному, а для всего «советского» народа и самому что ни на есть до чего еще безрадостно вот «голозадому» противостоянию…
Да только разутым и в идеологические лапти обутым было одно лишь то весьма же вконец обездоленное население, а вовсе не государство – его предводители жили, словно боги, ну а мелкий мусор эпохи ютился тогда по мелким клетушкам коммунальных квартир.
И это между тем были разве что те, кто не сидели по всем тем бездушно надуманным и самым ведь как есть безутешным (для родственников) вымышленным обвинениям.
Ах да, после до чего радостного окончания той вовсе бесчеловечной сталинской эпохи людей всех тех разом (через долгие три года) из тюрем повыпустили, из коммуналок порасселили, и началась та райская благодать, о которой сегодня можно разве что горестно ностальгировать, да и втайне мечтать об ее самом своевременном грядущем возвращении…
Да вот, однако, все дело тут было именно в том, что добыча нефти попросту никак не нуждается в этаком количестве работяг, как это было некогда до этого с лесозаготовками.
И это как раз только поэтому и имело место то самое весьма и весьма до чего значительное и общегосударственное (для всего того честного народа) самое этак разве что относительное послабление.

154
Ну, а если более-менее критично и ответственно взглянуть на уровень жизни в странах наспех же пока никак не обрадованных до чего спешным приходом всего того развитого социализма, то разом и окажется налицо вся та вопиющая советская нищета и сущая безалаберность в решении самых что ни на есть элементарных, бытовых проблем.
И уж и впрямь как оно есть тогда ведь оно разом и получается, что все те блаженные мечтатели конца 19-го – начала 20-го веков одно лишь невероятно страшное горе своими мечтами всем нам исключительно так благодушно и компетентно разом-то и накликали…

Нет, конечно, в те самые ныне до чего далекие времена никто и близко этакой весьма удручающей возможности подобных резких «перемен к лучшему» вовсе-то как есть, совсем никак еще не предвидел.
Но зато его предвидели и достаточно так трезво себе представляли все те, для кого нечто подобное сколь ярко и широко виделось именно как самое ведь донельзя наилучшее решение той еще стародавней проблемы, никак не со вчерашнего дня начавшей зудеть где-то вот глубоко внутри.
А поводом к тому была именно та до чего извечная обеспокоенность по поводу крайне так неизменно во всем настораживающего и очень даже нисколько уж совсем неспокойного соседа, каковым и была тогдашняя царская Россия.
И до чего еще многое прогадали люди, видевшее в западном мире истинный оплот высшей духовности и культуры.
Поскольку все та чистокровно европейская немыслимо насыщенная благородными запахами и манерностью цивилизованность, будучи уж во всем как есть, преподнесена в качестве светлого ангела, повела себя в точности словно вурдалак, высасывающий всю кровь из той самой заранее им намеченной жертвы.
Правда, все это вполне ведь касаемо одного лишь крайне так зловредного политического руководства западных стран, ну а все его простые граждане тут были никак, собственно, и ни при чем!

155
И наиболее главное, о чем это тут давно уж ведется речь заключено ведь именно в том, что всем тем западным политикам во имя самого последовательного ослабления позиций российской державы, вовсе не были нужны до чего весьма и весьма многочисленные агенты влияния.
Поскольку всякий, кто прославлял просвещенную Европу, неизменно же при всем том никак и близко не забывал до чего в голос нещадно поругать все свое давно ему опостылевшее и отнюдь никак совсем не родное…
А, впрочем, дело тут было не только ведь в этом…
Но и в полнейшем истощении веры народа в то, что он действительно живет в сильном, всегдашне истово блюдущем все свои кровные интересы, доподлинно же хозяйственно мыслящем государстве.
В этом и так у народа долгое время были довольно-то большие и вполне справедливые сомнения…
Ну, а во время томительных и тяжких лет Первой мировой войны эта самая вера окончательно развеялась в прах.
А вот если бы самодержавие было тогда в том еще самом настоящем почете, браво понукаемый кем-либо народ непременно бы выбрал себе крайне во всем правый и исключительно националистический путь всяческого того своего дальнейшего существования.
Однако корыстолюбие, самодурство и своеволие крепостников более чем напрасно тогда выжидало именно ведь своего на редкость коронного часа, дабы затем еще разом создать те самые наиболее главные предпосылки для весьма благополучного осуществления всех своих приторно сладких надежд.
Однако и их «песнопения» были народом всецело услышаны, да и истинно взяты им затем на вооружение…
У правых сил в российском обществе были тогда чисто свои вполне ясные цели, они попросту так захотели возродить славное допетровское прошлое, а как раз потому и произошло впрямь-таки совсем вот бездонное крушение державы в сущую бездну до чего безудержной кровавой вакханалии.

156
И оно, что же было, как есть, чисто ведь заранее тогда предначертано свыше за тяжкие грехи всего человечества?
Ну, а самый между тем наиболее тяжкий его грех это как раз то исключительно скверное празднословие, явственно берущее свое начало именно от всеобщей сытости и сладко урчащей в животе благодушной умиротворенности.
А вторым, пожалуй, вовсе не меньшим, а скорее исключительно большим его грехом неизменно является всепоглощающее желание деспотически властвовать над умами или территориями, а еще и гораздо вернее, что тем, что другим кому-то вполне хотелось бы обладать в той самой и впрямь всецело так полностью равной мере едино.
Будто бы как есть вполне неся свет всей западной культуры или того самого в нем истинно так безнравственно некогда зародившегося веромучения достопочтенного Карла Маркса.
Причем как раз-таки именно в том и есть сколь еще безупречно доподлинная житейская правда, что вот всем тем наиболее простым и незатейливым устремлением к установлению деспотии над другими народами неизменно всегда обладали все те же германцы, англичане – те были пытливее, изворотливее, да и хитрей.
И Австро-Венгрия тоже некогда, несомненно, являла собою часть великих германских сил, кои, совсем не стремясь за далекие моря, имели силу и серьезный военный потенциал править другими, куда значительно менее воинственными народами.
А тут для них весьма и весьма прискорбно и началась политика их самого ведь повсеместного вытеснения, и вполне естественно, что это было ими встречено крайне так негодующе, буквально в штыки.

157
Хотя, как оно и понятно, первоначальный план по захвату Европы не был ни в чем тогда разом основан именно что на каких-либо всемогуще человеконенавистнических теориях.
И уж, наверное, как раз-таки ради того и надо было очень даже хорошо постараться, взвинтить и замучить немецкий народ совершенно невероятными, ни в какие ворота и близко никак не лезущими репарациями, а также до самых ранних седых волос перепугать ее буржуазию еще и всеми ужасами российской революции…

И ведь кому-то и по сей день никак непонятно, что сама по себе необходимость в подобных необычайно ярких, словно вспышка магния (при фотографировании), аргументах для поднятия всеобщего боевого духа немецкого народа возникла разве что после того, как Германия попросту осталась с разбитым носом и около вполне наглядно ему соответствующего корыта.
По окончанию Первой мировой войны то и было ей со всем тем до чего неброским шиком этак разом сходу вот всецело навязано, причем исключительно в связи с той безмерно прожорливой алчностью мнимых, одно лишь горе с собою несущих российских союзников по Антанте.
И это как раз именно тогда вполне еще всерьез и понадобились все те хлесткие националистические бредни о самой наивысшей германской расе.
Но то и близко не было тем заранее до конца ведь продуманным планом, уж именно до чего еще яростно нацеленным разве что на то, чтобы всецело раззадорить и разозлить германский народ, дабы некогда затем сколь злонамеренно его натравить на ту самую будто бы и впрямь принципиально новую большевистскую Россию…
Нет, надо бы хоть чего-либо и впрямь вполне достоверно оставить и всем тем именно так на редкость естественным хищническим инстинктам… до чего изысканно культурных за их повседневной трапезой западных европейцев.

158
И кстати, одной из наиболее явных основ для нацистских бредовых теорий послужило отнюдь не то отчаянно массовое звериное себялюбие, исключительно так злосчастно нашедшее себе приют в сердцах простого немецкого народа, а все же куда скорее именно то бесподобное воспевание всех его героико-патетических качеств в романтической литературе 19-го столетия.
А еще и бесславный конец Первой мировой войны, безусловно, ознаменовал для Германии не один лишь физический голод, но также и глубочайшее унижение немцев как культурной и просвещенной нации.
А между тем и близко нельзя было до чего сходу посадить людей, привычных ко вполне определенному, степенному образу жизни, на те самые совсем уж сырые, неочищенные бобы, они ведь затем на любого, на кого им, пальцем ткнув, разом укажут, непременно накинутся, буквально аки пес рыкающий.

Тем более, что навязанная извне демократия этак сразу никаких вполне ощутимых плодов вовсе-то не приносит, а тут и истинное до чего на редкость бессовестное ограбление (в начале 20-х) и без того на добрую половину вконец разоренной войной страны.
Как тут новому тоталитаризму было бы враз не объявиться, словно тому еще чертику из табакерки?

159
К тому же еще и жизнь во тьме после всех тех вовсе напрасно предпринятых героических усилий всецело травмирует и развращает не одни лишь массы простого народа, но и всяких возвышенных интеллектуалов, что столь во многом и вправду способны достаточно так мощно сформировать широкое общественное сознание.
Ну а что касаемо мелких обывателей, то они в своем абсолютном большинстве вообще никак и не призадумываются над всеми теми общественными установками, которые все они тем или иным образом без году неделя постепенно приобретают в виде новых жизненных приоритетов от тех самых сегодняшних своих новоиспеченных вождей.
Человек, он весьма вот частенько более чем на редкость совсем этак легко ведь внушаем, и все его моральные принципы нисколько не составит никакого труда полностью как есть фактически вывернуть наизнанку при одной лишь помощи самой наглядной всяческому пристальному взору агитации, а также еще книг и газет.

160
А между тем сущее преклонение пред всяческим успешно растиражированным словом не более чем идолопоклонство в его-то наиболее новом сегодняшнем и чисто современном виде.
Люди явно попросту заменили идолов деревянных на идолов политических или еще уж именно на тех, которые столь до чего усердно пишут общепризнанные гениальными - литературные труды.
Причем последние значительно хуже потому, как до чего вдумчиво с ними знакомятся отнюдь никак не невежественные люди…
И вот как довольно же весьма ярко отзывается об тех самых именно что как раз-таки подобного плана великих деятелях искусства Иван Ефремов в своей книге «Лезвие Бритвы»:
«Но есть и другой тип гениев, у которых односторонне развита какая-либо одна способность в ущерб другим. Вследствие особой концентрации усилий, фанатической одержимости эти люди в чем-либо одном намного опережают среднего человека, но психика их неуравновешенна, очень часто параноидальна. Такие гении, с одной стороны, полезные члены общества, с другой – трудные в общежитии и нередко опасные».

И ведь, действительно, буквально всякое влияние, доступное ныне книге на почти уж каждое так или иначе соприкоснувшееся с ним человеческое сознание, значительно шире, глубже и необъятнее всех тех сладкоречивых устных проповедей далекого прошлого.
Однако при всем том самым наиглавнейшим вопросом, безусловно, является именно то, а в каком это именно направлении, вообще ведется до чего еще мощнейшая обработка всякой той или иной человеческой психики?
И истинно реальный опыт доказывает, что всякий подлинный духовный рост, достигнутый за счет чтения книг, непременно потребует от их читателя огромнейшего интеллектуального напряжения, а также и «кровавого пота» всей его души, что в корне отличается от пустого разглядывания красивых картинок мнимого бытия, пусть даже гениально нарисованных каким-либо великим мастером.

161
И да, конечно же, человеку исключительно так глубоко всею душой, славно сжившемуся со всем тем великим миром литературы, некогда явно еще затем станет, несоизмеримо полегче довольно-то глубоко вникать во все те суровые тяготы окружающего мира.
Однако коли чего-либо подобное тому и может вот на деле случиться, то разве что при тех обстоятельствах, когда никто и никак совершенно не станет нелепо путаться под ногами и мешать, всякому только-то начавшему развиваться сознанию более чем непосредственно и задушевно весьма тщательно же разглядывать созданное чьим-либо на редкость чужим воображением.
И литература и вправду до чего резко так улучшает духовное зрение.
Однако в ней, между тем, слишком много пока подозрительно старого и сколь еще всеобъемлюще довольно-таки явно вот простоватого.
А потому и нисколько не стоит бессмысленно благоволить открытию новых, исключительно чистых горизонтов всего того считай что всеобщего бытия…
И это притом, что при помощи сладкой патоки восторженных речей о том самом необычайно светлом грядущем буквально дочиста вычистить из людей всяческую мораль всецело так окажется, куда уж существенно легче, а к тому же и до чего многозначительно всецело ведь проще.
И надо только лишь дать им (и вовсе не безвозмездно) взамен той одной общепринятой на данный момент времени, совсем другую, наспех подкрепив все это самой и впрямь истинно же повсеместно всеобщей тенденцией во всем том единовременно с ними существующем обществе.

162
Хотя, по правде говоря, воззвания подняться на борьбу с неким демоническим злом, при этом более чем донельзя наглядно и неприглядно приобретающим вполне конкретный, ужасающий облик, легче, чем где бы то ни было, приживаются именно в государстве, страдающем лишаями многовековой, леденящей и обескровливающей души разобщенности.
И Германия, уж точно вот и была как раз таковой никак неготовой к демократии, расщепленной и раздробленной державой. Католический юго-запад и лютеранский северо-восток, плюс к тому же огромное количество мелких княжеств, долгое время довольно так жестоко враждовавших промеж собой из-за беспрестанного передела земельных территорий.

163
И все-таки нацистский режим никак не был самой жестокой и бесчеловечной диктатурой в истории 20-го века.
Советская власть была намного беспардоннее и беспрецедентнее во всей ее на редкость же заклятой лютости, как и весьма всеобъемлюще продуктивнее в сколь удивительно хорошо ею всецело отлаженной системе массового уничтожения своих собственных граждан, не принадлежавших при этом вовсе так ни к какому национальному меньшинству.
У коммунистов был принципиально иной подход к самому главному в их глазах «созидательному и позитивному» процессу истребления живых людей – классовый, а затем и внутриклассовый (в смысле отсеивания чуждого элемента), и охватывал он гораздо больший контингент, чем у тех же прагматичных и бессердечных палачей нацистов.
Они их, кстати, всему вот и научили!
Без большевиков нацисты никогда не устроили этакого рода еврейский геноцид или, по меньшей мере, он бы никак тогда не носил тех самых и вправду несоразмерно чудовищных вселенских масштабов.

164
Большевизм был значительно хитроумнее нацизма, как в вопросе сокрытия нисколько никак не подлежащих разглашению фактов всех своих наиболее немыслимых злодеяний, да собственно и в том, а под каким это соусом они уж вообще подавались на стол всему тому лишь временно ныне пока вот свободному от всякого его владычества миру.
А к тому же и творил он почти все свои черные дела на своей собственной территории, где он разве что сам себе и был богом, да и вполне беспристрастным, третейским судьей.
И было все это именно так, разве что поскольку сталинизм не только всесильно создал систему взглядов на своих сограждан, попавших под то чрезвычайно гадкое и липкое определение нелюди («враги народа»)…
Нет, он заодно и превратил бессменного вождя если и не в Господа Бога, то уж не иначе, а именно в того, вокруг кого от века и было бессменно положено сколь радостно вертеться всему остальному миру живых существ, бесконечно урча при этом от дикого удовольствия всячески верно ему во всем услужить.
И все это не просто пустые и звонкие слова, вот оно им самое наглядное подтверждение со стороны великого сына минувшего века Чингиза Айтматова. «И дольше века длиться день»:
«Я твердый большевик. Понимаете? И очень горжусь этим. Бог для меня пустое место. То, что Бога нет, всем известно, каждому советскому школьнику. Но я хочу сказать совсем о другом, понимаете, о том, что есть на свете Бог! Минуточку, постойте, не улыбайтесь, дорогие мои. Ишь вы! Думаете, поймали меня на слове. Нет, нисколько! Понимаете. Я не имею в виду Бога, выдуманного угнетателями трудовых масс до революции. Наш Бог – это держатель власти, волей которого, как пишут в газетах, вершится эпоха на планете и мы идем от победы к победе, к мировому торжеству коммунизма; это наш гениальный вождь, держащий повод эпохи в руке, как, понимаете, держит вожак каравана повод головного верблюда, это наш Иосиф Виссарионович! И мы следуем за ним, он ведет караван, и мы за ним – одной тропой. И никто, думающий иначе, чем мы, или имеющий в мыслях не наши идеи, не уйдет от карающего чекистского меча, завещанного нам железным Дзержинским».

Ну, а гестапо, при всей своей неуемной и пылко фанатичной жестокости, никогда не вызывало у простых граждан этакого суеверного ужаса, который вызывала у всякого и каждого сама мысль попасть на заметку к отважным и рачительным деятелям НКВД.
Да и сам бесноватый фюрер сколь, несомненно, как есть истинно на редкость до чего еще явственно представлял из себя образ пророка высшей истины, и это он всегдашне и впрямь до чего бессменно являлся именно что как раз ее всемогущим апостолом, да только нисколько не был он при всем том всемогущим Богом во плоти.

165
А разница та объяснялась еще и тем, что именно этак испокон века и повелось на Руси, что вовсе-то не было на ее земле Бога в социальной сфере жизни, кроме барина и буквально всех его обиходных и повседневных прихотей.
И если барин властно повелел великий мор устраивать, то да будет так, а потому и будут стоять на путях хорошо охраняемые вагоны с зерном, что весьма ведь благовидно во всеуслышание были объявлены «неприкосновенным стратегическим запасом».
Поскольку этак оно было велено, а раз именно это нам и велели, стало быть, иначе ему и быть уж никак вот, значит, не может.
Барские всевластные указания, в принципе, попросту ведь являлись самой обыденной, весьма и весьма от сих и до сих до чего по-свойски вполне еще безупречно отмеренной нормой всей этой нашей жизни.
Сергей Снегов в своих «Норильских Рассказах» вполне находчиво и доходчиво повествует об этом общероссийском явлении:
«"Ты срок тянешь, я – служу, – без злости разъяснил мне один вохровец. – Распорядятся тебя застрелить – застрелю. Без приказа не злобствую". Думаю, если бы ему перед утренним разводом вдруг приказали стать ангелом, он не удивился бы, но неторопливо, покончив с сапогами, принялся бы с кряхтением натягивать на спину крылышки».

166
Добреть или звереть по чужой указке свойственно, в сущности, всем людям, попросту загодя извечно приученным именно к тому вовсе ведь на редкость невозмутимо всегдашнему положению вещей, что все они, словно бы пешки на шахматной доске, всего-то лишь, резво, а главное весьма расторопно исполняют чьи-либо совсем сторонние, полновластно безапелляционные приказы.
На Западе все это более чем естественно выглядит только, как довольно-таки значительное влияние на все те и впрямь исключительно же безликие массы простого народа.
Однако при всем том разве оно хоть сколько-то во всей своей сущности вообще ведь разнится от того самого безмерно туповатого и пессимистического «этак оно, значится, и надо, раз то было нам нашим барином до чего и впрямь строго же велено».

А все дело тут в том, что в обездоленной, а отчасти и вовсе покинутой ее исконным разумом России народ оказался чересчур болезненно одурманен напрасными надеждами, а потому и был он готов ради них убить кого угодно, пусть даже и самого близкого человека, а кого не из своих – так и подавно.
И вовсе не надо бы все именно что совсем уж до кучи валить на каких-либо абсолютно чужих иродов – все наихудшие злодеяния советского режима осуществлялись как раз-таки именно посредством самого русского народа!

167
Однако при этом весь тот донельзя яростный и безлико суровый прагматизм большевиков это ведь разве что то самое весьма этак наглядное следствие европейского влияния в духе холодной целесообразности вместо обычной логики, включающей в себя хоть какие-либо человеческие чувства, даже и самого же легкого омерзения.
Вот она, вся их душа, сколь четко и впрямь откровенно более чем наглядно так обрисованная в «Бесах» Достоевского:
«Исполнительная часть была потребностью этой мелкой, малорассудочной, вечно жаждущей подчинения чужой воле натуры, – о, конечно, не иначе как ради "общего" или "великого" дела. Но и это было все равно, ибо маленькие фанатики, подобные Эркелю, никак не могут понять служения идее, иначе как слив ее с самим лицом, по их понятию, выражающим эту идею. Чувствительный, ласковый и добрый Эркель, быть может, был самым бесчувственным из убийц, собравшихся на Шатова, и без всякой личной ненависти, не смигнув глазом, присутствовал бы при его убиении».

Убийство без мотива и ненависти есть именно тот наиболее явный признак безвременной кончины ближнего своего как вполне истинно человеческого существа, и уж превращение оного во вредное насекомое, которое разом давят совсем безо всякой злобы, лишь разве что потому, что оно у нас в доме совершенно так именно попросту лишнее.

168
Голодомор он тоже ведь то еще и впрямь-то как есть более чем непосредственное следствие до чего последовательной и прагматичной политики советского государства, враз уж пожелавшего извести как можно поболее всех его сильных духом и телом граждан, дабы всесильно прижать всю страну к своему всецело инородному коммунистическому ногтю.
Целые эшелоны с зерном были самым осознанным образом, преступно отгорожены от крестьян, у которых этот их урожай был именно что весьма зверски отобран в качестве платы за их ратный труд во благо их исключительно «доброго, да и всегда до чего неизменно же удивительно справедливого» государства.
А то самое «советское царство-государство» явно ведь посчитало, что буквально все его граждане по самый гроб жизни были ему исключительно так бесконечно во всем на редкость обязаны, а именно этим-то «нынешним своим счастливым существованием».
Ну, а оно само ничего и никому личного и не было никогда уж должно.

169
Сатрап СССР попросту вконец обобрал земледельцев до нитки, как и до последней кадки с гнилой тушеной капустой, и вот теперича они были и впрямь-то должны все как один за него с голодухи опухнуть, дабы далее он смог никак не проявлять о них ровным счетом совсем никакой истинно настоящей грядущей заботы…
И все это исключительно, так как раз потому, что были они его весьма ведь плохими и крайне нерадивыми гражданами, всегда уж и вправду способными супротив него всей своей неукротимой силой разом восстать.

Так что это как раз именно, поскольку то самое донельзя дремучее во всех своих собственнических инстинктах зажиточное крестьянство и вправду было самым что ни на есть исключительно так на редкость до чего извечным очагом контрреволюции, его сколь всенепременно и следовало, чисто физически извести под самый же корень, и никаких гвоздей.
И вот на тех ближних и дальних путях все так и стояли вагоны с зерном, причем все это разве что потому, что было его слишком-то до чего еще неимоверно тогда действительно много, а значится и вывезти его сразу, никак не имелось абсолютно никакой на то ни малейшей физической возможности.
И именно только лишь дабы его затем вывезти его, и погрузили на платформы в мешках, выставив при этом самую надежную охрану, дабы уж те самые опухшие от голода крестьяне его по всем своим домам в единый миг никак разом не растащили.
А впрочем, то было относительно временным явлением, в конце концов, все наспех отобранное у трудового крестьянства зерно все-таки вывезли и ничтоже сумняшеся продали тем самым проклятым капиталистам.

170
А в это самое время люди в селах, помирая без пищи, буквально ели друг друга – и это ли не заслуга тех бесподобно прекрасных, да только на редкость нелепо опередивших свое до чего нелегкое время всецело же утопических, да и разом затем и утопленных в людской крови идей?
Практическое воплощение бездумно благих чаяний и пожеланий всегда ведь создает один лишь сущий ад на всей этой всегдашне незыблемо грешной стяжательством и властолюбием сырой земле.
Вот только лучше ей быть сырой от благодатных дождей, а вовсе не от человеческой крови совсем не на поле брани бессчетно и бесчестно до чего неутомимо же беспрестанно проливаемой истыми врагами своего народа…
Причем речь тут идет не о 37 злосчастной године, а целых десятилетиях черного мора кровавого большевистского террора.
А если и вообще сколь необъятные массы народа были попросту обречены их чудовищно безликими правителями на верную голодную смерть…

И то уж само собой на редкость полноценно так оно фактически ясно, что вся та свобода, равенство и братство, в конце концов, без тени сомнения, затем оказались: свободой питания трупами и людоедством, единым тождеством пред гриппом, от которого с голодухи 1918 года в одной Совдепии померли целых 5 миллионов человек.
Ну, а также ведь и окончилась вся эта история сущим же братством нищеты в результате всеобщей разрухи, как впрочем, и стала она до чего на редкость самым знаковым следствием той самой донельзя кровопролитной гражданской войны.
Причем эта саму вот душу народа измельчающая гражданская война* есть самая же и впрямь до чего неотъемлемая часть буквально-то всякой революции, и разнится она разве что лишь в количестве жертв.
В Англии их было десятки тысяч, во Франции многие сотни тысяч, ну а в России попросту целые миллионы.
*Временное измельчание души народа происходит, прежде всего, оттого, что лучшие люди начинают яростно истреблять друг друга во имя старорежимной веры или тех еще самых новоявленных атеистических идеалов.

171
И само собой при всем том на лицо тот еще явный прогресс, как и несомненная историческая последовательность, до чего постепенно же переходящая в ранг простого и вполне естественного факта: где бы в Европе ни произошла революция, а всенепременно следом за тем разом так до чего незамедлительно начинается кровопролитная гражданская война.
И ведь в конечном итоге выходит из нее никак вовсе совсем не то, чем в свое время окончилась гражданская война в США – Севера с Югом, а нечто более чем невообразимо так всецело катастрофическое.
И именно как раз тогда при всех тех до чего только беспутно удручающих реалиях той еще самой весьма и весьма обыденной нормой, и становится нисколько никак ни при каких-либо других обстоятельствах совершенно вот совсем невозможная полнейшая раскованность душ невежественных пролетариев.
А все, это именно потому, что они в той неистово лютой ярости более чем слепо разом разорвали все до единой звенья хоть сколько-то вообще сдерживающих их цепей всякой как-никак той будто бы ныне никому и близко совсем еще далее и ненужной - гуманной человечности.
А уж затем именно из-за всего того неописуемого бедлама наиболее близкие друг другу люди, зачастую прямые и кровные родственники, упоенно и радостно тогда ведь и станут до чего еще бездушно подвергать друг друга неописуемо мучительной и полностью-то как-никак более чем безнадежно безнаказанной смерти.
И главное, совсем не из-за мелких и эгоистических, чисто шкурных интересов отдельные лихие люди в те удивительно бравые времена и впрямь-таки сколь вот бесшабашно взялись всеми теми своими потными руками тогда за оружие.
Нет, целые миллионы идейно наспех подкованных граждан лихо и гордо вздернув к небесам подбородки, все как один яростно поднялись на войну именно из-за неких лишь чисто вовсе-то воображаемых грядущих благ.
Ну, а противостояли им в той безумно кровавой междоусобной сваре люди, так и переполненные полностью справедливого и самого же исключительно полнейшего абсолютного неверия во все те именно разве что до чего еще пресловутые радости грядущего, безмятежного и бесклассового существования.

172
Да только безо всех тех чисто внешних исключительно так беспардонно удручающих простой народ факторов и той слишком так до чего чрезмерно мечтательно настроенной интеллигенции ни одна из революций, собственно, и не могла бы где-либо хоть как-либо вообще еще произойти.
Так что Виктор Гюго совсем уж не прав, утверждая в своем романе «Отверженные» те нисколько не расхожие, а куда вот явственно скорее – безапелляционно антиэволюционные истины:
«Каждая революция, будучи естественным свершением, заключает в самой себе свою законность, которую иногда бесчестят мнимые революционеры; но даже запятнанная ими, она держится стойко, и даже обагренная кровью, она выживает. Революция – не случайность, а необходимость. Революция – это возвращение от искусственного к естественному. Она происходит потому, что должна произойти».

И чем же на все - это можно именно с тем, как есть весьма вот на редкость более чем беспрецедентно великим прискорбием разом так сходу ответить, кроме как довольно-то весьма небольшим отрывком из романа братьев Стругацких «Трудно быть богом»:
«Ты еще не знаешь, подумал Румата. Ты еще тешишь себя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, как безнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих солдат, сколько внутри них. Ты еще, может быть, свалишь Орден, и волна крестьянского бунта забросит тебя на Арканарский трон, ты сравняешь с землей дворянские замки, утопишь баронов в проливе, и восставший народ воздаст тебе все почести, как великому освободителю, и ты будешь добр и мудр – единственный добрый и мудрый человек в твоем королевстве. И по доброте ты станешь раздавать земли своим сподвижникам, а на что сподвижникам земли без крепостных? И завертится колесо в обратную сторону. И хорошо еще будет, если ты успеешь умереть своей смертью и не увидишь появления новых графов и баронов из твоих вчерашних верных бойцов».

173
Но явно так и этого мало – революция заодно и порождает идущего след в след за ней Наполеона, всенепременно жаждущего разом обхватить в своих жарких объятиях всю ту старушку Европу, а заодно по случаю еще и Азию как-никак уж тоже вот явно придачу…
И для подобной всеблагой цели никаких человеческих жертв со стороны, как оно и понятно совсем уж и близко неродного ему народа сему доблестному полководцу будет и впрямь обезличенно, ясное ведь дело, нисколько не жаль.

Да и вообще, ЛЮБЫЕ НЕПОМЕРНЫЕ страдания народа этакому деспотическому режиму попросту как есть до чего непременно разом тогда и станут вполне же официально всецело сколь безвременно на редкость безразличны.
То есть, конечно, все то сущее беззаконие отныне еще начнет ведь происходить разве что под ярким знаменем ослепительно ведь светлого добра, однако на деле все это окажется самой что ни на есть осатанелой ложью.
А, кроме того, и тот «первичный партийный материал» будет вскоре почти полностью так до конца выведен как класс.
И восторжествует же тогда в том самом царстве-государстве, направо и налево торгующем светлыми мечтами, совершенно вот вовсе неуемный и осатанелый вещевизм, до чего на совесть при этом еще и всячески прилепляемый буквально-то ко всему, а в том числе и к миру истинно высокой духовности.

174
Ну, а как иначе?
Раз фактически всякому и каждому давным-давно было более чем, несомненно, на редкость так весьма обезличенно сходу ведь ясно, что все, то «буржуазно гнилое», пасторальное существование нужно бы как есть спешно и целеустремленно разом же заменить на что-либо явно иное – праведное и безо всякой меры незамысловато идейное…
Ну, а для вполне посильного осуществления великих принципов вселенского добра было необходимо пережить те самые полностью так любые безнадежно вот немыслимо трудные времена, да и слепо переступить через всякое то смрадное зло, лишь бы самые еще наилучшие дни поскорей бы во всем своем блеске уж разом вскоре настали.

И главное, оно тут было как раз-таки в том, чтобы все те до чего немыслимо суровые нищенские условия социального быта никак бы при всем том и близко не заслоняли далеких маяков светлых будней, грядущего всеобщего равенства буквально всех на этом свете пролетариев.
Ну а ради светлого торжества вовсе как-никак и нездешне во всем иного, истинно прославленного в грядущих веках рабоче-крестьянского нового миропорядка и можно было пойти на абсолютно любую сделку с той где-то в самом нутре все еще едва-едва шевелящейся совестью.
Но это, конечно, касалось никак не всех, а только лишь тех, кто явно так и дышал пьянящим духом бесшабашной анархии.
Правда имеющееся в стране население все эту чудовищную вакханалию полного беззакония совсем не будет до чего безропотно уж безо всякого конца и края разом терпеть.
И вот именно дабы необъятно широкое население всей России и впрямь-таки хоть как-либо явственно согласилось мирно и безропотно тянуть лямку более чем безмерно ужасающих всякую праведную душу лихих социалистических страданий его, как есть и следовало до чего совсем уж тщательно просеять через сито беспрестанных сталинских чисток.
Причем все те муки смертные ничем и близко вовсе неприметных людей были уж явно совсем ведь ничто по сравнению со всем тем разве что лишь только грядущим и всеобщим коммунистическим счастьем.

175
Но даже и те всецело ведь разве что лишь исключительно промежуточные суровые лишения, которым, однако, и близко не было ведь никакого ни конца, ни края, весьма и весьма довольно-таки основательно подрывали авторитет новой государственной власти…
Причем все те на редкость злые невзгоды и близко не были самым безнадежным производным неистово трудных времен медленного и постепенного становления всей той новой и будто бы лучшей жизни, а прежде всего, довелось им быть самым прямым и крайне неприглядным следствием самого явного неумения большевиков хоть чем-либо вообще разумно управлять.
И это разве что истинно многое сколь медово и сладостно всем и каждому до чего помпезно и вкрадчиво сходу наобещать они как-никак, а на деле умели донельзя так вдумчиво и довольно-то обстоятельно.
Однако все, что с какого-либо боку даже и явно ведь совсем уж ненароком осмеливалось требовать всецело полноценных и настоящих знаний, а не тех весьма уж совсем никчемной веры, попросту неизменно было вне всяческой их истерически крикливой или восторженно бравой компетенции.
И простой народ все это вскоре до конца более чем верно вполне осознал, а потому и навек он затем разуверился во всех тех до чего не в меру словообильно даденных ему большевиками исключительно на редкость именно что бесплотно беспочвенных обещаниях.
Народ в них до чего наглядно вскоре распознал ту самую ушную лапшу, из которой, как известно, никакого супа и близко, ясное дело, совсем не сваришь.
Да только деваться ему отныне было вовсе уж явно попросту некуда.
Поскольку отныне каждый пролетарий в СССР и впрямь-таки оказался в тех самых невообразимо чудовищных кандалах всей той немыслимо бравой большевистской идеологии, чьи ярые представители еще изначально имели праведный вид разве что перед одним вот совсем осунувшимся лицом донельзя нищего и полностью беззащитного народа.
И те безрадостные оковы так и холодили тогда людские запястья, а уж с того собственно и начались некогда времена до чего и впрямь беспрестанного насилия над душами и плотью всего того стародавнего дореволюционного общества.

И народ, как и понятно, вскоре всею силою разом выступил супротив новоявленных до чего глубоко же выношено в левой части груди сурово идейных, адски лютых поработителей…
Причем все те зачастую на редкость жесточайше убитые при подавлении широких, словно море крестьянских восстаний, ни в какое при всем том еще сравнение и близко не идут с темпами никак не в меру совсем уж наглядного и ускоренного перемалывания крестьянского люда жерновами несоизмеримо ни с чем чудовищно дикой коллективизации села.
Причем это как раз-таки во имя жесточайше светлых идеалов люди и начали кушать друг друга, как в добрые старые времена каменного века.

176
А та истинно доблестная «калекотивизация села» вовсе-то и близко при всем том никак не была разве что тем одним лишь и только чисто же исключительно ведь единственным побудительным фактором для совершенно нескончаемого людоедства в Советской России.
Во времена постыло голодных военных лет или уж в тех так и разбросанных по всей стране лагерях ГУЛАГа каннибализм нисколько не был эдаким до чего и вправду самым экстраординарным явлением.
По сколь многим селам в ту беспримерно лютую эпоху тех до чего диких ныне напрочь почти позабытых 20-30-ых годов некогда вот и валялись, те самые начисто обглоданные кости съеденных, причем иногда и что называется разделываемых еще и впрямь-таки фактически заживо людей.
А те звери, что превратили своих сограждан в первобытных людоедов, над ними до чего явно лишь осанисто совсем так измывательски тогда ведь посмеивались, жуя при всем том все свои истинно королевские яства.
Ну, а зажиточные крестьяне совсем на редкость отчаянно и безрадостно более чем явственно и вправду как есть, тогда попытались поначалу разом полностью съесть всю свою живую скотину, лишь бы за просто так не отдавать ее в некие те вовсе чужие руки.
Автор считает, что большевики им в отместку голодомор и устроили, чтобы так сказать раз и навсегда во всем том дальнейшем попросту навек отвадить у кое-кого этакую безо всякого стыда и совести бесстыдно отвратительную привычку социалистическую собственность почем зря безо всякой должной пользы совсем впустую переводить.

177
Причем существовало данное явление буквально как-никак, а фактически повсеместно, а не только на Украине: тундрякам тоже в те ныне почти былинные времена за съеденного оленя десятилетний срок самой полновесной сургучной печатью более чем безысходно, тогда уж разом, как есть сколь еще непременно сходу светил.
И вот чего донельзя же прискорбно обо всем этом пишет Андрей Платонов в своей повести «Котлован»:
«Остаточные, необобществленные лошади грустно спали в станках, привязанные к ним так надежно, чтобы они никогда не упали, потому что иные лошади уже стояли мертвыми; в ожидании колхоза безубыточные мужики содержали лошадей без пищи, чтоб обобществиться лишь одним своим телом, а животных не вести за собою в скорбь».

Все добро в тогдашнем СССР стало тогда исключительно большевистским, то есть ранее оно было чьим-либо явно еще, ну а теперь именем революции до чего безраздельно ему отныне попросту уж должно было принадлежать только-то самым активным ее деятелям, как, впрочем, и все остальное, включая и женскую честь.
И вот он, тот до чего мелкий пример генеральной линии по-волчьи зубастой партии. Андрей Платонов в своей повести «Котлован» пишет:
«– Ты, как говорится, лучше молчи! – сказал Козлов. – А то живо на заметку попадешь!..
Помнишь, как ты подговорил одного бедняка во время самого курса на коллективизацию петуха зарезать и съесть?
Помнишь? Мы знаем, кто коллективизацию хотел ослабить! Мы знаем, какой ты четкий!»

178
Большевики всецело являли собой до чего рьяно нахрапистую породу, как правило, городских и совершенно на редкость весьма ведь бессовестных и самозваных люмпенов.
Да только при всем том были они людьми безо всякой в том тени сомнения во всем современными, а посему и вовсе зазря Кир Булычев в своем нисколько небезызвестном романе «Заповедник для Академиков» разом выставляет их в качестве сущих невежд и полностью как есть вот нелепо тупых болванов.
Их мысли далеко не всегда сколь беспрестанно крутились разве что лишь вокруг да около пламенных идей или того самого как есть вполне однозначно донельзя мелкого их личностного блага…
Такового и быть уж попросту вообще именно что совсем никак не могло, учитывая сами-то сроки их вполне толково более чем извращенно кощунственного глумления над той и без того от века многострадальной Россией.

И ясное дело, что всю ту совсем несусветную канитель об освобождении от пут проклятого прошлого они завели исключительно, затем… дабы только еще впоследствии полностью оправдать все свои личные притязания на всеобщее добро, а вовсе не для чего-либо действительно большого и вполне однозначно так куда поболее действительно светлого…

179
Однако разве оно того стоило совсем громогласно и чисто во всеуслышание более чем безответственно и бойко как раз ведь именно о том и заявлять, что они лишь в этом весьма делово и впрямь-то сколь еще верно так только лишь и разбирались?
Ну, а во всем остальном и вправду были разве что как есть тупыми валенками только-то вчера с сельской печки совсем неспешно и барственно вниз уж до чего поспешно слезшими.
Поскольку, если таковыми подчас совсем нередко оказывались (при самом том до чего ближайшем своем рассмотрении) всяческие низовые структуры, то это еще нисколько не значит, что и заправилы всех дел в тогдашнем СССР имели тот же относительно низкий интеллектуальный уровень.

Правда, над всяким подвижным и живым мышлением высших партийных бонз неизменно преобладали вездесущая серость и весь тот крайне так догматический партийный консерватизм, но при всем том людьми, они были явно умными и разве что никак всецело подчас вовсе ведь до конца совсем недоразвитыми…
Однако это именно те периферийные работники чаще всего на глаза интеллигенции и попадались, производя при этом столь довольно-то весьма плачевное, да и вообще, скажем так прямо на редкость более чем невзрачное впечатление после до чего прискорбного анализа всего своего крайне уж недалекого и слаборазвитого интеллекта.
Ну, а высшие чины партии были людьми исключительно умными, однако если и развитыми, то уж на редкость всецело односторонне, а кроме того были они и неимоверно далеки от своего народа, которого со всех сторон беспардонно обкрадывали их куда поболее мелкие наместники на всех вдоволь тогда имевшихся постах всевластной коммунистической олигархии.

180
Ну, а те главные уж истинно как есть, чисто общемировых дел бравые заправители ворочали тогда и впрямь попросту именно что неимоверно огромными народными средствами в общегосударственных великих масштабах.
И сколь беззастенчиво они выгребали почти подчистую из государственной казны миллиарды и миллиарды тех самых валютных фондов, что были созданы, как есть именно за счет продажи нефти, причем действовали они как раз-таки подобным образом только лишь, дабы полностью вполне же сполна, затем удовлетворить все свои сугубо идеологические нужды.
И при этом они и близко совсем ничего не видели далее своего собственного носа, но и то, что было непосредственно под ним, им было разглядеть явно этак вовсе совсем же нисколько непросто.
И в том, кстати, совершенно нет ведь ничего, как есть еще действительно удивительного.
Раз вот вся суть до чего деятельного властвования над всеми судьбами народов буквально разом становится пустым и гулким звуком в тот самый момент, когда старая идея правления попросту именно напрочь совершенно так безвременно отбрасывается в связи со всею ее абсолютно как есть до чего еще дальнейшей ненадобностью.
Ну, а вслед за относительно недолгим временем безвластия и слепой на оба глаза анархии и приходит же время явственного сковывания серых масс внешним железным каркасом той абсолютно, так как есть бесчестной и бесчеловечной идеологии.
Причем ее наиболее суеверные адепты явно вышли из пламени борьбы чудовищных стихий, а потому главной душевной осью их сознания была неистовующе всепожирающая страсть к уничтожению всяческой той даже и совсем ведь неприметно где-либо уж только еще затаившейся контрреволюции.
И в более чем прямой связи со всем, тем до чего безумно яростным насаждением тех самых новоявленных и крайне убогих большевистских реалий, сам здравый смысл и личная инициатива довольно-то быстро затем оказались весьма строго же наказуемыми тяжкими уголовными преступлениями.

Можно, конечно, кто-то сказать, что само по себе наличие светлой идеи, всенепременно, есть великое благо.
Ну а само как оно есть довольно-то неумелое ее применение – это всего-то случайная неловкость тех, кто, слишком поспешно погрузившись в дремы о некоем ослепительно светлом грядущем, явно перестарался, излишне уж деятельно, растолковывая суть всяких абстрактных философских постулатов всему своему от века еще донельзя разнесчастному народу.
А все-таки сколь старательно при всем том выводили партийные вожди весь свой народ из сущего беспамятства и всей той ныне полностью отныне навеки прежней его глубокой темноты.

181
Да вот ведь, однако, все это не более чем беспардонная чушь!
Человечность и цивилизация – вещи, нисколько никак вовсе не привязанные друг к другу некой той еще сверхпрочной и неразрывной нитью.
И человечность вполне могла беспрепятственно существовать уж истинно так безо всякой цивилизованности, причем еще с тех самых незапамятных времен, и вовсе-то при этом нет никакой существенной причины, почему бы это нынешняя цивилизация никак ни сумела бы преспокойно обойтись безо всякого, в принципе, совсем и ненужного ей сострадания к ближнему.

Поскольку абсолютно всякое развитие общественной культуры явно идет лишь разве что совсем вразрез не только с действиями, но и мыслями по ее чисто до чего еще безотрадно насильственному приказному прививанию.
На Соломоновых островах более никто ныне не ест людей, однако весьма изысканные и культурные европейцы, уж действительно вроде бы добившиеся и вправду с виду до чего наиблагих перемен к лучшему, жесточайшим образом истребили большую часть населения доселе живших на тех островах канаков.
Причем белыми людьми черных было убито, куда на редкость сколь значительно поболее, нежели чем те убили и съели своих врагов вполне вероятно, что и не за одну ту немыслимо бескрайне долгую уж целую тысячу лет.
Вот точно так это было и с духовными ценностями индейской и индийской культур.
Конкистадоры, ну а затем именно англичане более чем наглядно предстали в виде самых наихудших варваров, попросту как есть начисто лишенных всяческих сомнений и совести фанатиков святой веры, призванной огнем и мечом всесильно очистить весь этот мир от буквально всяческого присутствия в нем дьявольской скверны.

182
И сколь многое в этой жизни будет на редкость весьма полноценно зависеть разве что от действительно правильного истолкования обществом всех тех благих идей, коими всегда был переполнен мир добрых книг, в которых, надо бы прямо сказать, авторы совсем незамысловато безо всякого стеснения лгут во имя одной лишь вящей радости читателя.

Причем всякий безоглядно большой почитатель художественной литературы никак не найдя во всей окружающей его жизни ни малейшего сходства с книжным экстрактом, только-то и окажется затем ведь способен лишь с ним и сродниться, дабы раз и навсегда полностью отстраниться от неистово ужасающих его душу некнижных реалий всего того современного ему века.
Всего-то навсего, куда лишь тщательнее и изощреннее отныне изыскивая себе наиболее верные ответы, на все те давным-давно наболевшие у него внутри вопросы о самом что ни на есть простецки прозаическом несоответствии нынешней повседневности всему тому ярко уведенному им в прекрасных литературных грезах лучшему быту светлых и добрых идей и поступков…
Нет, если и искали подобные люди себе какие-либо ответы, то опять-таки разве что лишь посреди все тех же мертвых листов, фабрично выделанных из некогда безжалостно поваленных бензопилами деревьев.
А ведь любое дерево это целая экосистема, где существует во всем том вполне естественном симбиозе огромное количество живых существ.

183
И надо бы сколь безнадежно совсем вот устало как раз именно на то довольно-то упрямо разом и указать, что без всего того изумительно же восторженного умиления пред всяческим изящно написанным словом красивых цветов на лесных полянах явно бы ныне оказалось невпример всему тому нынешнему состоянию несколько так точно явно поболее.
А между тем леса под самый корень вырубаются, в том числе и затем, дабы использовать древесину ради того, чтобы была бы еще возможность выпустить в свет многотысячными тиражами самое невероятное множество прекрасных произведений великого литературного творчества.
Да только всякой той доподлинно природной красоты становится все меньше и меньше…
Причем явно так представляется отчетливо реальным, что если бы действительно культивировалась именно та вящая забота о сохранении прекрасного живого мира фауны и флоры, всех тех полевых цветов могло бы, в том числе и поныне быть ровно уж столько, сколько их было некогда ранее до всякого существования всего рода людского.
Да и тех как есть немыслимо разнообразных и на редкость замечательных видов живой природы, столь ныне весьма многозначительно наспех вытесненных урбанистическим веком, вполне могло быть и впрямь тогда немыслимо так явно до чего еще значительно больше.
Поскольку сколь многие и многие леса и поля при подобном раскладе вполне еще могли бы оказаться, никак вовсе совсем не загаженными всеми теми практически же ежечасно создаваемыми ядовитыми отходами всей той ведь необъятно на широкую ногу поставленной промышленной человеческой жизнедеятельности.
Причем очень даже многое было нынче принесено в ту истинно же сознательную жертву той самой «всепоглощающе засасывающей, словно бы гигантский пылесос культуры» массового потребления.
И дело тут никак не только в тех большою властью как есть подчас же наследственно обладающих людях, но и во всей массе отнюдь никак не серых умом интеллектуалов, что беспрестанно и движут вперед колеса всего того большого общественного механизма.
Ну, а потому до чего безукоризненно и полноправно и могут они сходу вставить свое яркое слово, которое, между прочим, еще и будет буквально-то всеми, затем до чего повсеместно разом услышано.
Но для того чтобы звонко озвучить свои мысли и чувства нужно бы всячески исключительно так сурово оторвать свой более чем необычайно умиленный взор от всяческих чисто же натужно искусственных книжных реалий, да и сколь повнимательнее оглядеться вокруг.
Причем это желательно бы сделать задолго до того как весь этот мир разом заполнится искусственными растениями вместо тех которые надо бы поливать, чтобы они не дай Бог совсем не засохли.
Да вот она незадача для подлинной и весьма бескомпромиссной борьбы за тот вполне естественный мир нужны силы и время, а это значит, что кому-то явно придется растрачивать светлое время своей жизни на всякую сущую ерунду.
А между тем кое-кто вполне возможно всею своей нежной душой ни к чему такому и близко совсем уж не приспособлен.
А разве что лишь на то он как есть, всецело настроен, дабы так и внимать всем тем крайне ласковым его слуху строкам об тихо журчащих ручейках и блестящих своей лазурной гладью озерках.
И ни во что другое ему вовсе так никак и близко попросту и не захочется делово и совсем уж не сонливо вчитываться.
И при всем том ему будет несказанно же трудно действительно начать хоть как-либо вообще примечать, что ту доселе ведь ничью природу совсем на редкость безмятежно оккупируют всяческие людишки, деньги задарма загребущие, и никого чужого они к ней отныне и на пушечный выстрел далее своего забора вовсе так не подпустят.

184
Причем все этакого рода крайне нелепые и благодушно оптимистичные настроения явно уж вполне возобладали в том самом и впрямь никак до чего вот явственно незапамятном 19-м столетии…
И проистекали они именно оттого сколь и впрямь глубокого же отторжения российской интеллигенцией всех тех никак нелицеприятных сторон вовсе так необъятного, словно бы бескрайнее синее море широкой общественной жизни.
А как раз потому люди, и без того из рук вон плохо понимающие всю ту донельзя уж бескрыло их окружающую действительность, уж совсем тем своим до чего большим, но крайне неуклюжим умом явно вконец тогда окривели.
Но может, все это одно лишь разве что злое и зловещее карканье, а буквально во всем и впрямь до чего незамысловато только и виноваты именно те самые до чего злосчастные Шариковы!?
Да нет, давайте-ка не будем забывать и про все то, что Булгаков нисколько вот никак не подселял начальника очистки города от вредных животных в квартиру известнейшего профессора Преображенского, хотя вполне и мог бы это сделать, ничуть при этом, ни в чем, не погрешив супротив тогдашних самых обыденных житейских реалий.

И вообще главное это всегда первопричина, а никак не следствие, например, ограбление доктора наук Иванова на темной улице может быть разве что следствием явного попустительства того еще нерадивого городского управления, которое не чинит поломанные, а не обязательно, что кем-либо злонамеренно разбитые фонари на улице, на которой живет доктор наук Иванов.

185
Однако кое-кому явно бы следовало вполне до конца сколь еще твердым шагом сходу так выступить супротив засилья тупых бюрократов, совершенно вот ничего не желающих делать во имя вполне же полностью общего людского благосостояния…
Да только был этот кто-то всею душой и телом именно за то самое… удивительно большое, светлое изумительно же лучистое добро, а также и за донельзя страстное нигилистически пронзительное поругание чести и достоинства всякого того необычайно большого общественного зла, но все это так – в виде исключительно абстрактном.
И всегда ведь лютое зло у тех людей можно сказать одно лишь до чего явно весьма уж беззастенчиво новое и сегодняшнее, причем неизменно оно разительно и эпохально более чем многозначительно хуже того самого до чего еще безвозвратно ныне ушедшего в могилу позавчерашнего…
А между тем всякое, то более чем стародавнее чудовищное зло вместе со сменой знамен, имен и эполет меняет одно лишь свое название, но никак не всю ту и впрямь-то истинно исконную свою внутреннюю сущность.
И главное, вся та наиболее общая суть осатанело воинственного всякого так еще общественного недобра, как есть и вправду фактически вечна и абсолютно же безупречно непоколебима.
И вот будет оно с нами буквально всегда и хоть сколько-то лучше наша жизнь станет разве что в связи со всеми теми всецело созидательными процессами, ну а всеобщее разрушение создает один лишь до чего необъятнейший вселенский хаос и никак ничего вовсе иного.
Причем сам процесс разрушения, кем-либо начатый еще в 1917-м, плавно продолжается и по сию самую пору, и в этом, кстати, и есть вся та наиболее главная беда.
Однако для кое-кого вся историческая правда прежде так всего заключена в двух броских словах «народ победил».
Ну а только-то потому и на сердце у этих людей при самом упоминании о событиях 1917 года разом уж и становится до чего еще намного теплее, веселее и радостнее.
Причем кого именно победил тот восставший народ оно ведь совсем вовсе вот так и не важно, главное это сам факт его победы.
И это все при том, что угнетатели трудового народа были агнцами божьими по сравнению с теми, кто до чего вскоре пришел им на смену.
Это были люди, скрученные из колючей проволоки они не знали не то что жалости, но и всякое милосердие считали наиболее страшным грехом человека до чего слепо преданного всей их единственно верной идее.
Народ победил и растоптал вместе с господами всякую совесть и посреди новых этических принципов главным являлось аляповатая аморфность пряничного и чисто вычурного блага народа.
А тот народ был побежден идеологическим рабством, что оказалось рабством худшим из всех только вообще еще вовсе возможных на этой земле.
Причем все положительное и светлое можно было найти лишь именно там, где нет взрывов, а царствует согласие и давление на власть оказывается мирными демонстрациями и стачками останавливающими производство, а потому и приводящими к весьма чувствительным убыткам.
Да и в плане всякой той пламенной философии для тех самых вполне настоящих и стоящих того перемен к чему-либо хоть как-либо истинно наилучшему нужно бы развивать и развивать общественное сознание вовсе ведь при этом не выпячивая только лишь поболее все те ныне существующие общественные недостатки.
Нет, уж для того явно еще следует именно что с тем вполне ведь трезвым умом довольно-то уверенно всячески искоренять сами их первопричины, что до чего глубоко сидят в самой почве серой обыденности.
Причем история часто ходит длинными и крайне так донельзя запутанными кругами, а как раз потому все еще снова может произойти в точности той же и довольно-то прежней манере.
И дабы сходу разорвать данный заколдованный круг вполне необходимо понять, что надобно уничтожать одну тупость и безграмотность, а чванство и сытое барство сами исчезнут после того как люди из народа выйдут из тьмы невежества и обретут сознательный голос, вместо дикого рева разгневанной и все мигом вокруг себя крушащей толпы.

186
В случае же если возобладают тенденции до чего тупого разрушения чертогов того самого чисто нынешнего новоявленного зла…
И вот уж тогда разом все и пойдет по той самой сколь давно проторенной тропе и тот чисто новый 2037 год никак не заставит себя долго ждать.
И только и всего, что на этот раз в той так и начавшейся заново дикой смуте и вправду еще окажутся виновны одни лишь те нисколько ведь недобрые и относительно свежие веяния, а никак не та вековая история всегда как есть точно того давнишнего рабства.
А между тем вместо сурового объявления на редкость уж беспощадной войны всему тому ныне существующему обществу будет еще как-никак, а куда только всецело разумнее попытаться действительно изменить всю окружающую жизнь, беспрестанно устраивая те самые, никак заранее не санкционируемые властью демонстрации протеста.
Они ведь могут и обойтись совсем безо всякого насилия, а надо бы и то весьма этак строго разом заметить, что буквально все власть предержащие отдельных людей вообще никак не замечают, а разве что только те большие их скопления на улицах и площадях.
Но то само собой дело на редкость грязное и суетное, а также и более чем весьма до чего неотъемлемо оно сколь явственно противоречит всему тому наиболее главному необычайно возвышенному, всеобщему духовному настрою…
Да и вообще, по мнению некоторых некое наилучшее бытие должно было прийти откуда-то совсем уж издалека, причем само собой исключительно же без всякого умственного в том чьего-либо участия…
И главное, все это только-то потому, что еще издавна исключительно ведь многое как-никак, а до чего совсем неотложно и впрямь предполагалось делать разве что руками простого народа, который между тем до сих самых пор более чем возмутительно пока явно же безмолвствует.
Но которого, совсем этак, обязательно надо бы всячески во всем постараться всеми-то силами мощным гласом непременно пробудить к весьма активной и, безусловно, и впрямь более чем безукоризненно продуктивной интеллектуальной деятельности.
И именно в чем-либо подобном российская интеллигенция всегда и видела весь свой всецело же абстрактный долг пред всем Его Величеством Н-А-Р-О-Д-О-М.

Массам, однако, ничего, кроме хлеба и зрелищ, попросту никак нисколько не нужно, от всего остального у них одна лишь явная сплошная зевота.
Да и вообще их явно так можно будет ввести всяческими мудреными речами в одну лишь разве что истую дрему…
А между тем их и впрямь-таки надо бы сколь тщательно оберегать от тех самых чисто ведь абстрактных идей, которые они явно окажутся, никак не способны разумно и качественно хоть как-либо до чего как есть вполне дельно всею душой воспринять.
И вот еще что: их мозг надо бы никак при этом не засорять всяческими до чего безумно отстраненными от всякой действительности абстрактами идеологии, а только-то по мере возможности посильно развивать людей общими знаниями, яростно уничтожая одно то безумно слепое невежество, а нисколько не те чисто пресловутые господствующие классы.
Однако для довольно многих интеллектуально развитых людей яркие блестки невообразимо напыщенных догм, куда всецело уж значительно поважнее всяческих доводов практически мыслящего здравого рассудка.

187
И кое-кто почти уж безумно жаждет всех тех вовсе вот и впрямь совсем незамедлительных преобразований и попросту никак не приемлет всякой той вполне стоящей того постепенности и сущей взвешенности любых действий, уж явно способных, как улучшить, да так и ухудшить всю ту до чего невзрачно и повседневно окружающую его жизнь.
А между тем донельзя иссушающая душу жажда всяческой той или иной обличительной деятельности вполне будет непременно способна разом обрушить крепостную стену, за которой в тишайшей тиши издревле хоронится древнейшее зло, которое и впрямь-то всеобъемлюще душат и стесняют культурные и цивилизованные рамки всего того незыблемо вязкого от века еще самодержавного бытия.
Причем буквально все те ныне давно минувшие события могли бы всецело пойти и несколько иным путем, а в особенности, кабы и близко вот никто на всеобщую беду разом так не вздумал спешно отравить довольно болезненное чутье народа, вящим-то осознанием всего его при любом раскладе более чем неизбежно самого
уж извечного бесправия.
Оно ведь никак не исчезнет от одних лишь диких и совершенно как есть бесплодных терзаний чьей-то той весьма большой и сколь еще многозначительно благородной души.
Да и нужно было еще найти какой-либо другой более созидательный путь, нежели чем слать и слать гром и молнии на головы всей той власть предержащей когорты.
Раз для того чтобы посильно вывести простой народ на верную дорогу нужно сеять семена знания, а не зерна ненависти ко всему тому ныне существующему распорядку.
И его надо бы только несколько видоизменять, а никак не разрушать и всячески беспощадно же искоренять.
И весь тот простой люд никак нисколько негоже совсем беспрестанно подначивать, да и всеми силами разом подталкивать ко всему тому уж совершенно на редкость полностью бессмысленному вооруженному восстанию.
Поскольку куда этак праведнее будет взять над ним шефство и его вполне разумно воспитывать, дабы обрел он ученую мудрость, ПУСТЬ ДАЖЕ И В САМОЙ ТОЙ ЕЩЕ НАИБОЛЕЕ МАЛОЙ ЖЕ ТОЛИКЕ.
Однако в отличие от безмерного прославления броских и весьма суровых лозунгов сие деяния подразумевали бы отчаянно грязный и тяжкий труд, а никак не чувственное умиление от тех блекло отсвечивающих на лицах простых людей явных отблесков на редкость самодовольного ими бравого понимания всего того, что ради них ныне совсем беспутно творится.

188
Да и вообще той еще дореволюционной левой интеллигенции был и впрямь-таки ослепительно же ярко нужен именно тот на редкость всеочищающий пожар, а не вполне полностью благоразумное и постепенное обновление всего того, что крайне затхло, да и навек покрылось плесенью навсегда ушедших в прошлое веков косности и замшелого мракобесья.
И это притом, что народу нужна нисколько не некая сугубо вот на редкость абстрактная справедливость, а поистине только та калорийная и вполне съедобная еда, а заодно еще и тот весьма уж милый сердцу уютный кров.
Однако для кое-кого все это были одни совсем неважные и исключительно меркантильные вещи, более чем принципиально далекие от сознания тех титанов мысли в ком неудержимо и безудержно тогда так и кипела пена до чего бравого энтузиазма, сущего разрушения всего того вконец будто бы всем и каждому обрыдшего, былого угнетения масс.
А между тем самая повседневная о них забота (совсем не в личностном, а именно в том как есть еще необъятно широком общественном плане), была всеми своими крайне примитивными думами всецело чужда тем, кто безнадежно витал в облаках, безмерно пресыщенного благами светлой духовности утонченно же абстрактного бытия.

И это как раз-таки, поэтому люди интеллектуально развитые, да только никак не в меру излишне восторженные сколь еще зачастую всячески ратуют за верную смерть какого-нибудь еще на редкость ядовитого монстра иногда ведь при этом, пожалуй, нисколько и несуществующего, донельзя ведь отвратительного общественного зла.

189
Но надо бы, однако, довольно-то уж сходу прямо на то разом и обратить внимание, что то самое всем тем светлым ликом своим так и сияющее благо исключительно наилучшего затем грядущего общественного переустройства, всегда между тем имеет некую к чему-либо весьма конкретному самую несомненную довольно-то на редкость многозначительно вязкую привязку…
Это самое безумно же так и низвергающее извечную вековую нечисть Добро может быть, к примеру, большевистским или арийским, ну а подлинная человеческая доброта, несомненно, всеобща, а потому и нетленна, как впрочем, и всякая лишь сама уж по себе и существующая во всем этом мире здравая истина.
Да только вот уж еще, в чем всецело заключена главная причина всех бед и крайне на редкость донельзя суровых несчастий…
И вовсе так, как оно оказывается и близко нельзя ее лютому злу всесильно и здраво до чего еще разом сходу как на грех явно ведь противопоставить!
Зато ему будет вполне возможно и нужно до чего наглядно противопоставить именно то весьма и весьма многозначительно так на редкость духовно раскрепощающее примитивные натуры широкое просвещение, но вовсе не то, что с каким-либо чисто совсем же половинчатым уклоном узкоспециализированное…
И это именно только оно и рассеет мрак в душах людских, а чего-либо иное его разве что сколь еще значительнее усугубит и весьма ведь существеннее, затем всецело усилит.
Однако еще и должно чему-либо подобному при всем том никак не иметь именно тот на редкость прянично восторженный вид, а уж в особенности вовсе-то и не давить никому на психику какой-либо никак неестественно воинственной идеологией.

190
И всякое, то вполне настоящее, доподлинно взвешенное и разумное просвещение, прежде всего, учит именно думать, да и житейски довольно-таки вот строго логично соображать.
И никогда и близко никто из несущих простым массам добрый свет уж явно ни под каким тем или иным благовидным предлогом не станет яростно всучивать людям лютую ненависть к тем, кто их выше по званию и весьма на редкость в денежном смысле в этой жизни лучше устроен.
Ну, до чего принципиально наспех безрассудной суровой силой вполне полноценно научить людей самой изначальной грамоте, но при этом, не моргнув даже глазом впихнуть им донельзя же твердолобое и совершенно несуразное мировоззрение…
Нет, на нечто подобное можно было пойти только-то разве что совсем в упор, вовсе не видя всей окружающей реальности в том самом виде, в котором она на деле имеет место уж ныне действительно так ныне существовать.
А в особенности никак несправедливой окажется вся та лютая месть за какие-либо чудовищные унижения ближайшего и далекого прошлого, коли вот вполне еще довелось ощутить на себе всю ее силу и всякому тому никак и близко ни в чем незапятнанному ничьей же напрасно пролитой людской кровью.
Тьма людского беспросветного невежества каких-либо добрых людей от тех самых непомерно злых среди осанистых прежних господ отличать ведь, и близко попросту явно так вовсе не станет.
Да и кто это вообще между тем решил, что люди подобного плана и вправду сумеют создать какие-либо как-никак полностью новые межличностные взаимоотношения?
Смерть минувшего означала одно лишь разве что явное и самое полноценное возрождение языческой первобытности, а еще и царствие новой урбанистически помпезной серости.
Причем главными устоями нового государственного строя стали именно так яркие фетиши идеологии, а все остальное было попросту разом сброшено с главного маршрута в кювет.
Людскую толпу вели под конвоем по сплошному болоту к дальним берегам светлых дней, что всегда при этом оставались разве что лишь только где-то вдали.
И при этом та сколь еще беспросветная темень лютой ярости ко всему, тому, что олицетворяет собой прошлое, и приторно ласковая ложь о призрачно розовом грядущем было и впрямь наилучшим оружием красного сатаны.
Причем хуже всего тут то, что сладкая патока бравых иллюзий всячески подогревала и без того разгоряченную людскую массу, а потому она с чужого ведома и творила буквально Бог знает что.
И ведь все это совсем не возникло на некоем пустом месте.
Раз как-никак, а еще изначально людская масса и питалась мелкими огрызками оптимизма интеллектуально развитых людей.
А между тем взвывать ко всем тем великим общественным переменам можно было и совсем уж без всего того на редкость необычайно напыщенного суровыми эмоциями крайне лютого пафоса!
Поскольку и вправду можно было некогда думать и жить несколько так совсем явно иначе.
А, впрочем, и искусство начисто лишенное всяческих тех донельзя прекраснодушно этических намерений, никак не станет некоей многозначительной предтечей суровых будней некогда лишь разве что затем только грядущего революционного кошмара.
И те на редкость вовсе так безрадостные времена были действительно светлыми одними разве что яркими огнями до чего безжалостно сжигаемого дотла проклятущего прошлого…
Да что правда, то правда, мысль и чувства тяжким бременем выношенные внутри всякого авторского нутра это, и есть то, что, столь, несомненно, затем ведь и послужит самой явной предтечей к тем, куда поболее светлым дням, пока еще крайне далеких от нас благих времен истинно наилучшего грядущего.
Однако действительно приблизить все, то отрадно и радостно светлое ко всем тем и поныне точно также как и всегда сколь безотрадно и серо существующим реалиям жизни, смогут одни лишь, те, кто никак не станут праздно вымысливать мир праведных и благих идей и всех тех первостепенно насущных строгих вопросов.
Есть вполне предостаточно именно тех славных авторов, что и близко никак не ставили под каким-либо острым углом тех еще самых донельзя суровых знаков вопроса.
А ведь этаким горьким вопросам и самим в том числе вполне полновластно было свойственно разом как пить дать сходу до чего полновластно потребовать самых срочных же мер для того чтобы все вот и вся сразу так привести в ту самую более чем полноценную норму.
Однако есть и те авторы, что не красят в жизнь в темные и розовые тона и не выпячивают, грозно тыкая в него пальцем, а только лишь создают выпуклые образы живых людей со всеми их плюсами и минусами.
И уж никак не вымысливают такие писатели всякие пресловутые спешные средства, созданные лишь затем дабы когда-нибудь еще явно ведь поспособствовать светлым песнопениям истинного раскабаления всего того ныне существующего общества.
Но есть еще и те другие, для которых нечто подобное и было самый уж истинно настоящим их хлебом насущным.
В русской литературе раздуванием подобного рода очагов пожаров всепожирающей ненависти буквально ко всему исконно низменному и вовсе неправому являлись такие писатели как Герцен написавший «Кто виноват?» и Чернышевский, что находясь в тех еще «жутких царских застенках» и сотворил до чего и впрямь бедовую книгу «Что делать?».
Однако при всем том до чего много было и тех самых разных авторов, что мирно сеяли именно ту всеобщую для всех нас – включая буквально так каждого – сущую же доброту…

Ну а ДОБРО, почерпнутое из книг, в которых острым пером прочерчивается самая суровая надобность сколь беспрестанно ярой борьбы с некоей той чисто абстрактной несправедливостью, как на грех обязательно еще затем поспособствует исключительно одноплановому и более чем стереотипному созданию вопиюще воинственных и краснознаменных жизненных приоритетов…
А между тем мечты и мысли о том, что впереди у всех нас и вправду должны быть и близко никак вовсе неодинаковыми и разве что лишь общее будущее, оно фактически неизменно одно на всех.

191
Да и то безгранично светлое (на одной лишь бумаге) грядущее воплощение красивейших мечтаний, всенепременно подымет народные толпы на борьбу с той лютой нечестью, которую следует полностью же целиком разом истребить, да еще и безо всякого вообще остатка…
Вот-вот даже и у великого Виктора Гюго в его романе «Отверженные» можно найти и подобного рода ужасные строчки.
«Так вот, монархия - это и есть внешний враг; угнетение – внешний враг; «священное право» – внешний враг. Деспотизм нарушает моральные границы, подобно тому, как вторжение врага нарушает границы географические. Изгнать тирана или изгнать (выставить) англичан в обоих случаях значит: освободить свою территорию. Наступает час, когда недостаточно возражать; за философией должно следовать действие; живая сила заканчивает то, что наметила идея. Скованный Прометей начинает, Аристогитон заканчивает. Энциклопедия просвещает души, 10 августа их воспламеняет. После Эсхила – Фразибул; после Дидро – Дантон. Народ стремится найти руководителя. В массе он сбрасывает с себя апатию. Толпу легко сплотить в повиновении. Людей нужно расшевеливать, расталкивать, не давать покоя ради самого блага их освобождения, нужно колоть им глаза правдой, бросать в них грозный свет полными пригоршнями. Нужно, чтобы они сами были ослеплены идеей собственного спасения; этот ослепительный свет пробуждает их. Отсюда необходимость набатов и битв. Нужно подняться великим воинам, озарить народы дерзновением и встряхнуть несчастное человечество, над которым нависает мрак священного права, цезаристской славы, грубой силы, фанатизма, безответственной власти и самодержавных величеств; встряхнуть это скопище, тупо созерцающее темное торжество ночи во всем его великолепии. Долой тирана»!

192
А между тем на все это можно ответить разве что словами самого же Гюго из его весьма вот талантливого романа «Девяносто третий год» и ведь там он фактически дает совершенно исчерпывающее представление о том, чего – это именно представляют собой две неразрывные части всего того никак неравного общественного организма.
«Признаемся, что эти два человека – маркиз и священник – были в каком-либо отношении как бы одним существом. Бронзовая маска гражданской войны двулика – одной своей стороной она обращена к прошлому, другой – к будущему, но оба лика ее в равной степени трагичны. Лантенак был первым, а Симурдэн – вторым ликом; но горькая усмешка Лантенака была скрыта ночной мглой, а на роковом челе Симурдэна лежал отблеск встающей зари».

193
Однако заря та с налитой кровью глазами весьма ведь многозначительно собою
напоминает наиболее же жесточайшего в этом мире рабовладельца, на этот раз заставляющего своего раба непросто усердно и безропотно трудиться, но и из дум (дела до сих пор чисто внутреннего), он-то людям своим дозволит иметь исключительно те, каковые ему окажутся только по нраву.

Причем наиглавнейшей побудительной причиной для возникновения новоявленного идеологического деспотизма, является как раз именно то, что слишком вот немыслимо много в каждом из нас всех тех безнадежно слепых амбиций, непререкаемых постулатов, священных догм, внушенных в узком семейном кругу яростных предрассудков…
И всякий великий талант, он и впрямь до чего же смело дозволяет более чем весомо как раз-таки и поделиться ими буквально со всеми теми, кого хоть как-либо вообще коснется, яркий лучик солнца, чьего-либо непомерно огромного духовного величия.

194
Автор всякого художественного произведения вовсе-то не мыслит одним тем ярчайшим праздничным светом и добром, нет, он пропускает сквозь себя весь окружающий мир, вполне доступный его духовному зрению и мировоззрению, ну а затем до чего широким потоком, он и выносит его куда-либо далеко-далеко наружу.
Его образы далеко не всегда действительно смогут быть весьма очаровательно чистыми и нарядными, раз в них порою незримо присутствует слишком вот много пыли несбывшихся надежд, глубоких ран разочарований, странствий по миру чужих фантазий, весьма ярко в силу божественного вдохновения так и переплетающихся со своею собственной…

195
И уж тем более тот донельзя приторно слащавый обман сколь на редкость подчас во всем свойственный вычурно приукрашенной блестками елейного вымысла художественной и высокоидейной литературе вовсе-то и близко не есть тот самый светоч во тьме египетской!
Ну, а в тех всецело доверху переполненных никак не сладкой, а скорее наоборот весьма ведь довольно горьковатой правды книгах, совсем уж ничего иного автору попросту и не останется, кроме того довольно-таки весьма искусного создания исключительно условных, и совсем неверно размытых границ, где кончается светлое добро, а начинается темное зло…
А как раз потому и поневоле оно в них как есть, бесподобно перемешивается в тугой и зачастую самый неразрывный узел.
Но в любом случае использование литературы, как более чем явственного мерила всего бытия в самой практической области обыденной жизни абсолютно уж вовсе никак неправомочно, ибо это ведет к одним лишь донельзя напрасным страданиям, а не к всеобщему свету и счастью.

И ведь это как раз оттуда и берет начало до чего нелепо взвешенная на весах холодного ума отвратительно черствая целесообразность, так и переполненная немыслимо доблестного отстаивания никак и близко ничем не оправдываемого насилия, которому попросту нет места вне рамок жестокой конкуренции всех тех и вправду полностью неразумных видов живых существ.
А человек сколь явственно обладает полностью самостоятельным сознанием, а потому и не может он пользоваться всем тем, что когда-либо вырабатывалось и весьма тщательно выкристаллизовывалось за все те крайне долгие миллионолетия, в мире кровожадно хищной плоти и всей той ведь до чего стойкой травоядной
непокорности…
Большой писатель Сергей Довлатов уж до чего вкрадчиво говорит нам об этом.
Довлатов «Филиал»
«По-моему, — говорю, — литературе нельзя доверять свою жизнь. Поскольку добро и зло в литературе неразделимы. Так же, как и в природе.

196
Вот в том оно все и дело, что у литературы достаточно много общего с живой природой, раз там вовсе-то едино уж всесильно царствует закон слепой и безжалостной целесообразности, и попросту не остается места гуманности, точно так же, как и для разумного снисхождения по отношению к навсегда, отныне навеки поверженному злу.

В живой природе подчас, несомненно, действуют законы, и близко никак не имеющие ровным счетом ничего такого и впрямь же действительно общего со всеми вот общечеловеческими наработками светлой духовности.
Причем культура, ее создавшая возникла как раз за счет полнейшего единения душ, ну а все это в более чем единый узел было увязано, именно что со всеми теми донельзя различными наработками искусства и человечности, а не с одним тем истинно отдельным его проявлением, коим неизменно является всякая художественная литература.
Живая жизнь всячески ведь беспрестанно и бурно более чем всеобъемлюще развивается, причем по тем чисто довольно-таки общеизвестным канонам, что самой неразрывной нитью взаимосвязано с тем еще невообразимым множеством строго же эволюционных параметров.
Да только вовсе их незачем сколь узко суживать, а именно до нескольких более чем жалких годов, не имея при этом в запасе всего того более чем невообразимо бесчисленного количества зим и лет во имя самого беспрестанного делания проб и ошибок.
И говоря обо всем том до чего незатейливо, природа она светла и мудра, но безнадежно при этом беспощадна и это ее исконное право, но вовсе никак не человека со всей его ограниченностью, косностью мышления, как и явной вздорностью и доселе вот никак нелегкого его характера.
А потому и весь тот великий мир литературы, кем-либо почти буднично и именно что наскоро превращенный в некий остро отточенный скальпель, столь многозначительно агностического восприятия всей вселенной, как мерило всего окружающего мира есть не более чем злобная насмешка над вполне разумным восприятием всех тех от века нас невзрачно окружающих реалий.
И безо всякой в том тени сомнения вся та ныне существующая действительность вполне подчас может быть и впрямь-таки немыслимо до чего еще донельзя злосчастно суровой.
Однако то и близко не повод, для того чтобы буквально всегда до чего резво сходу уж начать отыскивать тех самых вполне конкретных виновных, как и беспричинно так задаваться вопросом, а чего это именно прямо сейчас не сходя с этого места и надо ведь еще сколь незамедлительно, разом так предпринимать.

197
А впрочем, да литература действительно способна оказаться самым наглядным прикладным орудием для весьма вдумчивого анализа всей той вездесуще насущной реальности.
Но только лишь в самых общих ее чертах, а не в некоем том единственно так верном и исключительно на редкость более чем конкретном ее ключе, раз никак не сможет, она являться чем-либо действительно большим, нежели чем прикладным инструментом, однако, вовсе не эталоном на все времена самых безукоризненно доказанных житейских истин.

Возведение духовных богатств в эти и близко для них нисколько неприличествующие рамки, явно приводит разве что к одному тому довольно-таки на редкость значительному же сгущению туч фанатизма, а совсем не к нисшествию в этот плотский мир света высших форм любви и счастья.
И, дело то ясное, как раз подобным образом и обстоят, все эти наши довольно ведь общие текущие дела и вовсе не может то всецело как-никак оказаться, хоть сколько-то, вообще еще значит иначе!
Поскольку всякий праздно мыслящий интеллигентный человек вполне явственно будет способен, пусть и поневоле, а явственно поучаствовать в сотворении великого зла, руководствуясь при этом восторженно яростными принципами добра, сознательно или бессознательно, встав на его сторону под флагом всеобъемлющего счастья сразу для всех, а оно таковым оказаться, попросту и близко не может.

198
Как правило, всякий, кто громче всех других о нем кричит, более всего на свете разве что лишь только и желает заняться бы одной ведь той до чего еще низкопробного рода политикой, а вовсе не решением чьих-либо всегда уж и вправду до чего еще насущных житейских проблем.
Однако для того чтобы со всей той большой серьезностью достаточно глубокомысленно вникнуть в саму суть дела, ему всенепременно вполне еще разом понадобится всецело так сходу проникнуться духом единой на всех славной идеи.
Ну а вслед затем и сможет он до чего искренне же смело более чем нарочито и заговорить, как раз от имени ее всею той немыслимо абстрактной бледностью более чем победоносно сияющего лика.
А, кроме того, светлое добро, безусловно, может быть понято и как есть на редкость весьма вот донельзя на редкость поверхностно, да и довольно-таки схоластично.
А вследствие чего оно и будет исключительно же бестрепетно притянуто за уши к чьим-либо полностью единоличным и сколь еще совсем нескромным потребностям.

А именно потому из всего вышеизложенного сам собою и напрашивается весьма бесхитростный вывод, исключительно же красноречиво свидетельствующий как раз о том, что книги и настоящие ни к чему не притиснутые духовные ценности на наш сегодняшний день прекрасно могут и обойтись друг без друга в некоей той отдельно взятой человеческой душе.
Более того, иногда литература, несомненно, еще и способна всячески так расширить сознание подлого негодяя, придав всем его мерзостям, куда разве что поболее изощренный, да и донельзя на редкость продуманный вид.

199
Из каждых в этом мире 100 тысяч образованных людей обязательно можно бы черным по белому кровавыми строчками выделить не менее пяти сотен тех хитрых выродков, что некогда вполне осознано, послужили причиной смерти одного, а, пожалуй, и куда поболее – нескольких случайных жертв их как есть самого криминального рода изощренно сатанинских планов.
Это, в принципе, может быть, в том числе и чистой же случайностью, захотел разобраться с кем-либо одним, однако на деле совсем не обошлось без тех до чего и впрямь злосчастных жертв, лишь совсем так случайно попавших под горячую руку.
Да только все же, однако, из-за подобного рода сущих пустяков мало ведь, кто затем горючие слезы вполне еще всерьез сколь еще отчаянно так после вот проливает.
Причем речь тут идет именно о тех безумно страшных вещах, по поводу которых практически никто и нигде никогда не сможет возбудить хоть какого-либо действительно того на деле стоящего судебного разбирательства.
А потому и какое-либо возмездие за них вовсе не сможет прийти ни в едином глазу кроме уж может быть разве что на том самом до чего и впрямь небезызвестном «Негритянском острове» (по книге Агаты Кристи).

200
Да и если вот совсем безо всякой большой лупы несколько пристальнее взглянуть на людей, которые вполне осознанно (но далеко не всегда злонамеренно) или тем паче совсем не со зла (случайно), причинили кому-либо самые ужасные душевные страдания, то список тогда выйдет, куда явно так значительно шире и весомо необъятнее!
Однако зачастую тот всеми почитаемый человек, до чего самоуверенно совершивший донельзя же явную и самую безмерную подлость, так и останется для всех тех, с кем он был когда-либо лично знаком, несомненно, ведь чисто по-прежнему на редкость кристально порядочным и ничем таким совсем незапамятным, а потому и всеми уважаемым членом общества.
А все, потому что лавры большого почета наиболее наилучшая защита от любых сколь С-О-В-Е-Р-Ш-Е-Н-Н-О необоснованных обвинений.

И уж дело ясное, что все эти вещи почти всецело (за довольно-то редким исключением) неизменно же свойственны одним только людям действительно развитым, культурным и образованным, имеющим более чем вполне здравое представление, как о самой элементарной этике, да, так и высоконравственной книжной морали.

201
Книги – то вовсе и близко никак не окно в некий мир высокой и светлой духовности, а куда, скорее, на наш сегодняшний день одни лишь бесчисленные осколки разбитого зеркала высших, однако, и близко в нашем-то обыденном быту нисколько почти совсем недосягаемых истин.
Причем даже и то, что мы и вправду БЕЗУПРЕЧНО так можем, хоть сколько-то вполне достойно постичь, и осознать, далеко не всегда действительно впитывается, при этом вполне еще разом становясь в нас именно что до конца, как есть во всем той вот самой второй натурой.
Поскольку абсолютно ничто не будет способно полностью ведь надежно заменить, сам как он есть ход воспитания в правильном ключе буквально всяческой человеческой личности, причем еще и явно начав этот весьма сложный процесс почти с самого ее более чем изначального зарождения.

202
Книга – это яркий и сочный (с красочными иллюстрациями собственного и авторского воображения) учебник, но при этом он сколь намного сложнее всякой тригонометрии, а потому и постигнуть при ее весьма благороднейшем посредстве какую-либо стоящую того мораль, без доподлинно живых учителей, на деле окажется – практически уж вряд ли, что действительно возможно.

Школа и вольно или даже невольно окружающие нас люди, и впрямь-таки всенепременно оказывают, куда многозначительно большее влияние, чем любые, литературные творения, которые можно подчас обнаружить на покрытых пылью праздных слов полках общественных или чьих-либо сугубо ведь частных библиотек.

203
Причем и довольно-то многое в том самом сказочно большом мире литературы – это одна тщетная суета, да маята, и разве что отдельные представители писательской братии почти всякое свое новое слово, явственно высекали из цельного мрамора, однако между тем, тоже добытого на каменоломне величавого, но никак нисколько не святочного художественного вымысла.
Да и то, даже у тех довольно немногих несоизмеримо ни с чем великих авторов безо всякой в том тени сомнения вполне на редкость хватало и тех полностью как есть исключительно собственных немыслимо же грандиозных и воинственно амбициозных заблуждений.
Причем за все те никак не в меру восторженные благоглупости 19 столетия столь еще многие люди затем и заплатили ту самую непомерно чудовищную цену жития-бытия в царстве вечного и совершенно на редкость полностью так безупречно несбыточного грядущего всеобщего счастья.
И долго еще россиянам придется платить по всем тем старым, давно уж просроченным счетам.
И вовсе не одним тем ныне живущим придется всю жизнь расплачиваться за грехи отцов и дедов, но точно также и вполне доведется это делать и всем тем нисколько, пока и не народившимся их грядущим потомкам.
И сколь хорошо еще, что никак ведь не расплатились мы буквально все разом за то самое никак несветлое прошлое всей на свете где-либо и когда-либо только существующей жизнью…
Ну так то, скорее всего одно лишь пока дело случая, а в некоторой мере и того не вполне еще как есть, предостаточно же сурово мыслящего политического руководства всех тех стран ныне обладающих смертоносным ядом ядерного вооружения.
Однако при всем том вполне же довелось многим из нас, непонятно зачем выстоять всю свою жизнь в длинной очереди за тем, так никогда и не наступившим счастьем, которое кое-кому, собственно, лишь явно пригрезилось в некоем как есть еще кошмарном идеалистическом сне.
И эти доморощенные иллюзии, как удушающим одеялом разом накрыли собой думы сразу ведь нескольких поколений, а потому и были те чрезвычайно наивные люди всецело поглощены густой и непроницаемой тьмой ласково лживых надежд.

204
Ну а объявился бы на свет Божий этакий великий человечище, которого нам тут именно что и близко как-никак вовсе и не доставало в эти самые нынешние и сегодняшние исключительно томительные часы более чем чрезмерно резвого и излишне поспешного перехода от того самого крайне неспешного гужевого бытия к сверхбыстрым космическим скоростям…
Однако, между тем, остается и близко неизвестным, действительно ли, в конечном итоге, жизнь всего человечества, и вправду некогда изменится к чему-либо вовсе вот многозначительно лучшему или наоборот, а не станут ли со временем нынешние беды именно что донельзя суровой предтечей всеобщего уж и впрямь самого неизбежного грядущего конца.
Мертвое или попросту вконец выродившееся нынешнее человечество сможет до чего многое вполне верно предотвратить, а прежде всего то самое разве что лишь некогда затем более чем явственно последующее возникновение той ведь самой истинно новой, скажем, к примеру, дельфиньей цивилизации.

А между тем какой-нибудь великий исполин безмерно возвышенной, однако при всем том где-либо глубоко изнутри уж явно совсем и близко не точенной червем сомнения духовности и впрямь-таки мог бы всецело обречь людей на самую верную общую погибель, да еще именно с той весьма откровенно большею бесславную вероятностью.
Причем все это именно в свете той на редкость всеобъемлющей веры в где-либо напечатанное слово, словно бы при наличии соответствующего таланта, оно и впрямь само собой разом превращается в то самое Божие откровение, даденное людям на горе Синайской.
А между тем безо всякой в том тени сомнения полностью ясно тут именно то одно.
А именно, что руководствуясь принципами нисколько подчас неразумных политических игр, а главное еще и в тех неистово катастрофических масштабах, нынешнее человечество будет всецело способно разве что разом загнать само себя в угол. Ну а из этого злосчастного угла оно выползет только лишь явно на карачках прямо-таки как есть назад в дикую природу или не выползет, оно попросту вот тогда никуда.
И надо бы тут прямо и в лоб сколь ведь откровенно заметить, что теми самыми вооруженными до зубов клыкастыми амбициями нынешняя техногенная цивилизация и близко не стала бы баловаться, безо всей той совсем не в меру на редкость разгоряченной и нетерпеливой философской мысли…
Ну а так вместо вполне благородного обдумывания каких-либо более чем верных возможностей самого степенного и постепенного изменения всех окружающих реалий, нынешнее любомудрие уж всецело-то до чего ответственно занялось весьма углубленным и исключительно безразличным ко всем судьбам мира самым-то яростным самокопанием.

205
Но это философия, а Лев Толстой, к примеру, «гигантом светлой всеразрушающей мысли», и близко совсем никак не являлся.
Однако при этом довольно многие его личные и крайне наивные взгляды на жизнь были более чем откровенно вредны для всякого безупречно же нормального и пошагового развития всего российского общества, а значит и всего этого мира, поскольку Россия страна общемирового, а не местного и регионального значения.
А все-таки до чего, несомненным фактом само собой является именно то, что какой-либо иной российский литературный гений, вполне вот как пить дать еще уж непременно сумел бы до чего верно обречь все нынешнее человечество на самый величайший грех и впрямь более чем весьма так непоколебимого самоуничтожения.
И если подобного рода палач всех народов Земли попросту уж явно совсем этак никогда не родился или он некогда умер еще во младенчестве, то вовсе навряд ли большая заслуга всех тех, кто непременно бы внимал всем его речам с самым проникновенным чувственным вниманием.
И сколь еще, то до конца всецело ведь очевидно, что те самые читатели 19 века действительно обладали донельзя же обостренным чувством глубочайшего сопричастия ко всем тем мыслям великих авторов, как и всею душой, стремились к повторению поступков на весь необъятно широкий мир прославленных ими «героев».
И если герои хотят не только расшатать веками существующие устои, но и сокрушить весь мир, обратив его в прах, то почему бы это благодарным читателям не последовать их до чего еще совсем бесславному примеру.
Однако не один из классиков 19 столетия этаким исполином чудовищно разрушительной мысли нисколько и близко-то совсем не являлся…
Правда у Льва Толстого в «Анне Карениной» надо сказать явно уж промелькнула мысль, вполне возможно осиротившая в течение всех тех лишь затем еще только последовавших поколений энное количество более чем однозначно с виду совершенно благополучных семейств.
Вот они эти его слова.
«Но это не только была неправда, это была жестокая насмешка какой-то злой силы, злой, противной и такой, которой нельзя было подчиняться.
Надо было избавиться от этой силы. И избавление было в руках каждого. Надо было прекратить эту зависимость от зла.
И было одно средство – смерть.
И, счастливый семьянин, здоровый человек, Левин был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться.
Но Левин не застрелился и не повесился, и продолжал жить».

И все-таки, однако, нечто подобное и близко никак не похоже на истинно вселенскую катастрофу.

206
Но при всем том Лев Толстой, довольно-то многое более чем деятельно сделал именно вот ради грядущего процветания империи зла по вполне справедливому (в смысле оценки политической системы) определению Рональда Рейгана.
Причем она таковой была вовсе не по отношению к неким рядовым американцам, которым судя по рассказам их же собственных великих писателей О’Генри и Джека Лондона в начале 20 века тоже не очень-то сладко и совсем уж невесело жилось.
Однако со всей очевидностью безмерно перепугавшись возможности повторения русского сценария – американские привилегированные классы со вполне здравой расторопностью, всячески затем расстарались, дабы создать для своего народа совершенно иные, куда только поболее уютные условия, дабы обитали они в просторных домах, а не в пресловутых хижинах дяди Тома.
А буквально в то же самое время общее состояние дел в СССР было сколь невообразимо мрачным, поскольку в его лике на редкость безотрадно воплотилось все то пламенем революции, словно бы пыльный ковер с самого низа кверху приподнятое и впрямь еще умиленно помпезное имперское бездушие.
Все те официально заявленные права советских граждан были сплошной дутой фикцией, одними теми чисто популистскими методами грубо устраняющей всякую безработицу, но зато вполне ведь реально весь тот новоявленный «пролетарский строй» так и объявил самое неотъемлемое право на отдых на довольно многих рабочих местах.
Ну а Лев Николаевич Толстой, со всей той своей до чего невообразимо же прискорбной стороны весьма вот немало при этом поспособствовал всяческому тому вовсе-то никак и близко не поэтапному становлению в России именно как раз подобного более чем многозначительно самого злосчастного режима.

207
Несколько ниже можно будет до чего наглядно лицезреть самый конкретный пример мышления всемирового гения и классика Льва Толстого, который в его «Анне Карениной» буквально распинает по всем статьям, саму как она есть жизненную необходимость всеобщего сподвижничества в деле крайне так самого настойчивого, а вовсе-то не спонтанного просвещения всего народа.
Причем явно доводиться ему, при этом использовать самые различные слова, однако лишь только-то ради того, дабы сколь исключительно увереннее и шире затем еще раскинуть в душе представителей родовой аристократии все те на редкость широкие сети всяческих умственных и нравственных предрассудков.
И ведь как раз именно таковых главной сутью, которых было именно то, что как оказывается, и близко вот нет ничего поважнее, того самого и впрямь до чего воинственно самоотстраненного великого счастья всех тех знатных и образованных, зажиточных людей.
Ну, а идти к нему, следует разве что лично своей донельзя же своекорыстной дорогой.
Да только между тем все это более чем явное сумасбродство совсем и близко никак вовсе неподобающее для каких-либо всесторонне развитых личностей действительно желающих обустроить у себя на родине полноценно светлую и спокойную жизнь.
Раз таковою она может стать лишь от вполне разумного и последовательного вмешательства во все те и впрямь до чего еще беспокойные дела общественные!

208
Однако автор и близко никак не рассчитывает - это хоть сколько-то вообще доказать одному из тех истинно всезнающих людей, для которых именно подобное представление о судьбе цивилизации, как и о наиболее справедливейших принципах всеобщего общественного существования более уж всего, как раз и к лицу.
Поскольку это и есть, собственно то, что, они поболее всего сколь многозначительно чтут, так как чего-либо подобное как ничто иное во всем соответствует их сугубо личностным вкусам, а также и всем их наиболее заглавным жизненным приоритетам.
Вот они слова Льва Толстого. «Анна Каренина».
«Я думаю, что двигатель всех наших действий есть все-таки личное счастье. Теперь в земских учреждениях я, как дворянин, не вижу ничего, что бы содействовало моему благосостоянию. Дороги – не лучше и не могут быть лучше; лошади мои везут меня и по дурным. Доктора и пункта мне не нужно, мировой судья мне не нужен, – я никогда не обращаюсь к нему и не обращусь.
Школы мне не только не нужны, но даже вредны, как я тебе говорил. Для меня земские учреждения просто повинность платить восемнадцать копеек с десятины, ездить в город, ночевать с клопами и слушать всякий вздор и гадости, а личный интерес меня не побуждает.
– Позволь, – перебил с улыбкой Сергей Иванович, – личный интерес не побуждал нас работать для освобождения крестьян, а мы работали.
– Нет! – все более горячась, перебил Константин. – Освобождение крестьян было другое дело. Тут был личный интерес. Хотелось сбросить с себя это ярмо, которое давило нас, всех хороших людей. Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки - дурачка: "Признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?" – "Ась?"
Константин Левин уже отвлекся, стал представлять председателя и Алешку-дурачка; ему казалось, что это все идет к делу.
Но Сергей Иванович пожал плечами.
– Ну, так что ты хочешь сказать?
– Я только хочу сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешку-дурачка судить, – я не понимаю и не могу».

209
Да, уж, действительно, хоть сколько-то посильно участвовать во всей той общественной жизни дело крайне порою более чем и впрямь весьма отвратительно тошнотворное, а кроме того еще оно и совсем на редкость чрезвычайно нечистоплотное.
Ну, а потому и для всякой той большой души оно уж как-никак вовсе так явственно совсем непростое… поскольку довольно во многом оно как есть более чем неизбежно ведь чрезвычайно склизкое, да и донельзя во всем невероятно скользкое.
И именно поэтому им по сей день и заняты, как раз-таки те, кто никогда и близко не забывают про свой собственный до чего широко оттопыренный карман.
И этак сему и быть и впредь, пока вот не научится российская интеллигенция видеть весь этот мир в несколько ином, куда поменее на редкость прекраснодушном свете.

Причем, безмерно великое благодушие к самой себе со всею же великою страстью любимой у нее и впрямь, увы, сколь еще неотъемлемо сочетается и с тем чисто наспех весьма скромненько прикрытым фиговым листочком мнимого радушия, сущим-то откровенным презрением ко всем тем прочим простым обывателям.
И у того же Льва Толстого было далеко отнюдь не самое наихудшее отношение ко всему тому простонародью его века и страны.
А, все-таки, все то на редкость высокородное его презрение к простому мужику при той не очень уж и тщательно скрываемой им зависти к нему, как и ко всему его сословию, буквально вот само по себе неистово пышет из всего творчества, безо всякого сомнения, великого графа Льва Николаевича.

210
И если действительно вполне всерьез заговорить об довольно сильном влиянии со стороны художественной литературы, то ведь легче всего оно приживается, и впрямь-то давя на мозг, как раз тогда, когда оно сколь неизбежно ведет именно во тьму предрассудков, а вовсе никак не к свету высших и величественных истин.
Вот еще довольно яркий пример из творчества Льва Толстого, где он весьма усердно всячески расшатывает старые догматические постулаты, да только все новое при этом он не насаждает, а лишь наспех низводит, на нет все те столпы прежних господских забот и утех, что были от века, по его мнению, вовсе неправедны.
Лев Толстой «Война и Мир»
«Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью". Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что-то новое, всякий раз изумляла его. – "Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им все, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть, так надо! Но мне-то, мне куда деваться?" думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности».

211
Однако чего это тут попишешь, раз буквально весь этот мир снизу доверху более чем явственно переполнен всякого разного рода злобной скверной и любое его серьезное улучшение никому из нас чистых рук, совершенно так не сулит, и можно лишь порою суметь явственно отличить, где грязь, а где та напрасно пролитая кровь.
Да только кое-кому нечто подобное явно и близко ведь совсем непонятно!
Причем тот наиболее короткий путь неизбежно более чем бездушно кровав и жесток, зато уж, ясное дело, и близко он будет вовсе не грязен, а потому и идти по нему окажется широко, светло и весьма раздольно, поскольку всю черную работу на себя возьмет кто-либо без тени сомнения, БЕЗУСЛОВНО, другой.
Ну а как раз потому и самое время было до чего тщательнее подготовить ко всей той грядущей эпохе всеобщего радостного света довольно-таки хорошо вспаханную идеалистическую почву.
Ну а как раз ради того, чтобы сколь посильно ее приблизить и стоило бы со всею светлою душой и вполне приличествующими всей ведь данной ситуации мыслями исключительно же ответственно разом заняться именно, что тем донельзя обескровливающим благородные лица суровым обличением, всей той чисто врожденной никчемности стародавнего российского царизма.

212
Причем, конечно, никак не ради всеобщего порабощения диким и отъявленным злом, и раздавались некогда все те неистово громкие воззвания, что до чего чувственно призывали всех и вся чисто так сходу ринуться ко всем тем совсем необъятным (уж никак пока вовсе и не освоенным) просторам добра.
А между тем мнимые блага находящиеся крайне так далеко за горизонтом это, прежде всего, один только тот рай на небесах до которого своими ногами точно вот никому и никак совсем не дойти.
Правда люди, так и сулившие некогда новые времена вполне искренне, подчас верили в свои россказни, а потому и суровую казнь прошлого они считали вполне приемлемой, хотя и крайне суровой мерой.
Для них она была оправдана безумным светом искрометно же наилучшего бытия всех грядущих поколений.
Однако при этом надо бы весьма ведь всерьез попросту разом заметить, что уж те самые донельзя тяжкие заблуждения истинных праведников, в конце концов, непременно обходились человечеству, куда разве что на редкость значительно дороже, нежели чем все те злодейства всяческих упырей и вурдалаков рода людского.
Причем даже если и выходит чего-либо сносное, а не гнусное из всяческих сколь еще разве что изначально сладостных начинаний…
Однако вот светлые намерения исключительно редко сбываются в их доподлинно изначальной форме, поскольку любые теоретические выкладки, всенепременно, потребуют до чего еще весьма длительной обкатки на самом что ни на есть практическом уровне.
Причем буквально всякое правое дело, до чего изумительно собой олицетворяющее путь самых многозначительно добрых исторических свершений, никак не состоит из кровавых дел, что были совсем до чего еще нелепо призваны, всецело отлучить от власти ту самую отчаянно гнетущую и порабощающую силу в каком-либо вполне конкретном и более чем неблагополучном царстве-государстве…
Нет, надо бы сперва устранить саму первопричину безгласности и безропотности довольно-таки многих простых граждан, а как раз для того и надобно дать им знания обо всех их гражданских правах, однако при этом и близко не забывая совсем уж не вскользь упомянуть и обо всех прямых и наиболее главных их обязанностях.

213
А нечто подобное и близко ведь никак не окажется до чего наскоро еще достигнуто именно вот путем того самого сколь еще спешного же обрушения всей той, как она ныне есть общественной пирамиды.
Поскольку она всецело состоит из одних и тех полностью во всем всегда же исключительно этак вовсе идентичных и взаимозаменяемых частей…
Просто кое-кого она всею великой мощью своей бессердечно и яростно совершенно же придавила, ну а кто-то по всему своему праву рождения исключительно и впрямь более чем безвылазно находится на самом том остром кончике ее всевластной и неземной вершины.
Причем весьма существенной разницы между теми или иными людьми попросту так нет, как нет, да и быть ее ни в едином глазу вовсе и близко нисколько не может.
Находящиеся наверху только лишь получают в свои руки рычаги управления, и они ими всячески же пользуются совсем не ради счастья масс, а только лишь для удовлетворения своих личных огромных амбиций.
И если их попросту смести с дороги, то те у кого точно те же амбиции сочетаются с абсолютным слепым невежеством разом вот не оставят во всей стране камня на камне оттого, что хоть как-то было связано с какой-либо вообще человечностью и непритворным, а вполне истинным гуманизмом.
Да и вследствие разрушения всей той долгими веками безбедно просуществовавшей общественной пирамиды буквально уж все затем разом придет более чем совсем бесконтрольно в дикое движение…
И почти немедля на месте прошлого довольно-таки величественного общественного здания сколь еще основательно без тени сомнения, разом же затем возникнет некая та несколько вот совсем другая форма насильственно взаимосвязанной коллективной жизни.
Причем будет она при этом явно иметь в точности тот прежний облик, а исчезнут тогда одни те наиболее хрупкие элементы ее конструкции все остальное останется полностью в силе.
Более того, все те самые отвратительные элементы ее конструкции лишь разве что как есть, только поболее всецело уж явственнее разом тогда всецело так укрупнятся.

214
Так, что какой-либо на редкость реальной пользы, как и истинного блага народа, ото всех тех весьма и весьма искрометно многообещающих революций нисколько-то нигде и никогда и близко явно уж попросту не бывает…
Да они действительно порою на редкость вдохновенно преуспевают, и прежде всего, в смысле более чем невообразимо верного, да и столь немыслимо безвозвратного сокрушения всеми теми долгими веками исключительно ведь безбедно доселе просуществовавшего лютого зла.
Однако проку от всего этого нет, как нет, да и быть его вовсе никак и близко не может.
Революционные веяния с собою на редкость безудержно и бурно разом приносят целый же ворох восторженных слов, да только сеют, они при этом один лишь безмерно великий вред, как и собственно, носят все их черты те ведь самые явные свойства немыслимо чудовищных стихийных бедствий.
Правда, нет худа без добра, а без темных тупиков попросту никак во всем том дальнейшем уж вовсе не может быть всего того и впрямь еще ослепительно яркого конечного света.
И все же восторженно славословя и боготворя все те безнадежно темные, а не просто никак совсем неудачные социальные эксперименты дикого идеалистического прошлого, некоторые, до чего попросту напрочь при этом забывают всю их непомерно тяжкую цену.
А между тем впрямь-таки, словно бы творя заклинания, проникновенно и заискивающе ласково говоря об их чисто случайно нескладно сложившейся будущности, можно не дай Бог разом, и претворить в жизнь и те некогда последующие вооруженные восстания, дабы дело-то ясное сходу отыграться за все беды тех сколь недавних вовсе-то нелегко минувших времен…
И вот будто бы в тех еще до чего изначально как есть достаточно так криво и косо заявленных целях и идеалах, и была некогда и вправду заложена та самая искра разума, которой и предстояло, затем раздуть великий и общемировой всеочищающий пожар…
Да только сама первопричина всего того ныне имеющегося запустения и обездоленности она точно ведь не в каких-либо где-либо уж и доселе правящих бал привилегированных классах.
Нет, все тут дело было в одной той самой исключительно общей сущей необустроенности всего общества, что попросту никак было совсем неспособно достичь всяческого достатка и благоденствия для буквально-то всех его членов.
Причем если на истинно разумной основе и начать более чем вдумчиво исправлять те самые почти врожденные недостатки всего того ныне существующего общества, то уж как есть, заниматься всем этим следовало бы единственно что всем миром и явно ведь разве что сообща.
Ну а, слащаво натравливая людскую толпу на ее и близко никак не безгрешных правителей, можно лишь медленно, но верно и впрямь некогда еще создать привольно благодатную среду для самого массового размножения всех тех грядущих своею мозолистой стопою так и прущих во власть значительно поболее отвратительных паразитов.
Вот только-то и всего, что вполне естественно, ныне без году неделя, как вышедших из самого что ни на есть простонародья.

215
И на редкость во всем, безусловно, что какой-либо настоящей и истинной пользы от всей той сколь разнузданной и кровавой свары внутри того полностью единоутробного общественного организма и близко не будет ровным счетом именно что ни на грош.
От нее можно ожидать одной той еще нравственной и культурной деградации всего общества как единого целого.
Лучшее будущее никогда не создать на истлевших костях несветлого прошлого оно так и останется тем же несветлым и лишь твердокаменнее станут лица чиновников, а все, потому что власть обнищавшая умом главной страстью сделает одно только свое самовозвышение над народом, но никак не заботу о нем.
Людей лелеющих надежды мигом создать лучшую жизнь одолевают одни только страсти Господни праздных рассуждений о чем-либо ими никак при этом не облекаемом в будничное платье серой действительности.
Они просто громко искрят суровой мыслью и все…
Зато вот все те немыслимо злые чаяния по поводу лишь некогда всенепременно затем разом грядущего разрушения чего-либо, вконец опостылевшего и обветшалого, и приводят в неописуемо дикий восторг, всех тех, кто неистово жаждет, под самым суровым видом полнейшего изничтожения всего того темного прошлого именно его весьма значительнее во всем укрепить.
Да только с самым всенепременным своим во всем этом деле донельзя наглым и нисколько уж абсолютно непрошенным пронырливо веским участием.
И наиболее главным козырем в их руках подчас же становится как раз-таки именно то, что всякого рода идеалистически настроенная литература до чего неласково и флегматично на редкость яростно строила гневные глазки всему тому ныне существующему настоящему, что так и пропахло самыми негативными более чем ретроградными тенденциями.

216
И ведь как раз этаким образом оно и было с поздним творчеством великого Чехова: его достойные, светлые мысли до чего незыблемо прочно в русскую почву никак и близко совсем не осели…
Зато все те исключительно неразумные, плоские суждения и послужили барабаном, неистово бьющим в набат: вставайте, мол, люди супротив неимоверно злосчастного угнетения.
И это притом, что надо было сколь громко требовать от той ныне существующей власти именно самого уж незамедлительного и длительного заточения в острог всех тех, кто всегдашне гребет своими лапищами народное добро, и близко при этом, никак не поучаствовав в его еще изначальном и полностью, как есть продуктивном же возникновении.

А между тем тот беспутный и плохой помещик свое добро порядком так быстро уж явно подрастеряет, ну а взяточник и вор на государственной службе как раз наоборот – им до чего наскоро вот весело вдоволь еще разживется.
Причем речь тут будет идти совсем не о том, что действительно имело хоть какое-либо самое полновесно здравое отношение ко всем, тем вящим же его интеллектуальным усилиям, направленным именно, что как есть более чем однозначно в одну лишь крайне так всецело полезную всему обществу сторону.
Он ведь, те денежки неправедным путем им нажитые – своим потом и кровью никак не полил, а то и другое всенепременно бывает и в чисто полностью одном лишь и только самом прямом интеллектуальном смысле.

217
Умный человек без тени сомнения может, и нечто подобное во всеобщее благо достаточно же быстро и вправду еще всецело создать; всею силой своего непомерно могучего интеллекта, что целый край будет затем долгими веками, год за годом богатеть и всячески процветать.
Ну а тогда его большой дом и самые всевозможные в нем нежные удобства это вполне надо сказать самая еще справедливая плата за весь его ратный интеллектуальный труд.
И это именно подобного рода богатство и будет в корне во всем явно разниться от того кем-либо именно что до чего всецело же второпях враз нахапанного добра из нисколько и близко совсем не безразмерного общего кармана.
Причем подчас все те происки личной и крайне ведь корыстной выгоды еще и несли самый явный и прямой ущерб всякому тому чисто как есть дальнейшему общественному процветанию.

Но очень уж явно исключительно так радостно никак не в меру размечтавшиеся Антон Чехов со Львом Толстым о том, наверное, ни сном, ни духом и близко не ведали, или попросту говоря, никак не желали они обо всем этом хоть чего-либо, собственно, знать.
А как раз-таки именно потому вместо светлого, вечного, доброго, они сколь рьяно посеяли семена логически плохо обоснованного самого абсолютного всенеприятия всей той крайне тоскливой и вящей обездоленности, будто бы и впрямь некогда имевшей место посреди совсем вот повседневно так или иначе окружающей их поколение более чем бескрыло «невзрачной» действительности…

218
И, конечно, они тем разве что только и всего, что явно выражали все те свойства никак и близко совсем же нисколько неровного дыхания всего своего времени, держа при этом руку на самом его пульсе…
И кстати, все эти их никак неуемные, патетические рассуждения о великой скуке и всеобъемлющей жажде именно что буквально любого труда, без тени сомнения разве что и являлись теми еще на редкость элементарными, и впрямь-таки попросту вязнущими в тине прекраснодушного ума сентиментальными отголосками всеобщих интеллигентских дискуссий того нынче крайне далекого времени.

И то сколь великое горе от ума исходило как раз-таки от душ людей многодумно и мечтательно отстранившихся от всякого действительно позитивного творческого труда, коли тот более чем явно находился, где-либо полностью ведь вне жестких рамок их сугубо профессиональной деятельности.
Да только с ветряными мельницами на одних лишь громких словах воевать было их самым же обыденным, можно даже сказать, наиболее прозаическим занятием во все, то свободное от всех тех трудов тяжких – полностью вот чисто личное их время.

219
А им-то и впрямь довольно-таки на редкость скучновато ведь стало некогда жить на самом краю Европы, в той еще попросту до чего невообразимо безмерной дали от просвещенности и великих идей сущего перевоплощения мира в некое более чем многозначительно вовсе-то совсем иное полноценно как есть чисто завтрашнее его всемогущее качество.

Раз уж им весьма ведь безумно чисто как есть, на редкость радостно тогда захотелось – именно в России и воплотить в жизнь все, то, что более чем лучезарно так и сверкало всем своим мишурным блеском пред их ученым взором из тех самых как есть основательно заплесневелых кожухов тяжеленых фолиантов европейских философов-схоластов.
И надо же вместо того, чтобы вполне взвешенно и на редкость постепенно так до чего благоразумно приучить простой народ думать и читать им, понимаешь ли, совсем вот бестрепетно разом тогда так и потребовалось совсем недвусмысленно всячески вдохновить простых людей всяческими теми до чего изначально полубредовыми идеями.
Причем все это некогда сколь явственно делалось разве что, дабы на редкость стоически весь тот народ, еще уж затем более чем беспардонно возглавить, вполне для того взвешенно вооружившись знаниями, которые можно было во всей полноте объять лишь до самого дна души просветившись заоблачными высотами передовой европейской мысли.

А между тем подобного рода вещи происходили, никак не иначе, а разве что только из-за всего того, что всякому тому безмерно ведь прекраснодушному сознанию восторженной интеллигенции, оказалось вовсе-то и близко никак недоступно всяческое довольно-таки совсем недвусмысленное понимание тех еще самых наиболее элементарных житейских истин.

220
Правда, та жившая еще в 19 столетии российская духовная знать на более чем добрую половину точно также впрочем, как и сегодня весьма явственно состояла из точно тех восторженно благодушных идеалистов.
Однако то вовсе не означало, что они действительно были всецело ослеплены чисто книжными блажными истинами.
Очень многие из тех людей буквально все в этой жизни отлично понимали, причем до самых наимельчайших совсем уж нисколько неброских его деталей.
И попросту были те светлой души интеллектуалы никак не готовы в чем-либо поступиться, из своих железных и острейше прямолинейных принципов, как всегда заключающихся в самом абсолютном их нежелании, даже и ненароком перепачкаться в мрачных миазмах необычайно широкой общественной жизни.
И, кстати, именно в том и была, собственно, заключена сама суть их подхода ко всей той, так или иначе, столь подчас весьма же назойливо и суетливо окружающей действительности.
То есть само восприятие всей той как она есть на редкость мелко копошащейся вокруг них общественной жизни неизменно было идеалистически восторженным, да и столь воинственно от всего того дурнопахнущего совсем уж непримиримо раз и навсегда полностью отстраненным.
Причем было - это и есть чисто в подобном духе именно из-за того на редкость извечного их умиленного устремления ко всему тому наиболее наилучшему и отчаянно одухотворенному, да и явно наперекор всему тому сколь обезличено же донельзя ведь всецело бытовому…
Ну а эдакий подход и приводит к сущему поиску всего того необычайно неординарного, а оно уж вне всех тех возвышенных строк изящной словесности больше вот нигде совсем и не водится.
Причем светлые идеалы вообще нельзя приравнивать к чему-либо существенному, а только и можно их рассматривать как некую заоблачную грань, где ничего реального быть попросту и не может.
Да и никак и близко нельзя при помощи совсем уж далеких от всякой той истинной реальности идеалов вполне еще правомерно снимать мерку со смрада, быта и грязи всей той окружающей каждого из нас на редкость серенькой жизни.
А впрочем, и всякий отдельный человек никак не может быть рассматриваем только с точки зрения его душевных и интеллектуальных качеств, потому как среда обитания определяет слишком уж многое во всем его истинно каждодневном поведении.
И прежде чем искать в нем чего-либо хорошее - надо бы в нем это хорошее до чего еще умело верною рукой постепенно посадить, а лишь затем до чего неспешно дожидаться вполне должных всходов.
И ясное дело никак не десятилетия…
Но кто-то ведь делает все полностью явно совсем наоборот.
А между тем, то как-никак, а идет в довольно-то существенный ущерб всякому здравому смыслу до чего беспрестанно сколь ворчливо верещащему именно про то, что этак-то сразу чего-либо хорошее, если и может быть найдено, то только там, где к нему весьма многое было взвешенно и тщательно задолго вот заранее вполне подготовлено.
Ну, а в том самом случае, коли все это было и близко ведь явно не так непременно же всеми силами еще доведется кому-то его извлекать, засуча рукава из самых нечистот сугубо личной или того непременно хуже… из нечестиво зловонных недр всей той донельзя широкой общественной жизни.

221
И уж, судя по всему тому на редкость бескрайне безапелляционному максимализму, с которым автор и впрямь-таки оказался до чего уж поневоле сколь еще всецело знаком, кто-либо всенепременно более чем незамедлительно вымолвит.
«– Ну и как это какой-либо интеллигентный человек уткнет свое чистое лицо в сущую скверну самой всепоглощающей общественной грязи, он же почти тотчас незамедлительно станет вполне до конца более чем вполне естественной ее частью»?
А ответ на эти инсинуации будет примерно таков, да этого ему будет и близко никак не миновать, но разве что лишь в том единственном случае, коли он весь в ней разом увязнет, ну а будут у него не столь безупречно чистые, пусть даже и вечно вот дурно пахнущие руки…
Руки не самая важная часть организма души, если ее этак можно назвать.
Главное, чтобы в сердце не было пламени ненависти без твердого знания, чего это именно ты ненавидишь, а то ведь праведник ненавидящий темное зло невежества подобен зрячему попирающего ногами слепого за то, что он слеп.
И это именно тогда, когда свет душ и станет всеобщим светом людским и вправду еще уж станет возможным к подобному делу подходить сколь еще весьма еще полноценно на редкость явно иначе.
Да только чему-либо подобному будет дано произойти разве что тогда, когда весь этот мир никак далее совсем уж и не будет до самых его краев и вправду более чем безмерно переполнен всяческой чисто человеческой и крайне отчаянно гадкой скверны.

222
Причем автор вполне же резонно считает, что раз руки совсем вот наотрез отказываются хоть как-либо замарать крайне липкой грязью, то нечто подобное само собой вскоре, еще приведет именно к тому, что те уж и впрямь непременно окажутся, по самый локоть обагрены в чьей-либо вовсе напрасно и безвинно пролитой крови.
И ведь в широком общественном смысле подобного рода представления они уж до чего этак особенно тягостны.
И прежде всего потому, что, не разобравшись где грязь эгоизма, а где слепое невежество собственника можно было только лишь угробить самые наилучшие намерения и утопить свой несчастный в крови его бывших господ.
Причем Антон Чехов, Лев Толстой, Максим Горький, как раз-таки и посеяли на русской почве семена именно подобного рода сколь еще близоруких представлений обо всем том мирском бытии, делающих дело и тех, кто громко и отвратительно чавкая, беззастенчиво пожирает плоды чьих-либо тяжких трудов буквально от века и впрямь достопочтимо же праведных.

223
И ведь все это, как и понятно, было на редкость верно разом усвоено всем, тем тогдашним общественным организмом, а именно потому и всколыхнулась волна дичайшего насилия, причем вполне до конца наглядно же спровоцированного, в том числе и беспрестанными «благожелательными» словесными излияниями великих творцов всемирной, а не только исконно российской литературы.
А между тем им бы хоть как-либо надо было весьма
вдумчиво и безотлагательно разом уж поступиться всеми теми чисто абстрактными общемировыми ценностями, а всецело заняться чем-либо своим и самым конкретным – ведь им, само собой, разумеется, на то более чем всерьез никак небезосновательно тогда намекали.

Не иначе, как именно за этим и отправился Чехов на далекий остров Сахалин.

224
Однако в целом слишком то было ему донельзя мелко и чуждо, а также и сколь явно близка была его извечно юному сердцу величественная европейская культура, как и заря новой мысли, чтоб он посеял на русской почве хоть какие-либо иные семена, то есть те, что и дали бы более ДОБРЫЕ всходы.

При этом вполне возможно, что Чехов, Лев Толстой, да и Достоевский вовсе и близко совсем не воздвигли великое ханство грядущего хозяина всей той от края и до края русской земли.
Однако до чего еще же старательно они как есть, весьма охотно поучаствовали во всем том чисто теоретическом обосновании его лишь некогда исключительно так затем только грядущих всевластных приоритетов!
В их книгах совсем исподволь до чего бездумно ведется повествование о некой той истинно так неминуемо разве что лишь весьма благостно последующей эре всеобщего труда и той самой довольно-то совсем как есть безмерно созидательной благости распределенной сразу на всех и совершенно же полностью поровну.
Причем речь у них неизменно идет о чем-то, что само себя из сущего ничего обязательно всем нам на радость вскоре вот породит, и надо, мол, лишь отказаться от буквально всех мер насилия, наспех сблизится со своим народом, проникнуться его мудростью – ну а далее и всему тому благому делу полный конец…

225
Правда и то вполне же полностью оно возможно, что кто-либо и близко никак не увязывает неким морским узлом всякую обыденную жизнь с тем самым истинно величайшим на свете чисто книжным вымыслом.
Да вот, однако, люди высокой духовности подчас уж делают это почти что совсем неосознанно, до чего еще искренне того явно никак не понимая, что возведение книжных истин в статус полной непогрешимости приводит к самой бесподобной отрешенности от реалий простецкой жизни.
Да к тому же люди живущие иллюзиями создают нужную почву для возникновения державы, в которой главными болтами скрепляющими остов всего государства и окажутся всякие праздные и пустые мечтания...
И вековая химера коммунизма до сих пор держится на плаву и имеет своих строгих и весьма насупленных сторонников.
Ну а что до потомков тех, кто некогда подготовил нужную почву для процветания лживых идей…
То вот они и по сей день, мыслят и чувствуют чисто поверхностно, так и, купаясь в атмосфере прекрасных чаяний и веяний лютого нового времени.
И эти люди близко так совсем не видят тьмы только лишь сгущающейся от проникновенного света чудесных, но никак при этом не чудодейственных истин.
Эти люди ждали рассвета, а дождались заката тем более немыслимо же ужасного в свете и впрямь-то совсем на редкость чудовищно благих и истинно наилучших изначальных намерений.
Причем лучшие труды литературы так тогда и пестрели слащавой демагогией и необычайно благими ожиданиями неких до чего ведь самых наилучших грядущих времен.
И они, кстати, уж оказали очень даже довольно значительное влияние, поскольку сколь многое в этом нашем современном мире явное производное неких крылатых фраз, а точно так и необъятно широкого духовного наследия всех тех до чего величественных духом всемирно известных гигантов пера.
И вот чего весьма и весьма проникновенно обо всем этом нам поведал Сергей Снегов в его и впрямь невероятно блистательных «Норильских рассказах».
«И еще я думал о всевластии слов, с такой горечью объявленной пожилым человеком, лежавшим на соседней койке. Я вспомнил, что Мопассан когда-то писал, будто вся человеческая история для него – это набор сменяющих одна другую хлестких фраз. "Я не мир к вам на землю принес, но меч", "Кто ударит тебя в левую щеку, подставь правую", "Пришел, увидел, победил", "Еще одна такая победа, и я потеряю все мое войско", "Мертвые сраму не имут", "Здесь я стою, я не могу иначе", "Если в этих книгах то, что в Коране, то они не нужны; а если то, чего в Коране нет, то они вредны", "Все погибло, государыня, кроме чести", "Париж стоит обедни", "Пусть гибнут люди, принципы остаются", "Государство – это я!"...
Много, очень много фраз, ставших вехами истории, прав Мопассан. Но всевластие слова? Слово, из зеркала бытия ставшее организатором и командиром бытия? Не верю! Не могу, не должен поверить! Ибо страшно жить в мире, где жизнью командует слово, а не дело. Прав, тысячекратно прав Фауст, отвергнувший евангельское "Вначале было слово". Он сказал: "И вижу я – деяние в начале бытия". Да, именно так, деяние, а не слово! Слово как было, так и остается зеркалом совершившегося действия».

226
И с каким это ветром к нам откуда-то издали донеслось то беспорядочное всеобилие сколь громогласно над всем и вся в общественной жизни бездумно властвующих слов, которые между тем и оказались некогда суровой дланью сталинской действительности вознесены над промозгло серыми тогдашними буднями…
Причем явно привнесли, те словеса с собою массу четких и метких определений для вполне конкретных людей, коих низвели до ранга меченых клеймом рабов.
И люди вообще в тогдашних революционных тисках оказались вовсе вот никак отныне и не обществом во всем себе подобных, а неким сообществом общественно полезных насекомых, где есть работники, а есть трутни явственно обреченные на самую скорую и страшную суровую погибель.
И в трутни новая власть сходу записала буквально всех, кто не имел счастья родиться в семье рабочих или крестьян.
Все тогда целиком и полностью в единый так миг оказалось полностью разом подвластно одной лишь и только всевластной идеологии…
И эдакая мертвенно бледная личина тогдашнего вопиюще же серого существования безнадежно уничтожала всякое хоть сколько-то возможное разнообразие каких-либо вполне на деле обдуманных подходов, в том числе и к тем до чего еще безыдейно простым и обыкновенным вещам…
Поскольку все это тогда почти без разбору стало либо подлинным образцом кристальной честности перед всем своим народом и революцией или наоборот – явным примером предательского двурушничества во имя слюнявой буржуазной морали, которой нынче самое время было в сортире безо всякого сожаления мигом так подтереться.
И все те яркие фетиши революционной совести и правды, сколь еще удивительно быстро стали тогда именно тем наиболее наилучшим орудием всех уж на свете ярых фанатиков, а тем паче тех до чего намертво к ним наспех примазавшихся безотчетно и слепо преданных солнцеподобному вождю донельзя льстивых холуев и отъявленных прохиндеев.

Однако при всем том все же совершенно так конкретно началось именно с тех, кто до чего еще всегдашне всему тому крайне нелицеприятному во всей этой жизни более чем безнадежно и утопически разом противопоставлял именно тот и впрямь на редкость богатый светлыми иллюзиями книжный здравый смысл.
Оный в их глазах весьма ведь неизменно всячески оттенял все то, что безо всякого труда было на редкость общедоступно как есть еще буквально всяческому до чего донельзя вовсе уж непритязательному взору.
Но если кто и замечал грязь под ногами, то вот столь сурово и пафосно он в нее тыкал, как будто само ее присутствие в жизни общества самым прямым образом всячески оскорбляло его до самого безумия нежную натуру.

227
А когда люди ума так и пышут яростными восклицаниями по поводу всего того, что им совсем не нравится в их стране, то уж весь этот негатив вполне имеет свойства накапливаться, а потому и самое простое население приобретает дикое желание начисто бы смести все ныне существующие институты власти…
Что уж собственно и дозволило росткам иберийского абсолютизма истово так твердо прижиться на российской почве, а далее и прорости, дав при этом самые до чего только явно совсем неподходящие всходы.
И вот он самый конкретнейший всему тому пример.
Чехов «Невеста»:
«– И как бы там ни было, милая моя, надо вдуматься, надо понять, как нечиста, как безнравственна эта ваша праздная жизнь, – продолжал Саша. – Поймите же, ведь если, например, вы, и ваша мать, и ваша бабулька ничего не делаете, то, значит, за вас работает кто-то другой, вы заедаете чью-то жизнь, а разве это чисто, не грязно»?

Суровая борьба с праздною жизнью живущими бездельниками – занятие само по себе, куда явно поболее чистоплотное, нежели чем беспрестанная возня в навозной куче извечного же будничного общественного неустройства, а посему доктор Чехов именно его себе и выбрал, так сказать, как наиболее удобную среду для самого существенного выявления совершенно неизгладимых общественных пороков!

228
Ну а если бы Чехов уж поистине стал безо всякой устали призывать к ответу всех тех жуликов, что нагло и беззастенчиво разворовывали сам остов российского государства…
Да еще и никак не абстрактно, а прямо в лоб отчаянно и невзирая на лица, яростно глаголя обо всех тех исключительно темных делишках больших и малых взяточников и казнокрадов…

Да только быть бы ему при этаком никак вовсе недостойном его поведении именно что как есть уж с ног и до головы всеми разом злобно оплеванным, а заодно и страсть как освистанным, да и вконец ведь всячески оклеветанным.
То общество тоже было довольно-то и близко никак нечистым, а как раз потому и наградили бы его члены Чехова целым же ворохом гнуснейших и до чего вот самых отвратительнейших ярлыков.
Да уж явно не стал бы он тогда великим общемировым классиком, зато, быть может, его светлое отечество, и близко-то ныне совсем не зависело от безнадежного падения или взлета цен на нефть, а и само могло строго диктовать цены на те или иные, экологически чистые, да и значительно более ЭФФЕКТИВНЫЕ энергоносители.
Да только всем тем своим донельзя праздным словом, Чехов попросту враз обязал свой народ до чего беспрерывно трудиться, словно бы та белка в колесе во имя того самого на редкость злодейски нелепого создания некоего вполне еще умопомрачительно светлого будущего.
Причем все это «мнимо лучшее житье-бытье», как уж было оно сколь на редкость эфемерным призраком, так уж именно им оно, затем раз и навсегда и осталось.
Ну, а вполне сжившейся с тогдашней плотской действительностью почти ведь безумной реальностью, с самого-то начала с пылу с жару и оказалась именно та безумно суровая кара наивысшей социальной защиты, что денно и нощно стояла на страже всех жизненных интересов заунывно нового замогильного строя.
А именно поэтому при нем и было, совершенно же буднично попросту принято расстреливать, расстреливать и расстреливать, беспощадно, причем вовсе не только за ярко выраженные контрреволюционные взгляды.
Нет, в том числе и просто на всякий случай за одну лишь ту для всего того пролетарского духа совсем уж кое-кому безмерно ненавистную буржуазную социальную принадлежность.
Раз тем вполне однозначно во всем на редкость безродным товарищам большевикам, все те «бывшие» были попросту и близко уж далее совсем ни к чему.
Вовсе-то как-никак нечего им было теперь беспрестанно путаться у них под ногами, мешая тем самым сколь еще блистательно и молниеносно строить некую (в том самом аляповато светлом грядущем) и вправду же призрачно и аморфно на редкость всесильно сладкую свою жизнь.
Причем, они явно имели более чем достойную предтечу в виде бравых и сытых мечтателей…
К примеру, тот уж самый достопочтимый Лев Толстой, был вообще попросту без тени сомнения явно готов и впрямь-таки на сеновале, на свеженьком сене валяться и быть совершенно искренне самым простым мужиком, хотя барин этого делать нисколько не должен, поскольку это разом создает у народа крайне во всем нездоровые иллюзии.

229
Простонародность интеллигенции в этой специфической области была и есть, более чем неизбежно донельзя вредна, раз в некоторых аспектах ей-то (по всей ее должности) именно уж положительно так надобно до чего резко и значительно вот возвышаться над своим весьма разноликим народом, а то и обеспечивает во всей стране полноценно нормальный порядок.
А как то вообще еще может быть хоть сколько-то иначе, коли каждый индивидуум, непременно должен твердо осознавать именно свое правильное и вполне для него более чем естественное место?

И кстати, той наиболее главной общественной задачей для абсолютно любого представителя интеллигенции, неизменно ведь является то самое, по сути, исключительно естественное, да и более чем многозначительно прозорливое отстаивание истинно настоящих и довольно-то ныне весьма насущных интересов всего своего народа.
То же самое сколь, несомненно, касается и более чем полноценно дельного управления рабочими кадрами, поскольку человек, имеющий за свой труд вполне достойную плату, для разумного работодателя, безусловно, окажется гораздо предпочтительнее, нежели чем тот, кого действительно вот можно будет запросто обобрать до последней нитки, выжимая из него все его соки.
Ну а, давая ему лишь разве что, то без чего, он попросту никак не сможет, продолжить все свое повседневно скотское существование, значительно улучшить продуктивность и емкость производства никому и никогда попросту вовсе этак совсем не удастся.

230
Вот чего именно написал по этому поводу тот истинно гениальный по всему же своему высочайшему вдохновению писатель Лев Толстой в его романе «Война и мир».
«Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!" – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. "И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».

Но то был кряжистый и статный хозяин, и все чем он владел, у него было прямо под боком, он и вправду кое-чего умного мог своему работнику довольно-таки дельно, да и вполне здраво кое-где подсказать – то ведь вовсе не вся большевистская власть, дающая одни лишь самой разнузданной и несуразной глупости советы.
В принципе, в экономической сфере буквально всякая власть сколь зачастую непроходимо глупа, поскольку ею подчас движут одни лишь те чисто сиюминутные, меркантильные интересы, а никак не некие те и впрямь ею во всеуслышание громко заявленные будто бы и впрямь довольно-то весьма на редкость большие всецело так многозначительно общественные.
Она может чем-либо подобным разве что чисто внешне и вправду уж как есть будто бы совсем до чего смиренно прикрыться, словно тем еще фиговым листочком, да и деньги у нее, как правило, совершенно чужие, своим потом и кровью никак и близко уж нисколько не заработанные.
Ну, а потому и тратит она их, не по уму и по сердцу, а как то ей самой блажно более чем беспутно только еще разом в голову взбредет.

231
Причем хуже всего это еще уж окажется именно в том государстве, что было и впрямь всеобъемлюще объято пламенем самого вот вовсе безудержного энтузиазма более чем нелепо так спешного построения некоего того до чего изумительно нового, иного мира.
А между тем нечто подобное и впрямь ведь, безусловно, является разве что сущей химерой, самым истинно наглядным образцом никак и близко нисколько неосуществимых в реальности, прелестно сладостных грез.
Поскольку это как раз именно ради вполне же наиболее наглядного приближения до чего еще наилучшего будущего всей той великой страны и нужно было совсем, не брезгуя абсолютно ничем весьма последовательно и вдумчиво излечивать все лишаи старого рабства, а не подводить под него некую ту исключительно новую догматически единственно верную основу.
И именно во имя того и надо бы безо всяческого стеснения, как и без малейшей тени льстивого благодушия разом уж вытеснять всю темень и ложь яростно огненосными словами.
Ну а тем сколь истинно наихудшим образом действий как раз и окажется то самое немыслимо скверное чье-либо поведение когда кто-то, так и, переминаясь при этом с ноги на ногу, что есть силы сходу же явно и станет наступать «кирзовым сапогом» на что-либо донельзя отвратительное, как и совсем невзрачно отвратное…
Естественно, что куда смелее оно давить и давить всякое явственное зло…
Да только вот оно, таким образом, никак не неистребимо, а скорее наоборот именно его становится лишь больше и больше, раз уж его ростки от вытаптывания растут на редкость лучше и лучше.
Ну а для того, чтобы его действительно стало поменьше надо бы научиться выборочному и индивидуальному подходу.
Правда, это потребует, чтобы люди, вычищающие общественный нужник полностью перестали более всего беречь свои нежные пальцы.
Одним из страшных недостатков всего российского общества является то, что его интеллигенция настолько чистоплотна и задумчиво мечтательна, что вовсе и не могло - это никак не окончится для той весьма еще значительно ее части бараками бесчисленных лагерей, и ведь делить нары им довелось с самыми так низшими слоями общества.
Причем разве не мог тот самый мозг нации функционировать несколько так иначе, а именно смотреть в будущее не строя воздушных замков и не разрушая на словах все мыслимые и немыслимые преграды к достижению полосы яркого света вместо всей той до чего «гиблой нынешней тьмы».
Ну а надо было тем вполне созидательным трудом не поднимать и вспучивать весь пласт народа, а разве что только и научить детей поднять же голову над всею серостью их темного прошлого, которое вовсе никак не обязательно должно было, затем обратиться в сущий пламенный ад их революционного будущего.
И вот коли бы в том на редкость до чего незапамятном 19 веке, нечто подобное и было бы именно что подобным образом и воплощено во все реалии самой обыденной общественной жизни, то и никак не довелось бы тогда великой империи ныне пожинать плоды безумно горькой комиссарски-крепостнической жизни.

232
Интеллигенция и вправду должна была (задолго до февральской революции) весьма вот активно некогда начинать до чего еще ярко участвовать в делах общественно полезных преобразований, а не устраивать бесконечные дебаты о той самой крайне ведь наиважнейшей нужности самого еще незамедлительного сокрушения всех уж основ и впрямь-то никак нисколько неправого нынешнего бытия.
Причем, сколь слезно, она всею душой так и призывала народ в самые беспристрастные свидетели своей более чем всеобъемлющей правоты, до чего горестно при этом вздыхая о его истинно извечной немоте и бесконечно бескрайнем долготерпении под гнетом векового барского кнута…
А между тем от подобных бравых дел можно было вполне еще разом ожидать одной лишь невпример большой и самой непоправимой беды…
Раз это именно от подобного рода бесконечно же розово слащавых и пафосных дискуссий все вот вскоре и придет в движение, став при этом как есть фактически уж именно что с ног на голову.
И ведь простой народ, который был именно интеллигенцией рьяно и бессовестно разбужен, от буквально векового своего сна столь незамедлительно обезглавит свою страну, посадив подлинного сатану на тот до чего новоявленный разве что по-новому переназванный трон.

Причем это никакое не злое ерничанье, а всего лишь простой и самый естественный факт.
Буквально всякие революционные изменения на том заскорузло грубом теле Российской империи, раз за разом лишь заново возрождали все то неистово несветлое и пасмурно бурное, что только знавала история в единый миг осиротевшей (без истинно твердой власти) державы.
Ну а для грядущего процветания родной отчизны интеллигенции всячески следовало, принимать какое-никакое, а весьма деятельное участие в общественном движении.
И коли таковое во весь свой голос громогласно потребовало бы от нынешнего правительства, всячески предоставить достаточные бюджетные средства, дабы наиболее достойные из представителей простого народа получили возможность ныне приобрести себе, самое обычное – высшее образование…
Нет, именно тогда сколь еще тяжелая телега российского быта и не была бы поставлена, как есть впереди лошади и совсем поперек всякой праведной вообще дороги.
Но только, как уж это чему-либо подобному могло быть дозволено случится, коли столько вельмож духа всему этому совсем этак явно до чего еще воспротивились?
Как могли восторжествовать идеи разумного осушения болот именно социального плана, что явно вот никак не могло сопровождаться тяжкими экологическими последствиями, как это было с физическим осушением болот вокруг Москвы.

233
Лев Толстой, «ясное солнышко нашей души» совсем же другое более чем вкрадчиво и до полной непристойности навязчиво всем уж нам от всей своей до чего еще широкой души ведь и предлагает…
Он мыслит чисто так праздно и отвлеченно, но при этом его так и распирает гордость своей сопричастности к быту простого народа…
И что же во всем следуя его примеру интеллигенции совсем до чего опрометчиво и впрямь еще надобно смешиваться со всею той донельзя серой и бессмысленно струящейся по течению жизни толпой?
А та от подобного рода бравых поисков доподлинно рванной на части народной правды разве что только совсем рассвирепеет.
И это как раз, поэтому серую толпу сколь непременно затем и потянет всем уж миром именно в том всеми силами явно преуспеть…
А именно потянуть бы вожжи лично на себя, приняв при всем том то самое и близко никак нисколько неглубокомысленное участие во всем том истинно на редкость безудержно и яро нахрапистом управлении всею своей гражданской жизнью, совсем же ничегошеньки, однако в этаком деле и близко-то нисколько не соображая.
И как это вообще при подобных делах суровой первобытности было уж разом ведь явно никак тогда не возродиться?

А именно поэтому большая часть (праздных интеллектуально) слов Льва Толстого и привели простой народ разве что к тому лишь исключительно так значительно большему закабалению в точности тех древних рамках попросту буквально вездесущего Средневековья.
И уж, ясно как Божий день, что хоть сколько-то привести к подлинному, а не липовому вызволению его подчас на редкость мятежного духа из тех некогда так еще вдоволь имеющихся оков нищеты и извечного рабства смогло бы разве что нечто основанное на примирении людей, а никак на обострении их классового разобщения.

234
И Лев Толстой, хотя и был более чем невообразимо велик, как писатель, однако в своих чисто житейских высказываниях был на редкость простым и довольно-таки недалеким обывателем, сколь слезно и благодушно желающим той самой и впрямь обезличено абстрактной справедливости.
Причем совсем оно не иначе, а как раз именно в той чисто внешней ее, почти полностью донельзя лишенной всяческого хоть какого-либо более чем уж конкретного содержания форме.
И вот он весьма яркий пример его довольно-то на редкость пренебрежительно обиходного отношения к русскому мужику, никак этак незатейливо взятый автором этих строк из как есть все той же незабвенной «Анны Карениной».
«– Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш только одно знает – напиться, как свинья, пьяный и испортит все, что вы ему дадите. Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвет, колесо шинованное сменит, пропьет, в молотилку шкворень пустит, чтобы ее сломать. Ему тошно видеть все, что не по его. От этого и спустился весь уровень хозяйства. Земли заброшены, заросли полынями или розданы мужикам, и где производили миллион, производят сотни тысяч четвертей; общее богатство уменьшилось. Если бы сделали то же, да с расчетом…»

235
Да только если суровый и праведный расчет это именно то, что никак этак незатейливо и безапелляционно всем нам предлагает Лев Толстой…
То тогда тут явно имеет место, скорее всего, одно лишь донельзя натужное и полностью бессмысленное занятие, прежде всего, связанное с великой праздностью его ума.
Раз вот никак ничего подобное и близко не может быть связано с каким-либо истинным величием его уж до чего еще сколь необъятного (безо всяческой вообще иронии) истинно грандиозного интеллекта.
И это при том, что у всякого барина, живущего истинно реальным, а не стильно и беспредметно надуманным именно так разве что совсем ведь чужим - заморским здравым смыслом…
Ну и откуда это у него могут с ходу вполне еще, действительно взяться все те до чего безудержно ласкающие кое-кому всю его блаженную душу очаровательно сладострастные иллюзии, непонятно с чего вдруг возникшие, однако при всем том попросту разом въевшиеся ему под самую кожу…
И это разве что тот вконец взбаламошенный, да и вовсе никак неугомонный хозяин поместья и мог ведь такое вполне еще сходу удумать, а именно, что будто бы выйдя в поле с косой, он тут же и сможет вполне заслужить более чем искреннее к себе уважение со стороны всех своих мужиков?
А между тем все, что ему на деле полагалось бы действительно сделать, так это лишь сколь простецки заинтересовать их в том самом исключительно же конкретном, финансовом смысле, и это действительно все в целом бы полностью разом сходу как есть, затем еще вполне переменило.

А в точности так и бить по карману за глупость, но это неизбежно потребует всяческих и всевозможных мелочных дрязг, а у нас, видите ли, душа никак нескромного поэта, а потому и ничего иного кроме как взять косу и идти с нею день-деньской орудовать в поле нам-то попросту и не остается.

236
А между тем доподлинно стоящий того метод хозяйствования, при котором все как-никак явно стоит на одном лишь том самом же более чем всеобъемлющем чисто как есть ведь корыстном интересе, он и круглому дураку, во всем досконально вполне же понятен…
Поскольку нечто подобное максимально во всем и приближено ко всей той сколь беспредельно суровой и весьма этак прагматично вещественной действительности, а только потому всем и каждому в сущей отдельности то и вполне благодетельно затем и окажется попросту именно так всецело до чего еще всячески выгодно.
Ну а всем тем слащаво абстрактным выводам премудро вязнущей в своих собственных терминах философии неизменно надобно бы оставаться в том наиболее надлежащем месте, а именно в довольно-то же жестковатом книжном переплете.
Ну а во все те более чем неотесанно грубые дела простой и безыдейно обыденной жизни всему тому донельзя же всеблагостному литературному мудрствованию никак и не должно было быть дозволено даже и носа своего безо всякого на то спроса до чего беспардонно, как есть явно совать.
Правда, надо бы тут буквально сходу разом заметить, что уж, будучи на редкость поверхностно вооружен знаниями той самой чисто абстрактной теории, всегда еще можно будет хоть как-либо попытаться действительно найти какой-никакой более-менее верный доступ к сердцам простых практиков.
Ну а как раз-таки именно затем всем миром сообща, затем и поднять ту до чего принципиально устарелую обработку земли до некоего нового, куда только поболее на редкость продуктивного производительного уровня…
ПРИЧЕМ для хоть сколько-то стоящего успеха на данном поприще надо было, только и всего, что вполне всерьез переговорить обо всем том со всеми своими крестьянами уж хотя бы немного для того и впрямь овладев их простонародным языком.
Ну а для всего того более-менее полноценного взаимопонимания барину нужно было, кстати, еще и отдать, столь явно ведь полностью причитающуюся его крестьянам долю весьма вот более чем доподлинно же большого уважения…

237
Ну а всеми теми до чего и впрямь крайне навязчивыми и донельзя так ворчливыми уговорами, разве что только подчас и выходит одно то чудовищное зло и разобщенность, совсем же напропалую сходу плодить.
Однако всего этого ни Левины, ни Толстые и близко не понимают, и все это именно потому, что живут они в мире и благоденствии внутри всего своего во многом донельзя ограниченного я, и одним разве что своим задушевным благополучием сколь беспрестанно же слепо и воинственно, разве что только и дорожат.
Ну а о том, что народ и впрямь живет хуже некуда, они порою совсем безотрадно вспоминают разве что, когда их души прямо-таки именно, что сходу разом воспламеняет мысль о самом уж принципиальном переустройстве всего бытия в некую совсем иную до чего весьма ведь праведную сторону.
И что же море крови, пролитое во имя светлых идеалов, хоть сколько-то вообще приблизило лучшие и светлые дни некоего истинно пока далекого грядущего?
И уж неужто все - это разрушение самих основ человечности и гражданского сознания и было нужно как раз-таки именно для самого, как есть весьма ведь более чем возвышенно счастливого и чисто так сугубо идеалистического грядущего бытия?
Причем это само учение Льва Толстого все уж перемешало, причем именно в том самом виде как все вот полностью разом смешалось в доме Облонских.
Если ранее тьма и грязь таились в самых низинах жизни, то теперь они были чертовски верно вознесены толстовцами на самый же пьедестал, и низвергнуть его оттуда попросту не было вовсе ведь никакой возможности.
Ну а потому и начались все эти беспрестанные чаяния лучшего и более светлого бытия, а между тем в них не было вовсе совсем уж ничего, что можно назвать вполне полностью полноценным ощущением всей настоящей реальности.
Причем, ясное дело, все эти чертовы иллюзии и были при этом до чего на редкость, как и понятно ведь сопровождаемыми сколь уж бесславными ожиданиями пока все само по себе не станет на свое вполне законное место.
Люди, мыслящие категориями вселенского добра путем смешения всего и вся в единое целое могут быть только в принципе, но вот путь который выбрал Лев Толстой, при этом был явно до чего еще явно порочным.
Он хотел спустить господ вниз, а не поднять головы рабов вверх, чтобы они перестали быть рабочим инвентарем в помещичьих усадьбах.
Но Льву Толстому надо было превратить господ тех же людей, что и все…
И именно как раз-таки при подобном кое-кому исключительно удобном раскладе всему тому низменному и скотскому и должно было, куда нагляднее и впрямь вот значительнее, на деле как есть еще оказаться всецело поближе ко всему тому весьма искрометно и ярко сияющему чьему-либо барскому аристократизму…
Но и это еще явно не все…
Раз при всем том всем тем осанистым господам точно также и надлежало, именно что как есть по-прежнему до чего неизменно выделять всю ту их донельзя необычайно гордую стать из всей той как есть остальной серой массы бездушных, словно та еще скотина безмозглых холопов.

238
А между тем надо было именно что с малолетства еще сельчан хоть сколько-то ведь по-иному воспитывать, а нисколько никак не щеголять пред ними всеми теми значительно будто бы и впрямь намного лучшими знаниями всего того сельского хозяйства!
А то ишь чего Лев Толстой, и близко уж истинно никак неуместно еще будто бы совсем на редкость «толково» удумал, да и другим этот метод в посильное пользование исключительно так находчиво более чем глубокомысленно передал.
Нате вам берите и пользуйтесь – еще уж, спасибо, мне когда-нибудь скажете, что это именно я вас от всей той как есть и впрямь до чего необычайно широкой души, более чем радостно всею мыслью своей навеки-то вечные теперь просветил.

А между тем, для тех действительно довольно-таки существенных и благих перемен в том самом еще уж именно дореволюционном обществе надо было, в первую очередь, вполне осознанно позаботиться как раз о воспитании того самого разве что только будущего, куда и впрямь значительно во всем поболее сведущего поколения.
Ну а те и впрямь донельзя же бессмысленно праздные разговоры с мужиками, которые вел Левин…
Нет, уж все это явно между тем было даже и не коту под хвост, а именно ведь, словно тому еще вконец разъяренному быку на рога.
И вот он еще один яркий пример из все той же «Анны Карениной» ЧЕГО ЭТО ВООБЩЕ НЕКОГДА ВЫХОДИЛО ИЗ «СКОЛЬ ДОНЕЛЬЗЯ НАВЯЗЧИВОГО ВРАЧЕВАНИЯ ПРОСТОНАРОДНЫХ МУЖИЦКИХ УМОВ»
«Другая трудность состояла в непобедимом недоверии крестьян к тому, чтобы цель помещика могла состоять в чем-нибудь другом, кроме желания обобрать их сколько можно. Они были твердо уверены, что настоящая цель его (что бы он ни сказал им) будет всегда в том, чего он не скажет им. И сами они, высказываясь, говорили многое, но никогда не говорили того, в чем состояла их настоящая цель».

239
Конечно же, у них было то самое истинно свое – всеми теми долгими и крайне темными веками сколь давно поднакопленное и пока в них всем тем до чего доблестным просвещением именно что НИКАК старательно совсем неизжитое суровое недоверие!
Ты уж сначала человека, хоть в чем-либо вообще просвети, как это ему стать, пусть даже и совсем немного тобой, а лишь, затем с ним на равных, вальяжно, да и столь нарочито менторски и разговаривай!
А то ведь он и близко вовсе-то ничегошеньки явно не понимает из тех вещей, что ему кто-либо И ВПРЯМЬ на редкость назойливо и незатейливо более чем старательно весьма напыщенно и надменно разом еще внушает, а не то чтобы с толком и разумно всячески же на деле разом вот растолковывает.
Ну а если чему тот и внемлет, так то и близко никак вовсе не значит, что и впрямь-то на самом-то деле он тому действительно же поверит, что и ему, посредством всех тех барских нововведений хоть чего-либо чистоганом в его извечно пустой карман на хлеб насущный перепадет.
Причем этаким образом оно было буквально именно что во всем, а не только в каких-либо, самых отдельных и исключительно же мелких частностях.
Народ попросту никак, пока не верил в некую лучшую жизнь, а барин в нее истово верил, но только лишь потому он в нее верил, что уж жил он всеми теми томными надеждами светлейших европейских умов.
Однако еще с самого того детства вовсе-то никак неприученные смотреть на помещика как-либо иначе кроме как исподлобья, крестьяне попросту и не могли узреть в некоем благожелательно надуманном равенстве ничего иного кроме той-то уж нисколько небезызвестной возможности безмерного разрушения и низведения дворцов до тех самых давно от времени покосившихся хижин.

240
Для них попросту был вовсе никак совсем неведом сладостный миг познания всего того нового, а только-то до чего во всем горек и едок корень всякой той книжной премудрости!
А потому и прозябают, они в этой своей, (для них-то самих невпример ничему иному уютной) социальной лужице и весьма, кстати, безмерно рады сему удивительно милому для них обстоятельству.
Ну, а всякий тот, кто их исключительно так опрометчиво уж до чего всячески разве что только еще попытается из нее совсем ведь ненароком разом-то наспех извлечь, столь до чего безрадостно при всем том, предвещая весь тот отчаянно тяжкий интеллектуальный труд…
Ясное дело, что в их глазах он и впрямь исключительно же неприглядно тогда разом предстанет именно что в качестве истинного врага всякого их векового покоя, как и безнадежно вот праздного (умственно) благоденствия.
Ну, а тому, кто елейно начнет их сколь истово призывать, всею душою соприкоснуться со всем тем незримо призрачным и полностью безликим счастьем, в которое им надо будет разве что весьма искрометно всем-то сердцем своим весьма же благодушно сходу поверить, они будут внимать, открыв широко рот, да и беспрекословно развесивши уши…
Ну а коль скоро все, чего им для того и вправду было потребно так это всецело отринуть вериги немыслимо многим некогда вконец опостылевшей веры, да и изжить впрямь-таки со свету всех тех, кто мучительно долгими веками их простых смертных сколь деятельно всею своею господской силою беспрестанно же притеснял…
Да именно этакое безапелляционное видение грядущего всеобъемлющего и всеобщего счастья темным, невежественным, как и донельзя от века еще забитым массам простого народа и было буквально, так что медом по сердцу…
И уж человека о чем-либо подобном на редкость блаженно и единовременно с этим сатанински ядовито разглагольствующего, те темные и крайне невежественные люди, как есть, на раз вполне по-житейски непременно поймут, причем буквально, пожалуй, что полностью с полуслова.

241
И ведь попросту явно никак не было лучше и задушевнее средства для привлечения великого множества людей, нежели чем тот самый вконец заплесневелый французский сыр в революционной широчайше же идейной мышеловке…
Ну а все те праведно житейские мысли для серых масс простого народа были одним всего-то разве что весьма и весьма этак совсем назойливым жужжанием мухи, крепко-накрепко зажатой кем-либо в кулаке и того уж и близко никак нисколько не более.
Автор, имеет в виду, прежде всего силу речей до чего задиристо же клыкастой агитационной критики, вполне всерьез разом взявшейся перемалывать косточки всего того отныне совсем до чего «бесчестно треклятого» прошлого, что само собой отмирать именно уж вовсе и близко ведь явно совсем не желает.

И все ведь именно как раз тому подобное и впрямь до чего неистово некогда вознеслось в чьих-либо чисто, как есть по-пролетарски вычурно пламенных речах, причем взмыло оно именно на ту доселе вовсе-то и недосягаемую высь…
Да только вот, однако, возвысилось оно разве что лишь на всех тех чисто блажных и донельзя обобщенно суровых высказываниях…
И уж они, между тем, в те времена так и гуляли по стране, будучи весьма изрядно и бестрепетно вынашиваемыми людьми той самой ослепительно светлой души, а все-таки ум их был явно ведь вовсе на редкость крайне абстрактного толка.
И они вполне могли беспрестанно зудеть и зудеть о великом зле общественного угнетения, да только о том, как на деле более-менее действенно перестроить общественный организм они не имели даже уж ни малейшего и понятия.
Зато во весь свой голос причитать о том самом сколь еще донельзя заклятом прошлом, да и всячески проклинать нынешнее подлое безвременье серого настоящего они действительно умели, да так, что прямо пыль столбом тогда стояла и слишком-то многие это тогда даже и ненароком ведь слышали.
Ну а как раз-таки потому затем и раздалось медленно, но верно нарастающее гудение разбуженных толпищ, что были нынче накалены совсем до предела всем тем чисто внешним своим неравенством, да только чувство той уж откровенно так броской и наглядной социальной ответственности в них при этом отсутствовало практически напрочь.

242
Да вот, однако, как-никак, а завели их в этот и впрямь более чем безнадежный тупик именно те весьма длиннющие тени всякого ученого люда, безусловно-то, и близко совсем нисколько не видящего, как их социально праздная демагогия, постепенно уж немудряще и превращается в щит и меч всего того беспардонно новоявленного рабовладельческого строя.
И ведь был он (при Сталине) явно же изустно, а не конституционно фактически так чисто как есть именно что рабовладельческим по всем-то своим вполне обыденным факторам, что и стали причиной немыслимо так навек обездоленного, да и крайне во всем понурого полусуществования.
И в те самые времена страх до чего беспрестанно сковывал члены, а вместо кнута зачастую использовалась сила того самого внушаемого чисто извне донельзя дутого энтузиазма.

Ну а о том, что надо было вдумчиво, и творчески подходя к этому вопросу до чего медленно и постепенно чисто уж загодя подготовить почву для весьма и весьма значительно большего представительства общественно проявленного разума в тех самых необычайно широких кругах всего того от века закостенелого (полуфеодального) государственного организма…
Нет, ни о чем подобном в те времена никто ведь и близко совсем попросту и не думал, да и не по плечу было тем дореволюционным либералам думать о чем-либо никак не возвышенном и не парящем в синем небе тех еще самых непомерно восторженных и радужных абстракций.

243
А им как-никак вполне надлежало смотреть прямо вперед, тем и, создавая все условия для немыслимо наилучшего усвоения народом наиболее обыденных, житейских истин той крайне неяркой и неприметной свободы духа, что дается человеку разве что с самым изначальным образованием, а никак не с теми донельзя броскими лозунгами и восторженно кичливыми воззваниями.
Причем довольно-таки четко поспособствовать более-менее верному пути в светлое будущее должна была именно литература, всецело нацеленная именно на воспитание в людях, тех самых действительно как есть еще наилучших же проявлений всей их души.
Ну а никак та, что сколь весьма зловредно бередила раны униженного и оскорбленного извечно бедствующего люда, да только пробуждала она в нем одну лишь пламенно идейную, классовую совесть.
А продукт этот явно был до чего скоропортящимся, а потому и была вся его житейская суть разве что одним малопригодным в употребление чистым суррогатом нормальной и чисто, как есть более чем неизменно всегдашне от века еще существовавшей доселе духовной пищи.
Красные знамена и лозунги ныне напрочь завешивали собой все то прежнее и ранее святое, что весьма этак непосредственно и было ведь связано не только со всякими до чего и впрямь донельзя обыденными ритуалами, но и вообще какой-либо истинно же настоящей общественной совестью.
И при этом сколь явно и покрывалось серой плесенью все то, что хоть как-либо создавало в людях до чего скромное, но никак внутри их душ вовсе же совсем небезучастное соприкосновение со всем тем вполне совестливым, что было ими действительно еще с малолетства впитано из христианской или мусульманской веры.
Причем, это именно писатели, проповедующие всякие суетные, а подчас и бредовые идеи и отравили общество всем тем своим духовным дальтонизмом, они ведь попросту не имели и понятия о том, что свет и тьма это еще никак не все, что только может быть на белом свете…
И массы надо научить различать оттенки света и тьмы, а если их специально натравить на мглу духа, то при всем вполне же естественно свойственном им невежестве толпы людские лишь сходу вытопчут почти все ростки настоящей цивилизации…
Ну а как раз потому и сколь многое из того, что наплодили великие классики 19 столетия, в чисто социальном плане было, прежде всего, убийственно же вредно и это, к сожалению никак ныне непоправимо.
И, конечно, каждый из них только разве что нарыв своей больной эпохи, а особенно - это касаемо того самого открытого нерва - Достоевского.
Но ведь могли тогда родится и совсем другие люди обладающие не меньшим талантом или же было бы весьма желательно, чтобы люди эти жили в другом обществе не столь варварски бесчеловечном и до того как есть очаровательно при этом донельзя мечтательном.
И вот тогда и были бы созданы самые настоящие сокровища вовсе так совсем другой литературы.
А между тем как раз именно в той медленно, но верно сколь еще духовно развивающей моральные ценности литературе и был бы наиболее великий прок, да и вполне ведь исключительно так самое уж еще наглядное общественное благо!
Правда подобные книги никакому безупречно спешному, да и вконец откровенно существенному развитию нравственных идей и близко-то не поспособствуют, но зато самое планомерное с ними ознакомление, безусловно, приводит к куда более полноценному развитию личности, а когда человек становится в целом грамотнее, с ним и о морали поговорить будет нисколько не грех.

244
А между тем книги, действительно созданные для самого полнокровного и весьма существенного обогащения буквально-таки всеобщих людских знаний по всему своему стилю должны быть доступны практически каждому, дабы всякий человек еще смог до конца уразуметь, а чего это в них никак не туманно, а более чем прозрачно и ясно изложено.

Популяризация науки это исключительно так совсем же святое дело, а в особенности коли нечто подобное никак не касаемо всеобщей доступности самых уж подробных инструкций, как вот именно в кустарных условиях изготовить достаточно сильное взрывчатое вещество.
И всякий тот вполне добросовестный работник должен был и впрямь в той еще более чем как есть самой доподлинной точности полноценно уразуметь, а какая это во всем том дальнейшем еще уж будет хоть сколько-то настоящая реальная польза от всех тех ныне исключительно ведь рутинно совершаемых им действий.
Ну, а для всего этого ему и было необходимо то самое как есть вполне еще должное образование, пусть даже и самое начальное.

245
И если бы тот простой мужик в некой мудреной книжке хоть чего-либо сумел более чем достойно разобрать себе на заметку, то вот тогда бы он обязательно и уяснил, что все затеянное барином – вовсе не сугубо личная его прихоть, а весьма возможно, что действительно полезное (и для него тоже) нововведение.
В этом-то, между прочим, и была бы сама суть того, куда поболее праведного подхода к прогрессу, который никак нельзя навязывать совсем при этом абстрагируясь от всех нужд и забот нашей довольно-то пока совсем непростой и до чего подчас совсем нелегкой жизни.
Но Лев Толстой о таких вещах со всей очевидностью попросту вообще совершенно никак и не думал.

И вот, когда Лев Толстой этот всеми признанный гений российской словесности на редкость воодушевленно писал свою великую «Анну Каренину», ему уж и близко никак не девала покоя разве что одна только та сколь «светлая мысль»…
Нет, разве что лишь о том он денно и нощно более чем сосредоточено думал, а именно, что как-никак, а далее совсем и не бывать матушке России в том самом как есть, чисто так изначально полностью прежнем и стародавнем ее облике.
Нет, уж Льву Толстому совсем на редкость откровенно тогда и понадобилось всею силой своего непревзойденного таланта, этак уж весьма посильно приблизить высоколобых людей к тому самому и впрямь до чего безыскусно во всем презираемому ими простонародью.

246
Да уж сколь многозначительно весьма тяжко и трудно оно порою выходит книга в целом действительно замечательная, великодуховная, да только и вреда от нее…
Несомненно, ведь всячески возражает великий граф Лев Николаевич супротив всего того истинно же широкого народного образования, а это между тем с его стороны был один лишь как-никак вовсе непоправимо великий грех.
И вот они те буквально ни в чем и близко так явно неправые его слова, взятые автором из все той же изумительно гениальной во всем общемировом масштабе «Анны Карениной».
«Но я все-таки не знаю, что вас удивляет. Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно, он должен противодействовать всему, что ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому, что народ образован; стало быть, у нас надо образовать народ, – вот и все.
– Но как же образовать народ?
– Чтоб образовать народ, нужны три вещи: школы, школы и школы.
– Но вы сами сказали, что народ стоит на низкой степени материального развития. Чем же тут помогут школы?
– Знаете, вы напоминаете мне анекдот о советах больному: "Вы бы попробовали слабительное". – "Давали: хуже".
– "Попробуйте пиявки". – "Пробовали: хуже". – "Ну, так уж только молитесь богу". – "Пробовали: хуже". Так и мы с вами. Я говорю политическая экономия, вы говорите – хуже. Я говорю социализм – хуже. Образование – хуже.
– Да чем же помогут школы?
– Дадут ему другие потребности.
– Вот этого я никогда не понимал, – с горячностью возразил Левин. – Каким образом школы помогут народу улучшить свое материальное состояние? Вы говорите, школы, образование дадут ему новые потребности. Тем хуже, потому что он не в силах будет удовлетворить их. А каким образом знание сложения и вычитания и катехизиса поможет ему улучшить свое материальное состояние, я никогда не мог понять. Я третьего дня вечером встретил бабу с грудным ребенком и спросил ее, куда она идет. Она говорит: "К бабке ходила, на мальчика крикса напала, так носила лечить". Я спросил, как бабка лечит криксу. "Ребеночка к курам на насесть сажает и приговаривает что-то".
– Ну вот, вы сами говорите! Чтоб она не носила лечить криксу на насесть, для этого нужно… – весело улыбаясь, сказал Свияжский.
– Ах нет! – с досадой сказал Левин, – это лечение для меня только подобие лечения народа школами. Народ беден и необразован – это мы видим так же верно, как баба видит криксу, потому что ребенок кричит. Но почему от этой беды – бедности и необразованною – помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры на насести. Надо помочь тому, от чего он беден.
– Ну, в этом вы по крайней мере сходитесь со Спенсером, которого вы так не любите; он говорит тоже, что образование может быть следствием большего благосостояния и удобства жизни, частых омовений, как он говорит, но не умения читать и считать…
– Ну вот, я очень рад или, напротив, очень не рад, что сошелся со Спенсером; только это я давно знаю. Школы не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досуга, – и тогда будут и школы».

247
И вот чего только не скажи о взрослом населении тогдашних русских деревень, а все равно нисколько не были, они действительно уж вовсе так совсем глупыми людьми, а всего-то лишь несколько так неразвитыми, что и вправду делало их темной, безгласной, серой толпой.
Однако всякое, пусть даже и самое маломальское образование еще же непременно вскоре сделает почти ведь любого человека довольно во многом всецело так куда поболее разумным членом всего того ныне существующего общества!
Ну, а тогда из всякого рода простых людей действительно смогут весьма отчетливо со временем, затем еще выделиться и все те, кто непременно, разом поднимутся на довольно-таки значительную высоту во всех тех сколь уж запутанных, а зачастую скользких и темноватых коридорах власти.
И это они-то как раз и изменят (в наиболее заглавном смысле) весь тот более чем бездушный подход немыслимо заносчивого чиновничества к самому что ни на есть простому труженику, да и сам он тоже, в конце концов, явно научился бы, куда получше отстаивать все свои подлинные человеческие права…
Незнание – наихудший бич всякого вконец безграмотного народа…

248
И откуда бы это затем разом ведь не пришла большая и страшная беда, а все равно отсутствие всяческой образованности неизменно уж как есть несет в себе один лишь самый величайший вред…
И вот он тот всему тому донельзя так преотличный, хотя и сколь при всем том вопиюще прискорбный пример из «Записок юного врача» Михаила Афанасьевича Булгакова.
«– Вот что, – сказал я, – видите ли… Гм… По-видимому… Впрочем, даже наверно… У вас, видите ли, нехорошая болезнь – сифилис…
Сказал это и смутился. Мне показалось, что человек этот очень сильно испугается, разнервничается…
Он нисколько не разнервничался и не испугался. Как то сбоку он покосился на меня, вроде того, как смотрит круглым глазом курица, услышав призывающий ее голос. В этом круглом глазе я очень изумленно отметил недоверие.
– Сифилис у вас, – повторил я мягко.
– Это что же? – спросил человек с мраморной сыпью.
Тут остро мелькнул у меня перед глазами край снежнобелой палаты, университетской палаты, амфитеатр с громоздящимися студенческими головами и седая борода профессора венеролога… Но быстро я очнулся и вспомнил, что я в полутора тысячах верст от амфитеатра и в 40 верстах от железной дороги, в свете лампы молнии… За белой дверью глухо шумели многочисленные пациенты, ожидающие очереди. За окном неуклонно смеркалось, и летел первый зимний снег.
Я заставил пациента раздеться еще больше и нашел заживающую уже первичную язву. Последние сомнения оставили меня, и чувство гордости, неизменно являющееся каждый раз, когда я верно ставил диагноз, пришло ко мне.
– Застегивайтесь, – заговорил я, – у вас сифилис! Болезнь весьма серьезная, захватывающая весь организм. Вам долго придется лечиться!..
Тут я запнулся, потому что, – клянусь! – прочел в этом, похожем на куриный, взоре, удивление, смешанное явно с иронией.
– Глотка вот захрипла, – молвил пациент.
– Ну да, вот от этого и захрипла. От этого и сыпь на груди. Посмотрите на свою грудь…
Человек скосил глаза и глянул. Иронический огонек не погасал в глазах.
– Мне бы вот глотку полечить, – вымолвил он.
«Что это он все свое? – уже с некоторым нетерпением подумал я, – я про сифилис, а он про глотку!»
– Слушайте, дядя, – продолжал я вслух, – глотка дело второстепенное. Глотке мы тоже поможем, но самое главное, нужно вашу общую болезнь лечить. И долго вам придется лечиться – два года.
Тут пациент вытаращил на меня глаза. И в них я прочел свой приговор: «Да ты, доктор, рехнулся!»
– Что ж так долго? – спросил пациент – Как это так два года?! Мне бы какого-нибудь полоскания для глотки…
Внутри у меня все загорелось. И я стал говорить. Я уже не боялся испугать его. О, нет, напротив, я намекнул, что и нос может провалиться. Я рассказал о том, что ждет моего пациента впереди, в случае, если он не будет лечиться как следует. Я коснулся вопроса о заразительности сифилиса и долго говорил о тарелках, ложках и чашках, об отдельном полотенце…
– Вы женаты? – спросил я.
– Женат, – изумленно отозвался пациент.
– Жену немедленно пришлите ко мне! – взволновано и страстно говорил я. – Ведь, она тоже, наверное, больна?
– Жену?! – спросил пациент и с великим удивлением всмотрелся в меня.
Так мы и продолжали разговор. Он, помаргивая, смотрел в мои зрачки, а я – в его. Вернее, это был не разговор, а мой монолог. Блестящий монолог, за который любой из профессоров поставил бы пятерку пятикурснику. Я обнаружил у себя громаднейшие познания в области сифилидологии и недюжинную сметку. Она заполнила темные дырки в тех местах, где не хватало строк немецких и русских учебников. Я рассказал о том, что бывает с костями нелеченого сифилитика, а попутно очертил и прогрессивный паралич. Потомство! А как жену спасти?! Или, если она заражена, а заражена она наверное, то как ее лечить? Наконец, поток мой иссяк, и застенчивым движением я вынул из кармана справочник в красном переплете с золотыми буквами. Верный друг мой, с которым я не расставался на первых шагах моего трудного пути, сколько раз он выручал меня, когда проклятые рецептурные вопросы разверзали черную пасть передо мной! Я украдкой, в то время, как пациент одевался, перелистывал странички и нашел то, что мне было нужно.
Ртутная мазь – великое средство.
– Вы будете делать втирания. Вам дадут шесть пакетиков мази. Будете втирать по одному пакетику в день… вот так…
И я наглядно и с жаром показал, как нужно втирать, и сам пустую ладонь втирал в халат…
– …Сегодня – в руку, завтра – в ногу, потом опять в руку – другую. Когда сделаете шесть втираний, вымоетесь и придете ко мне. Обязательно. Слышите? Обязательно! Да! Кроме того, нужно внимательно следить за зубами и вообще за ртом, пока будете лечиться. Я вам дам полоскание. После еды обязательно полощите…
– И глотку? – спросил пациент хрипло, и тут я заметил, что при слове «полоскание» он оживился.
– Да, да, и глотку.
Через несколько минут желтая спина тулупа уходила с моих глаз в двери, а ей навстречу протискивалась бабья голова в платке.
А еще через несколько минут, пробегая по полутемному коридору из амбулаторного своего кабинета в аптеку за папиросами, я услыхал бегло хриплый шепот:
– Плохо лечит. Молодой. Понимаешь, глотку заложило, а он смотрит, смотрит… то грудь, то живот. Тут делов полно, а на больницу полдня. Пока выедешь, – вот те и ночь. О, Господи! Глотка болит, а он мази на ноги дает».

И если нисколько не будет зазорно, совсем безо всякого прока и толку на все лады распекать того простого мужика, то уж наиболее главной его бедой было именно то, что его еще в детстве ничему путному не научили, а иначе бы он те ученые речи хоть сколько-то лучше сумел воспринять.
Ну а так, несмотря на то, что по-своему он еще мог быть более-менее сколь безупречно во всем толковым и действительно грамотным человеком…
Однако это касалось разве что только чего-либо того, в чем он вполне уж по-свойски и безо всяких так чужих подсказок достаточно ведь полноценно и делово разбирался.
Ну а всякие те вовсе-то совсем излишне мудреные разговоры для его невежественного ума были и впрямь-таки, словно об бетонную стенку сушеный горох.

249
Да и люди всего того крайне уж чудовищно однобокого, чисто так подслеповато амбициозного ума тоже были и близко никак ни в чем совершенно не лучше!
Прочитанные кем-либо книги вполне могут затем оказаться той сколь бесподобно и ласково вздымающей души к самым небесам изящной же ширмой, за которой довольно вольготно кому-то всегдашне сидится, а вокруг пускай себе будет сплошной железобетон, а также и все и вся до чего тщательно отныне станет, затем обмотано толстенной колючей проволокой.
То есть, подобного пряного духа веяния и становятся до чего только самой неотъемлемой частью казарменно серых будней, суровой общественной жизни, и ее наиболее заглавные житейские постулаты будут отныне, зиждется именно на основе того, что люди при помощи прочитанных ими книг, словно фиговым листочком, восторженно прикрывают все свои изысканные «духовные начала».
Причем их необычайно светлая и ярко переливчатая суть будет зачастую более чем ненароком оплачена бесподобно наивным незнанием самой сущности, всех тех на редкость подчас сокрытых помойных ям, а заодно еще им и близко не будет свойственно ощущать невыносимый запах чудовищного зловонья самого, что ни на есть вездесущего житейского зла.
И это как раз-таки во имя того, чтобы чья-либо нежная душа была светла, чиста и совсем же непорочно белоснежна, ее до чего еще всячески так тщательно прикрывают от всей той для кое-кого совсем ведь крайне нелицеприятной социальной действительности.
Причем все, то чье-либо до чего безудержное и безгрешное самолюбование имело тот наиболее конкретный и самый что ни на есть более чем зрелый исток…
Литература во множестве случаев и вправду довольно-таки далеко раздвигает горизонты познания и делает душу утонченнее и светлее, но одновременно с этим, она порою задвигает действительность, на самый задний план, воздвигая перед человеком чудовищные миражи уж всячески подхлестывая и без того крайне разгоряченное читательское желание до них сколь незамедлительно затем добраться.
А еще уж весьма и весьма на редкость искусственно и нарочито, совсем вот непосредственно делая из всей той крайне невзрачной и серой обыденности, этакую совсем до чего необъятно бескрайнюю и безводную пустыню…
Причем, конечно, никак не все авторы совсем не в меру на редкость ответственно, веско и тщательно и впрямь-то из-за всех своих сил до чего еще рьяно так расстарались водя круги по воде, дабы более чем незамедлительно вывести весь свой народ из всего того вычурно пресловутого новоявленного египетского рабства…
Но Львом Николаевичем Толстым люди некогда весьма упоенно зачитывались, причем буквально-то, как фанатически верующие «Евангелием», что и было до самой распоследней крайности нисколько уж явно попросту совсем этак вовсе невразумительно!
И не зря его все-таки от церкви некогда отлучили!
Видать было за что.
Не иначе как, а Лев Толстой и создал ту ранее и небывалую разруху в головах, о которой со сколь великим прискорбием некогда всем нам и впрямь уж до чего еще проникновенно поведал булгаковский профессор Преображенский.

250
Великий талант, он кроме всех своих прочих ярких достоинств еще и оказывает истинно на редкость весьма уж сильнейшее этическое влияние на то общество, в котором он и впрямь на редкость повседневно живет, как и все другие люди точно той самой обыденной жизнью.
Причем свое собственное поколение гениально талантливого человека всегда понимает значительно лучше, нежели чем все те за ним лишь с годами уж некогда только разве что постепенно последовавшие.
Современникам все те и впрямь безнадежно тяжкие реалии их века, до чего вполне наглядно виделись в исключительно вовсе ином ракурсе, а именно никак не того давно ведь нынче минувшего прошлого.
И чего это вообще тут вообще поделаешь коль скоро светлой душе Льва Николаевича всего-то, что захотелось так это самого истинного покоя, ну а потому и навязал он все свое изумительно безудержное умиротворение всему тому на жарких углях широкого народного неудовольствия извечно же бурлящему котлу всего того российского общественного бытия.

251
А между тем был в истории Российской империи, и тот покрывший себя вечной славой на поле брани боевой офицер – Антон Деникин.
И вот это именно он и близко не удалился от всех мирских забот и тревог в лично свое на редкость бесценно родное всему его беспечно праздному сердцу - имение.
Да и имения никакого у генерала Деникина никогда попросту ведь и не было вовсе.
И это как раз-таки он в его многотомной книге «Очерки русской смуты» размашисто махая пером, словно саблей до чего весьма наглядно всех нас разом и оповещает обо всех тех прямых и косвенных причинах застоя в русском обществе своего времени.
«С другой стороны, армия представляла из себя плоть от плоти, и кровь от крови русского народа.
А этот народ в течение многих веков того режима, который не давал ему ни просвещения, ни свободного политического и социального развития, не сумел воспитать в себе чувства государственности, и не мог создать лучшего демократического правительства, чем то, которое говорило от его имени в дни революции».

252
Да только было ли дело революционерам действующих именем пламенно сжигающей все и вся революции до тех так и кишащих в тине сурового быта довольно конкретных задач, которые остро стояли тогда на повестке дня?
Они ведь зачастую было совсем безучастны, их и близко никак не волновало решение тех проблем, незамедлительное решение, которых, им и надобно было сколь спешно и разумно всеми силами осуществить для того чтобы люди и впрямь смогли обрести тишину, покой и уют.
А между тем учитывая сами конкретные условия той как всегда чисто прежней России для буквально всякого ее дальнейшего процветания нужно было всячески сотворять никак не скорую смерть ни в чем и близко неправого прошлого, а вполне житейскую жизнь перестраивать именно на те принципиально так вовсе совсем уж другие рельсы.
Но господ большевиков тогда интересовала никак не постепенная перековка на редкость застарелых общественных отношений, а разве что донельзя так до чего еще лукавая их весьма и весьма спорая подгонка под те чисто собственные свои идеологические нужды.
Причем всему тому никак немало же поспособствовали именно те, кто и впрямь искренне пламенно любили целомудренно абстрактную справедливость и вполне ей как есть надежно же соответствующую, так и упивающуюся дружными большими слезами чувственную совесть.
В тех книгах, что они читали, и писали, не было ровным счетом вовсе ведь никакого места всякому практическому и здравому уму, а разве что одному его сколь блекло розовому переложению на той самой белоснежно белой ничего и близко совсем уж никогда не стыдящейся бумаге.
А между тем те далеко отбрасывающие исключительно густую тень величественно книжные абстракции могут разве что только и оказаться тем самым исключительно ведь наилучшим прикладным орудием в руках более чем беспредметно и искрометно мыслящего, а как раз потому и тугодумно бесслезного фанатика.
То есть, именно того самого практика глянцево беспринципных суровых идей, что и впрямь-то совсем уж весь осоловел от тяжкого труда беспрестанного скармливания серым массам всех тех обезличено скупых на эмоции и нисколько при этом до чего еще как есть никак непогрешимых истин.
И главное, этакого бравого деятеля сколь безупречно может разом распирать от всей той истинно непомерной гордости.
Причем наиболее веской первопричиной тому будет только лишь вовсе ведь совсем невозмутимо неуемная, а также и чертовски действенная, именно что как есть достаточно так личная чья-либо сопричастность ко всем, тем весьма наглядно и парадно нынче-то самим собой и свершающимся великим историческим событиям…
Причем может это как раз ему и доведется от всего честного и благородного имени величайше же идейного своего Я и начать бестрепетно отдавать те явственно бесчеловечные приказы всем, тем исключительно безропотным своим подручным, что были напрочь ослеплены ярчайшим пламенем новой и чрезвычайно-то технически переоснащенной эпохи.

253
Этот мир нынче попросту так и заполнился самого разного рода лязгающим и бренчащим железом, но самое ведь при этом страшное, что истинно стальными при этом стали и сердца, идеалистически верно подкованных правителей СССР.
Яростный и пылкий фанатизм, как и богомерзкое преклонение пред ничтожным вождем, который вполне уж являлся сущим олицетворением, всего умственно и морально убогого и стало беспробудной обыденностью той отныне полностью бесклассовой и полностью беспородной эпохи.
И как понятно все это было явно чревато весьма уж верным и последовательным уничтожением всего того, что оказалось разом так выше среднего и серого тупого мещанства к тому же ныне и приобретшего слащаво приторный идеологический привкус.
Создав мнимо верные чертежи некоего абстрактно наилучшего грядущего, да и попросту из ничего - бравые мыслители, нашли себе удивительно славную работенку, так и пропитывать мозги в поте лица трудящихся масс агрессивно отупляющей идеологией, столь усердно топчущей былые моральные устои, а вместо них снабжающей новое поколение аморфным скопищем всяческих донельзя вычурных клише.
А ведь люди, по всей сути своей, и близко-то никак не те еще разве что только живые механизмы, а именно потому их сознание вовсе вот нельзя до чего бездушно выплавлять по какому-либо еще заранее единственно так заданному образцу.
И действительно наилучшими можно будет когда-нибудь сделать одни только весьма скромные житейские обстоятельства общественной жизни, а не самих людей, как таковых.
Да к тому же, и в результате того самого полнейшего обезлюдения всего этого мира или, скажем, вследствие самого отчаянного одичания всего того, как он ныне есть рода человеческого…
Нет, совсем ничегошеньки тогда из всего того некогда весьма ведь благочестиво намеченного во всех тех необычайно светлых мечтах о потрясающе близком грядущем рае при этаком раскладе попросту и близко вовсе и не осуществится.
И вот чего именно вполне наглядно и веско предрекал миру Джек Лондон в его антиутопии «Алая чума»
«Алая Чума пришла в 2013 году. Господи, подумать только! Минуло уже шестьдесят лет, и я единственный, кто остался в живых с тех времен».

И ту прекрасную и одухотворяющую литературу в случае какой-либо смертоносной эпидемии, что, быть может, и загонит в гроб нынешнее человечество, очень-то даже с охотой примутся тогда читать крысы, а также сколь внимательно начнут изучать черви, и, кстати, пожалуй, что с несколько большей пользой, нежели чем это сегодня делаем мы.

254
Зато уж как в ней прянично и красочно создается та самая сказочная иллюзия вместо реальной жизни со всеми ее более чем неисчислимыми коллизиями, как о том, пусть и нехотя, а все же некогда написал граф Лев Николаевич Толстой в его для всех нас более чем незабвенной «Анне Карениной».
«На каждом шагу он испытывал то, что испытывал бы человек, любовавшийся плавным, счастливым ходом лодочки по озеру, после того как он бы сам сел в эту лодочку. Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, – надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами вода и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это хотя и очень так радостно, но очень трудно».

255
А ведь в этом и заключается вся основная разница черт характера между тем, кто творит и всяким тем, кто радостно и праздно поглощает все те плоды его до чего весьма тяжких трудов.
Их усилия настолько же разны, как и те вовсе вот между собой и близко непохожие типажи людей так или иначе причастных ко всякому творческому процессу.
Один беспрестанно же старательно думает о том, как бы это ему одними созидательными путями, постепенно видоизменить весь окружающий его мир, а другой всецело воспламенен суровой идеей сокрушить бы оковы старого рабства, благочинно подпилив сами основы всего того вовсе-то напрасно все еще существующего в его век более чем отвратительного ему государства.
Раз оно и впрямь немыслимо уж до чего закостенело во всей своей исключительно вот осатанело великодержавной косности, ну а блистательные перемены никого ожидать и близко не в едином глазу никак, ясное дело, совсем ведь не станут.
И им что называется, обязательно надо было буквально как штык, прямо-таки сейчас разом и настать, а не некогда потом, в том самом до чего на редкость весьма отдаленном грядущем, когда быть может, будет и несколько уж поздновато для всех тех сколь на редкость более чем искрометно благих изменений.
Ну а в те самые до чего бесславные времена и впрямь иссушающих души все и вся разом исковеркивающих революционных событий той еще подчас истинно невероятнейшей народной лютостью до чего сладострастно издали наслаждались высокоразвитые, чувственно зрелые сердца, раз им нынче вполне довелось лицезреть, то самое навеки отныне поверженное оземь вековое зло.
Да только тут кое-чего явно зависело и от того под кем это именно они уж сегодня и сейчас вот ныне находятся…
То есть если они ныне обретаются под властью, с которой можно до чего вволю попререкаться, то тогда, дело ясное, почему бы это собственно и нет…
Но при этом стояще разойтись они могли только-то в плане необычайно острой критики ее чрезмерно агрессивных действий, а тот извечно ущемленный и наконец-таки восставший народ был для них божьим праведником, и вся его черная лютость являла собой священное право угнетенного, в кои-то веки вспомнившего о своем доселе попранном человеческом достоинстве.
А как раз именно потому в тот самый момент, когда подобного рода людям и впрямь вполне еще следовало проявить сущую строгость, они разом так вдруг сколь глубокомысленно всячески переполняются до самых краев величайшим человеколюбием ко всякому ближнему своему, согрешившему, вроде бы и нечаянно, можно даже сказать совсем уж ненароком.
И вот он тому наиболее явный и наглядный пример из «Записок барона Врангеля».
«В то время как на фронте не прекращались ожесточенные бои, в тылу армии постепенно налаживался мирный уклад жизни. В городе открылись ряд магазинов, кинематографы, кафе. Царицын ожил. Первое время имели место столь свойственные прифронтовым городам картины разгула тыла, скандалы и пьяные дебоши. Однако, учитывая все зло, могущее явиться следствием этого, я, не останавливаясь перед жестокими мерами, подавил безобразие в самом корне. Воспользовавшись тем, что несколько офицеров во главе с астраханским есаулом учинили в городском собрании громадный дебош со стрельбой, битьем окон и посуды, во время которого неизвестно каким образом пропала часть столового серебра, я предал их всех военно-полевому суду по обвинению в вооруженном грабеже. Суд приговорил есаула, известного пьяницу и дебошира, к смертной казни через расстреляние, а остальных – к низшим наказаниям. Несмотря на многочисленные обращенные ко мне ходатайства губернатора, астраханского войскового штаба и ряда лиц, приговор был приведен в исполнение и соответствующий мой приказ расклеен во всех общественных и увеселительных местах города. После этого случая пьянство и разгул сразу прекратились».

256
И это действительно тогда явственно восторжествовала именно та самая истинная справедливость, поскольку со всяким разнузданным злом нужно бы бороться со всею той вполне ОФИЦИАЛЬНОЙ жестокостью!
А особенно в жуткое военное время совершенно так вовсе отчаянной гражданской резни.
Ну а если ничтоже сумняшеся разом начать на редкость нетерпеливо приобщать совсем этак необразованных людей к каким-либо высшим моральным ценностям, то уж в их душах вскоре обязательно разом увянет, то самое более чем исключительно так до чего еще незатейливое самопожертвование ради ближнего своего или дальнего (смотря как у кого).
Внешнее возвышение над всем тем до чего полноценно и вправду на редкость исключительно уж естественным и чисто ведь внутренним уровнем морали, неизбежно так приведет к самому бескрайнему утоплению совести в сущей трясине именно что самою собой сколь яро воспламененной демагогии.
И это разве что у той вполне обычной и вовсе-то никак не заоблачной совести и есть свои исключительно так на редкость естественные и здравые корни…
И той самой и впрямь-таки чисто житейской первопричиной всяческого какого-либо героического самопожертвования и близко никак не мог быть кем-либо более чем явственно до чего на редкость лишь совсем вот явно надуманный полумифический альтруизм!
Нет и тысячу раз нет, поскольку доподлинно верным побудительным стимулом к настоящему героизму всегдашне является разве что тот целенаправленно еще с детства разумно переиначенный эгоизм, всего-то навсего, только и всего, что всецело выходящий за рамки чисто скотского дрожания за свою собственную весьма уж горячо некоторыми из нас любимую шкуру.
И даже у животных в самом их инстинкте самосохранения вполне этак более чем полноценно заложена забота о потомстве, а в том числе и ценой своего собственного «бесценного» существования.

257
Но нам природа – не указ, мы ей сами ведь все без тени стеснения сходу так разом вполне наглядно укажем, а еще и покажем ей кузькину мать, потому как она нам там и сям чего-либо совсем до чего недвусмысленно и близко-то вовсе совсем же недодала.
Ну а дабы всемогуще вырвать силою из ее рук все, то ею в своих наиболее дальних тайниках сколь исключительно, как есть весьма бестолково и несуразно упрятанное, нам и надо бы вовсе так невозмутимо вооружиться и именно что до зубов всем тем чрезвычайно воинственным долготерпением.
Ну а потому и следует рыть да рыть землю в поисках таинственных кладов всех тех вовсе-то и близко никак пока совсем неразгаданных нами механизмов, до чего слепо и поныне заправляющих исключительно так вовсе до чего еще нелегким нашим бытием.
Ну а во имя того, чтобы нынешние люди хоть как-либо сумели всею душой и телом соприкоснуться с миром несоизмеримо великих и неземных благ далекого будущего нужно бы всячески нарастить темп технического прогресса, что и впрямь-то до чего еще стояще затем поспособствует дальнейшему развитию совсем недостижимо ныне высоких технологий.
Причем как раз-таки - это у нас и впрямь впереди где-то уж исключительно более чем явно так ныне как раз и по курсу…
Но курс тот может быть безупречно верен разве что если кто-либо будет до чего, несомненно, весьма вдумчиво и до конца полноценно всячески учитывать все те рифы и мели, которые и вправду могут, в том числе и полностью разрушить то самое, доселе не нами некогда созданное…
Причем и в чем-либо немыслимо малом, безусловно, ведь проявляется и то самое нечто как есть наиболее истинно главное, да и полностью сколь осмысленно во всем единственно верное…
И вот даже и во имя посильного переустройства той одной самой же конкретной человеческой психики и близко-то никак не стоило буквально сходу начинать нещадно орудовать маникюрными ножницами, бездумно кромсая, всю ту более чем неизменно вполне полноценно живую плоть сколь еще буднично и простецки существующей жизни…
Ее надо бы анализировать, куда более щадящим и вдумчивым образом, уж вовсе-то при этом, никак не выпячивая все то свое донельзя так явственно пренебрежительное отношение ко всем бедам, что попросту подчас совершенно неведомы тем, у кого жизнь в целом неизменно протекала гладко, мягко и сладко…

258
И, разумеется, что все вышесказанное можно соотнести разве что к чему-либо всецело же конкретному, а именно до чего наглядно так визуально зримому, а заодно и совсем немыслимо ведь чертовски прискорбному...
И именно таковым и можно считать самое явное отсутствие чего-либо и впрямь наглядно во всем положительного в каком-либо с виду полностью приятном и привлекательном человеке.
А между тем вся та чья-либо исключительно так никак совсем этак абсолютно неисправимая неправильность, может быть, всего-то только и заключается в одних лишь тех довольно-то весьма вот неудачливо сложившихся жизненных обстоятельствах.
А именно потому и надо сколь осторожно и одними легкими касаниями разом же сорвать покровы с глубоких и никак незаживающих ран чужой души.
Ну а затем если, они и вправду никак не носят самый откровенно гнилостный характер, то уж тогда и стоило бы еще явно так попытаться постепенно разобраться во всех проблемах данной личности, а не ломиться слепо напролом…
Другое дело, что для анализа злых и низменных поступков подобные методы нисколько не годятся, раз о любых каких-либо совсем недостойных высокого звания человека вполне конкретных деяниях надо бы судить строго, и обезличено.
И это так раз уж всякая грязь она – ужасно липкая и если начать углубленно копаться в причинах задушевных подлостей, духовного мрака и невежества…
И то, конечно, полностью уж до конца во всем искренне справедливо, но только, пока дело действительно еще будет касаемо всяческих подлых поступков, а не самого как-никак явного отсутствия каких-либо поступков хороших.
Причем бездействие это тоже явный поступок, но за бездействием в отличие от действия могут сами собой ведь скрываться совершенно же разнообразные и никак непростые и вполне само собой ясные и полностью понятные причины.
То есть, всяческое отсутствие даже и корней вроде бы для всех нас исключительно так естественного добра при всех тех к тому самых явных буквально-то выпирающих наружу изначальных задатках это нечто во всем иное, нежели чем, то откровенно гадкое недобро весьма ярко проявленное как-либо более чем сколь еще конкретно разом наружно.
Поскольку истинный омут зла неизменно делает себя полноценно счастливым как раз-таки за счет всех тех несчастий других, и это ему, безусловно, в усладу, а потому он не слеп, а воинственно же на редкость последователен во всех своих донельзя злокозненных намерениях.
Причем даже и самое беспросветно темное невежество вполне возможно будет хоть как-либо еще наделить весьма должным же явным пониманием поистине верных и правильных принципов жизни, а для всего того явно следует нисколько не пренебрегать при должном случае возможностью взбаламутить весь ил чьего-либо никак не ко времени увядшего естества.

259
И действительно бояться даже и невольно соприкоснуться душою с той самой до чего мятежно воинственной тьмою нужно бы разве что лишь тогда, когда это неминуемо разом-то как есть, непременно еще приведет именно к той довольно чувствительной встряске всей своей собственной души…
То есть разве что в том самом случае, когда чье-либо душевное уродство попросту вот явно так неодолимо манит за собой, а не тогда, когда оно только лишь донельзя уж совсем отвратительно и неприятно.
Однако людям, пьющим чистую родниковую воду из искрящегося светом и добром источника знаний, может быть подчас исключительно ведь вовсе подчас этак никак непотребно, испить из лужи, безусловно, же, как есть совершенно чужих им страданий.
И этому до чего еще недвусмысленно поспособствовала именно литература, научившая кое-кого льстивому и приземленно восторженному самолюбованию, горестному покаянию перед всеми своими довольно-таки сомнительными идеалами, да и униженному умерщвлению духовной плоти, а никак не настоящей несгибаемости в борьбе со всем тем подлинным, а не донельзя вычурным злом.
Весьма вот определенного рода богоборческая писательская мысль, так и распинает душу человека на том самом новоявленном кресте.
И впрямь-таки заставляя кое-кого сколь глубокомысленно поверить в некие те наивысшие абстрактные ценности, находящиеся где-то там за самой гранью всякого ведь воображения простого человека, и, уж во всяком случае, вне всяких пределов его житейского сознания и тех самых довольно-таки обыденных, более чем обывательских его чувств.

Возвышенные книжные идеалы между тем и впрямь невероятно заоблачны, а потому и близко никак они вовсе неприменимы в деле хоть сколько-то стоящего того переустройства весьма этак чудовищно же многогрешной человеческой натуры.
Да и вот еще, что никак не в меру стремительно устремясь куда-либо к недосягаемым и совершенно далеким звездам, люди, не только остаются фактически безо всякой существенной опоры, но и становятся при этом явными небожителями, едва ли понимающими, чего это вообще творится на той более чем плодотворной всеми своими грехами земле.
Да и обязательно они при всем том явно оказываются, буквально же заворожены, быстрыми и плодотворными решениями каких-либо давно (словно больной зуб) наболевших вопросов.
Или вот еще что: это как есть, несомненно, уж может выразиться и в том на редкость донельзя последовательном и безупречном соблюдении всех тех довольно-таки обветшало старых былых традиций.
Причем у большевистского племени второго, третьего, а тем более четвертого поколения все это выглядело и выглядит сколь безупречно именно что в том исключительно же праведном духе совсем ведь до чего разнузданно стародавнего и на этот раз и близко-то уж никак ясное дело совсем не религиозного ханжества.

260
И вот в каких именно невообразимо ярких и живописных красках, описывает данные явления человеческой природы классик общемировой литературы Майн Рид в его наиболее уж замечательном романе «Квартиронка», причем из-за минувшего с тех пор времени, они вовсе не выцвели…
«…Новой Англии – колыбель пуританизма, где исповедуется самая суровая религия и строгая мораль.
Но странным это кажется только на первый взгляд. Один южанин так объяснил мне это явление: Как раз в тех странах, где распространены пуританские взгляды, больше всего процветают всевозможные пороки. Поселения Новой Англии – оплот пуританизма – поставляют наибольшее число мошенников, шарлатанов и пройдох, позорящих имя американца, и это неудивительно: таково неизбежное следствие религиозного ханжества. Истинную веру подменяют чисто внешним благочестием и формальным соблюдением обрядности, и люди забывают о долге перед своим ближним;
сознание долга отходит на второй план, и им пренебрегают».

261
Советский пуританизм утверждающий, что «первым делом, первым делом самолеты» тоже как-никак, а своего рода ханжеский фанатизм, только ведь разве что полностью уж сколь наотмашь разом отрицающий саму идею Бога, как и всякое рукотворное сотворение вселенной.

Так что более чем явное им порождение тех самых немыслимо ужасающих всякую праведную душу качеств в самой-то сущей краткости, описанных Майн Ридом, и было, в принципе, делом на редкость естественным и, кстати, по всей своей сути, до чего еще легко вполне объяснимым.
Создавая чисто вымышленные иллюзии, было бы уж попросту никак невозможно разом еще не «упрятать под сукно» всю ту исключительно естественную человечность и самый простой, а не вычурно пламенный гуманизм.
Потому что более чем достойное того человеколюбие всею душой должно быть как есть всецело же устремлено именно что к неким тем самым конкретным живым людям, а не только к одним разве что белыми нитками до чего еще вот наспех к ним буквально-то намертво прикрепленным абстрактным понятиям.

262
И то откровенно парадное самопожертвование более чем неизбежно само собой еще приведет именно к тому, что почти всякий человек во всем том извечном пороховом дыму восторженных и напыщенных словопрений, безусловно, так раз и навсегда, в конце концов, потеряет, все то, чего им и вправду должно было, собственно, двигать…
А именно любовь и веру в лучшее будущее всей своей великой и величавой страны.
Все это сколь нарочито звеня при этом шпорами, убивает шагающий широким строем бешеный энтузиазм, некого стадного чувства, вместо веры в себя и всего того здравого мироощущения своей уж как есть личной и чисто ИНДИВИДУАЛЬНОЙ сопричастности к делу защиты своей родины от донельзя подлых и вероломных ее врагов.
Единение масс под общим для них флагом, дает им некий единый порыв, делает их всех братьями и сестрами?
И, однако же, коли чего-либо подобного и удастся действительно надолго когда-либо добиться, то вот как-никак, а истинно наилучшие ко всему тому условия могут возникнуть разве что, глубоко изнутри, а вовсе-то совсем и близко так не снаружи.
А все это лишь исключительно потому, что каким-либо сугубо внешним агитационно мощным и чисто насильственным воздействием на темную и невежественную психику серых масс, будет разве что только ведь и возможно уж до чего еще сходу и довести весь народ до той наиболее полнейшей, и совсем ведь вовсе нетрезвой апатии…
Ну а о чем-либо ином тут и речи быть явно не может.
Причем при подобном никак не в меру необычайно старательном приложении всех великих духовных сил всякий тот истинно конечный результат может оказаться лишь совершенно обратен всему тому уж сколь блаженно как есть заранее донельзя страстно желаемому…

263
И это именно благодаря чисто внешней яростно навязанной человеку морали он и становится сущим зверем, подчас даже и непомнящим, а зачем это его вообще некогда породили на белый свет.
И всеми действиями этакого интеллектуально убогого фанатика отныне будет заправлять отнюдь уж никак не тот хоть чего-либо вообще на деле стоящий здравый смысл, а некая особая логика того социума, который возник именно в связи с ярым сплочением рядов при помощи насквозь пронзающего до чего еще многие души страха.
И всякий тот или иной индивидуум до чего явно боялся разом выбиться из весьма строгой и четкой шеренги.
И ведь не только из-за той до чего беспрестанной боязни разом уж далее перестать, сколь ярко уж блистать кристальной чистотой перед священным ликом всесильной идеи, но и потому, что одному ему было как-то совсем уж и вовсе до чего непривычно и неуютно.

Ну а, в особенности, смерть всех тех вполне уж довольно простых человеческих навыков, как и истинно элементарных для каждого из нас самых естественных чувств явственно так еще при всем том еще разом коснется именно натур до чего безнадежно никак не в меру паразитических.
То есть, именно тех натур из общего числа людей, которые по всей своей природе всегда вот явно же всячески постараются везде и во всем непременно как есть разом сходу урвать тот еще заранее будто бы именно свой самый наилучший кусок из всего того подчас довольно увесистого общественного пирога.
И это именно подобного рода люди и впрямь-таки липнут ко всей той донельзя агрессивно ныне идеологизированной власти.
Ну а также совсем уж безропотно они ведь только и делают буквально все, что та им и вправду сходу прикажет в явной надежде на то, что подобное рвение будет кем-либо сколь, безусловно, всецело так разом затем на деле оценено.
А все это до чего непосредственно само собой означает, что этаким рьяным блюстителям широких, словно Белое море государственных интересов, при случае попросту уж наскоро собственно спишутся все те до чего беспрестанно творимые ими лютые бесчинства, а особенно если они как есть, и впрямь-то осуществляются по прямому заказу самого государства.
Причем то государство никак не скупились на «почести» так вот совсем уж безвестно и умереть за его полноправное право существовать явно так совсем вопреки всем самым обыденным и насущным законам природы.
И ведь все то зло кровавого красного безвременья ныне начисто так совсем позабылось.
А потому и до чего гладко так отполированное «светлое прошлое» и будет, в конце-то концов, как есть еще неразделимо так до кучи и собрано в ту весьма и весьма отменно так наилучшую эру героических свершений, побед и репрессий.
Ну а затем все это, по случаю, и будет донельзя весьма толково и подано на блюдечке большой исторической перспективы, как трудный, но правильный процесс постепенного перевоспитания трудового народа в духе новых и до чего ярчайше светлых идей.
Потомки, живущие в индустриальном развитом обществе, от всего этого могут, конечно, и впрямь вполне так и разомлеть, да и, кстати, разом ничтоже сумняшеся всецело признать все те предпринятые некогда властью усилия, как жестковатые, но между тем во всем своем корне при этом истинно верные…
Да только этак уж думать могут разве что те, кто дальше своего носа вовсе ведь совсем ничего и не видят…
Ну а обманутый грядущим несбыточным счастьем народ верит буквально всему разве что, пока беда гулким набатом враз не нагрянет, а как она и вправду по его душу нагрянула, так и вера в нем ломаться тут же ведь явственно начинает, словно та еще яичная скорлупа…

264
И вот как раз-таки именно вослед за тем до чего внезапно наступившими днями невозможно же чудовищной Второй мировой войны до чего еще многие люди почти разом тогда и вырвались из плена всех тех доселе в них некогда прежде живших ярчайших иллюзий.
И как есть, начали они тогда довольно-таки быстро даже и невольно прозревать, а как раз потому они вовсе-то безрадостно в принципе уж, затем и дойдут всем тем своим ЧИСТО практическим умом…
Причем еще и как раз-таки то им вполне довелось сколь на редкость более чем трезво ведь до конца тогда разом вот осознать…
Нет никак то и близко совсем уж оно не иначе, а тот самый на все времена величайший инкубатор славных идей всего-то лишь очень даже большая зловонная яма…
Ну а от подобных выводов и до реальной измены явно окажется вовсе совсем уж не столь далеко…
И Великая Отечественная война являет собой истинно так наиболее наилучшую демонстрацию самого того исключительно наглядного проявления никак и близко подчас вовсе незаретушированного словесной фальшью того еще на редкость помпезно пренебрежительного отношения Советской власти ко всему своему народу.
А как раз-таки потому та самая трусливо спрятавшаяся за чужими спинами безумно смелая (в одной лишь воинственно патетической фразеологии) советская партократия сколь яростно более чем верно тогда доказала наиболее главную свою лютую способность, нести смерть, прежде всего, своим и одним разве что только своим и точка.
Ее наиболее основным стимулом к действию было сущее нагнетание всеобщего и всепоглощающего страха перед наказанием за невыполнение любого даже и наиболее откровенно же самодурского, спесивого приказа всякого штабного начальства.
Причем смерть солдатская, да и офицерская тоже, была тем более разве что ужаснее, чем ближе линия фронта вовсе-то никак тогда совсем нелениво подкатывала и подкатывала к тому монстру в человеческом облике, которого буквально каждому неукоснительно в те времена и впрямь-таки надлежало стойко и доблестно всеми силами яростно защищать.

265
А впрочем, власть Сталина и близко никак не была до чего, как есть весьма изуверски донельзя так вовсе уж совсем как есть более чем неприглядно плохой.
Поскольку если бы у руля власти тогда оказался, кто-то другой, трудовые лагеря могли бы стать основным пристанищем от 60 до 90 процентов населения СССР.
Человеческого сердца у многих господ большевиков, практически не было вовсе вот никакого – у них вместо него были твердые, словно гранит фанатически скроенные убеждения…
А чего это вообще было нужно, чтобы совсем бесслезно и безэмоционально разом так отдавать приказ о самом ведь бессмысленном расстреле ни в чем и близко зачастую нисколько неповинных людей?
Да и во время ВОВ, они себя проявили самым должным большевистским образом…
Отборные кадры процеживали окруженцев сквозь мелкое сито фильтрационных лагерей.
И уж весь этот их совсем этак несгибаемый и прямолинейный характер еще и явно будоражила гордая стать верного выбора партии, назначившей именно их, безгрешных и пламенных, на эту до чего исключительно так исторически важную должность.

Ведь это им – людям с кристально чистой от всяческих слюнявых сомнений душой – и было сколь безотлагательно вполне доверено отстреливать и отстреливать паникеров и дезертиров.
Ну а если у кого из них рука ненароком и дрогнет, то тотчас его самого вмиг отправят на тот весьма и весьма вот совсем недалекий и впрямь-то убийственный фронт.
А между тем сама мысль о чем-либо подобном у многих из тех «правильных ребят» тут же разом приподнимала жесткую шерстку на загривке.

266
И всем тем подлым и низколобым людишкам было совсем недвусмысленно наспех тогда внушено, что это, они и есть первый эшелон защиты родины.
Ну а на передовой в жуткой грязи, темени и крови возится тот второй, который только распусти – тут же, они все как один по своим домам, да огородам разом и разбредутся.
Приказ «Ни шагу назад» это и есть именно тот самый верх «чиновничьего оккультизма» все у них на бумаге было совсем вовсе не так, как оно тогда и вправду на деле имелось в той самой до чего доподлинно настоящей действительности…
Просто всего-то за землю родную разом костьми же лечь это, и есть тот самый явный призыв муравьиной королевы ко всем ее на редкость безропотным защитникам, безмозглым насекомым.
И кстати, разумное геройство во времена всеобщей паники это тоже тот еще нонсенс, поскольку человек он как-никак более чем неизбежно животное стадное.

267
Во время всеобщего разгула осатанелой анархии явно уж и впрямь практически сходу выходит наружу все, то до чего еще наиболее исподнее во всей той и без того крайне так весьма и весьма донельзя ведь само собой нисколько так никак вовсе непритязательной человеческой натуре.
Ну а то между тем еще изначально наиболее главное, что и впрямь-таки должна была вполне уж надежно прививать всякая возвышенная литература, так это умение вовремя подавлять бунт звериных и скотских инстинктов, дабы в нужный момент разом отсечь все корни людского малодушия, не проливая при этом целые реки совершенно напрасной крови.
И явно так, что хоть чему-либо подобному на редкость старательно могли бы на деле посильно поспособствовать истинно великие писатели 19 столетия, однако сколь болезненно они всецело самоустранились от подобной архиважной задачи, разве что только подлив масла в тот и без того безмерно великий пламень человеческих страстей.

268
Надо вот было Льву Николаевичу Толстому, и впрямь-то исключительно неистово раз за разом до чего беззастенчиво выдавливать из себя раба, дабы как есть непременно, затем сделать грядущее советское рабство фактором вовсе-то никак совсем неотделимым от всей той, так или иначе, уж существующей в то время чисто сталинской действительности.
То есть, собственно, и стало оно тогда той самой, что ни на есть неотъемлемой частью общественного сознания буквально же целой исторической эпохи.
Причем прививать какие-либо полноценно иные принципы жизни было бы явно так уж никак и впрямь нелегко, а в том числе и потому, что правильная дорога всегда довольно тяжела и трудна для всякого того, кто медленно бредет по ней.
И куда ведь полегче будет на лихой тройке унестись ввысь, да и громыхать оттуда, как Зевс молниями, метя при этом во все, то греховное и духом совсем нисколько никак вовсе так совсем уж явно несветлое.
А между тем надо было Льву Толстому всегдашне жить именно умом, а не неистово бьющимся сердцем, или некими теми чисто извне позаимствованными чужими мудрстваниями, из тех-то самых донельзя так блекло светлых истин, что были попросту напрочь совсем оторваны от всякой той исконно русской почвы.
Да вот ведь, однако, явно пришлось бы ему тогда не только того самого тщедушного раба из себя и впрямь сколь еще прямодушно всеми-то силами выдавливать, но и посильно идти совсем уж против течения, что гораздо тяжелее, чем всегда и во всем ему радостно следовать.

269
Однако именно в чем-либо подобном и проявляется яростное бурлачество большой и светлой души, а Лев Толстой зачастую во всем интуитивно следовал за пороками своего века, как, впрочем, и многие другие деятели добра его доподлинно великой державы, однако, чего тут поделаешь, немалое число из них, были безо всякого царя в голове.

Да только уж явно мог всеми нами любимый Лев Николаевич (если бы он того, конечно, всеми силами души действительно захотел) вдруг еще взять, да как следует обеспокоиться о том самом почти бескровном преодолении барьера разнузданной дикости, той еще самой ныне навеки прежней Россией…
Она ведь чуть было хребет себе не сломала, причем как раз-таки разве что аккурат возле самого финиша, который мог бы ее, и впрямь до чего затем разом вполне возвеличить, в том-то самом исключительно уж совсем наглядно ином и никак не воинственно имперском плане!

270
Деникин в его книге «Очерки русской смуты» весьма размашисто пишет о том, во что это именно некогда обошлась интеллигенции в России, вся та как-никак, а до чего непримиримо великая ее любовь ко всей уж довольно на редкость немыслимо изнеженной и обласканной идеалистической литературой крайне пылко ведь любимой себе.
Ну а в особенности еще и явно учитывая всю ее, так и бьющую через край европейскую глубокомысленную утонченность.
Да чего наглядно выражавшуюся именно во всей той крайне изысканной ее предрасположенности ко всяческим сладкоречиво высказанным мыслям, а также и в том всегдашнем ее самом неизменном устремлении ко всему безмятежно внутреннему, никем и ничем не нарушаемому покою.
И вот они слова Деникина.
«Одно бесспорно, что аграрная реформа запоздала. Долгие годы крестьянского бесправия, а нищеты, а главное, – той страшной духовной темноты, в которой власть и правящие классы держали крестьянскую массу, ничего не делая для ее просвещения, - не могли не вызвать исторического отмщения».

А все это от одного непомерно большого желания, нисколько так и близко никогда не запачкаться ни в какой грязной возне во имя чисто так грядущего, куда значительно поболее благополучного переустройства всего того нынче-то, пусть и кое-как, но вполне, однако, весьма надежно существующего жития-бытия.
И оно и впрямь-то может ныне быть сколь откровенно отвратительно мерзким!
Но вот зато всеми силами разом впрягшись, дабы действительно со временем улучшить буквально всеобщее людское существование, можно было до чего еще славно, затем зажить и не тужить в том истинно великом духовном единении со всем своим навеки любимым, родимым краем!
Да только зачем это нам вообще, коли уж речь идет именно о той грязи, что непременно так намертво тогда разом прилипнет к нашим чистым и нежным благородным рукам?
Чехов в его рассказе «В родном углу» полностью уж до конца наглядно раскрывает данное устремление российской интеллигенции, явственно выражающемся в ее до чего только откровенном желании быть бы ей всегда уж совсем разве что с краю от какого-либо хоть сколько-то стоящего того всеобщего так народного просвещения.
«О, как это, должно быть, благородно, свято, картинно – служить народу, облегчать его муки, просвещать его. Но она, Вера, не знает народа. И как подойти к нему? Он чужд ей, неинтересен; она не выносит тяжелого запаха изб, кабацкой брани, немытых детей, бабьих разговоров о болезнях. Идти по сугробам, зябнуть, потом сидеть в душной избе, учить детей, которых не любишь, – нет, лучше умереть! И учить мужицких детей в то время, как тетя Даша получает доход с трактиров и штрафует мужиков, – какая это была бы комедия! Сколько разговоров про школы, сельские библиотеки, про всеобщее обучение, но ведь если бы все эти знакомые инженеры, заводчики, дамы не лицемерили, а в самом деле верили, что просвещение нужно, то они не платили бы учителям по 15 рублей в месяц, как теперь, и не морили бы их голодом. И школы, и разговоры о невежестве – это для того только, чтобы заглушать совесть, так как стыдно иметь пять или десять тысяч десятин земли и быть равнодушным к народу. Вот про доктора Нещапова говорят дамы, что он добрый, устроил при заводе школу. Да, школу построил из старого заводского камня, рублей за восемьсот, и "многая лета" пели ему на освящении школы, а вот, небось, пая своего не отдаст, и, небось, в голову ему не приходит, что мужики такие же люди, как он, и что их тоже нужно учить в университетах, а не только в этих жалких заводских школах».

271
И вот наотрез отказывался милый доктор Чехов хоть как-либо понимать донельзя непреложный факт, так и глаголющий всем нам о том, что, то единственное и, кстати, на редкость естественное состояние души человека – оно-то и есть та сельская среда, в которой он повседневно живет, да и беспрестанно кует свое мелкое человеческое счастьице.
Может быть, и не надо бы его от нее совсем без устали отрывать, а в особенности при помощи той сколь суровой и грубой силы?
Кто достоин, тот свое и так всенепременно возьмет, да и брал безо всяких тупо исходивших слюной пропагандистов некоей чисто совсем вот абстрактно уж, как только и впрямь значительно лучшей жизни.

Однако как есть надобно было Чехову глубокомысленно многое всецело еще с ног на голову разом переиначить, дабы совсем ведь незатейливо и создать того самого искусственно счастливого человека с ценностями на редкость полностью во всем отличными от тех, что некогда были у простого и поистине незадачливого крестьянина.
То есть лично ему и был столь непременно уж искренне важен и нужен тот до самого лютого отчаяния некто ведь явно иной – озаренный зарницей возвышенных идей, где-то разве что мельком и ненароком ненадолго проблеснувших на самом горизонте, но при этом крайне далеких от нас, словно мираж в безводной пустыне.
Доктора Чехова, понимаешь ли, и близко не устраивало, чтобы все мужики в начальных школах самым азам грамоты обучались, ему, значит, каждому разом подавай по университетскому образованию, причем, разумеется, что ради одного только на редкость эфемерного равноправия, а вовсе не просто так от всей той воинственно и беспристрастно слащавой, самосозерцательной спеси.

272
А между тем большой писатель Александр Куприн, приводит тот еще вполне стоящий упоминания пример, как это все-таки тяжело было тем из века в век необразованным людям выходить на дорогу знаний, где вот буквально все им было внове, да и совершенно и близко попросту непонятно, как оно там вообще и чего.
Александр Куприн «Олеся»
«Ярмола никак не мог представить себе, почему, например, буквы "м" и "а" вместе составляют "ма". Обыкновенно над такой задачей он мучительно раздумывал минут десять, а то и больше, причем его смуглое худое лицо с впалыми черными глазами, все ушедшее в жесткую черную бороду и большие усы, выражало крайнюю степень умственного напряжения.
– Ну, скажи, Ярмола, – "ма". Просто только скажи – "ма", – приставал я к нему. – Не гляди на бумагу, гляди на меня, вот так. Ну, говори – "ма"…
Тогда Ярмола глубоко вздыхал, клал на стол указку и произносил грустно и решительно:
– Нет… не могу…
– Как же не можешь? Это же ведь так легко. Скажи просто-напросто "ма", вот как я говорю.
– Нет… не могу, паныч… забыл…»

А между тем, этот самый человек с лесом и землей был подчас во всем однозначно на ты, а потому и мог он о ней действительно знать кое-чего из того, о чем, быть может, даже и знаменитому профессору ботанику далеко уж не всегда было о ней вполне доподлинно на деле известно.

273
Из века в век все, то, что ранее было совсем немыслимо сложным почти, что для всех и каждого, вовсе-то и неприметно до чего многозначительно со временем сколь явственно всячески так постепенно лишь только вот упрощается.
К примеру, самые основы геометрии – 2000 лет назад, то, что сегодня изучают все в 7-8 классах общеобразовательной школы, было некогда чем-то навроде высшей математики, а потому и овладеть подобного рода невероятно сложными знаниями в те и вправду ныне весьма далекие времена могли лишь, пожалуй, довольно немногие.
Да даже и 150 лет назад изучение начал алгебры, тоже уж было делом на редкость весьма и весьма до чего довольно-таки трудоемким, а потому и переход от цифр к буквам тогда занимал в четыре раза поболее времени, нежели чем он ныне у нас занимает сегодня.
И вот он тому лишь самый так малый пример.
Александр Куприн «Яма».
«Это неизбежно.
Вспомните, Лихонин, как нам был труден переход от арифметики к алгебре, когда нас заставляли заменять простые числа буквами, и мы не знали, для чего это делается».

А делается все это в том числе и затем, дабы целенаправленно и постепенно разом уж всецело приучить детское никак и близко пока совсем еще несформированное сознание к тому самому чисто так иному абстрактному мышлению, ну а быстро чего-либо подобное и близко уж вовсе никак не происходит.

274
Да и сама как она есть главная беда с теми никак не в меру мечтательными людьми именно в том и состоит, что они слишком-то искренне верят, что будет возможно сколь многое видоизменить, совсем не мелочась, дабы потратить на это безо всякого остатка все силы своего крайне недалекого и недальновидного поколения.
А между тем, яростно и безотчетно сходу устремив массы простого народа в некий тот всецело вот пока донельзя призрачный завтрашний день, только-то и возрождаешь те самые страшные яви, как-никак чисто более чем некогда всеобщего нашего дня позавчерашнего.

И откуда вообще взялась на Руси вся эта тяга к подобному необычайно быстрому, и до чего откровенно разом уж весьма спешно навязываемому преобразованию?
А главное еще более чем действенно оно сосредоточилось на безотказно бескомпромиссном выкорчевывании всех пороков былого и минувшего, что с нашим нынешним настоящим расстаться и близко ведь сами собой пока уж совсем никак не хотят.
И это притом, что они просто намертво вмонтированы во всякое человеческое сознание, и всякий человек, идя по не такому уж и длинному пути своей жизни, только лишь приумножает все то, что он впитал еще с материнским молоком.
Ну а нечто новое можно заложить только в детей, сколь явственно это сочетая это со всеми теми положительными изменениями в ныне существующем обществе.
И ведь главное его никак нельзя разрушать, дабы на его обломках тогда и построить нечто монументально новое, а особенно если речь будет идти о том, что еще доселе никогда не существовало во всей человеческой природе.
Причем праздные мечтания о чем-либо никак ныне несбыточном могут вот только лишь явственно возродить некое до чего стародавнее и крайне гиблое прошлое.
Причем все это хотя бы отчасти вполне же естественное производное, тех самых книг европейских авторов кривооких провидцев, что в своих розовых снах так и видели донельзя славный момент попросту так чудодейственного возникновения некоего нового света в той-то самой непомерно древнейшей, обыденной полутьме.

275
Причем именно в России все те никак не в меру слащавые благоглупости к тому же были довольно-то безбожно до чего изрядно сходу ведь совсем так утрированы, приобретя насквозь извращенную форму, а все из-за того максимализма, который был до чего неизменно распространен среди представителей российской интеллигенции.
Причем речь не идет о чем-либо сугубо национальном, а о представителях всех народов, так или иначе населявших шестую часть суши.
Правда, гении своего времени, оказавшие максимально большое влияние на горячие умы предреволюционной эпохи были исконно русскими людьми.
Вот скажем один из их числа…
И впрямь-таки именно на то оно похоже, что достопочтенный писатель Чехов, сколь благодушно от всей большой души пожелал, дабы рабочие и крестьяне учились в университетах, а интеллигенция наоборот пол подолом, низко притом, во все стороны, кланяясь подобострастно же протирала, дабы далее ей из народа нисколько бы вовсе не выделяться.

Эта тенденция более чем наглядно прослеживается ни в каком-либо разве что только одном из явственно подчас уж никак незадачливых его поздних произведений, а как раз-таки потому и не может нечто подобное быть одной той разве что на редкость весьма досадной оплошностью или скажем сущей случайностью.
И именно в чем-либо подобном Чехов и видит тот самый крест, который, как оказывается, и должны были нести на себе вполне этак полноценно развитые люди, дабы всенепременно когда-то ведь наступило то самое на редкость более чем всеобъемлющее и всеобщее людское благоденствие.
Все как один и вправду должны были отныне по всем тем беспардонно так суровым воззрениям Чехова буквально с расцвета и до заката безотказно трудиться, и всем и каждому только и полагалось быть, на редкость до чего всецело вот полезными членами общества.
Ну а нечто подобное - это два конца одной и той довольно острой палки.

276
И это в то самое время, когда уж и близко нет ничего того поважнее нежели чем то, чтобы высокие государственные должности никак не обсиживались всевозможными взяточниками и на редкость изощренными наследными казнокрадами, а кроме того нельзя допускать, чтобы тупицы и бестолковые невежды силовыми структурами блаженно и сладостно совсем напропалую командовали…
Да только при всем том про нечто подобное во всем же творчестве Антона Чехова, лично так автору этих строк, почти ничего и никак фактически и близко-то нисколько не попадалось.

У него, может, и есть, хоть чего-либо еще кроме тех четырех коротеньких юморесок «Мелюзга», «Надлежавшие меры», «Разговор человека с собакой», «Ушла».
Однако об эдаких вещах надо было сочинять целые повести и как раз-таки в этом аспекте и надо было всячески же сурово обличать все российское общество, а никак не отыгрываться на злосчастных бездельниках, и, кстати, вовсе-то не склонять людей интеллектуального труда – к труду более чем для них во всем бессмысленному – физическому.

277
Ведь оный и близко ни в чем никак не облагораживает саму душу человека, а скорее, наоборот, безмерно лишь только-то поболее ее всячески так закабаляет.
Ну а точно также и сам результат всеобщего труда подчас уж совсем безнаказанно кое-кем вконец разворовывается, раз повсюду взяточничество, кумовство, невежество чиновников в делах, которыми они до чего бестолково и по-заправски делово везде заправляют.
Вот уж кого бы Чехову разом пронзить своим острым гусиным пером, так нет, ему, понимаешь ли, всякие бездельники совсем житья никакого не дают всею своей сущей бездумной и безыдейной праздностью.

Ну а такие его рассказы как «Неприятность» и «Шило в мешке» погоды никак уж совершенно не сделали!
Вот еще один яркий пример из его позднего творчества.
Чехов «Невеста».
«Вчера Саша, ты помнишь, упрекнул меня в том, что я ничего не делаю, – сказал он, помолчав немного. – Что же, он прав! бесконечно прав! Я ничего не делаю и не могу делать. Дорогая моя, отчего это? Отчего мне так противна мысль о том, что я когда-нибудь нацеплю на лоб кокарду и пойду служить? Отчего мне так не по себе, когда я вижу адвоката, или учителя латинского языка, или члена управы? О, матушка Русь! О, матушка Русь, как еще много ты носишь на себе праздных и бесполезных! Как много на тебе таких, как я, многострадальная»!

278
Вот уж действительно слезы в три ручья как у Ярославны ей-богу!
А между тем довольно немалое наличие тех весьма и весьма этак никак уж не редких в западном мире людей, что попросту неспешно проживают все свое истинно немалое состояние, никак при этом и близко не мешает ему столь традиционно день за днем между тем процветать.
Да, что, правда то, правда там сколь, несомненно, живут и здравствуют целые толпы тех самых людей, что только и всего попросту так получили от своих предков довольно-то значительное и солидное наследство, они его, год за годом и проживают, медленно и бесцельно прожигая всю свою жизнь.

А, кроме того, там вполне ведь хватает и тех профессиональных безработных, что живут за счет государства всю уж время своего как есть этак более чем сознательного существования.
Да и в той навеки ныне прежней, царской России тоже были всякие растяпы, фаты и моты, как раз-таки из числа тех, кто, в самый короткий срок в пух и прах проматывали все свое состояние, однако крестьяне весьма обширных областей не потому по временам до самого, в сущности, последнего истощения доходили.

279
Причину их великих и безвинных страданий более чем полновесно и сколь еще верно и правдиво описал Салтыков-Щедрин в своей книге «История одного города»:
«Не то что в других городах, – с горечью говорит летописец, – где железные дороги не успевают перевозить дары земные, на продажу назначенные, жители же от бескормицы в отощание приходят».

И то вовсе не злая сатира, зачастую безмерно ведь до самых краев переполненная довольно уж плохо скрываемого внутри авторского я более чем самого еще нечестивого презрения ко всей своей отчизне, а потому и весьма беззастенчиво привирающая Бог весть чего ради одного лишь красного словца…
Нет, уж описанное выше положение вещей, действительно было тогда практически полностью именно повсеместным и сколь, кстати, однозначно вполне по-житейски во всем тривиально обыденным.
И никому бы, ясное дело, не стоило бесцельно идеализировать ту старую Россию, исторические корни большевизма, они в ней самой и есть, раз уж при том «светлом ликом» царизме, народ голодом морили, во времена бескормицы, в самом массовом порядке, вывозя заграницу зерно, без сомнения могшее спасти многие и многие людские жизни.

280
И при тех донельзя полноценных приемниках былого царизма большевиках и близко не возникло, то совсем так особое и новоявленное зло, а разве что куда поболее обострилось зло старое, приобретя при этом некую ту сколь явно как-никак, а на редкость уж отличную от всего того прежнего истинно наихудшую внешнюю оболочку.
Причем старое зло при всей той на редкость весомо отъявленной своей негативности и вправду подчас имело хоть какою-либо долю доподлинно настоящей совести, а потому и судьба нищего крестьянства тех господ все-таки действительно в самой той еще глубине души истинно ведь вполне всерьез волновала…
Ну а новые хозяева всей нынешней жизни и смерти подчас уж всем сердцем жалели, что весь тот необъятный и лишь пока никак не сведенный ими на нет лес, будет и вправду способен всяческих сельских людей даже и невольно чем-либо хлебосольно тем еще жарким летом, на самом так деле еще прокормить.
Старая жизнь была крайне тяжкой и на редкость безответственно безыдейной?
И что вот те ослепительно светлые идеи могут дать разум и ту истинно верную хозяйскую хватку?
Да нет, они разве что создают так и сипящих во все стороны пафосные фразы сытых дармоедов, что имели хорошо поставленную речь и стальные нервы.
Однако при этом, какого-никакого житейского ума, что крайне еще будет на редкость уж нужен для вполне праведного планирования, всяческого сколь неизменно так должного распорядка своих начальственных действий те не имели буквально не в едином своем глазу.
И, конечно, при той ныне уж совсем на редкость стародавней царской власти действительно как-никак, а были этакие гуляки, что попросту подчистую разом пропивали все, то их ближними и дальними предками и вправду праведно так некогда нажитое.
Да только уж сам как он есть совсем ведь вовсе незамедлительный переход денежных средств из неких беспутных рук в путные, дело нисколько и близко явно не «пожароопасное».
Ну а потому, если тот никак незадачливый герой рассказа Куприна Гуга Веселов (именно таково и название самого рассказа) буквально всего в конечном итоге лишился, то уж разве что из-за всего этого, то промотанное им имущество никак не пострадало, а может чего и весьма существенно выиграло.
И вот он отрывок из этого произведения Куприна:
«Встречался я с ним, правда, очень редко, еще в то время, когда он проедал и пропивал несколько наследств: дядино, мамино, папино, тетино, двоюродных бабушек, – наследств, в виде каменных домов с суточными номерами, трактиров, торговых бань, даже чуть ли не публичных заведений. Много рассказывали в городе, а иногда и в печати об его диковинных, чисто по-русски несуразных кутежах, в которых смешивались остроумие с жестокостью, грязь с изысканностью, издевательство с трогательными порывами».

Но то к делу никак не относится, питейные заведения всего мира неизменно полны всякого рода племени беспечными гуляками часто посредством этого постепенно теряющими не одно свое полноценное человеческое достоинство, но и все действительно имеющееся у них достояние, однако, то никак не беда для всего остального общества в целом.

281
И то, что действительно сколь неистово грозит той самой до чего скорой и лютой смертью всякой государственности в буквально любой стране мира – так это то самое донельзя уж абсолютное безверие, а также коррупция и своеволие из-за полнейшего отсутствия надлежащего четкого контроля центральной власти над всеми ее мелкими наместниками на местах.
Ведь при этаких довольно прискорбных делах любые лица облеченные властью и полномочиями (как бы они далее не назывались), несомненно, становятся сущими царьками и только от их благоволения и будет зависеть всякое хоть сколько-то успешное обустройство всего того в целом всегда же фактически при любой власти почти одинаково существующего общественного быта.

Причем, всем гражданам от мала до велика - вполне еще более чем достоверно надлежит совсем уж никак не забывать…
На дворе вот нынче эпоха весьма расторопных и услужливых холуев, что столь униженно впрямь-таки с протянутой рукой всегда еще попросят у начальства, словно милостыню, права хоть чего-либо самостоятельно сделать.
Ну а на дверях того начальства все также незримо высвечивается надпись (без вызова никому не являться).
Причем оно не только своевольно, но и подчас совершенно уж воинственно на редкость безграмотно…
И его никак попросту ведь не заботит несветлое нынешнее настоящее, а только лишь разве что некое пресловутое светлое завтра коммунистическое или капиталистическое то будет явно зависеть разве что от одного направления ветра и ныне так или иначе сложившейся политической конъектуры.
Да и вообще люди, властвующие над обществом, крутят именно то кино, которое и было сколь строжайше рекомендовано к его вернее некуда чисто на редкость уж вполне принудительному просмотру...
А предназначалось оно разве что только поболее чем некогда ранее именно ведь для совсем уж отныне вовсе безликих масс простого народа.
Причем демагогия красного демона большевизма, была непросто всесильна и всеобъемлюща, но еще и довелось ей быть донельзя так заковыристо изощренной.
Причем путь он всегда один и если нынче поменялись планы строительства, то все остальное осталось на том же самом месте…
Строить то, что велит коллектив это всегда значит строить рабство, потому как свободы от перемены экономических доктрин сильно так много вовсе ведь не прибавится.
Другое дело, что выбора у людей может и не быть вовсе так никакого…
То есть, раз имелось на то ясное и четкое распоряжение вышестоящих инстанций, то значится именно таковым и быть всему тому верно выверенному пути в светлые дни самого наилучшего грядущего.
И простым людям беспрестанно же грузят и грузят сознание именно теми штампами, которые нынче сегодня истинно в моде.
Да и вообще исключительно ведь безвременно и вечно в России царствие в точности тех невообразимо же совсем этак явно напрасных надежд, причем и происходит все это именно что в условиях до чего несказанно вовсе уж совсем вот бескрайне суровых будней родного края.
А как раз потому и не могло хоть сколько-то вообще еще обойтись на ее земле безо всякого того на редкость исключительно так полновесно мученического венца, буквально всякому в его необъятно раздольных пределах никак не иначе (а пред своим начальством) нисколько и близко совсем же неправому творению божьему.
А оно непросто всегда и везде было и есть, что называется сколь всеобъемлюще и безлико полностью право, но еще и, воздев руки прямо к самому небу, то уж начальство за все и вся будет при этом буквально-то явно разом в ответе…
А именно так потому благочинно и сурово оно и впрямь именно что подчас явно сродни Всевышнему во всех своих более чем непревзойденных возможностях, беспощадно карать всех тех, кто ему даже и мимолетно, хоть в чем-либо непокорен.

282
Причем явление то, ясное дело, нисколько не новое – революция разве что всецело обострила все те довольно старинные социальные противоречия.
А заодно и всецело лишь вполне однозначно как есть именно она во всем и поспособствовала той до чего и впрямь уж действительно большей непроницаемости постных лиц новоявленных слуг простого народа.
Но можно ведь было и близко совсем вот не создавать для всего того, как есть истинно гиблую весьма и весьма благодатную почву?
Великие классики общемировой литературы, несомненно, могли бы заняться всеми теми чисто текущими проблемами всего своего родного угла.
А к тому же и близко при этом, вовсе не следовало им словно бы кислотой этак-то всецело разом, и вытравливать весь тот дух всяческой той еще общественной и личной праздности.
Да и то навеки треклятое угнетение никому и близко вовсе не стоило всею душою до чего неистово и безудержно сколь чертовски так поносить, а заодно и совсем как есть, буквально-то, на чем свет стоит.
Ну а в особенности, наивно и праздно рассуждая, что будто бы если сходу бездумно играючи поменять, как знамя, а еще и прежнюю знать, разом на корню полностью лишить всех ее прежних привилегий, то тогда вскоре само собой и окажется возможным всецело низвергнуть в ад всякое общественное зло.
А между тем, все тут дело было совсем уж полностью на редкость иных вещах и крайне так болезненных факторах, которые между тем никак не изжиты буквально ведь и сегодня.

И это именно как раз-таки воровство и коррупция в нигде более и близко вовсе-то никак невиданных масштабах, и послужили первопричиной довольно-то многих российских бед.
Но отнюдь никак не наличие на ее земле донельзя праздных людей, которые при любом раскладе вовсе вот никогда бы совсем не сумели (даже и при всем своем большом аппетите) разом вместить в себя поболее одного обеда или тем паче чересчур плотного ужина.

283
Вовсе не в них тут все было дело, а куда вернее главная беда заключалась в тех вконец зажравшихся чиновниках, которым и впрямь было нисколько нипочем иметь у себя в загашнике столько золотых украшений, что хватило бы и на добрую сотню рук и все им будет разве что мало, да мало…
А между тем этакая безразмерная алчность, а также и сладостно сытая неразборчивость в средствах по достижению средств к достатку со стороны тех людей, что будут безумно рады прихватить себе буквально все то до чего смогут дотянуться их волосатые лапищи, никак не волновала ни Чехова, ни Льва Толстого, ни даже Достоевского.
Им бы единственное, что со всеми теми на редкость нежнейшими идеалами в сущую чехарду сколь беспрестанно бы слепо играть, и это они милые все те заблудшие души сами-то собой на свет Божий до чего только разом, ясное дело, как-никак, а вовсе уж совсем наощупь некогда, разом и выведут.

И ведь в этаком сплошном розовом тумане до чего ослепительно радужных надежд на некое исключительно так вовсе-то иное и более светлое грядущее разом уж затем сходу вот и утопнет всякое иное до чего и вправду вполне благочестиво здравое начало.
Причем, в особенности, это само по себе более чем неизбежно произойдет, именно когда те донельзя разрозненные мысли из полуразумной, плохо обдуманной логически теории весьма уж незамедлительно превращаются в некое довольно-то совсем незатейливое руководство к самым конкретнейшим действиям.
А между тем в той невзрачно обыденной практике, никак неприметно уж до чего только вполне повседневного общественного бытия вполне еще нужно было действовать несколько так явно совсем уж иначе.

284
Люди живут по давно сложившимся законам социума, и любые довольно-таки резкие его изменения ведут не к свету, а к тьме лишь гораздо ведь значительно уж большого социального неравенства.
И Антон Чехов может и гениальный писатель, но социальные его позиции сколь еще весьма откровенно граничат с самым уж исключительно так весьма откровенным слабоумием.
Безделье - это страшный порок, но вот вытравливать его надо бы не коленным железом революционных переворотов, а куда только поболее разумным воспитанием нового поколения, то есть детей.
Нарочито безнравственная праздность вызывает лютое желание полностью ее изгнать более чем незамедлительно и бесповоротно?
Ну да все то убожество и ханжество отчаянно ленивых господ разом же отторгает собой лучи восходящего солнца крайне между тем мятежно воинственного человеколюбия…
Да и вообще сущая затхлость старого жития-бытия попросту на редкость безумно же мешает нормально вдыхать кислород всякой той доподлинно величавой свободы.
И, как и понятно все эти чугунные вериги проклятого прошлого, Чехов вполне ведь всерьез разом уж вознамерился вовсе вот наспех так вытеснить именно тем до чего искрометным светом проникновенно благих идей…
Да только живя несколько так все же спустя, другой великий лекарь душ людских достопочтимый доктор Булгаков, почти всегда всеми мыслями и душою неизменно стремился посеять в народе сущие семена разума, чувственности, мечтательности, одухотворенности, а также и той истинно благой человечности…

285
Причем надо бы и то, чисто ведь сходу и напрямик разом так чисто уж на редкость до чего еще донельзя ответственно и веско просто и легко именно на то всецело намекнуть…
Нет уж никак оно не иначе, а между Чеховым и Булгаковым есть еще одна до чего широчайше существенная разница.
С одной стороны, оба они весьма и весьма до чего принципиальные и между собой вполне до конца как две капли воды схожие российские писатели-идеалисты.
Однако во всем том их ни с чем несоизмеримо прекраснейшем творчестве более всего это явственно проявлялось именно так в том совсем еще на редкость й различном плане.
Идеалист Чехов, выражает общее мнение определенного круга людей, при этом вполне справедливо рассчитывая, что они довольно-таки высоко все это некогда оценят, и как это только рьяно затем еще превознесут весь тот его великий талант до самых седьмых небес.
Этим и впрямь радостно вознеся все его творческое мастерство выше всех тех мыслимых и немыслимых пределов вечности, а заодно и явно воздав ему должную мзду за то, что он до чего откровенно и четко весьма ведь славно отобразил все их наиболее заветные чаяния и добропорядочные мысли.
И может они, и от туберкулеза его хоть сколько-то на деле и вправду излечат, приложив к тому буквально все возможные и невозможные силы их благороднейшей души, да и всего своего ученейшего интеллекта.

А Булгаков-идеалист гнет свою твердую линию, будучи при этом весь обуян самым немалым страхом и сущей тревогой, невольно уж почти ежечасно, лишь о том и раздумывая, как бы это его за все те труды тяжкие не услали на Соловки, или вообще не применили к нему высшую меру большевистской социальной защиты.
Но он всею своей железной волей явно преодолевает до чего подлую одержимость, мелко дрожащей боязни за свою родимую в крапинках шкуру, а потому и пишет он в своих книгах, именно то, что он действительно думает о своей невообразимо тоскливой и, безусловно, до чего немыслимо так отчаянно зловещей эпохе.
И надо бы прямо заметить, что Михаил Булгаков никак не рассчитывал на какие-либо прижизненные лавры, а разве что не слишком самонадеянно надеялся хоть сколько-то уберечься от всех тех неуемных преследований той наиболее жестокой власти за всю до сих пор нам вообще же только общеизвестную историю человечества.
Его ведь на деле спасла одна лишь донельзя так во всем иррациональная любовь совершенно бескультурного вождя к его на долгие века величайшему творчеству!

286
И этак-то до чего еще последовательно и именно что вновь как раз-таки все о том же!
Чехов идеалист (в последние восемь лет своей жизни) буквально жаждет насилия и сущего принуждения, что и впрямь должно было отныне всею же силой вполне ведь довлеть над всякими теми недостойно и неправедно живущими людьми.
А Булгаков идеалист этого и близко не требует, а по полному праву возмущается крайне уж до чего неправедным существованием всех тех вполне на редкость определенных социальных явлений, однако при этом, и близко не глумясь над чьей-либо самой конкретной внезапной гибелью.
В то самое время как «наш добрый Чехов» попросту уж как есть однажды в лоб и напрямик до чего вполне откровенно подчеркивает в самом конце своего довольно-таки коротенького повествования до чего рьяное желание своего героя взять бы, да и самому повеситься на первом уличном фонаре.
Как это было в его рассказе «В Москве».
А то вот и впрямь до чего только на деле абсолютно разные вещи!

Кроме того, разница меж ними заключена еще и в том, что Булгаков вовсе и близко не видит весь этот мир однозначно лишь полностью исключительно так черно-белым, ну а подобный идеализм весьма и весьма, несомненно, для всеобщего дела добра вполне ведь действительно на редкость полезен.
В то самое время как совсем уж сколь еще безапелляционные воззрения Чехова более всего собой напоминали вопли шамана стучащего в бубен, чтобы отогнать нечистую силу...
А между тем именно что всевластие нечистой силы он всеми своими стенаниями как раз-таки, в конце концов, и накликал.
Причем поболее всего это произошло именно из-за откровенного позыва так уж, и уничтожить всякое проклятое разгильдяйство.
И вот самим так главным боевым девизом нового строя и стало слово «Дисциплина»…
Да только главным волшебным словом для вполне этак настоящего грядущего процветания было бы «сознательность», а оно может возникнуть только на почве того, что отцы государства станут всем давать пример в бережном и уважительном отношении к человеку и природе.
И такими людьми могут быть только те, у кого ум и образованность вполне этак верно сочетаются с совестливостью и острым, как клинок чувством долга.
И такие люди в результате огненного пламени большевистского переворота оказались затем в самом до чего весьма явственном дефиците.

287
Да и вообще те еще поздние чеховские литературные труды попросту ведь стали тогда ядом налитым в вино всего того посвященного общества.
И тот же генерал Деникин некогда издал свою «Московскую директиву» как раз-таки всецело находясь под самым что ни есть сильнейшим гипнотическим влиянием всего того позднейшего творчества Антона Палыча Чехова, а в особенности трех его более чем судьбоносных пьес…
Поскольку в них тот безмерно насаждает буйную фантазию крайне уж возвышенного духом отторжения от всего того навеки прежнего и ныне будто бы почти изжитого… и сколь сладостно и упоенно он и впрямь уговаривает всех и вся разом ринуться в Москву, за изумительно сладостным исполнением самых немыслимых своих ожиданий.

Генерал Деникин, как то вполне на редкость оно, очевидно, и сам уж и близко не ведал, а чего это на него и всех его генералов вдруг еще сходу более чем внезапно оно этак разом и вправду нашло.
А именно зачем это ему весьма срочно и впрямь ведь на деле понадобилось буквально все свои силы бездумно же бросить не на что-либо иное, а именно на самый и впрямь до чего еще спешный захват Москвы.
Однако вот дело тут ясное – «закодировал» его Антон Палыч своими инсинуациями о самом спешном отъезде в столицу, ровно как, и все его самое ближайшее окружение.
Эти люди парили в облаках эйфории, мысленно уж растворившись, словно сахар в чае во всей своей некогда лишь только затем еще некогда более чем до чего славно грядущей победе.
Ну а между тем вся эта их исключительно твердая убежденность имела на редкость более чем безмятежно бесформенный характер именно той сколь явной и совсем же безнадежной отрешенности от всех тех истинно настоящих реалий общественной жизни.
А впрочем, вера в то самое на редкость прекрасно и удивительно наилучшее вообще ведь была на редкость житейски свойственна российской интеллигенции, и это как раз она, словно ватный туман и застилает ей глаза утопически мнимой и аляповато картинной, да и чисто как есть литературной действительностью.

288
И это именно тот медленной, но никак вовсе неотступной смертью, уходящий в свое бессмертное небытие гений Чехов и оказал до чего еще безгранично негативное и расхолаживающее воздействие на душу всех тех исключительно многочисленных его современников, почитателей, а тем паче и всех тех посетителей тогдашних театров.
В них в те времена попросту отродясь никак пока не имелось абсолютно никаких весьма существенных усилителей звука, а потому и вся та правда о грядущем всеобщем труде выкрикивалась актерами со сцены впрямь-таки благим матом.
И к чему, то вообще еще привело в том-то самом исключительно же, как есть многозначительно так чисто конечном своем итоге?
Революционную эпоху подготовили духовные вожди интеллигенции, как и всего того донельзя бесхитростно простого народа.
Кроткое и на добрую половину чисто ведь приторно притворное смирение, чувственное отторжение от всего того старого и замшелого, собственно, и привело к тем вовсе так никак неописуемым никакими словами безнадежно же чудовищным последствиям.
То есть, там, где надо было только и всего, что голос свой слегка приподнять или если выбора нет, безо всякой жалости повесить нескольких совсем этак не в меру зарвавшихся дебоширов, ничего существенного сделано вовсе-то явно так не было.
Причем речь тут никак не идет о самих, что ни на есть беспутно революционных временах, а именно об эпохе им всецело и впрямь-то некогда так более чем беспечно уж явно предшествовавшей.
Ну а в революцию все те прежние тенденции разве что лишь крайне неприглядно и гадко до чего еще во всем весьма уж чудовищно разом усилились.
Вот чего пишет обо всем этом Барон Врангель в его «Записках»:
«На заседание Краевой Рады прибыл, кроме генерала Покровского и полковника Шкуро, целый ряд офицеров из армии. Несмотря на присутствие в Екатеринодаре ставки как прибывшие, так и проживающие в тылу офицеры вели себя непозволительно распущенно, пьянствовали, безобразничали и сорили деньгами. Особенно непозволительно вел себя полковник Шкуро. Он привел с собой в Екатеринодар дивизион своих партизан, носивший наименование "волчий". В волчьих папахах, с волчьими хвостами на бунчуках, партизаны полковника Шкуро представляли собою не воинскую часть, а типичную вольницу Стеньки Разина. Сплошь и рядом ночью после попойки партизан Шкуро со своими "волками" несся по улицам города, с песнями, гиком и выстрелами. Возвращаясь как-то вечером в гостиницу, на Красной улице увидел толпу народа. Из открытых окон особняка лился свет, на тротуаре под окнами играли трубачи и плясали казаки. Поодаль стояли, держа коней в поводу, несколько "волков". На мой вопрос, что это значит, я получил ответ, что "гуляет" полковник Шкуро. В войсковой гостинице, где мы стояли, сплошь и рядом происходил самый бесшабашный разгул. Часов в 11 – 12 вечера являлась ватага подвыпивших офицеров, в общий зал вводились песенники местного гвардейского дивизиона и на глазах публики шел кутеж. Во главе стола сидели обыкновенно генерал Покровский, полковник Шкуро, другие старшие офицеры. Одна из таких попоек под председательством генерала Покровского закончилась трагично. Офицер-конвоец застрелил офицера Татарского дивизиона. Все эти безобразия производились на глазах штаба главнокомандующего, о них знал весь город и в то же время ничего не делалось, чтобы прекратить этот разврат.

И далее:
«Казавшийся твердым и непреклонным, генерал Деникин в отношении подчиненных ему старших начальников оказывался необъяснимо мягким. Сам настоящий солдат, строгий к себе, жизнью своей дававший пример невзыскательности, он как будто не решался требовать этого от своих подчиненных. Смотрел сквозь пальцы на происходивший в самом Екатеринодаре безобразный разгул генералов Шкуро, Покровского и других. Главнокомандующему не могли быть неизвестны самоуправные действия, бесшабашный разгул и бешеное бросание денег этими генералами. Однако, на все это генерал Деникин смотрел как будто безучастно».

289
Ясное дело, что подобные вещи и впрямь весьма ведь немало портили буквально-то всяческие добропорядочные взаимоотношения служивых людей со всем, тем относительно так смирным, да и довольно-то сразу поджавшим хвост отнюдь уж нисколько так явно не бравым племенем представителей местного гражданского населения.
А между тем надо бы всецело уж разом донельзя четко и ясно сходу заметить, что подобного рода истерически заунывные перепалки и склоки вполне ведь верно тогда и поспособствовали самому безнадежному и на редкость довольно-то остро назревшему развалу Белой армии где-то как есть сколь глубоко изнутри.
И кстати, разбрасываются, как правило, одними разве что шальными деньгами, а такие гроши сами по себе ни на кого с небес вовсе не падают – из-за них порою приходится всяческих до самого неприличия скаредных людей на небо скопом отправлять, поскольку со своим кровным, они расстаются с самой безнадежно крайней неохотой…
Причем, у того, кого господа англичане на редкость безоговорочно и однозначно каким-то простым и неброским росчерком пера чисто так сходу без тени стеснения разом назначили верховным правителем России, дела обстояли, куда весьма значительно хуже, чем у генерала Деникина, а только-то потому сибирский фронт и развалился тогда как-никак, а действительно первым.
Мистер Колчак, вообще был довольно-таки на редкость весьма самоуверенным держателем акций высших имперских принципов, а также вовсе вот, несомненно, еще придирчиво он придерживался исключительно так азиатских нравов.
Причем как то само собой вполне ведь оно очевидно, возомнил он себя при всем том именно тем истинным римлянином, а для того некогда жившего древнего римлянина залить восставшую провинцию кровью, было и впрямь-таки совсем же нисколько так незамысловатым делом чести, мужества и славы.

290
И все те отчаянно доблестные его подчиненные были с ним как один во всем заодно, раз сама по себе их незамысловато благовидная конечная цель фактически затмевала любые ранее и немыслимые зверства, что могли иметь место во время преображения всего намеченного в чьих-либо изрядно суровых планах во вполне реальную пасторальную действительность.
Причем в тот самый всему тому донельзя наглядный, хотя между тем и чрезвычайно же как-никак, а до самого полного неприличия весьма и весьма неприглядный пример можно было взять именно ведь мысли полковника Турбина из его бессмертной «Белой Гвардии» Булгакова.
«Вернулся старший Турбин в родной город после первого удара, потрясшего горы над Днепром. Ну, думается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой пишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее».

А все дело тут было именно в том, что всякое катастрофически коварное зло и близко не сможет яростно вынырнуть попросту совсем из неоткуда, оно очень долго перед тем точит и точит свои и без того острые зубы, медленно и исподволь подготавливая почву для всех своих некогда только грядущих ярых свершений.
А между тем еще Грибоедов в его «Горе от ума» вопрошал:
«Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
И книжных и бисквитных лавок!..»

291
И почему это они сколь на редкость безумно и впрямь-то уж явно во всем претили его ослепительно яркому литературному герою?
А, собственно, не потому ли, что в них еще изначально было чрезвычайно ведь много заложено, от того все и вся на редкость необычайно уж расхолаживающего злого начала, крайне беспредельно так отдаляющего жизнь высшего света ото всех тех попросту донельзя бескрайних российских просторов?

Целые поколения выросли на суконных и пряничных сказках о сладкой жизни вместо всех ее отчаянно и осатанело, уж до чего вовсе одеревенело невежественных, а потому порою и близко никак этак вовсе совсем неприглядных реалий.
А как раз потому и все те, кто должны были здраво и деятельно направлять невежественных людей в ту самую вполне разумную и праведную сторону и оказались на деле уж до чего всегдашне так бесхребетно слабыми, а зачастую на редкость беспомощными.
И это как раз по этой главной причине, и захлестнула затем всю страну дикая волна остервенелого хамства и тупого невежества.
И люди в единый миг поднявшееся с самого дна общества до чего еще разом попросту вышли на войну со всем своим собственным народом.
Причем с чьей это именно нынче были они стороны, то, увы, было далее нисколько и близко совершенно уж вовсе неважно.
Сторону ее и поменять было уж явно совсем так не грех, раз ныне намечается тенденция к тому, что партия никак не идет в ничью.
А это само собой означает, что территории враждующих сторон всенепременно вскоре соединятся в то самое никем более на части вовсе-то не раздираемое целое.
Ну а нам, как есть истинно важно будет оказаться именно на стороне ныне торжествующе побеждающих, а не тех удрученно побежденных.

292
Но может интеллигенции все-таки следовало хоть сколько-то ближе оказаться ко всему своему народу, ну а для всего того было и впрямь явственно так потребно несколько поменее чураться его невежества, как и абсолютнейшей его несусветной же осоловелой простоватости?
А между тем даже и на фронтах Первой Мировой войны, где вот точно солдаты и офицеры явно сближались на самое, то максимально близкое расстояние, между ними все также зияла точно та глубочайшая пропасть, безупречно отделяющая утонченную европейскую культуру от всего того чисто уж внешнего беспросветного российского бескультурья.

Генерал Краснов, красочно повествует в его книге «От Двуглавого Орла к красному знамени» про то самое, как благородные господа офицеры необычайно же пафосно проводили некие вечера чтения для солдат.
Однако дело то было единственное, что… полнейшим следствием блаженно надуманных, европейских представлений буквально-то обо всем на этом бескрайне широком белом свете.

293
И оно и вправду только и послужило одним лишь неким тем чисто ведь черновым вариантом сколь всенепременно до чего как есть явственно затем последовавшего идеологического зомбирования невежественных масс и поныне совсем наивно и безыскусно доверчивого народа.
А между тем то, что было тогда и впрямь жизненно необходимо так – это разве что время от времени проводить вечера грамотности (и присутствие на них должно было быть исключительно добровольным), ну а затем и раздавать книги всем тем того только знамо дело самим уж желающим.
Однако господам офицерам с этакими вещами было бы возиться вовсе так никак исключительно не с руки, поскольку сие им и близко на деле совсем не пристало!
Ну а давать в грязные, мозолистые руки черни свои книги!
То и вправду еще был бы сущий нонсенс.

Причем разница между сколь еще четким пониманием хода всей войны, ее конечных целей и их абсолютно уж немудренным фактически полным неведением в те времена лишь поболее весьма разве что донельзя во всем тогда обострилась.
И, прежде всего, это произошло именно оттого, что не единой мысли о большом государстве, его кровных интересах в те необычайно невежественные умы было вообще так никак попросту вовсе не вклинить, без хоть какого-либо вполне должного, пускай и самого поверхностного образования.

294
Да и сама та новая Великая война всецело уж целиком была явно чужда всякому российскому обывателю, к тому же прекрасно помнящему позор русско-японского морского ристалища произошедшего в мае 1905 года.
То был великий позор, поскольку темная народная масса, вполне всерьез воспринимала один лишь разве что сам по себе голый факт всецело-то скромных размеров маленькой Японии по сравнению с необъятными даже и на карте просторами российской империи, а более и ничего хоть как-либо так вообще вот иного.

А тут, понимаешь ли, новая война и все та же злая напасть – царская власть.
Это царю нужна война, а нам-то нужен прочный мир, ну, доколе гнить заживо по окопам, пока за спиной сидит горе-император и этак-то смело под тем и впрямь до чего весьма вот беспрекословным командованием своей жены немки, так и отдает своим войскам приказания в огонь… и на самую верную погибель?

295
А надо бы учесть, что у человека, идущего в бой, и так нервы донельзя наэлектризованы, а тут кто-то уж приторно и душещипательно, совсем ведь яростно начинает именно что под самую руку ему зудить и зудить те самые бесовски искрометные, провокационные речи.
Причем к тому же еще при этом и явно сколь неизменно разом, так находящие отклик в самой глубине его сердца.
Поскольку слишком уж необычайно всерьез взявшись за дело (за целое поколение до того), ему в него заронила зерно сомнения та самая всем-то духом своим попросту невообразимо так выдающаяся - творческая интеллигенция.
Ну а теперь на фоне страшной беды всему тому и было самое время, чтобы буквально ведь бескрайне в каждой душе пребывающей в самом пекле войны ныне и прорасти.

А, кроме того, все тут дело было не только в одном весьма суровом же желании немцев, во что бы то ни стало более чем старательно вывести Россию из игры.
Ленин на удивление так считай, что свободно проехал по территории, воюющей с Россией Германии в том самом лично немецким Кайзером запломбированном вагоне, и провез с собой 11 миллионов немецких марок только лишь потому, что это казалось выгодным всем воющим сторонам культурной Европы.
Причем эти до чего еще более чем скромны миллионы были разве что лишь донельзя малой толикой от той почти неиссякаемой золотой жилы, что между тем явно имела заведомо заокеанский источник.

296
США, попросту и близко нипочем не захотели иметь на другом континенте фактически ведь всецело равную всему своему величию империю, а уж тем паче такую огромную, неудержимо рвущуюся в грядущие светлые дни…
Да и старушка Европа, несомненно, прямо-таки до смерти тогда вот боялась яростного вторжения всех этих пресловутых русских, поскольку вовсе не раз и не два она в ратном деле всей же шкурою весьма ясно почувствовала, какая именно в этом народе заложена совершенно неукротимая сила.

Правда, Россию всегда же ранее было на редкость сколь еще легко враз объегорить, в конечном итоге только и оставив ее с одним именно тем чисто ведь в кровь разбитым носом.
Однако нынче и простые солдаты стали кое-чего полностью во всем до конца вполне вразумительно понимать, а именно как раз-таки, собственно, то, что их попросту совсем зазря массово посылают на верную и лютую погибель…
Но в точности, таким образом, оно далее продолжатся вовсе уж никак явно и не могло…
И всем европейским правителям было, как есть заранее полноценно так разом вот ясно, что никто и никогда уж более те или иные русские армии до чего на редкость спешно ни в жизнь не пошлет на закланье ради одного и только самого верного спасения города Парижа.
Да и вообще вряд ли, что когда-либо будут вполне по-прежнему так и устаиваться те чисто так наскоро оттягивающие на себя немецкие силы бессмысленные брусиловские прорывы.
А значит и хоть сколько-то стоящего того профита от самого существования России, как государства более явно не будет совсем никакого.
Ну а отсюда и следовал тот вполне естественный вывод, что Россию надо было посильно расчленить и превратить в кучу колоний, как это доселе случилось с африканским континентом.
Причем злостный вирус революции для этого дела казалось, подходил фактически ведь идеально.
Развал в начале 20 столетия никак не прошел на ура, но западные правители они люди очень терпеливые и они совсем этак никуда никогда не спешат.
Имела место вторая попытка и если бы Гитлер был, куда поболее абсолютным правителем он бы явно так не атаковал запад, а сразу попер бы как ему то и было велено строго на восток.
Ну а потом ему сзади бы нанесли подлый и совместный удар Франция и Англия, а тыл любой армии он всегда уязвимее некуда.
Но Гитлер не принимал единоличных решений и не был полным профаном в политике.
И ведь главное Россия, как страна могла бы стать светочем свободы, если бы ей, конечно, не подрезали крылья, вернув ее назад к стародавним временам былого и донельзя тягостного рабства.

297
А между тем во всем том довольно-таки чистом разумом и чувствами грядущем, идя вот путем медленного, но верного развития, Россия всенепременно еще выросла бы всем своим здравым умом.
Она бы стала страной двигающей колесо прогресса далеко вперед, а потому и природный баланс был бы тогда гораздо целее и прочнее.
Но настоящим европейцам она была нужна только лишь для того чтобы искренне смело бы затыкать российскими солдатами амбразуры во времена общеевропейских войн.
А без твердо сидящего на троне самодержца нечто подобное далее без тени сомнения еще уж предстало бы делом крайне-то отныне вовсе донельзя более чем весьма и весьма вот крайне маловероятным.
Ну а это само собой разом и означало, что Российская империя в единый миг попросту напрочь совсем устарела именно в том наиболее значимом и удобном для всех ее «мнимых союзников» испокон веков удивительно наивном своем главном качестве.
Россия ради всеобщего благосостояния Европы до чего часто так выступала в качестве безвозмездно жертвующего свою солдатскую кровушку донора.
Но в тот момент, когда стало ясно, что эта «добрая» и старая традиция до чего еще скоро и более чем неминуемо канет ведь в лету, такая мощная держава попросту показалась кое-кому совершенно лишней карте мира.
Да она была погружена в глубокий сон и ее почти совсем не волновали никакие амбициозные планы по захвату новых и крайне далеких земель.
Но все-таки такие планы у кое-кого явно имелись и при другом руководстве они могли оказаться, вполне вот успешно реализованы.
Ну а потому и надо было кое-кому разбудить дремлющие внутри российского общества распри, чтобы потом всех рассадить по своим углам и каждому назначить ментора из числа развитых европейских государств.
Причем надо было еще и явно поторопиться расчленить Россию на вполне этак безобидные куски…
А то она еще чего доброго возьмет, да и сколь нелепо разом проснется?
Ну а потому и порешили ее на западе безо всяческого лишнего стеснения именно так «по-рыцарски» удушить, ясное дело, исключительно при помощи ее же великой легковерности, да и жертвенности основанной на наивном идеализме, ну а плюс к тому и сплошной вековой ее безвременной разобщенности.

Ничего иного от европейских политических деятелей было бы ожидать совершенно вот попросту уж вовсе никак так нельзя.
Причем разве то и близко совсем оно непонятно, чего это именно, они вполне всерьез весьма осмотрительно чисто так загодя тогда опасались!
А между тем какой-либо совсем уж бескровный переворот как-никак, а вполне еще был в состоянии разом и безвозвратно полностью положить конец всякому царствию дома Романовых.
И это именно при данном раскладе вместо кого-либо из его представителей, как-никак, а человека, что более чем непременно бы оказался чисто так житейски почти заранее всецело ведь полностью предсказуемым...
Нет уж, всю ту во всей той империи власть к своим рукам вполне могли бы тогда прибрать люди совсем же, как есть неукротимо реакционного плана.
А этакие новые политические деятели вполне могли избрать всею той новой идеологической основой своего правления как раз-таки именно то самое и впрямь донельзя же безмерное расширение геополитического влияния России на мировой арене.
А нечто подобное, в свою очередь, сколь неизбежно как есть, разом так на деле вполне оказалось чревато до чего еще исключительно так затем совсем неизбежными «политическими землетрясениями».
Ну а заодно и самым до чего только никак несвоевременным поворотом «политической земной оси» весьма ведь явственно, что к востоку…
Причем, в сущности, то же самое могло произойти и вследствие самого вот донельзя простого низведения роли государя до тех самых более чем совсем откровенно формальных, церемониальных функций…
В любом авторитарном государстве демократия приживается с тем еще самым попросту невероятно тяжким трудом.
Но зато уж некогда затем рушатся все те ее ранее так и казавшиеся именно ведь всемогуще незыблемыми, да и будто бы истинно вечными весьма самолюбиво демократические устои разве что за какой-либо тот еще час с небольшим…
А в результате Западная Европа и могла получить (да и, в конце концов, без тени сомнения действительно получила) под самым своим боком никем доселе вовсе и невиданного монстра, от которого было бы совсем неизвестно чего и вправду когда-нибудь только еще ожидать.
Причем буквально любое новое российское правительство наверняка уж вовсе вот явно не будет безо всякой так меры беспечно наивным, каковым почти непременно бы затем оказался практически любой представитель долгими веками процарствовавшей династии Романовых.

298
Успокоение и внутреннее умиротворение вот он самый страшный бич, фактически всякого на всем этом белом свете того или иного правителя.
Поскольку при всяком подобном раскладе он всецело полностью перестает сколь верно чувствовать тот самый неимоверно бешеный ритм нового времени, который, кстати, именно в течение того ныне прошлого 20 века весьма ведь беспокойно и резко сходу так до чего всецело же участился.
А между тем тому еще царскому правительству, всецело так более чем незамедлительно уж разом следовало совсем до конца благоразумно, да и поспешно сходу этак всецело подстраиваться под все те полностью навек ныне переменившиеся реалии.
Однако чего тут попишешь - всему тому дому Романовых донельзя так прочно тогда довелось и вправду застрять, а заодно и попросту всем своим немалым умом в том-то самом, как есть вовсе-то явно совсем уж никак еще недавнем для него средневековье…

А одной из наиболее предопределяющих к тому предтеч была как раз-таки та донельзя же непримиримая одержимость думающего мозга нации идеями до чего ведь всепоглощающе наивного псевдохристианского мессианства.
И это как раз именно они и были сколь еще донельзя же отъявленно приняты на щит незабвенным Львом Николаевичем Толстым.
Ну а также речь тогда как-никак, а явно шла и о тех совершенно так вовсе лишних в 20 столетии атрибутах стародавнего рыцарства…

299
И главное буквально все рьяные представители довольно-таки разных подводных течений общественной российской жизни, сходились разве что лишь в том единственно вот принципиально одном.
Они все как один до чего откровенно выражали сущее же презрение ко всем существующим реалиям степенного существования всех тех наивысших слоев общества, буквально ведь любой весьма солидной европейской страны.
Только лишь и вся тут главная разница, в чем это он их донельзя так страстно весьма раздражал.
Тех одних он раздражал своей сущей незыблемостью и праздностью, а других тем постыло внешним холодом и помпезностью.
Но отрицание это никак вовсе не было абсолютно так полным, а только поверхностным.
Все течения российского духа заимствовали западные принципы и идеи, еще и донельзя всячески их на разные лады утрируя.
Да и вообще все те интеллектуалы до чего повседневно шли же вперед, проталкивая впереди себя целый воз суровых амбиций.
Но при этом они ничего толком не делали в то истинное благо своего отечества, а только лишь и вели чисто праздные разговоры о неких крайне далеких от какого-либо житейского прагматизма вовсе вот совсем безликих доктринах…
И главное все эти мысли, что явно были явно крупнее всякого того чисто так житейского масштаба они еще и выражали крайне запальчиво, как говориться, со всей той исключительно российской все уж трижды треклятое старое напрочь отметающей прямолинейностью.
Ну, или, наоборот, с точно той же готовностью люди правого толка вполне этак могли точно также ведь стоически отстаивать нечто прежнее и давнее как уж сам истый символ самой наивысшей святости.
Ну как раз-таки потому для каждого уж и будет наивысшим долгом всецело так бережно хранить традиции седой старины, причем прямо так словно зеницу ока.
Причем зачастую в обоих случаях ничего вот всецело как есть благородно духовного во всем этом деле и близко уж явно никак не было и в помине.
Ну, а было в нем одно на редкость самое так ярое нигилистическое отрицание всех тех крайне неприглядно существующих реалий, хотя им давным-давно пора было отправиться в сущее небытие.
Или в некоем ином случае полностью наоборот речь тут шла о диком и жутком неприятии всего того нового и сегодняшнего, чего еще надо бы скрыть с глаз долой.
Ну а потом и вымести его из сеней родного жилища той еще самой никак не фигуральной поганой метлой.
Причем, то вовсе так не были люди низкого пошиба.
Да только вот, однако, никак они не умели посильно приходить к каким-либо вполне реальным компромиссам.
И никто это тут ничем черным вовсе ведь никого совсем этак вовсе безбоязненно не мажет.
Поскольку, конечно, весьма же значительная часть из тех людей, что и вправду внесли свою посильную лепту в разрушение старого мира, были как раз-таки личностями довольно благородными, умственно развитыми и подчас во всем неотъемлемо чистыми от всяческих тех или иных невозмутимо стяжательских амбиций.
Они никак не гребли под себя они хотели великого счастья для всего общества в своем так сказать, чисто как есть блажном о том понимании.
Да только вот всякая их бравая мысль всегда была устремлена четко и строго донельзя так далеко вдаль, они все, то нынешнее и сегодняшнее бытие буквально в упор нисколько не видели в том истинно уж всецело разумном его ключе.
И нечего это тут никак не поделаешь, а сколь многим из них неизменно ведь было свойственно до чего еще беспочвенно разом уж понадеяться, сходу так вытеснить всю былую и прежнюю темень и ложь чем-либо новым и безумно светлым, да и ослепительно феерически сказочно праздничным.
А между тем буквально вся та чисто как есть на редкость бескомпромиссная и всамделишная реальность донельзя уж разом вовсе так сходу еще запротестует буквально против всяческой чистенькой и совсем уж как есть на самом деле только двухмерной литературной надуманности.
А тем более, коли была она никак не вскользь более чем всеобъемлюще основана именно на всех тех ярко лакированных и только-то с одного виду изысканно величавых, прекраснодушно схоластических исключительно так книжных доктринах.

300
Причем в той еще прежней России все те на редкость бессмысленные ужимки праздной и куцей западной философской логики вполне еще однозначно только и воспринимались, словно бы яркий и лучистый свет весьма этак изящного же, как есть чисто вот европейского глубокомыслия…
А раз эдакого рода совсем ведь беззастенчиво фальшивое словоблудие и вправду шло именно за ту совершенно как-никак полностью чистую монету, то, как раз тогда и впрямь оно и будет сколь еще как есть донельзя естественно…

Для кое-кого попросту никак и близко не существовало, ну совсем уж ничего кроме чего-либо черного или как есть безупречно и безукоризненно более чем явственно так совсем уж однотонно белого.
И данный инфантилизм широкого общественного сознания, несомненно, являл собой и впрямь истинно гремучую смесь из точно того же старого, только лишь вот ряженного в некие новые одежды язычества.
Причем и делалось это еще и с тем именно совсем необычайно праздным и довольно-то на удивление во всем откровенно так слащаво умиленным самолюбованием.
И, кстати, произошло нечто подобное именно в свете величайших высот, коих сколь вполне еще безмятежно и иллюзорно и впрямь ныне всецело так удалось на редкость уж спешно достичь, чрезмерно надо бы прямо сказать всецело-то самовозвысившемуся праздному воображению.
А между тем все это было одним лишь довольно хилым покрывалом, несомненно, скрывавшим, нечто на редкость и впрямь на деле весьма ведь ехидно совсем этак до чего полноценно уж явно иное.
А имеется тут именно то бескомпромиссно самовлюбленное желание всегда лишь только, и оставаться на том уж необычайно высоком гребне волны всяческого заоблачного блаженства.
Ну а заодно и совсем уж вдали и вовне всяческих мелких дрязг и склок всего того общественного нисколько так совсем уж никак пока необустроенного быта.
Причем все эти свойства российской интеллектуальной элиты, были, в принципе, довольно-таки давно всему этому миру вполне доподлинно так верно известны…

301
И все, то вышеизложенное уж действительно может истинно, как следует вполне еще разъяснить весь тот и впрямь совсем ведь до чего еще только наспех осуществленный западной дипломатией сколь этак безупречно крутой вираж.
Все предпринятые ей меры для того, чтобы Россия никак не вошла в круг доблестных победителей были продуманы до самых мелких и вовсе никак не основных мелочей.
Победы над Германией членам Антанты было вот явно так маловато, нет, они и вправду взвешенно думали об том самом более чем многозначительно общем и светлом грядущем, но прежде всего им надо тогда подумать разве что о самих себе…
Ну а в случае до чего печальной для всего ее самого так еще безупречного триумфа доблестной победы русского оружия…
Уж чего это вообще могло бы только тогда и вправду случиться, собственно, ведь именно далее?
Сильная Россия, вполне явно бы имела все шансы когда-нибудь затем оказаться довольно небезопасным, а кроме того и крайне плохо предсказуемым соседом…
Да и вот чего надо бы снова и снова заметить: западным державам, союзницам, всецело-то своих, воинственно своекорыстных интересов, не было ничего лучшего, нежели чем разом прищучить Императора Вильгельма чужими русскими штыками, сохранив при этом жизни на редкость бесценных их благородному сердцу бравых солдат армий, что никак не подлежали бессчетному истреблению…
Ну а плодами чьих-либо вовсе-то однозначно совсем же чужих воинских достижений в их понимании им следовало бы воспользоваться исключительно так прямо ведь на редкость вовсе ведь единолично…

302
Однако для начала надо было вполне еще успешно нейтрализовать и нивелировать до уровня чисто колониальной страны главную добытчицу «славной и общей» победы многострадальную Россию.
Поскольку - это как раз ради ее до чего уж самого еще спешного сокрушения в пропасть и были запущены все те крайне необходимые дьявольские механизмы.
Ну, а прежде всего, был весьма вот наспех разом низвержен тот самый всем ведь российским народом до чего еще отчаянно уж яростно ненавидимый «злосчастный царь узурпатор».
Ну а тогда, стало быть, и все те прежние договоры соблюдать было бы попросту далее вовсе-то никак явно же незачем.
Ну а потому и близко более они никак не висели тем до чего весьма тяжким бременем на душе.
И это как раз, поэтому и можно будет до чего отчаянно добивать германского рыцаря, отныне уж сколь прекрасно разом так понимая, что все плоды славной победы никому чужому и близко ведь явно никак не достанутся.
Причем у всех тех «верных союзников России по Антанте» в городе Петрограде и впрямь как-никак, а и вправду были до чего вполне этак надежно отлаженные связи.
Да и вообще у них чисто на деле имелись в руках достаточно действенные методы безудержного и неутомимого давления на ту лишь временно ГРЕЮЩУЮ седалищами кресла пустопорожнюю и никчемную на одном том пустом месте огород городящую власть.

А как раз потому и тот бесконечно гордый собой Ильич совершенно уж беспрепятственно и сошел-таки с поезда, да и мог он затем, сколь непримиримо залезши на броневик безо всякого зазрения совести и впрямь-то без устали закартавить обо всем том своем грядущем вооруженном мятеже…

303
И надо бы, кстати, и про то, как говориться, уж буквально так сходу до чего еще совсем этак донельзя безапелляционно заметить, что и сама та, как она есть, путеводная звезда товарища Ленина на политическом горизонте зажглась только-то потому, что тогдашнему США как раз именно то, собственно, и было значится нужно…
Неизменно так с самого рождения предприимчивые американцы, до чего на редкость беззастенчиво подсчитав всю ту истинно величайшую выгодность данного предприятия, попросту сочли крайне необходимым наиболее спешным образом весьма вот незамедлительно очистить место под солнцем от всех тех, кто свою историческую миссию раз и навсегда уж ныне фактически выполнил.
Поскольку им было совсем этак на редкость жизненно же важно разом освободить поле деятельности ото всех тех, кто выполнял грубую и грязную работу.
Ну а американцы те явно ведь затем занялись работой чистой, несомненно, сулящей им и вправду баснословно громадные грядущие прибыли…
И то, кстати, и был до чего вполне неизменный принцип всех тех заокеанских вояк, если и лезть в европейскую кровавую кашицу, так уж разве что лишь для того, чтобы «снимать пенку со сливок».
Ну а России, понятное дело, при эдаком славном раскладе был и подавно положен разве что тот довольно-таки большого и крупного размера кукиш с оливковым маслом.
Странам «союзницам» никак и в голову бы не пришло, что и России тоже, быть может, хоть чего-либо, несомненно, уж вполне так и впрямь оно на деле положено, а попросту говоря – немало оно ей тогда причиталось.

304
Ибо, убрав Россию с поля боя ей уж можно было вовсе так затем никак не оставить за все ее великие ратные труды даже и самой жалкой и залежалой ржавой копейки.
Да и территория ее после окончания той тоже, как есть весьма ведь невероятно кровопролитной Первой Мировой войны, ни на единый километр совсем вот тогда никак не расширилась, а наоборот значительно уж на западе довольно-таки в те времена весьма так значительно сократилась.
Ее сократили внутренние дикие бесчинства?
Да именно этак оно и было.
Однако кем это, они были и впрямь чисто извне более чем толково и делово целенаправленно же спровоцированы?

Да и Германии после непомерно тяжкого (для нее) окончания Первой Мировой войны тоже как-никак, а довольно-таки сурово досталось на орехи от всей той беспросветной нищеты, причем совсем не из-за разрухи, как это было в России, поскольку у нее ум, честь и совесть никто силой до озверения нагло не отнимал.
Нет тут, ясное дело, имели место некие иные чисто внешние первопричины…

305
И будь Россия во всеоружии, она до чего обязательно бы подняла свой исключительно мощный глас в защиту Германии, и его попросту вовсе ведь и невозможно было бы совсем никак тогда не услышать…
И явно БЫЛО БЫ ЕЙ, ОТЧЕГО ПРИЙТИ В СУЩЕЕ И ИСТИННО СВЯТОЕ НЕГОДОВАНИЕ…
И сколь непременно она как есть тогда бы еще позаботилась о некотором довольно-таки весьма благоразумном ограничении слишком, уж безмерно больших и откровенно прожорливых аппетитов тех других, куда поболее чем она (но исключительно именно с виду) «цивилизованных победителей».
Причем надо бы здраво и нравоучительно чисто ведь сходу еще этак основательно разом заметить, что все вот те более чем добросовестные в деле сущего грабежа союзнички России по Антанте всеми теми ни в какие ворота и близко не лезущими репарациями как-то уж чересчур сытно и нагло тогда разом объелись!
Гансу было, затем отчего зло на весь свет более чем недвусмысленно поднакопить!

306
Германию тогда оставили в такой безнадежной нищете, что даже и святые превратились бы из-за всех тех сколь и впрямь напрямую связанных с нею вопиющих бедствий в сущих бесов, а в особенности надо бы подчеркнуть и сам по себе факт вящей непривычности немцев суп из лебеды себе на обед варить.

Ну а с погрязшей в хаосе революции Россией странам союзницам можно было отныне и близко уж вовсе так далее попросту и не считаться.
И вот чего именно пишет на данную тему Марк Алданов в его книге «Самоубийство»:
«Изредка у наиболее известных русских дипломатов союзники, без большого интереса, еще о чем-то вежливо осведомлялись. Но, видимо, были очень довольны, что Россия к переговорам не привлечена, что она больше никому не нужна, что ей ничего не нужно отдавать из плодов победы, – вполне с нее достаточно того, что отменен Брестский договор».

307
Да и приписывать лично себе чью-либо более чем, несомненно, сколь немалую и совсем уж явно чужую всем тем диким и кровавым потом заработанную воинскую славу, господа союзники испокон веков были на редкость большие мастера, и хоть в чем-либо их переубедить было делом исключительно напрасным – все равно, что об стенку горох.
И вот чего только пишет обо всем этом тот же Марк Алданов в его книге «Святая Елена, маленький остров»:
«Сузи готовилась к жизни в России и уже была русской патриоткой: чуть не поссорилась с сэром Гудсоном, утверждая, что русские сделали для низвержения Наполеона почти столько же, сколько англичане; и любила императора Александра почти так же, как, своего нового King George'a».

Про большую долю в конечной победе говорить вообще было никак этак нисколько вовсе ведь невозможно!
То есть, пока надо было заниматься, многозначительно бравым ратным делом то было разве что чисто русское поприще.
Да вот, однако, когда в действительности оказалось и вправду возможным, сходу так прикарманить лично себе весь чужой успех – вещь, несомненно, сулящую одно великое удовольствие – то уж, стало быть, и было, по чью-либо совсем иную выхолощено цивилизованную честь.
Нет, конечно, никто тут и мыслях не держал оспаривать истинный факт самого прямого военного участия Англии в войне с Наполеоном.
А все же было оно довольно скромным и как всегда только-то именно что истинно вовсе-то совсем немилосердно добивающим кем-либо другим почти ведь до конца поверженного оземь противника.

308
А между тем той ныне прежней России, в начале 20 столетия было и близко никак уж вовсе совсем так невыгодно (в силу чисто внутриполитических причин), воевать в течение нескольких бесконечно долгих, тяжких и голодных лет.
Да только те и впрямь уж в доску верные общему делу - ее друзья союзники, что твой вампир, крепко-накрепко прилипли к государевой шее, высасывая из него всю кровь.
И вот чего еще пишет по данному поводу генерал Краснов в его книге «От Двуглавого Орла к красному знамени»
«– Николай Захарович, оставь, пожалуйста. Ведь это только критика ради критики. Что же мы можем сделать? Мы не можем заставить воевать Англию ранее, нежели она создаст свою армию, мы не можем потребовать от Франции больше того, что она дает.
– А какое нам дело до Англии и Франции? Ведь мы Россия. Россия мы и нам дороги только свои, русские, интересы. Пора стать эгоистами и понять, что эту войну нас заставили вести во вред нашим интересам.
– Ну, что же?
– Мир.
– Мир?
– Да, мир с приобретенной Галицией с нефтяными источниками и угольными копями, со старым Львовом и Перемышлем…
– Его еще надо взять.
– Отдадут и так. Быть может, с проливами.
– Это невозможно.
– Воевать, Яков Петрович, невозможно, это точно. Мы учили, что такая громадная война, в которой развернуты миллионные армии, может длиться четыре, максимум шесть месяцев. Не хватит средств. Надо поступать по науке. Август, сентябрь, октябрь, ноябрь – и баста. Дальше "от лукавого". Мобилизация промышленности – это разорение своего дома. Во имя чего?
– Во имя честности.
– В политике честности нет. Поверь, Яков Петрович, что если, не дай Бог, мы придем в беду, ни англичане, ни французы не пожертвуют для нас ни одним солдатом, и немцы тогда займут Россию и обратят нас, при общем молчании, в навоз для германской расы».

И сколь на деле то искренне жаль, что генерал Краснов, прекрасно же понимавший все даже и самые мелкие частности.
Наиболее главного так и не уразумел, а именно что за всеми теми отчаянно тяжкими бедами России стоял никак не некий тот чисто пресловутый еврейский заговор, а вполне реальные силы, действительно вот всеобъемлюще правящие этим миром.
И за кулисами официальной политики могут быть одни только э их весьма и весьма до чего только зловредные манипуляции, а не чьи-либо значит еще.

309
Большие силы, состоящие из самого так непомерно великого множества самого ведь разного рода племени алчных дельцов, буквально-то всегда как-никак, а действительно смогут с тем еще истинно большим же толком верно и надежно использовать во всех своих крайне своекорыстных целях всех тех вполне конкретных, насквозь прожженных в интригах евреев.
Да только те люди извечно же следовали исключительно так одним и только своим личным интересам и это, кстати, и сберегло народ, позволив ему сохраниться в течение двух тысячелетий изгнания и рассеяния.
Полнейшая автономность есть наилучший фактор для того чтобы сохранить более чем должную жизнеспособность под наиболее тяжкими и неимоверно жестокими ударами злодейки судьбы.
Действительно евреи весьма частенько объединялись в общины, но разве что для того чтобы затем стоически отстаивать свои кровные интересы пред всякой местной зачастую уж сколь весьма злонамеренно несправедливой к ним властью.
Но политику они тоже между тем при всем том вели достаточно вот автономную в общественном смысле, будучи скорее разве что анклавом, а вовсе не центром интриг, совсем же исподволь явно так более чем подавляюще и разносторонне влияющим на все то, так или иначе, их вообще повседневно окружающее.

Да, было дело – нечистоплотные правители действительно подчас использовали кое-кого из евреев для чисто так своей сугубо личной выгоды. И все же, были те люди одним лишь и только истинным средством обогащения, золотым ключиком к заветной дверце, но практически всегда, при этом они так и оставались разве что крайне нужным кое-кому инструментом в чьих-либо вовсе вот сугубо чужих руках.

310
И если совсем уж ненароком взглянуть прямо в глаза той чисто исконной довольно-то и близко никак непритязательной правде», которая между тем нисколько не схожа с той весьма извращенно скользкой и сладкоречивой кривдой…
А как раз-таки потому ей никак и не свойственно вовсе-то до чего беззастенчиво подчас изощряется во всяческих с одного разве что виду четких и верных словах…
То вот кому вообще было, безусловно, так разом уж выгодно и вправду осуществить то самое до чего еще безнадежно чудовищное заражение Российской державы вирусом варварства на все грядущие века проклятого большевизма?
И какие это весьма действенные и всемогущие силы самым неприглядным и непритязательным образом и вправду всеобъемлюще же стояли за сущим развалом почти ведь всего того российского войска?
А между тем были они уж в точности именно те, которые в свое время более чем иступлено и браво, как-никак, а до чего благоверно отстаивая сугубо чисто так свои имперские амбиции и близко не дали России даже и не захватить, а попросту войти в Константинополь (Истамбул).
А между тем весь тот город в 1878 году попросту лежал тогда пред русским войском, буквально, как на ладони и надо было лишь немного продвинуться далее дабы, гордо поднять над ним русский флаг.
И именно этим великим (в интригах) силам в самой той еще полной и окончательной победе русских войск над германскими, несомненно, некогда и вправду именно что заранее виделись «события грядущей вовсе-то как есть совсем же неминуемой несправедливости», явно затем чреватой в дальнейшем самыми непредсказуемыми и неисчислимыми бедствиями.

311
Сами по натуре донельзя алчные хищники, они и впрямь, безусловно, никак так не на шутку сколь вполне всерьез опасались русского вторжения в Западную Европу!
Правда всем тем вполне здравомыслящим большинством сама подобная возможность буквально начисто отрицалась.
Так еще и явственно отрицалась фактически, что на корню.
Однако и завоевание той еще прежней Россией некоторой части Индии для суровых англичан было самым что ни на есть истинно наихудшим из всех хоть сколько-то возможных сценариев всякого дальнейшего диалектического развития всей же истории эпохи.
А также очень даже многих людей из тех наивысших слоев тогдашних сливок западного общества абсолютно вот вообще никак не устраивала сама по себе исключительно С-Т-Р-А-Ш-Н-А-Я мысль о том, что победившей России, всенепременно, как-никак придется предоставлять, куда разве что поболее достойное место на всей той общемировой политической арене.
Раз уж ничего подобного попросту и не было в планах правителей сколь многих на редкость так весьма чопорных и всецело ведь чисто внешне чрезвычайно культурных наций.
Нет России, они до чего благопожелательно и радостно предоставили именно что никак уж совсем незавидную роль быка, которому всенепременно так должно было безмерно во всем ослабить «матадора» Германию.

Ну, а победу в том исключительно так крайне занимательном шоу со всеми теми ее, несомненно, как есть вполне конкретными и немалыми выгодами, те и впрямь беспокойно же ерзающие на стульях во все те дни кровавых баталий праздные зрители до чего явственно собирались вполне радостно приплюсовать только лишь лично-то всецело себе.
И в самой глубокой тайне явно прощупав почву, а вследствие того и прознав про все те непомерно титанические, хотя и полностью пока бессильные усилия немцев, хоть как-нибудь, да развалить русский фронт «российские союзники» им в этом деле сколь безоговорочно разом так всеми силами явно уж затем всецело так подсобили.
Причем есть все основания буквально так сходу признать, до чего многозначительно более чем изрядно тем уж потрафив всем левым силам внутри самой России – всенепременно на редкость могущественно пожелавшим, как можно поскорее отлучить злополучного монарха от всякой власти над той неизбежно от века еще полностью самодержавной империей.

312
И ведь нечто подобное было ими осуществлено разве что под те необычайно шумные фанфары, поскольку нечто подобное прекрасно так во всем соответствовало чьим-либо наиболее сокровенным, безыскусно шкурным интересам.
И речь тут идет именно о тех-то лично себе вот доброжелателей, кто и впрямь-таки вознамерился разом уж лишить Россию всякого ее куска пирога при том самом только лишь затем некогда последующем дележе всеобщей добычи.
Ну а та никак небезызвестная довольно-таки весьма уж ограниченная интервенция попросту только и носила ярко выраженный характер сущего разграбления российских ценностей, и помощью белому движению, там вовсе-то никак совсем и не пахло.
И, пожалуй, что тем глубочайше пресыщенным истинным знанием культуры членам Антанты и впрямь как-никак сколь безыскусно попросту так тогда захотелось некоей той на редкость ограниченной русской смуты.
А именно той, что и близко совсем не иначе, а только лишь и всего, что разом так всецело оставит Россию у разбитого корыта, однако, более чем исключительно же до чего внезапно вдруг оказалось, что смута эта, несомненно, на редкость весьма и весьма вот чрезвычайно заразна…
И ведь только лишь, поэтому, а еще и исключительно во имя на редкость до чего благородно и бесконечно любимых себя, (а также и совсем не безвозмездно), они и выразили ту вовсе-то никак и близко непритворную готовность слать и слать крайне неспешную помощь всему тому, более чем разношерстному Белому движению.

313
Однако же между тем все их и впрямь до чего на редкость исключительно алчные принципы, несомненно, могли им, именно что как раз то самое на деле всецело дозволить…
А именно взять, да и весьма благосклонно принять (на государственном уровне) от тех самых порою сказочно же щедрых господ большевиков более чем на редкость солидный куш…
Причем никак оно не иначе, а как раз-таки за то самое, чтобы полностью тогда до конца заранее оплаченное Белым движением вооружение, совсем уж никогда бы к нему вовремя при этом и близко-то явно совсем никак и не доходило.
И ведь нечто подобное с их на редкость холодной и прагматичной точки зрения сколь еще твердо и ясно всегда этак полностью здраво обосновывалось именно тем наивысшим благом их собственного кармана, да и вообще это сулило истинно праведное пополнение и без того необъятных закромов ими и впрямь верноподданнически горячо любимой родины.
И все это именно потому, что господа большевики, с той еще превеликой охотой да и совсем безо всяческих для них более чем излишних тревог и впрямь-таки до чего беззастенчиво и без тени печали довольно-то запросто расставались со всем тем, что Российская империя до того долгими веками старательно накапливала во имя вполне же лично так своего светлого грядущего.
И конечно, все те чрезвычайно щедрые большевистские заправилы вовсе ведь не ими, а народом честно нажитых богатств уж действительно истово верили, что буквально все вскоре непременно снова станет полностью ихним…
То есть именно так сразу после того, как мировой пожар, они сколь самонадеянно всеми силами более чем беспардонно разом раздуют и всего-то делов.

314
Ну а европейские союзники России в войне с Германией ради совсем никчемного в их глазах дела, а именно весьма деятельного и последовательного восстановления российской государственности не пожертвовали бы и одним солдатом, и то было никак не принципом, а истинным образцом самого естественного ими восприятия от века еще их окружающей действительности.
И, собственно, ничего иного кроме разве что самих себя они попросту и не признавали за ценность вполне же достойную пролития даже и одной капли крови своих солдат.
И снова хотелось бы никак недвусмысленно то подчеркнуть.
Совсем вот оно никак не иначе, а то самое как есть еще изначальное существование большевистского режима более чем неизменно было крайне на редкость выгодно всей Западной Европе, раз те самые до чего нахрапистые грабители целыми веками достойно и честно общенационально накопленного добра разбазаривали царское золото с исконно праведной пролетарской щедростью.

И только лишь в самой России и должны были на деле сыскаться силы, что этак-то и вправду бы действительно вполне сумели хоть как-то остановить тот самый безумно полнейший хаос… как и всеобщее беспамятство великой фактически же первозданной, нелепейшей дикости.

315
Однако самой сутью всей российской империи еще издревле было то самое донельзя вот величайшее преклонение пред неким светлейшим духом, исстари преисполненным всецело ведь донельзя суровой мистической таинственности, то был и царь государь, Бог на небесах, общее их попросту до чего неимоверное могущество.
Ну а нечто подобное и сотворило им образ весьма этак более чем вполне неизменного всесилия.
Их мощь целиком состояла из непроницаемой брони истинно же всеобщего более чем глубочайшего почтения попросту сколь явственно и впрямь на редкость заволакивающего их ореолом той еще исключительно ведь всеобъемлющей, над всем и вся простецким и обиходным неимоверно превалирующей святости.
Ну а в тот момент, когда эти «ослепительно яркие фетиши», разом оказались совершенно развенчаны, низвержены, развеяны в прах, не стало и той всемогущей общественной силы, что была способна (по мере сил) хоть сколько-то сдерживать анархию, и смерть всякой государственности смог бы предотвратить разве что бессердечно всевластный правитель бескрайних серых масс.

Но ведь и белые силы могли, хоть кого-либо вполне благоразумно выделить в виде той весьма уж отменно значимой фигуры, именно так некую яркую и весьма харизматичную личность и сделав главным представителем всей той печально знаменитой своей бравой когорты.
То есть, им, непременно, следовало и вправду до чего еще уж старательно отыскать именно как раз того, кто затем и сменил бы всю ту прежнюю ныне несколько устарелую форму самодержавного правления на что-либо на редкость явно иное, совсем не столь безжалостно по-большевицки уродливое…
И это как раз-таки тогда подобного рода страны, как СССР и не было бы вовсе ведь уж попросту никогда на столь широкой политической карте всего этого мира.
Ну а как раз-таки потому тот и оказался бы, куда намного прочнее, да и жить в нем было бы явственно так, куда только весьма и весьма гораздо безопаснее.
Российская наиболее из всех во всем этом мире изобретательная инженерная мысль обо всем том сколь старательно всеми-то силами от всей уж души явно вот еще позаботилась.
Причем все те фанатически бравые большевистские деятели в дальнейшем все более и более разом так искривляли даже и самую элементарную житейскую логику всяческого вообще хоть сколько-то нормального общественного бытия.

316
А между тем, их вполне возможно было бы более чем неотъемлемо уж чисто ведь вовремя извести, всецело так сделав великую державу на редкость свободной от буквально всяческого нравственно же нелепого, да и как есть невообразимо убогого идеологического маразма.
И, конечно, те бравые господа офицеры, что некогда давали присягу, своей любимой отчизне вполне еще могли бы всего этого никак уж нисколько и близко так не допустить.
Да только нет, ни на что подобное, они и в мыслях своих были вполне самостоятельно попросту уж явно так непригодны.
Раз тогдашнюю российскую армию более чем рьяно и почти в единый миг сходу развалил, да и обескровил нахрапистый паяц Керенский, коему сие было и впрямь откровенно же потребно именно во имя самого, как есть на редкость полноценного укрепления всего своего, несомненно, в то время как-никак, а довольно-таки весьма шаткого положения…
И вот в конечном итоге он попросту вынужден был удрать, наскоро переодевшись в женское платье, которое ему, кстати, пришлось очень этак даже явно впору, судя по всему его поведению во время его довольно-таки весьма недолговечного правления всею страной.
Однако и царских генералов тоже как есть, сколь безупречно тогда воспитали, именно в том и вправду до чего всемогуще превеликом надо бы прямо сказать послушании буквально-то всяческому начальственному окрику, а тут его разом вовсе не стало.

317
Его отныне как есть весьма уж правомочно заменил тот самый полностью же бесцеремонно крикливый глас прозревшего народа, вполне однозначно сразу и в единый миг сходу потребовавший до чего еще более чем безотчетно грубого ему чисто житейского подчинения.
Никак к нему совсем не прислушиваться отныне тогда стало для самой ведь жизни делом, несомненно, на редкость довольно-таки явно рискованным…
А они (генералы) всегдашне кому-либо другому подчиняться привыкли, таких как Кутепов было совсем вот вовсе немного.
Ну а кроме того если таковые и были, то очень этак никак незамысловато, они все как один разом и оказались попросту поистине же слабоваты в цветасто пестрой тогдашней политике…

А потому и не нашлось посреди российских генералов хоть сколько-то вполне достойной альтернативы государю.
А тот еще и наспех назначенный ему на замену англичанами адмирал Колчак в 1896 году чуть было не принял самое деятельное участие в войне с Англией в южной Африке, да еще и на стороне восставших против власти короны буров.
Да вот, однако, его до чего срочно тогда отозвали в первую арктическую экспедицию, а это вполне всерьез в то время совсем уж невзначай именно что только и перевесило.

318
Ну а что касаемо того, несомненно, мужественного, статного и во всех сражениях доблестного генерала Деникина...
Да уж явно как-никак, а довелось тому быть довольно во многом человеком весьма флегматичным, а также и донельзя самолюбивым, а еще и безнадежно слабым в весьма насущных вопросах хоть сколько-то разумного руководства развратной аристократией.
Ну а как раз-таки оттого всякие тыловые щелкоперы и крючкотворы и сделали как раз ведь именно его чисто номинальным главнокомандующим Южным Фронтом.
И это как раз из-за той более чем традиционной бесхребетности всякого армейского начальства, а точно также и чисто «рыцарского» ничьего явного так нежелания ковыряться еще вот буквально во всяком ничтожном дерьме…
Нет именно как раз, поэтому царьки из всех мастей воров и интриганов попросту в единый миг и оседлали никак и близко совсем вовсе не монолитное - Белое движение.
И Деникин, был им всем на редкость более чем благосердечно удобен, раз при нем было бы знамо дело именно что во грех вволю не разойтись, а как раз потому тот еще сущий бесстыдный грабеж и стал главной целью войны с большевиками, а отсюда и до чего существенная ненадежность всех тех белых тылов.
В них как уже было сказано выше до чего извечно так копошилась всякая нечисть мигом унюхавшая запах сущего безвластия.

А потому и довольно многие представители мирного населения и жаловали белых совсем не более, нежели чем красных и лишь того, они тогда всею душою более чем напряженно же ждали, а чья это более славная сила вверх-то вскоре действительно еще возьмет.

319
Но белые при всем том как-никак, а явно могли бы хоть сколько-то поспешить и вправду вовремя отдать все бразды правления Врангелю, а нечто подобное в единый миг довольно-то многое бы вполне еще могло бы чисто же сходу до чего всецело переменить
Да и сколь доподлинно, что к самому ведь отчаянно до чего еще во всем удивительно наилучшему.
Но вот в той самой донельзя суровой реальности борону Врангелю командование всеми белыми войсками досталось исключительно потому, что Деникин попросту и близко совсем никак не пожелал быть главнокомандующим разгромленной армии…
А между тем явно уж до конца мудро проявленное умение в то истинно должное время без малейшей тени колебания разом еще сдать командование и отойти в сторону, дабы дать себя проявить всякому тому, кто в военном деле может быть значительно получше вполне ведь действительно и впрямь-таки сведущ…
Уж как-никак, а именно подобные действия на самые так долгие века вполне еще полноценно и предрешают судьбу целых великих империй.
Александр Первый, сделавший Кутузова фактически еще одним почти полноправным царем или славный сенат древнего Рима, в крайне трудную для себя минуту торжественно возложивший всю власть в империи на Фабия Веррукоза, тем и спасли свои исторически значимые отечества от разрушения и поругания.
И именно так и можно было избавить свои народы от рабства вследствие совершенно же неминуемого над ними разве что затем еще только последующего вражеского владычества.
И этим мудрые правители сколь возможно до чего во многом и предопределили судьбы всего этого мира на многие и многие столетия далеко вперед.

320
Однако в той истинно великой России начала 20 столетия этого чуда, так и не произошло, и уж, наверное, как раз-таки именно потому, что слишком ведь явственно в ней до чего еще наглядно прочерчивалась вся та донельзя праздномыслящая фальшь общеевропейского духовного наследия.
И вот чего именно до чего прискорбно так пишет, на сей счет генерал Краснов в его книге «От Двуглавого Орла к красному знамени».
«Праведники ли Левин и Нехлюдов? – нет, они обманщики, потому что не по любви делали поступки свои, а лишь по желанию исполнить Евангелие, не понимая его, как не понимал его сам Толстой, как не понимают его и социалисты. Они хотят навязать его жизни, а Христос признал, что к жизни учение его неприменимо. Жизнь сама по себе, а Царство Христово само по себе. Христианская вера может только смягчить, скрасить жизнь, но сделать ее такою, как надо, не может, потому что для этого надо, чтобы все стали христианами».

321
Однако вполне разумных людей, все это, как есть до конца сколь верно, осознающих, а потому никак и не требующих безудержно яркого, бесподобно наглядного осуществления истинно же всеблагого чуда в его порою достаточно прозаическом облике на Руси неизменно было слишком-то вовсе на редкость до чего только немного.
Абсолютное большинство, неизменно ведь разве что более чем явно хотело жить и жить по-писаному, до чего во многом его всячески же извращая всем тем своим до чего нелепо слащавым усердием, а также и создавая штампы общественного поведения, в которых явственно сквозила сплошная фальшь и более чем откровенная бессмыслица.

Сосуществование стародавних шаблонов и излишне подчас никак не в меру рьяно и воинственно новой творческой мысли вполне явственно привело к самому полнейшему размежеванию с тем наиболее элементарным и обыденным здравым смыслом.
И вот тогда вместо того, чтобы насаждать светлое и доброе всячески насаждались принципы льстивого угодничества, а нечто подобное могло привести только вездесущей коррупции, засилью глупого своеволия.
А потому и сидя в середине паутины интриг, всякий начальник только лишь и всегда имел тот или иной повод для самого так нелепого упрямства, сущего неприятия любых очевидных фактов, а также и по-вселенски широкого барского благодушия.
Причем смена политического режима в стране почти так никак не повлияла на чисто уж как есть от века вовсе незыблемые бюрократические нравы.
И ведь именно костяк старого крепостнического государства нисколько не треснул после того царские вензеля сменились на красные знамена.
И главное как-никак, а всем и каждому, кто был именно что благодаря всему тому своему помпезному воспитанию и вправду наделен данными человеческими качествами, в принципе, всегдашне и было свойственно преклонять слух, до чего уж внимательно и остро всячески прислушиваясь к той самой нескончаемо и бесконечно праздной говорильне.
И вот чего именно пишет обо всем этом генерал Краснов в своей книге «От Двуглавого Орла к красному знамени»:
«Дума подтачивает государство, Дума развращает народ. Своею критикою, основательною или неосновательною, это все равно, Дума внушает народу недоверие и презрение к министрам. Дума выносит язвы наружу и показывает все темные стороны правительства и Царя народу. Дума стала между Царем и народом. Она закрывает глаза на все то хорошее, что делает Царь, и подчеркивает одно худое. Саша, ты бываешь у Государя, ты говоришь с ним просто, – скажи ему, что так быть не может. Надо Думу сделать ответственной, надо привлечь ее к управлению, а не к критике, не суживать, но расширять надо ее полномочия. Нужно все свалить на Думу, а самому остаться только Царем».

322
Однако, то, чего запоздало, предлагал генерал Краснов, никак не могло спасти донельзя шаткое (на тот момент времени) положение вещей, поскольку тогда твердою рукой следовало вводить должность во всем равную должности царя, и при этом явно наделять данного царской власти приемника, всеми соответствующими полномочиями, сохранив за самодержцем одни символические, церемониальные функции.
И в России в этаком случае никогда бы не произошло, ничего из того, что немногим позднее явно случилось в той чрезвычайно уж надо бы прямо сказать и по сей день сколь еще на редкость сентиментальной Германии.
А чего это именно там приключилось, весьма ведь отлично передал на бумаге гениальный Булгаков в его «Белой Гвардии», причем его описание вполне исторично и более чем достоверно.
«Следующее событие было тесно связано с этим и вытекло из него, как следствие из причины. Весь мир, ошеломленный и потрясенный, узнал, что тот человек, имя которого и штопорные усы, как шестидюймовые гвозди, были известны всему миру и который был-то уж наверняка сплошь металлический, без малейших признаков дерева, он был повержен. Повержен в прах – он перестал быть императором. Затем темный ужас прошел ветром по всем головам в Городе: видели, сами видели, как линяли немецкие лейтенанты и как ворс их серо-небесных мундиров превращался в подозрительную вытертую рогожку. И это происходило тут же, на глазах, в течение часов, в течение немногих часов линяли глаза, и в лейтенантских моноклевых окнах потухал живой свет, и из широких стеклянных дисков начинала глядеть дырявая реденькая нищета».

323
А между тем в России и близко попросту никак и никогда пока не бывало этакого культа сверхчеловека, а имелось одно лишь чисто на редкость коленопреклоненное преклонение пред всяким тем, кому по самой его должности было положено, как есть явно еще разом отожествлять собой все наше славное отечество.
Причем на это самое место всегда было возможно довольно-таки уж более чем легко до чего еще весьма этак поспешно разом «выдвинуть», кого ведь только угодно.
Ну а затем при помощи средств массовой информации и впрямь-таки сходу навязать народу более чем искреннюю любовь к этому «до чего и впрямь самому наилучшему из всех людей».
Тут главное было разве что именно в том, чтобы он вообще уж, собственно, был этот самый наиболее достойный, однако, кто он таков было по всей своей сути и близко вовсе-то попросту никак этак явно неважно.
Однако сверхчеловека в России из него никто и никогда и близко не делал, поскольку такой человек должен был оказаться вселюбящим, всепонимающим и великомудрым, но никак не человеком горой, как это было у немцев.

324
У белых подобной выдающейся личности, к великому сожалению, попросту и близко совсем не нашлось, а потому подобного рода новоявленным великодержавным вождем и стал тогда тот проклятый немецкий шпион Ленин, а вовсе не тот и впрямь до чего безжалостный к врагам и недругам английский наймит Колчак.
Да и Деникин тот тоже был у иностранцев, несомненно, как есть совсем ведь на побегушках, ну а, кроме того, судя по всему тому, им написанному в его «Очерках русской смуты», был он человеком безынициативным, излишне доверчивым, да и безмерно любящим старый размеренный порядок и честь.
В эпоху революций такие деятели, нисколько не преуспевают, да и при старых порядках, они без высочайшего разрешения сверху зачастую и высморкаться, как следуют, совершенно так никогда не посмеют.
То, что генерал Краснов пишет о совсем другом генерале прекрасно бы (пускай и с некоторой инновацией) вполне ведь преотлично бы подошло, в том числе и Деникину, поскольку оба они фактически одного поля ягоды.
Из той же книги «От Двуглавого Орла к красному знамени»
«Всю свою жизнь Куропаткин провел на вторых ролях. Он всегда был талантливым исполнителем чужих планов. Слава Скобелева его покрывала. Он служил, основываясь на мудром и никогда не знающем ошибки правиле: "чего изволите и что прикажете".
Он был Туркестанским генерал-губернатором, царьком в Средней Азии, но он прислушивался к тому, что ему приказывали Государь, министр внутренних дел и военный министр. Он никогда не осмелился бы нарушить или изменить приказание. Он видел часто неправильность того, что ему указывали, доказывал большими красноречивыми докладами, что надо делать и как, но исполнял беспрекословно то, что ему приказывали. В этом была его сила и в этом была его слабость. Он привык делать дела с разрешения и одобрения. Став военным министром, он продолжал свою политику. Он мог творить лишь тогда, когда на его докладе было собственною Его Величества рукою начертано: – согласен, утверждаю или быть по сему. Без этой санкции он ни на что не решался.
Он был сыном скромного армейского капитана и мелким псковским помещиком. Рожденный ползать, он не мог летать. Его ум, широкое образование, богатые знания, личная солдатская храбрость и честность разбивались о робость перед кем-то высшим, перед начальством. Он не мог воспарить и презреть все и идти напролом. Он был притом честолюбив и хватался за власть. Он себя любил больше, нежели армию, и армию любил больше России. Он стал главнокомандующим, но он не был им. Полная мощь была не у него. Он боялся адмирала Алексеева, ревновал к каждому генералу, которого выдвигала война, и продолжал держаться прежней политики, добиваться на все утверждения Государя».

Ну, а государь тот был, в общем и целом, совершенно ведь вовсе явно никчемный, а потому и зря его теперь прямо-таки в святые рядят!
Человеком он был явно безвольным, а также и глубоко набожным, что зачастую безволию только еще никак не излишне так немало способствует, ну а все это в своей совокупности для любого правителя несет в себе самый непоправимый ущерб, поскольку он должен быть рукой Господа, а не осеняющей свой лоб его ладонью.

325
И, ясное дело, что уж будь тот последний российский государь Николай Второй не слепо ведомой на заклание овцой, а всемогущей десницей грядущего, он сколь прекрасно бы осознавал всю явную неприемлемость праздной околополитической говорильни, а также и грозную опасность кровавого скольжения, как только начнется расхолаживание старого издревле полноценно отлаженного крепостного механизма…
И надо бы сходу и в лоб разом заметить, что в истории России фактически всегда еще неизменно благие начинания демократического характера, и впрямь до чего обязательно как-никак, а явно оканчивались совершенно трагически.
И, если бы Николай Второй и вправду был до конца во всем прозорлив и умен, то и близко бы он никак тогда не смог разом так даже и на одну ту совсем ведь недолгую минуту запамятовать об этаком прежнем истинно долгими веками более чем отчетливо выверенном горьком опыте.
А если бы он пошел бы вполне разумному пути, ему надо было совсем этак не ту излишне говорливую Думу тогда созывать, а повсеместно создавать местные советы самоуправления и именно исключительно снизу, а не сверху и можно было со временем вполне еще облагородить лицо власти в глазах всего своего народа.

326
Ну а также еще заодно и надобно было перенаправить всю их чрезвычайно кипучую энергию как раз-таки на хозяйственную, а нисколько не на ту весьма благодушно и крайне же язвительно политическую деятельность, а то Дума почти сплошь была похожа на сборище болтунов в селе, в котором безмерно свирепствует великой силы пожар.
Дома себе горят, да горят, а они все промеж собою никак разобраться уж и близко так вовсе не могут и хоть сколько-то договориться, а чего это им первое срочно бы надо бежать разом тушить и кому это в этаком деле быть и вправду при этом наиболее главным.

Весьма похожая ситуация имела место затем и в Белом движении.
Но уж та наиболее главная беда неизменно была заключена именно в великой силе народа, у которого ее было до чего неимоверно так много.
Ну а простейшего житейского ума, однозначно способного при случае посильно сдержать всю ту ужасную горячность, а тем и спасти от всенепременного затем великого горя, было вовсе-то никак явно ведь недостаточно.
Но наиболее главной составляющей силы без ума было тут разве что самое еще наглядном отсутствии вполне должного образования.
Ну, потому и нечего его сколь еще явственно искать в каких-либо природных человеческих качествах!

327
Владычествующая каста, прекрасно тогда более чем верно осознавала, что дабы действительно уж надежно удерживать такой народ в истинно безропотном повиновении, явно еще окажется и впрямь-таки бестрепетно же потребным до чего неуклонно всячески прижимать его к своему ногтю. Ну а именно как раз потому, она донельзя во всем этак сходу и расстаралась, дабы раз за разом более чем беспрестанно вдавливать и вдавливать его челом в землю.
В то время как всякий его сколь еще бездумно наспех распрямляющий, при этом явно лишь создавал в нем, именно так ощущение положительно во всем чрезмерно же безграничной легкости.
Ну а вследствие этого и тянуло затем народные толпы к неимоверно ужасающему всеми своими грядущими разрушениями, бессмысленному и беспощадному российскому бунту, как о том некогда высказался великий Пушкин.
Причем вся его всемогущая сущность разве что весьма поболее на редкость же обездоливала и обескровливала простой российский народ.
И вот чего именно пишет обо всем этом Генерал Краснов в его книге «Екатерина Великая»
«Ты знаешь, слыхал, конечно, о созыве в 1767 году Комиссии о сочинении нового уложения… Были собраны представители от дворян, горожан, государственных крестьян, депутаты от правительственных учреждений, казаки, пахотные солдаты, инородцы… Пятьсот семьдесят четыре человека собралось в Москве. Какого тебе Земского собора еще надо! Собрался подлинный российский парламент. И что же? О России они думали? Нет! О России она одна думала. Там думали только о себе, свои интересы отстаивали, свои выгоды защищали. Дворянство требовало, чтобы только оно одно могло владеть крепостными людьми, требовало своего суда, своих опекунов, свою полицию, права на выкурку вина, на оптовую заграничную торговлю. Оно соглашалось на отмену пытки, но только для себя… Купцы тянули к себе. Крестьянство…
– Ну что же крестьянство?.. Что же оно? В этом-то весь смысл…
– Что говорить о нем! Чай, и сам знаешь… За границей очень много об этом писали. Крестьянство ответило – Пугачевым… Пугачев освободил крестьян, и они показали, на что способен народ без образования, но с волей. Пугачев подарил народу – иначе он не мог поступить, как должна была бы поступить и Государыня, если бы сейчас вздумала бы освобождать крестьян, – подарил земли, воды, леса и луга безданно и беспошлинно. Он призывал уничтожить все ненавистные заводы и истреблять дворян. "Руби столбы – заборы повалятся", – писал он. Столбы рушились на совесть. Тысячи дворян, помещиков были повешены. Пугачев приказывал: "Кои дворяне в своих поместьях и вотчинах находятся, оных ловить, казнить и вешать, а по истреблении оных злодеев-дворян всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут…" Вот что такое народная воля без просвещения! И Государыня как еще это поняла! На пугачевский бунт она ответила – Комиссией о народных училищах, главными народными училищами, специальными школами и прочая, и прочая. Ты посмотри-ка теперь, сколько стало образованных и просвещенных людей в России, и теперь уже нет надобности, как тебя, посылать учиться за границу – свое имеем, и очень даже неплохое… Вот с чего начала она – волю крестьянам!»

328
И в связи, с чем это все было именно так, а не более чем сколь глубокомысленно донельзя уж во всем на редкость более чем явно иначе?
И почему это, как только в Россию тем невероятно стремительным потоком разом ведь проникает хоть чего-либо по всему своему определению до чего необычайно так новое, как тут же все старое нелепо и слепо разом рушится и загнивает буквально-то сразу и на корню?
А между тем вот он верный ответ на этот вопрос от имени Салтыкова-Щедрина в его книге «История одного города»
«Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в тайну построения миров, и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что мир не мог быть сотворен в шесть дней. Убогие очень основательно рассчитали, что если это мнение утвердится, то вместе с тем разом рухнет все глуповское миросозерцание вообще. Все части этого миросозерцания так крепко цеплялись друг за друга, что невозможно было потревожить одну, чтобы не разрушить всего остального».

И тем до чего истово уж на редкость безмерно разлагающим саму душу народа фактором впоследствии и оказалось всяческая та уж полная потеря веры в Господа Бога, царя и отечество.
Большевики до чего скабрезно и слезно всячески вот ярко жестикулируя сколь неизменно агитировали вконец уставших кормить вшей солдат, сделать себе из длинных ружей обрезы да и идти всем домой там свой порядок нисколько не мешкая разом так наводить, а те и сами разве что лишь того тогда и желали.

329
Поскольку никакого царя более не было, а вера отныне стала разве что совсем этак пустым звуком в результате всех тех новых технических чудес, а еще и потому, что…
Царь тот был большой балбес, От всякой веры сам и отучал
Ведь Гришка Распутин с его женой совсем не заскучал.
А господа офицеры, собравшись в кучку, кто горазд
На все лады фальцетом орали, толпе в уши Бог воздаст.
Но что было до Бога зарвавшейся солдатне,
Коли она родную хату видала лишь во сне.

330
А между тем и Лев Николаевич Толстой тоже по мере сил довольно-таки донельзя же непотребно разложил российское общество всеми-то своими пацифистскими думами и настроениями, а также и сколь страстно именно им и напридуманными, как и вовсе-то совсем вот отчаянно напрасными и блажными хождениями в простой народ.
От всех тех беспутно словоохотливых похождений одни лишь беспрестанные брожения в умах только ведь затем, как есть и остались, вследствие чего и наступило то самое смутное время сущего разброда в головах в свете всех тех исключительно блаженных сказок о чем-либо нисколько несбыточном, но истинно на редкость и впрямь небесно прекрасном.
Ну, а дабы всякое, то и близко не в меру потное доброжелательство и вправду пошло не на поводу у всяческих призрачно ярких иллюзий нужно было создать все нужные условия для людей праздного ума, чтобы их глаза на деле увидели реалии века, а не одни их яркие отблески на белой бумаге.
Да только между тем это для кое-кого и было сколь уж явно и близко вот никак совсем неприемлемо, раз цветы ласковых иллюзий так и греют чье-то пламенное сердце, а между тем они только ведь и создают ту действительность, что явно окажется намного темнее всякой той совершенно безлунной ночи.
Начать смотреть всецело поверх книжных страниц, а потому и начать уж впитывать реальные запахи окружающей жизни, кое-кому было вовсе никак и близко не по плечу, да и душа прямо-таки горела в огне предвкушения всяких грядущих радостных открытий чисто литературного бытия.
Ну а грязь и темень дикого быта общества наоборот всячески отвращала светлые умы и заботы о житейском благоустройстве народа, они неизменно откладывали на потом, когда все в этом мире полностью уж до конца само собой утрясется.
Раз мечтать о светлом грядущем это совсем не одно и тоже, как вот весьма уж посильно его создавать своим собственными руками.
И конечно, кто-то хотел всеми силами приблизить лучшее будущее, но только безнадежно те люди разом погрязли в сущем прекраснодушии, а оно только лишь и толкало их в сторону восхваления чисто так совсем абстрактных идеалов.
А они беспредметны, аморфны и их искусственное приближение к обыденности ведет только к смерти всего естественного, а вместо него возникает согретый пламенем сердец некий грубый трафарет того, что вполне этак простой жизнью можно будет сделать только лишь через кровь и пот…
Да и в грязи придется порядочно извозиться, чтобы построить для человечества некий новый дом взамен старого и вконец обветшавшего.
И вовсе уж необязательно было кому-то только с надрывом говорить обо всех тяжких бедах нынешнего настоящего…
Вполне этак можно было подумать, о той весьма вот конкретно можно было бы в этом крайне неуютном настоящем и впрямь-таки действительно разом как-никак весьма деятельно переменить.
Да только для кое-кого - это явственно уж предвещало безумно долгие часы на редкость тягостной работы извилин, а никак не сердца, отчаянно бьющегося в унисон со всем тем сколь невообразимо ласковым благожелательством по отношению ко всему сразу и вся.
Свет праздных истин только лишь нагнетает чудовищную тьму внутри ни о чем совсем несведущих душ, а также и создает иллюзию всесилия у невежд, обладающих тем еще чрезвычайно жестким и невозможно властным характером.
Их истинно лучезарной правдой разом ведь тогда совсем безысходно становится именно тупая сила, и они ее именем и крушат затем буквально-то все, что превыше норм их скотского сознания.
Ну а как раз потому все что не плавает мелко в жирной грязи исключительно так подчас вовсе-то до чего ничтожного людского быта, с их точки зрения подлежит самому так вовсе незамедлительному уничтожению.
И главное в случае если бы господа идеалисты и впрямь получили в свои ручищи абсолютно все бразды правления, они и тогда бы далеко вперед нынешний крайне приземистый люд никак этак никуда вполне же всерьез совсем не продвинули…
Сила вековых традиций гораздо сильнее всякой той отчаянно пламенной агитации.
Да и вообще так и захламив ей, мозги можно было только лишь отката назад, раз человеческое сознание очень инертно и его могут перестроить на другой лад только столетия продуманного воспитания, а никак не замена одного общественного строя неким другим значительно так будто бы истинно лучшим.
Причем уж единственным вариантом грядущего развития событий после почти так любой революции может быть разве что очень даже до чего резкий откат далеко назад в самую бездну минувших времен.
Причем даже и мумия вождя – это то же самое безусловное возрождение древнего египетского культа в его истинно атеистическом, наиболее безрассудно варварском варианте безо всякого должного почтения к покойному, и ведь эта как раз та самая мумия и правила СССР в течение всех тех бесконечно долгих 74 лет.

331
Брежнев, к примеру, тоже был никак не иначе, а живой мумией, причем еще задолго до своей довольно-то совсем и близко никак неестественной «безвременной» кончины.
Причем те, кто точно вот нисколько не плакали по этому партийному бонзе, по тому еще вождю прежнему лили самые уж откровенно горькие слезы.
Многие представители российской интеллигенции вполне всерьез упивались должными успехами своего государства в построении железного костяка индустрии, причем они вполне искренне верили, что их так и ведут в грядущие дни всеобщего счастья и благоденствия.
Ну а происходит все это так, разве что потому, что те, кто сколь определенно видят все и вся в тех самых розово-черных тонах, зачастую никак неспособны воспринимать многие факторы крайне неприглядной и непростой общественной жизни, именно в том самом виде и качестве, в каковом, они действительно существуют на самом-то деле.

332
К тому же есть еще и люди, что исключительно более чем умело и глубокомысленно разбираются в самых тех донельзя мелких коллизиях жизни, да и всяческих тех или иных людских характеров…
И вот, несомненно, будучи великими писателями (плоть от плоти своего века и среды) они все это на редкость животворящим и трепетным образом собственно и передают всем нам на заметку в своих книгах, а мы затем с превеликим умилением всецело внемлем наглядно представленным нам ярким картинам всей тщательно отшлифованной вымышленной жизни.
Однако в целом душа литературного гения в точности такая, как и у всех простых смертных и там, где он явно отходит от жизненных живописаний и планомерно переходит ко вполне наглядному изложению всех своих чисто обывательских позиций, он порою сразу расписывается в полнейшем своем неумении вполне полноценно передать всю мудрость жизни…
А в особенности все это весьма уж конкретно касается писателей 19 века, то есть того самого времени, когда общемировая философия, несомненно, так явно ударилась в тот самый до чего еще только сплошной антагонизм по отношению ко всему тому прошлому религиозному засилью и «мракобесью».

Заменить его сразу чем-либо вполне устоявшимся и, кстати, до самого конца ведь последовательно и разумно на редкость уж складно и верно полностью сформированным было бы никак этак вовсе попросту и невозможно…
А посему основным «клеем», связывающим общество, и стало то самое чрезвычайно так твердо стоящее на своих ногах государственное обустройство, явно имеющее довольно-то жестковатое, а главное именно что как есть на всех полностью же безвременно единое идеологическое обоснование, да и некие те «всеобъемлющие» далекие цели…
Но есть общие определения, а есть самая конкретная суть отчаянно серых жизненных процессов и если в общих определениях все гладко и четко, то колдобины любого общественно переустройства попросту никак не оставить от светлых планов совсем ничего кроме той еще самой блестящей обертки.
Ну а для того, чтобы внутреннее содержание вполне соответствовало тому, что нарисовано на той чисто внешней оболочке надо было не рушить старое и вконец кому-то обрыдшее, а перестраивать его, выметая пыль минувших веков аккуратно и на редкость так весьма осмотрительно.
Созидание оно требует осмысленности, а бездумное разрушение старых оков только лишь и кует оковы новые, и значительно на сей раз более крепкие.
Менять настоящие замки на замки воздушные лучше бы только вот своем никак этак вовсе до чего еще неуемной воображении.
Ну а в реальных условиях общественной жизни лучше будет никогда не строить новую жизнь на одних только разрозненных обломках жизни старой.
И все всегда нужно до чего еще тщательно взвешивать, а стоить ужасные рожи всему тому, как оно есть нынешнему-то до чего только весьма этак чудовищному неустройству.
Однако зачем уж это вообще, если можно попросту так сходу опьянить толпу грядущими (ясное дело) с неба упавшими светлыми благами…
Причем во имя того дабы кто-либо и вправду всецело преуспел во всех подобного рода немыслимо блажных начинаниях, и было вполне еще предостаточно и тех донельзя слащаво-праздных мечтаний людей, что будут совершенно искренне и взахлеб всячески благословлять это самое нисколько несбыточное аляповато-трафаретное грядущее.
.
333
А между тем в той ныне навеки былой дореволюционной России нечто подобное наиболее естественным образом более чем уж наглядно проникло во все слои тогдашнего общества.
А между тем ничего подобного могло бы никак не случится кабы люди великого литературного дара не внесли в то посильную лепту весьма так отяготив и без того существовавшие тогда сущие противоречия.
И это как раз-таки им весьма же откровенно и было свойственно всячески вот более чем беззастенчиво навязывать все, то чересчур упрощенное мировоззрение всем тем до чего немыслимо бесчисленным своим читателям и почитателям.
К примеру, расхалаженность и «едкая кислость» характера медленно угасающего Чехова это и есть те самые более чем неотъемлемые свойства его души, что до чего непосредственно оставили тот самый весьма наглядный и совершенно неизгладимый отпечаток на сердце и разуме всех тех довольно многих, разве что лишь некогда затем только последующих поколений…
Фактически, им довелось попросту как есть безвольно, впитать в себя, словно губка все то явное слабодушие и глубокомысленную восторженность, что были на редкость стоически некогда проявлены Чеховым во всех тех позднейших его «чахоточных» произведениях.
И это как раз на этой почве затем и возникла извечно кровохаркающая держава, снизу доверху переполненная сущей ирреальностью извечного сна всякого общественного разума.

334
И этак уж само собой оно ведь тогда и получилось, что вся та донельзя непримиримо воинственная серость, отчаянно бичевавшая буквально всю тогдашнюю окружающую действительность языком язвительно непримиримого нигилизма, и проникла, что называется в самое сердце великого российского прозаика на склоне еще молодых его в сущности лет.
А произошло это все разве что потому, что он сколь безумно и яростно захотел, как можно весьма так подольше несмотря ни на что как-никак, а преуспеть, уж пожить.
Ну а для всего того, как то ему некогда показалось, он и должен был и впрямь совсем немыслимо чисто ведь разве что утроить усилия своих коллег врачей всей той более чем невообразимо так доблестной ворожбой в безумно же радостном предчувствии ярчайше светлых грядущих времен.
Ну а также и дать им как следует жару всем тем самым же отчаянно гневным порицанием, уж попросту так и ополчившись на все те донельзя чудовищные недостатки той самой чисто своей нисколько на его взгляд и впрямь совсем уж донельзя неряшливо нерадивой эпохи.
Причем зачастую само собою, то сколь до чего еще более чем так совсем же невзрачно оно выходит…
Вот как-никак, а бездумно ласковое принятие на ура всего того, что для всех нас на деле осталось в виде великого творческого наследия после того, кто действительно пробороздил глубокий след в литературе, неизменно несет в себе широкое общественное отравление чьей-либо вовсе чужой смертельно страшной болезнью.
И можно прямо как есть со всею той безумно ярой горячностью до чего безапелляционно разом уж прямо так во всеуслышание сходу и выпалить.
Никак оно не иначе, а именно болезнь Чехова и стала затем болезнью всей той огромной страны!
Ибо никак, то совсем не иначе, а тот еще самый туберкулез Чехова и стал общественной чахоткой буквально как-никак всей его необъятно широкой державы.
Да вот, однако, при всем том надо бы вполне еще ответственно сколь сходу ведь разом так уточнить, что самый же непомерный и великий вред в себе несет никак не сама по себе художественная литература!
Нет, она-то при всех тех своих и впрямь воистину непревзойденнейших человеческих недостатках (а в том числе и у самых даровитых ее авторов), все ж таки льет и льет весь тот свой невыразимо яркий солнечный свет в сущую темень всего этого нашего самого
обыденного бытия.
Нет, уж все тут вездесуще плохое оно исключительно в том разве что как есть идеалистически безмерно на редкость восторженном ее восприятии, а тем значит и происходит то полноценно ведь совсем безыскусное превращение светильника, в камин у которого никак вовсе не грех и погреться.
Ну а от подобного рода легкомысленных настроений весьма праздно мыслящих интеллектуалов и без того тяжкое бремя народа становиться совершенно вот попросту именно что совсем же никак непосильным.

И нет уж в том ничего удивительного, что весь тот простой народ, как есть, на смерть вконец замерзает, пока интеллигенция, до чего доблестно кующая свои пламенные восторги на наковальне вовсе ведь никак несбыточных грядущих времен, буквально-то ослепнув от сияния возвышенной литературы, сидит себе да привольно чужими страстями сколь глубокомысленно нежится.

335
А искрометная благодать, так и разливающаяся по всему безмерно же возвышенному духовному естеству в сочетании с тем на редкость вовсе безоговорочным неприятием всех тех от века столь неизменно серых российских явей, как есть, и впрямь доподлинно помешала настоящему единению масс народа и просвещенной интеллигенции в некое вполне полноценно единое целое.
Зато уж все, то на редкость безбрежно разноликое общество, как есть вполне еще запросто можно было до чего сходу соединить насильно всеми теми кровавыми рукавицами, беззаветно преданных своему делу сталинских палачей.
Причем в дело непомерно же беспрецедентного террора весьма ведь немало внесли свою лепту и белые господа.
И все это выглядит именно так и никак не иначе разве что только лишь поскольку, что уж без их истинно прямого участия в бесчисленных расправах над мирным, но никак подчас вовсе небезропотным населением большевистский строй имел бы, пожалуй, все шансы остаться хоть сколько-то более сдержанным и несколько отчасти менее преступным.
Но рухнуло в одночасье былое самодержавие, а потому и смело все вот разом на свете…
Да только рухнуло оно по дирижерской палочке запада, и подрывная работа против него шла до чего долгие десятилетия до тех навеки трагичных событий чудовищно кровавого 1917 года.
Процесс разложения шел медленно, но верно и главным для заказчика было превратить Россию в некое европейское приложение к африканскому континенту.
И в самой России тогда явно нашлось предостаточно тех, кто всею душой приняли близко к сердцу чужие намерения всячески облагородить свою во многом еще чисто средневековую державу.
Причем люди те были светлы и чисты во всех своих побуждениях, им только-то разве что никак так отчаянно не хватало той еще самой доподлинно настоящей искры разума, что буквально загодя еще превращает всякие наилучшие намерения в истинно достойные благодарной памяти потомков – мудрые деяния.
И как то вообще могло быть иначе, коли все их мысли о людском счастье попросту уж напрочь были более чем совсем неизбежно оторваны от всех тех на редкость весьма суровых реалий той самой до чего еще безотрадно безликой «промозгло серой» дореволюционной обыденности…

336
Ну а затем, когда из пепла минувшего рабства и вправду возникнет то самое и вправду будто бы совсем на редкость более чем бесценное «царство грядущей свободы» все беды вполне само собой уйдут в более чем полное небытие.
Да только вышло оно как раз-таки совсем уж наоборот, и свобода та оказалась и впрямь до чего наихудшей неволей, чем та, что когда-либо только доселе существовала на этой земле.
И сколь многие людские судьбы будут весьма ведь отчаянно в самую удушливую пыль всячески так разом чисто уж в труху совсем перемолоты.
Причем даже и те, кто никак не попал под занесенный топор безжалостных репрессий жить, как их предки никак не могли.
Их вездесуще окружал тот так вот и сдавливающий тисками сердца мрак и это именно в него, и будут совсем уж небрежно одеты серые будни обыденной жизни граждан страны раз и навсегда победившей всяческий элементарный здравый смысл.
Причем для кое-кого все те перипетии быта и духа попросту уж сходу разом и превратившие страну в заповедную зону вполне ведь полноценно возродившегося средневековья только лишь и являлись одним лишь тем еще более чем невообразимо чудовищным вырождением всецело-то самой по себе ослепительно светлой идеи.
И все те мрачные грозовые тучи сталинской эпохи для подобного рода людей никак не более чем уж до чего ведь вовсе на редкость нелепое следствие того, что некие небесные блага наилучшего переустройства общества истинно же безрассудно с пылу с жару попали в совершенно не те дьявольски нечестивые руки…
А дело между тем совсем не в руках, а в противоестественности самой идеи раз она на редкость полностью противоречит всей ныне существующей человеческой натуре.
И для того чтобы изменить общечеловеческие принципы нужно строить и строить путь вверх, а не разрушать доселе кем-то построенное…
И вполне оно возможно, что кому-то данный тезис может еще вполне показаться более чем однозначно на редкость так спорным.
И да то правда, что в споре рождается истина, но есть азы нашего всеобщего существования и аксиомы и они попросту совсем вот нерушимы и их нельзя обойти или низвергнуть с пьедестала, на котором друг на друге стоят все безо всякого исключения вездесущие факты.
Да и вообще люди черство и буквенно до чего слепо же мыслящие, а потому и обильно сыплющие просом однобокой и корявой социальной демагогии, попросту и не могут быть хоть сколько-то в чем-либо искренне правы.
Их, правда всегда зыбка и до чего весьма простодушно и благосердечно поистине сказочна…
И, кое-кто из тех, кто всем ее постулатам и по сей день более чем благовейно внемлет, истинно напрочь попросту пренебрегает донельзя так вкрадчивым пониманием всего того, что в практической сфере жизни и близко совсем никак не достигнуть всей той заранее заданной пальцем в небо цели…

337
Идти вперед и только вперед радостным строем дело уж и близко совсем не благое…
Нет, скорее наоборот именно этак и возвращается человек назад к его наиболее далеким предкам, некогда и то вот совсем уж разве что вразнобой лазавшим по высоким деревьям.
И это никак не иначе, а то самое крайне степенное и постепенное развитие всяческой отдельной индивидуальности и есть тот путь, который со временем не мытьем так катанием и введет буквально всякую человеческую психику в лоно искренней и верной любви, да и вполне полноценно взаимного (промеж многих людей) всеобщего искреннего уважения.
Ведя же толпу одной лишь той безмерно могущественной силой, разве что без тени сомнения достаточно ведь вскоре только-то и создашь у абсолютного же большинства ее средних и безынициативных представителей довольно-таки общие полустадные инстинкты, а от них толку никакого нет, поскольку они погоды, безусловно, и близко никак совершенно не сделают.
Скорее наоборот, если кто и сможет вполне поспособствовать явственному возведению истинно благородных социальных инстинктов в истый принцип всеобщего общественного бытия, то только лишь разве что чьи-либо самые конкретные родители.
Раз все то, что в них истинно благое никак не более чем предмет явного подражания, а потому и не сможет оно на деле являться, каким-либо тем весьма ведь насущным элементом, куда разве что поболее на редкость праведного перевоспитания трудовых масс простого народа.
Все человеческое донельзя так простая биомасса рода людского способна на деле принимать в расчет лишь по мере возведения цивилизованных принципов в некую абсолютно узаконенную и самую что ни на есть вполне уж житейски элементарную аксиому…
Ну а чего-либо подобного будет возможно разом так добиться только лишь разве что в процессе всего того довольно-то медленного, но верного усовершенствования всех тех и поныне в точно том весьма невзрачном виде так или иначе до чего простейше же житейски существующих реалий века.
И при всем том само собою сколь безумно и глупо выглядит попытка буквально так всего разом добиться именно что при помощи до чего беспардонно доблестного разрушения всех тех наиболее так главных первооснов общественной нравственности.
И главное, все это тогда делалось разве что во имя истинно уж как-никак донельзя достойного и славного построения из мокрого песка дворцов и впрямь до чего нескончаемо благих иллюзий, так и являвших собой донельзя туманный образ, а не образец полностью так безупречно настоящего и наилучшего будущего.
А ведь его между тем нужно было создавать совсем не в тех до чего же исключительно вовсе вот на редкость умопомрачительно светлых грезах.
А между тем то кроваво алое солнце вездесущего и истинно же иссушающего людские души красного террора довольно-таки быстро, до чего еще многое затем превратит в прах и тогда разрушение замков былого угнетения только и оставит после себя одну лишь ту полностью бескрайнюю выжженную пустыню.

И все это исключительно лишь, потому, что совсем неистово распрямлять тот от века и впрямь-то совсем так донельзя согнутый хребет простого народа надо бы именно что с той как-никак истинно величайшей при всем том сущей же осторожностью.
Насильственно привитое гордое прямохождение никак еще не сделает человека действительно разумным, а только лишь весьма существенно расширит все его и без того весьма существенные возможности творить то самое беспардонное зло, ласково уж при всем том до чего тщательно прикрывшись чудесными миражами славных иллюзий.
И это как раз они в этот наш во многом истинно агностический век, и были сколь на редкость всецело ведь радостно призваны совсем уж донельзя так восхитительно собой заменить тот самый некогда прежде имевшийся фиговый лист, слащавой и прянично напыщенной чисто как-никак, а во многом исключительно же внешней религиозности.
Ну а теперь все те некогда ранее бывшие прежде фетиши попросту разом совсем увяли, резко поблекнув в атмосфере всеобщей серости бесцветного мира помпезно атеистического мышления, а еще и построчно на редкость утилитарного, как и листы всяких тех партийных брошюр и газет.
И то чудовищно бесцветное мышление и вправду постепенно ведь сформировало человека с принципами, до чего добросовестно упрятанными в толстенных папках, что вряд ли сильно запылятся в шкафу, где хранятся все те текущие распоряжения его всесильного начальства.
Причем серый душой чиновник совершенно вот равнодушно будет перелистывать испещренные мелким типографским шрифтом листы чужих судеб, поскольку людей перед собой он вообще никогда уж попросту совсем не увидит.
И этакий «витязь наивысшего большевистского или арийского добра» прекрасно мог оставаться именно что в точности тем полностью бесчувственным упырем, даже и всецело окунувшись в волшебный мир беспредельно светлой человеческой фантазии.

338
И это именно подобного рода просветленные идеями серые личности, чьим далеко еще уж совсем вовсе не худшим, и кстати довольно-то мелким образцом вполне бы можно и впрямь как-никак до чего явно более чем как есть на деле считать и того нисколько всем небезызвестного булгаковского Швондера…

А ведь Булгаков, написал бы, куда поподробнее про всех тех невообразимо лютых оборотней большевизма, но только уж пришлось бы ему тогда разом так уносить ноги вместе со всеми теми блистательно смелыми господами Набоковыми.
То есть, ему и впрямь вполне еще незамедлительно как раз-таки тогда на деле и следовало, до чего только поспешно разом отправляться в те самые наиболее дальние заморские края…
Сладострастно и горестно соединив свою персональную судьбу со всеми теми благочестиво мыслящими людьми, для коих еще до всякой их физической эмиграции Россия была одной лишь кровной обителью, но никак не настоящей родиной, поскольку для них ею была буквально вся та общеевропейская культура, а совсем этак нисколько не своя «СЕРАЯ» российская.
ЕЕ чистейший родник писатель Набоков всегда так и стремился стелиться пред восторженной интеллигенцией чрезмерно возвышенным и донельзя замысловатым стилем.
Правда, все это началось только лишь в эмиграции, а те его рассказы, что были написаны еще на русской земле, ничем подобным никак пока не грешат.

339
И вот хотя Владимир Набоков и был тем самым вполне же достойным доброго упоминания общемировым классиком литературного жанра, однако, при всем при том, можно с самой полнейшей убежденностью именно как раз про то как-никак сколь проникновенно и твердокаменно заявить, что вовсе-то он не остался в эмиграции доподлинно российским писателем.
Все те весьма же аморфные его красивости были им просто-напросто высосаны из того самого указательного пальца, который он и впрямь до чего еще смело некогда ткнул в то самое для него вовсе так совершенно чужое французское небо.
Внутренняя опустошенность донельзя же сладчайше и впрямь разом так подчас украшает жизнь совсем ведь никак небывалыми на редкость цветастыми красками, но ничего того доподлинно полноценного в них попросту нет, как нет.

Да и вообще есть "гениальное произведение" Владимира Набокова 'Лолита" никакого должного и большого впечатления на автора этих строк нисколько вот не произвело.
Да и Александр Куприн, к примеру, свою «Жанетту» как-никак, а написал лет за 25 ранее, чем тот же Набоков только лишь еще затем ныне на весь свет прославленную «Лолиту».
Причем то и было именно русское произведение, хотя и написанное в той исключительно как есть чисто вынужденной тогда эмиграции.
А тот до чего безысходный период внутренней опустошенности Александр Куприн пережил, пребывая в совершенно же глубоком, обескровлено суровом молчании…
И, кстати, для этакого полнейшего перерождения, каковое сколь, несомненно, и произошло с Набоковым в том самом надо бы прямо сказать до чего блистательно изящном всем-то своим чисто внешним глянцем западном обществе, должны были всенепременно иметься некие те еще изначальные корни, причем именно в самой глубине всей его чистейшей души.
Отказаться от исконно родного ему языка только лишь ради, значительно большего своего творческого успеха мог ведь разве что человек никогда по сути своей и близко никак не являвшийся вполне естественной частью – плоть от плоти своего народа.

340
А между тем были в те времена и другие люди плоть от плоти всей передовой европейской мысли, кто всему тому безмерно простоватому и легковерному народу чисто уж напрочь совсем этак вовсе мозги запудрили, блекло светлыми идейками об только-то, как всегда лишь затем некогда еще грядущем равенстве и братстве.
Их имена разумно и справедливо заклеймил Игорь Тальков в его песне «Господа Демократы», и в отличие от той другой, в которой он до чего, несомненно, вполне по-свойски на редкость искренне выражает самое непоколебимое устремление всей своей безмерно высокой и светлой души и впрямь-таки как-никак уж стать «Кремлевской стеной»…

Нет, именно тут он был невозмутимо прав, однако всю эту «сермяжную правду» следовало выражать несколько иначе без всего того пафосного натиска, бессмысленных призывов к насилию, а также и сколь откровенно до чего злорадного умиления по поводу того, что в Америке с Европой все ведь безмерно же ныне полностью так хорошо.
Поскольку это никакое не самостоятельное достижение тамошних народов, а только лишь вполне однозначное следствие продолжения вполне естественного пути общественного развития в рамках превращения общества в котором правит закон звериного собственничества в общество, в котором будет царить абсолютно общая взаимовыручка и любовь, и сочувствие ко всякому ближнему.
Причем откровенно взрывными методами такое общество приближать к нынешнему настоящему никак нельзя…
Однако при этом только и можно будет говорить о процессе фактически так полного и недвусмысленного перерождения всего того доселе, в принципе, как есть безыскусно естественного в то самое совершенно уж несусветно злосчастно идейное полусуществование…

341
Да только никак уж нельзя разом переоценивать свет и благо вполне ведь ныне сколь и впрямь на редкость благополучного запада.
Ну, да на тех самых крайне отныне и вправду совсем донельзя далеких берегах полусказочно дальних западных стран явно вот чувствовалась самая откровенная нехватка в тех еще чисто в доску своих пламенных вождях, что столь безумно одухотворены, грозной искрой революционно бредовых идей.
А те искрометные идеи разве что только и могли вполне спровоцировать самое, как есть более чем уж внезапное исчезновение всего того наносного слоя почвы, на котором из века в век неизменно и зиждились закон, порядок, да и, собственно, сам как он есть здравый смысл.
И да это разве что в одной лишь России, и сыскались же все те фараоны марксизма, однако весь дух в них был прожжено так явственно вполне заграничный…
Но российская интеллигенция всегда с большой любовью и горячностью заимствовала чужие мысли, да и хотела их тут же и сделать самой еще естественной частью всякого так чисто родного своего быта.
Причем она и вправду была обуяна и опьянена бунтарским духом воинственного обновления всех тех совсем же незыблемо так от века существующих общественных основ.
Однако вот во всем том и близко не было никакой настоящей силы, а одна до чего более чем немыслимо ярая нигилистическая страстность вся как есть уходившая в пар бессмысленно запальчивых речей.
А между тем доподлинно настоящую новую правду (внутри единоутробного общества) формируют события строго созидательные, а не те более чем уж беспринципно все, то прежнее (на одних безответственно разудалых словах) весьма этак более чем оглушительно варварски разрушающие.
Правда бывает, что светлому добру более чем незамедлительно и беспощадно вполне этак и впрямь действительно следует разом всячески разрушать, то что соорудило бесчестное и коварное зло.
И тогда яростное разрушение есть в самом так наивысшем смысле добро!
Да вот, однако, не все ли равно раз спасать суровым насилием можно один лишь именно тот чисто нынешний и сегодняшний день, но совсем этак никогда и никому не создать при его и впрямь-то донельзя же рьяном посредстве тот самый сколь еще до чего долгожданный и благословенный день грядущий.
Ну а яростное нападение на какие-либо сопредельные государства может и создает новые границы, да и расширяет чьи-либо порой довольно-то суровое могущество, но всякую беспричинно агрессивную империю со временем ожидает крах.
Потому что она прогнивает изнутри и только некое добровольное объединение воедино может создать общее светлое будущее для многих и многих последующих поколений.
Война это всегда поражение здравого смысла пред диким варварством, но если на страну легла черная тень вражеского нашествия только негодяи и трусы будут стоять в стороне, доблестно охраняя свой покой и сон совершенно чужим им потом и кровью.
Ибо именно тут и наблюдается наивысшая мера вящей необходимости спасения родного отечества от внешней силы, что на редкость беспощадно покусилась на весь ее исконный суверенитет.
И это как раз тогда вся собранная в кулак могучая сила, несмотря на все те разрушения и разорения, которые сколь еще, несомненно, приносит с собою всякое то или иное военное противостояние - волю народа к самоопределению лишь поболее затем укрепляет.
Ну а внутренние необычайно так широкие перевороты всякое то нынешнее государство разве что на редкость отчаянно во всех ведь смыслах только лишь до чего явственно более чем злодейски сходу же ослабляют.
Причем когда на редкость безотрадно сносится вся та верхушка вековой общественной пирамиды вполне этак чувствительное ослабление разве что только и приобретает тот еще самый вот перманентный, а никак не сугубо чисто как есть временный характер.
Да и вообще весь тот по бескрайнему и чудовищному бурелому наскоро так и раздольно проложенный путь был донельзя уж в корне во всем абсолютно беспочвенен и неверен.

И именно в подобном духе ему вполне и суждено было быть чисто так разве что потому, что та на редкость бесконечная кровавая колея революционного жития-бытия была со всею чудовищной энергией всецело устремлена совсем не в светлое будущее, а в то доподлинно же доисторическое темное прошлое.
Да и вообще та как есть изначально так совсем уж мертворожденная с экономической точки зрения система могла питать себя одними лишь соками людских иллюзий…
А кроме того и близко же вовсе нельзя совсем ведь того не признать, что этот весьма и весьма суровый всем своим обыденным бытом мир никому и никак и близко не удастся действительно изменить хоть сколько-то к лучшему какими-либо броскими и бравыми лозунгами…

342
Да только кое-кто более чем непременно разве что только и предпочитает питаться именно что всеми теми чисто книжными мыслями, ласково и вяло шевелящимися в глубинах чего-либо (сонного в широком общественном смысле) сознания.
И это притом, что безотрадные думы об истинно тягостной участи своего народа - это нечто в корне иное, нежели чем были бы некие те довольно-то веские и вдумчивые рассуждения о каких-либо, вполне отчетливо донельзя же конкретных и веских материях.
Причем довольно-таки тщательно выбрав весьма конкретную точку для здравого приложения, всех своих недюжих и бравых сил еще уж и следовало начать планомерно изменять окружающие реалии, а не рушить тьму и свет прошлого, дабы создать их полностью заново…
Без вполне полноценной опоры на прошлое можно создать одну гомогенную серость несветлого настоящего, в которой наиболее преобладать будет одна лишь сугубо казенная обезличенность, а потому и картинная солидарность рабочих масс…
Нет, это ведь только что-то навроде пустого короба изобилия, то есть изобилие оно вроде бы, как и намечено, но при этом как есть, просто уж напросто отсутствует напрочь.
А все потому вот для того чтобы жить стало лучше и веселей нужно было никак не мечтать о лучшей судьбе всего народа, а вдумчиво переиначивать окружающую действительность, но для надо бы безо всякой боязни лезь в самую отвратительную грязь мещанского быта…
И это, конечно, никому никакого удовольствия доставить никак уж не может. Но чего тут поделаешь при помощи всяких праздных мечтаний светлое будущего всего человечества, только и превратиться в самый что ни на есть зловещий прах, а более и ничего.
И если и вправду заговорить о том, что на самом деле и будет способно приблизить к нам свет совсем уж иных дней, может вот находится только лишь в области общественных начинаний и если это будет чревато необходимостью сношений с теменью и грязью, то и общество со временем станет значительно чище.
Главное не разглагольствовать до чего отчаянно при этом жестикулируя и никак не ждать, что нечто лучшее само снизойдет на нас с небес.
Причем еще уж и важно вполне так разумное приложение сил, а этого можно будет добиться, только если отставить в сторону эмоции и амбиции, а действовать во всеобщее благо со вполне холодной головой.
И под всеми теми весьма этак наглядно конкретными действиями тут уж более чем явственно подразумевается и впрямь довольно-то весьма грубоватое подталкивание сугубо как-никак разве что только вперед всегда до чего совсем плохо смазанного колеса духовного (не чисто технического) прогресса.
А еще и надо бы максимально так жестко чисто сходу отметить: никак не иначе, а все автором вышеизложенное это и близко не призыв отложить из рук книгу, дабы сколь повнимательнее оглядеться вокруг.
Ну, или тем более вовсе ведь не мешкая попросту так вообще отказаться, от и впрямь до чего многими и поныне излюбленного занятия – чтения художественной литературы.
Нет уж во всем том, как он когда-либо был и есть самом еще изначальном замысле всей этой книги, было заложено одно лишь донельзя верное и весьма благостное пожелание, одного лишь того, куда относительно большего к ним и впрямь самого всестороннего, а отчасти и крайне критического отношения.
А оно и впрямь уж вполне так должно быть несколько вовсе иным.
Попросту как есть безо всяческих заранее выверенных и впрямь до чего ярко сияющих золоченых рамок их сплошной и самой-то извечной благосердечной святости.
Вся восторженность и умильность пред тем необычайным величием книг это всего лишь эмоции, а ту истинно наилучшую жизнь могут создать никак не они, а один только тот истинно сущий кровавый пот светлого ума.
Причем в деле уничтожения лютой и вековой тьмы именно холодный рассудок и должен быть наиболее главным, а все эмоции надо бы приберечь для какого-либо другого случая.
Вот, например, при всяком ярком всплеске светлых чувств разум бывает подчас только излишней помехой.
Но то сколь еще неотъемлемо общее людское счастье можно будет некогда, затем построить только-то разве что как-никак, а весьма ведь более чем бесповоротно же полностью отказав эмоциям в доступе к каким-либо рычагам двигающим общество куда-либо смело вперед.

343
Поскольку за те ржаво красные идеалы было отдано вовсе же несметное количество жизней, а это, прежде всего люди и они не спички, чтобы их без счета сжигать так и, пытаясь зажечь неистовый пламень мировой революции.
И вот это будто бы это как раз она, словно штык обязательно еще и станет тем самым волшебным снадобьем ото всех сразу немыслимо бесчисленных социальных недугов?
Хотя на деле оно, куда поболее похоже на варево из галлюциногенных грибов.
Но ведь у истоков всего этого красного марева застлавшего глаза стольким и по сей день стойким в своих твердых убеждениях пролетариев стояли люди с горячей кровью и их глаза горели яростным огнем переродить весь этот мир фактически так разве что заново.
Ну а подобным образом сколь незатейливо впрягшись в упряжку великих исторических дел только вот и можно было соорудить великую пирамиду наверху, которой и сядет задом всем на голову абсолютное ничтожество, возведенное его кликой в ранг самобожества.
А в жизни совсем так отныне бесхозных масс будет отныне одно только убожество серого быта, да яростный бой во имя осуществления решений партии и правительства.
А все это потому, что жизнь лучше если и можно сделать, то, только создав сознательность масс откуда-то изнутри, а, не напялив им ее почти насильно, как есть чисто так внешне и наружно.
Да и, яснее ясного, что если блекло светлыми мечтаниями, чего и получалось некогда создать, так, то были одни те более чем совсем ведь безнадежно тоскливые условия самого же полнейшего забвения даже, собственно, и истоков всякого вообще какого-либо здравого смысла.
Ранее, когда чудовищная идеология до чего только свежего кровавого помета еще не была всесильной властительницей над всею шестой частью суши, тоже вот подчас бывали трудные времена неурожаев…
Однако все те прежние царствования в пору большевистского идеологического болота просто-таки разом и предстали полностью навеки отныне утерянным раем земным…
Правда есть люди, которым все внешнее и чисто и показное вполне этак более чем полноценно заменяет нечто, что должно было быть где-то до чего еще глубоко внутри.
А между тем всякие те внешние атрибуты относительного благополучия они как театральные декорации, за которыми одни разве что голые и серые стены, а также абсолютная разруха и нищета.
Ну а для того, чтобы действительно выдернуть из земли сами же корни общественного зла нужно были идти путем созидательным и совсем этак никуда и близко никак не спешить.
Поскольку на что-либо подобное безо всякой той довольно тщательной подготовки, может, и целого века явно уж вовсе-то никак не хватить.

344
А как раз потому и незачем безумно и бессмысленно торопиться, так и пытаясь в бешеной скачке неистово перегнать свое собственное удивительно ведь незатейливое и никак неторопливое время…
Жизнь и без того удивительно скоротечна, а потому и стремглав, ее от нас разом уносит в самую тьму навек ушедших в былое времен, но мы сколь непременно должны в течение всего данного нам довольно короткого промежутка времени всячески же стремиться, посильно заполнить мглу общечеловеческого невежества истинным светом ярчайших новых знаний.
Причем все, то до чего уж достойное их приобретение никак не должно быть именно самоцелью, а только лишь средством для улучшения всеобщего уровня жизни и как есть постепенного и медленного видоизменения к чему-либо действительно только лишь явно наилучшему всего морального облика фактически каждого из нынче существующих людей…
И это как раз для того чтобы, каждый из них действительно стал без тени сомнения значительно лучше их и вправду надо было по мере возможности всячески приобщать к культуре, однако совершенно при этом не захламляя их простецкое сознание всяческими философскими абстрактными догматами.
И те новые социальные инстинкты, надо бы создавать разве что при самой явственной помощи сколь многопланового приучения малых детей ко всему значительно поболее широкому кругозору, дабы в будущем, они и приобрели несколько иные навыки, нежели чем те, что некогда совсем неспешно были привиты их родителям всеми их бабушками и дедушками.
Ну, а их-то можно было приобрести по большей части разве что лишь путем чтения книг, да и прочими средствами, неизменно так обогащающими и очищающими всякую истинно же самостоятельно тянущуюся к ним душу.
Причем именно вот чтение художественной литературы и может дополнить знания человека о морали, но исключительно в самых общих ее чертах, поскольку вся наиболее конкретная ее сторона, прививается одними живыми людьми, а вовсе не теми испещренными типографскими знаками - белыми листами книг.
В них нет настоящей жизни они лишь ее довольно бледный отпечаток и никак того и близко совсем не более.
А еще и надо бы учесть и то, что были, они сделаны из кем-либо исключительно так и впрямь безжалостно спиленных в живом лесу деревьев.

345
Причем сама та буквально-то фактически всеобщая доступность книг, для исключительно же большего количества людей, нежели чем, – это было некогда ранее, когда их по сколь долгим годам весьма прилежно переписывали от руки, принесло в наш мир не только великое благо, но и всяческие самые бесконечные и истинно бескрайние страдания.
Попросту у каждого предмета или идеи, нашедшей свое самое так конкретное воплощение во всей той беспредельно суровой общечеловеческой действительности, обязательно разом затем отыщутся две полностью противоположные стороны.
Причем уж одна из них, несомненно, при этом явно окажется, доподлинно и более чем никак небезызвестно столь сугубо на редкость так еще всецело вот явно отрицательной.
Хотя, право же равноценность этих пресловутых сторон, скорее всего во многом окажется, не более чем совершенно так на редкость иллюзорной…
Но мир сложных понятий до чего невероятно необъятен и многолик, а еще и чертовски многогранен…

А потому и черно-белое восприятие теоретически взвешенно и зрело обоснованных фантазий, попросту как есть в самом своем корне вовсе же недопустимо.
Хотя и надо бы именно как раз о том никак не вскользь всецело так упомянуть…
Нет уж те самые исключительно неистовые устремления всею душою ввысь к возвышенным идеалам, и близко-то никак не смогут сколь еще воинственно, совсем же нелепо осуждаться за их полную никчемность и оторванность от всей той и поныне никак неизменно чисто ведь полностью уж по-прежнему существующей действительности.
Да и сами те или иные перемены к чему-либо невообразимо наилучшему никак и никому и близко-то вовсе вот совсем не повредят.
Однако по всей своей наиболее заглавной сути, должны были они оказаться основаны на истинных реалиях века, а не на тех донельзя отвлеченных от всяческой существующей действительности суровых идеалистических предпосылках, весьма радостно и словобильно само собой вытекающих из сладких грез о неких иных, пока и несуществующих временах неизменно заоблачного всеобщего счастья.

346
А между тем, куда поболее здравое и взвешенное восприятие книг, а не одно то на редкость всестороннее и никак этак совсем недальновидное их воспевание, в принципе, и помогло бы на деле предотвратить, слава тебе Господи, что исключительно абстрактную трагедию 20 века.
А она между тем могла еще стать, в том числе и финальной сразу так для всего же многомиллиардного человечества.
И то, уж на редкость железобетонный факт, что во второй половине прошлого столетия военное противостояние отныне ведь было сколь отчетливо выражено в виде войны суровых мировоззрений, а не выражалось оно, как то было когда-либо ранее, в неких, надо бы сказать, донельзя патриархальных, территориальных притязаниях на чужой лакомый кусок земельного пирога.

347
Между Америкой и Советским Союзом пролегали не одни те безбрежно широкие водные дали двух океанов, но еще и никак не имелось промеж двух этих стран каких-либо прежних порою очень-то подчас затяжных военных конфликтов, до чего неизменно накладывающих довольно темный след на все только последующие взаимоотношения между двумя полностью независимыми нациями.
А между тем Третья мировая война была именно что попросту так неизбежна, ее предотвратил один тот (и вовремя) развал Советского Союза на те самые сколь подчас болезнетворные компоненты, у которых разом затем еще явно сыскалось с кем это еще бесхитростно повоевать, самым же, надо сказать, вполне обыкновенным конвенциональным оружием.
Вот беда так беда общемировой пожар стало раздувать более как-никак именно что попросту некому.
И ведь надо бы как раз-таки именно на то и указать, что та самая сколь еще определенно, никак пока и несостоявшаяся Третья Общемировая Война всенепременно и вправду должна была оказаться самым доподлинным братским могильником для всей-то нашей безнадежно и давно донельзя скученной сегодняшней цивилизации.
Причем этакая глубочайшая пропасть всеобщей беды сколь запросто могла как-никак, а всецело так привести именно к тому, что на всю эту нашу общую Землю и впрямь бы разом тогда надвинулись свинцовые тучи совсем беспросветного мрака…
Ну, а затем ее буквально повсеместно бы заселили одни лишь разве что крысы, да тараканы никак несопоставимо с их нынешними размерами гигантской величины.
И уж они, в свою очередь, постепенно бы вытеснили… да и, пожалуй, что всех до единого…
Причем далее явно вот никак совсем не людей, а неких тех безусловно-то, вконец выродившихся мутантов-людоедов, что и вправду бы совсем непонятно зачем пережили те страшные времена всецело же искусственно созданной вселенской катастрофы.

348
И при этом вполне же возможно, что человеку, которому доведется прочесть данные строчки, может и впрямь еще показаться, что все это не более чем миф в стиле древнегреческого эпоса.
Однако Антон Чехов был абсолютно так прав, произнеся свой общеизвестный афоризм «если в театре во время первого акта на стене висит ружье, то в четвертом акте оно обязательно выстрелит».

Однако кто-либо, конечно, может и нечто подобное самому ведь себе под самый нос вовсе-то неразборчиво попросту мимоходом разом еще пробурчать, а именно как раз о том донельзя же ограниченном ядерном военном противостоянии.
Однако, скорее всего, тут же и сработал бы, всем надеемся никак небезызвестный принцип домино, а как раз потому и рассчитывать, на то что, кто-либо из противоборствующих сторон в конечном итоге мог вполне оказаться хоть сколько-то чуточку умнее, и близко (при подобном сценарии) нисколько не приходиться.

349
Идеологии добра основанные, не на вполне конкретной и сколь простодушной сердечности и разуме, а на каких-либо весьма благожелательно мудреных предпосылках, оказались на деле, куда поболее вопиющим злом, нежели чем самая злющая и абсолютная власть самого же спесивого на всем этом свете былого монарха.

А, впрочем, они как есть, еще изначально имели довольно-таки весьма ими надежно скрываемую тыловую изнанку, ну а внешняя их сторона всегда уж до чего неизменно являлась чудом фортификации сколь изысканного самообмана.
Но мало того, они к тому же создали помазанников на трон того самого чисто специфического нового типа, а именно таких, что явно имели гораздо поболее сильную (во всех вопросах контроля) собственноручную власть над всеми своими верно и неверно подданными, чем, это было во времена прежних безвременно канувших в лету эпох.
В век всеобщего культурного просвещения возникла возможность, куда значительно более полного охвата сознания масс, пускай и крайне так красочными, однако исключительно блеклыми и безликими словесами насквозь уж, как есть до чего многоголосо лживой пропаганды.
Ну а подобного рода крайне и впрямь нечестиво агрессивное промывание мозгов всецело вычищает сознание человека от всяческих совершенно же естественных для него каких-либо мучительных сомнений вполне повседневного и насущного выбора между добром и злом.

350
Общий страх повсеместно стал заменять собой великую дружбу, основанную на чувстве подлинного товарищества, что довольно-таки часто уж всецело сближает людей, причем явно во всем теснее всяческих родственных уз.
Тот всесильный ужас в страшные времена массового и совсем этак беспричинного террора всецело обезвоживал даже и самую праведную и благородную душу…
Поскольку удушающие путы той немыслимо кровожадной и насквозь гнилой системы и впрямь-таки сковывали все члены чьего-либо тела той буквально всепоглощающе облепливающей все и вся идеологической схоластикой, что была выпестована и начищена, словно хромовые сапоги до самого же отменно ведь зеркально сияющего блеска.
И никак не было в том воинственно дуболомном словоблудии вовсе-то ни единого грамма настоящей, суетливой озабоченности именно о том истинно наиближайшем завтрашнем дне, а разве что было в нем место для одной той безумно восторженной гордости, построения грядущего светлого быта, к которому нам, как и понятно еще идти и идти.
Причем нечто подобное было в чистом виде одно стародавнее шаманство, только и всего, что без бубнов и плясок вокруг костра, раз для того, несомненно, было предостаточно свистопляски липких как банный лист слов.
Причем каждый и всякий должен был выражать полнейшее единство со всеми, кто вышагивает дружно и в ногу в том направление, что было всем указано чей-то властной рукой.
А кто не с нами – тот нам злейший враг, даже если и усомнился он всего-то на пару-другую секунд, поскольку этим он разве что только и всего, что нечаянно выдал, то, о чем он все время значиться думал, а антисоветский образ мысли и сам по себе тогда являлся сущим преступным деянием.

351
А между тем все это, по сути, началось еще уж несколько так явно ранее, когда любые нелиберальные взгляды попросту стали сродни преступлению против всего просвещенного общества…
И большевики, разве что только сколь спешно поймали истинно нужную им волну, враз оседлав всяческие либеральные настроения, грубое и никчемное устремление к чему-либо и впрямь совсем уж небрежно созидательному всецело вот отродясь было попросту противоестественно всей их натуре.
Но при этом они вполне успешно зажигали толпу пламенным и неистощимым на выдумку энтузиазмом.
Безбрежные потоки пламенных речей до чего неизбежно только ведь и склонили массы к слепому неистовству, в конце концов, и выразившихся самом так наглядном построении острога чисто уж своей вековой тюрьмы.
И была она ныне до чего еще надежно и верно при этом всячески огорожена от остального мира теми самыми бесконечными же идущими вдаль столбами с колючей проволокой.
Причем эта именно глубочайшая проникнутость российской интеллигенции безнадежно слепой любовью к напечатанному слову и стала весьма надежным обоснованием для грядущей вакханалии власти паяцев только и умеющих, что раздувать и раздувать культ неких тех поистине лишь некогда затем еще грядущих наилучших благ.

352
Причем о чем тут спорить?
Книга действительно истинный светоч знаний, и нет, да, пожалуй, что и не будет более великого изобретения, нежели чем то сколь безмерно благостное умение запечатлеть на ее пустых и белых страницах, святую мудрость, накопленную человечеством за все то время его исключительно так уже долгого пути к вящему самоусовершенствованию и духовному возвышению.
Но высказываться, в подобном ключе, все-таки стоило бы разве что о книгах, как о некой совокупности человеческих знаний, а не сугубо об одной подчас совершенно никак не в меру надуманной и надменно никчемной художественной литературе.
Правда никчемна, она и только лишь в своем абсолютном большинстве, а есть уж те самые люди, чьи имена вписаны золотым тиснением во всю мировую культуру.

353
Но даже и эти славные мужи вовсе ведь не достойны всякого того попросту именно что фактически коленопреклоненного преклонения, а особенно перед буквально каждым сказанным ими словом.
Обожествляя же литературные сокровища, вольно или невольно становишься рабом мнений людей, живших своей (и весьма этак подчас вовсе несхожей с созданной их воображением), не такой и благочестивой жизнью.
А значит, и меря весь этот мир одним лишь прокрустовым ложем тех представлений, что были вытесаны топором наивно книжного мировоззрения, до чего только зачастую разом и попадешь в капкан иллюзий, неизбежно свойственных сознанию абсолютно любого автора.
Причем это будет, собственно, так как раз из-за всех тех, в принципе, и впрямь более чем искренне ошибочных воззрений обо всей той нас довольно-то плотно окружающей (созданной нами) рукотворной вселенной.

Высокое искусство действительно может уж еще послужить исключительно так крайне «полезным удобрением и с его помощью действительно можно будет взращивать удивительной красоты цветы чьей-либо самой конкретной человеческой души…
Игра бескрайнего авторского воображения создает искристо сияющую водную гладь, приподнимающую людские души над сущей серостью всех их безотрадно повседневных будней.
Однако сам как он есть процесс познания, неизменно должен происходить сугубо добровольно, безо всякого и впрямь до чего еще сурового тыканья, расталкивания и всего того безнадежно бестолкового понукания…
Никаким «всесильным плугом нарочито всевластного знания» совсем уж и не вспахать поле всеобщего в принципе на редкость так самодостаточного людского невежества.

354
Да, и вот еще что: действительно так вполне уж затронуть чью-либо душу будет возможно одним лишь исключительно свободным чтением, а вовсе не всем тем догматично извне навязанным приоритетом чтений довольно-то весьма же различного рода литературы в те самые заранее кем-либо сколь еще догматично и старательно предопределенные периоды жизни.
И самое главное тут именно то, что вовсе ведь нет, как нет святых среди пишущей братии и все они, в сущности, истинно нечистоплотны, раз эта сама жизнь уж весьма незатейливо сталкиваясь со всяким весьма самобытным талантом, извечно так еще постарается его укротить, а то и попросту сжить со свету.

Люди непохожих на себя вовсе уж никак так совсем не жалуют, да и частенько над ними сколь искренне белозубо куражатся, травят их, почем зря, а отсюда и черная мерзкая грязь в душах у тех, кто еще изначально весьма вот значительно возвышался над всею той неизменно безликою толпой.

355
Зато уж некогда потом когда более чем внезапно выясняется, что кто-то истинно великий гений, да и самая настоящая гордость всей своей и по сей день в плане культуры довольно-таки плохо развитой эпохи, то это ведь как раз тогда ему и создается всякий тот чисто же сусальный облик великого самобожества.
Ну а вовсе так случайно открывшиеся все его немалые недостатки до чего неизменно вселяют безмерный ужас в сердца всех тех доселе неисчислимо многих его сколь еще на редкость благоверных почитателей.
И вот как все это более чем справедливо подметил Сомерсет Моэм в его книге «Подводя итоги».
«Другие люди" бывают оскорблены до глубины души, обнаружив несоответствие между жизнью художника и его творчеством. Они просто не в состоянии примирить одухотворенную музыку Бетховена с его скверным характером, божественные экстазы Вагнера с его эгоизмом и нечестностью, нравственную нечистоплотность Сервантеса с его нежностью и великодушием. Иногда, в порыве негодования, они пытаются себя убедить, что и произведения таких людей не столь замечательны, как им казалось. Они ужасаются, узнав, что чистые, благородные поэты оставили после себя много непристойных стихов. Им начинает казаться, что все с самого начала было ложью. "Какие же это подлые обманщики!" – говорят они. Но в том-то и дело, что писатель – не один человек, а много. Потому-то он и может создать многих, и талант его измеряется количеством ипостасей, которые он в себе объединяет».

356
А между тем абсолютно любой творец, пусть даже и самый великий, уж точно – разве что только и всего, что тот на редкость незаурядный человек, но таков он исключительно ведь в некоем весьма определенном плане, но уж и близко никак этак не более того…
…а потому и к любым словам он относится ни как все остальные люди, поскольку, они для него только лишь неизменно наличествующие в его системе координат до чего разноликие символы, а потому и для отображения самых различных своих эмоций, он будет использовать во всем непохожие, а то и совершенно неоднозначные слова.
Разумеется, что все то наиболее низменное сколь и впрямь-таки многие уж затем самым тщательным образом, попросту явно упрячут, а то и сожгут, и тогда именно тот, кто оказался хитрее и проворнее прочих, он-то и будет, собственно, со всех сторон на редкость чист и непрочен, словно новорожденное дитя.
Ну а истинный поэт Александр Розенбаум вовсе-то, и близко никак над тем, не раздумывая давший свет буквально всем творениям своей музы, для некоторых рафинированных интеллигентов более чем явный и самый наглядный образец нелепейшей образины в облике интеллигентного, пишущего человека.

357
Да и вот над чем всем нам довольно-то изрядно поднапрягши при всем том воображение давно бы пора, сколь как-никак, а исключительно уж беспроигрышно до чего еще трезво разом так призадуматься…
А от чего это вообще этакие до мозга и костей так и проникнутые потомственной интеллигентностью столичные ребята, каковыми без тени сомнения были Владимир Высоцкий и Александр Розенбаум явно начинали свой немало тернистый творческий путь нисколько не с той наивной юношеской лирики, а с блатных аккордов и песен вполне соответствующего содержания?
Откуда это, собственно, пошли все эти ранее и немыслимые босяцкие веяния?
А между тем, их вовсе никак не сорока на длинном хвосте принесла, а та через много, много лет вернувшаяся по своим домам репрессированная интеллигенция эти-то песни лихих людей в тайных уголках своей души отогрела и сохранила в память об тех былых днях, проведенных в ныне былинной и совершенно безвинной неволе.

358
А каковы это именно были ее наиболее веские и заглавные первопричины?
И разве не стоит ли их весьма беспристрастно и рьяно как раз-таки уж поискать именно что посреди всяческого пыльного хлама прекраснодушно и однобоко идейной премудрости напополам со всеми теми весьма ведь животрепещущими описаниями жизни, что этак, пожалуй, совсем через край некогда, переполняли до чего многие произведения великих писателей 19 столетия.
В те времена вообще было слишком так много радостных ожиданий, а между тем они были нисколько несбыточны без самой тщательной перековки сознания общества, а это никак невозможно без того самого пересмотра общественных ценностей, что может быть вполне ведь верно осуществлен исключительно так долгим и трудным путем глубокого внедрения принципов разума…
Ну а пока вместо него в саму плоть общества так и вгрызаются клыками, националистических и идеологизированных амбиций ни о каком более светлом будущем речи, и быть совсем вот никак явно не может.
Причем да иногда наши и чужие и пришлые это и есть символ событий, которые требуют той самой консолидации всех имеющихся сил ради отражения надвигающейся угрозы.
Причем, когда речь идет не о войсках Батыя, которым 250 лет пришлось платить дань, а об угрозе с запада, то тут речь будет идти не о несвободе, а о самом существовании.
В Пруссии когда-то жили славяне и они не растворились в немецком народе, а по большей части были сметены с лица земли.
И если не были тогда те славяне полностью истреблены, так это надо бы вполне еще списать только лишь на отсутствие тогда нынешних технологий массового уничтожения.

359
Но при этом если посмотреть на внутреннее устройство нынешних европейских государств, то тут же возникает вопрос, а почему бы это было России не построить чего-либо подобное и у себя?
Затем это надо было строить и строить социализм, если он более чем откровенно повернут лицом к одной только прорвавшейся канализации?
И зачем надо было столь усердно выстраивать такой крутой забор вокруг своих социалистических завоеваний, если они заключались только лишь в сверкании имперских звезд на бездной общей нищеты?
И главное, насильственно таща за собой массы, убиваешь в них всякий естественный ум и смекалку!
Ну, а к чему-либо лучшему и более светлому если уж все общество и можно будет подтолкнуть, то только лишь ласковым увещеванием, но никак не тем весьма вот ярым нигилистическим ропотом супротив нынешних безнадежно так мрачных реалий.
Уж как-никак, а то сколь отчаянное презрение ко всей той осатанелой скверне затхлой общественной жизни было бы лучше вообще ведь на публику вовсе и не вытряхивать!
А иначе мелкая пыль иллюзий так и начнет застилать глаза, беспрестанно уж при всем том, проникая в умы и сердца до чего многих и совершенно так полностью истинно разных людей.
Вот именно так!
Авторские мысли и эмоции будут до чего еще сокровенно впитываться разом уж, становясь при всем том для читательской публики истинами в самой последней инстанции (раз они действительно раздались из уст) великого писателя.
А тот и впрямь немыслимо многое мог бы поставить в вину всему тому сколь многогрешно окружающему его миру, и прежде всего то, что ему самому в нем никак этак вовсе явно не нравилось, а потому и захотелось кое-кому до чего незамедлительно все темное и несветлое раз и навсегда всецело изжить.
И этак оно будет, в том числе и потому, что сама душа человека сколь явственно до самого уж дна вполне отображается во всякой написанной им книге.
А дно это может быть очень даже илистым и крайне невзрачным, а как его еще может вот замутить весьма тревожная и нервозная обстановка в которой автору довелось ежедневно обитать?
Время, когда происходит дикая переоценка всех прежних моральных ценностей это время сумбурное и полное страха за прошлое, которому будущее может скрутить крупный кукиш, а точно также и эпоха сладких ожиданий великих чудес вовсе так совсем иного грядущего.
И все эти многократно сломанные копья только лишь прибавляют к хаосу голосов и мнений.
А потому и общество становится похожим на гнездо кем-то совсем невзначай потревоженных ос.
Причем именно гениальные писатели и служат всему тому наиболее так мощным, да и более чем непрерывным же катализатором.
И вот уж чем и впрямь до чего безнадежно страшна высочайшая духом литература – она медленно, но верно формирует сознание новой правящей элиты общества, постепенно уж всячески подминая под себя все ее и без того однобоко так до чего ярчайшее воинственно прекраснодушное мировоззрение.
Да и вообще, именно литературе 19 прославленного столетия и было свойственно насаждать все те новые принципы общественного бытия, полностью при этом отстраняясь от давно этак вполне устоявшихся канонов того самого незыблемо прежнего «мещанского» существования.
Да и вообще болезни именитых авторов играли вовсе уж никак незавидную роль в деле формирования всего того широкого культурного слоя в душах столь истинно многих людей.
К примеру, тот самый медленно, но верно увядавший от сифилиса знаменитый Мопассан, сеял лютую ненависть и отвращение ко всей же прекрасной половине рода человеческого.
А впрочем, дело тут совсем не только в каких-либо самых ведь конкретных личностях, но и в том, что в новое время довольно многое из прежнего яростно подверглось суровой ревизии, и сколь немалое из того, что издревле всегда принадлежало чему-либо светлому и чистому попросту отныне полагалось вымести, словно ненужный старый хлам.

360
И крайне вот совсем наивная и слепая вера во все ослепительно светлые агностические идеалы, на которых и зиждилась вся та новоявленная сухая (до омертвения) философская мысль 19 века, и сыграла же злую шутку с людьми, жившими не в столь и давно оставшемся позади 20 столетии.
Ну, а век девятнадцатый вполне полноценно собою олицетворял наиболее полнейший, хотя и довольно-таки уж до чего совсем никак недалекий отход от всех тех полностью отныне прежних представлений обо всем этом мире, как о том до чего отрадно самим Господом Богом нам данном бытии.
И все в нем как есть неизменно само собой плавно происходящее было почти ведь заранее предрешено Проведением, ибо было дано человеку, как суровое испытание перед грядущим блаженством или адскими муками в виде сурового назидания грешникам.

И это как раз-таки тех довольно многих тогдашних философов, а не одних лишь беспримерно доблестных корифеев литературного жанра и следовало бы во весь уж голос и безо всяких обиняков разом обвинить, что это именно их донельзя зарвавшаяся богоборческая мысль и впрямь-таки уплыла за самый далекий горизонт.
И ведь все это произошло при тех и впрямь уж прискорбных обстоятельствах, когда сама собою сходу возникла на редкость явная необходимость в том самом сколь еще многозначительно широком философском переосмыслении всего этого насущного бытия в свете его преломления в тех нынче уж так или иначе существующих реалий нового техногенного века.
Да только вот всякая восторженность и слепые ожидания лучшего были никак небезопасны, раз зло не менее так охотнее, чем добро точно также цепляется за подпорку, данную всем нам техническим прогрессом, и весьма так охотно его использует для своих личных и крайне своекорыстных целей.
Причем технические приспособления они как раз злу служат еще шибче, чем добру и оно лучше ориентируется в весьма правильном и верном его деловом использовании.
И все это само собой сколь неизбежно затем и привело как раз-таки к тому, что на место философии истинно разом вкрадчиво вползла на редкость низменная демагогия, доступная практически всякому совсем уж никак вовсе  неразвитому сознанию.
И чего это тут вообще, собственно, поделаешь, коли то и впрямь на редкость зияющее всею своей пустотой место, пустым и незаполненным, как есть так остаться вовсе-то никак попросту и не могло.

361
Причем, наиболее заглавным постулатом всех этих осатанело новоявленных воззрений, при помощи которых и был некогда весьма ведь явно заложен краеугольный камень в тот самый довольно-таки зыбкий фундамент грядущего тоталитаризма, и было как раз то полностью ведь совсем безоговорочное доверие к пророкам железобетонно непоколебимых абстрактных истин.
Их скользкие и в самую дальнюю даль слезливо и беспокойно ускользающие мысли были неимоверно же вздорно отображены в их неопровержимо верных «священных писаниях», которые могла на редкость веско и здраво опровергнуть одна будничная жизнь, если бы, конечно, ей было предоставлено право судить то мертвенно бледное и изощренно построчное мышление. 
Причем свежая поросль философской мысли только лишь заново повторяла все то, что было сказано, прежде только лишь несколько меняя акценты, а также вот ей было свойственно совсем уж затирать отдельного человека, превращая его личную волю и разум в нечто…
Да и вообще в новое время идея самодержавного правителя перевоплотилась в идею сильной личности, которой и следует дать все права, а это вовсе уж никак неотличимо одно от другого.
То есть одни времена сменяются другими, а сама как она есть, главная суть вещей остается полностью так никак исключительно неизменной.
Но это совсем еще не означает, что уж не будет перемен в самом подходе ко всем окружающим реалиям, раз человек обладающий точно теми же принципами восприятия окружающей действительности будет смотреть на них совсем другими глазами, коли этот мир явно так перестанет быть для него одним только творением божьим.
Поскольку слишком так весьма  наглядна была заметна явная межа промеж религией и всеми теми новоявленными чисто так атеистическими воззрениями.
Вера в Бога и следование его заповедям уж весьма существенно гарантировало человеку рай только лишь после окончания всякого его бренного существования, то есть где-нибудь там за порогом смерти – на небесах.
Новые идеологии предрекали райское блаженство на этой грешной земле, и чтоб его разом бездумно достигнуть, надо было всего-то, отказаться от своей собственной совести, всецело заменив ее неким единым и нерушимым нравственным постулатом в виде солнцеподобного великого вождя, что отныне и являл собой образ сущего апостола НАШЕЙ истинной и наивысшей правды.

362
Вот пусть наш вождь, а не тот далекий или никогда и не существовавший Бог всем нам слепым от рождения безапелляционно укажет, чего это именно праведному роду людскому еще уж предстоит сотворить со всем этим миром, а в особенности учитывая, насколько тот необъятно погряз в самых ужасных своих ничем неизлечимых пороках.

И главное тут было в том, что речь у всех тех донельзя мнимых духовных лидеров наций неизменно шла не о каких-либо ярко созидательных процессах, а скорее, наоборот, о том еще самом тотальном разрушении чего-либо вовсе лишнего, и ненужного в так и начертанном ими грязным, мозолистым пальцем синем безоблачном небе грядущего.
Они собирались прорубить к нему дорогу мечом, несущим верную и скорую смерть буквально-то всем, кто жить, как надо настоящим людям совсем уж беспрестанно сколь еще исподволь ведь более чем зловредно и впрямь-таки явно мешает.
Причем несомненно, что все это, хотя бы отчасти было почерпнуто из мира книг, в которых авторы, яростно борясь с косностью и замшелостью своей эпохи, довольно-таки зачастую в сущем отчаянии били мимо застарелого социального зла, но вольно или невольно его, растревожив, они наносили довольно сокрушительный удар по простосердечию многих людских душ.
Нагромождая словесный сор отъявленного нигилизма, они буквально-то именно что травили свой народ, так и загоняя его в загон грядущего социально уж до чего только совсем безысходного сталинского тоталитаризма.
А между тем им нужно было иронично и радостно нести в массы наиболее простой и более чем естественный свет, а не сыпать и сыпать соль ярых догм на точно ту извечно так и зияющую душевную рану неизменно ведь как есть присутствующую у буквально всякого поколения интеллектуально развитой части российского общества.
Причем сердца многих простых людей нужно бы по возможности согревать ласковым теплом и добротой никак не требуя от них при этом должного ответа.
Ну а людей высоких духом  вовсе-то нельзя беспрестанно теребить, старательно раз за разом вызывая в них непомерную горечь по поводу именно что совсем уж бездонной духовной нищеты всего народа!
И тем более и близко никак было нельзя вздыбливать и вздыбливать дух совершенно праздной умом толпы красочными и крайне так весьма вот аляповатыми воззваниями. 
Единственный путь достучаться до пустых голов это дать их детям несколько другую более светлую будущность за счет открытия перед ними ворот здания знаний, а то ведь неграмотность попросту вовсе слепа и совершенно ко всему полностью безразлична.
Правда, грамотность должна быть на редкость аполитичной, а иначе она выжигает души ненавистью и поселяет в сердцах вовсе-то совсем напрасные надежды, а их полная абсурдность со временем затем порождает безверие и только лишь всецело усугубляет страшные пороки всего того когда-либо ранее ныне минувшего.

363
И в этаком самом весьма явственно сколь аполитичном просвещении собственно и заключен тот как-никак попросту ведь единственно же верный путь вполне достойной модернизации современного общества.
А чего-либо совсем этак вовсе иное разве что обогатит его значительно так уж поболее страшной и дикой нищетой.
Но вовсе не всем это хоть сколько-то свойственно вообще ныне на деле, как-никак, а действительно понимать.
Вот и Виктор Гюго, в его довольно-таки объемистом романе «Отверженные» пишет же вещи сколь безыскусно стоически примиренческие со всем тем в его-то дни привольно и безумно разом так приключившегося варварства «столь и впрямь героически необузданного» кровавого террора.
Да только какой-либо той полноценно настоящей правды и справедливости при его-то лютой помощи было добиться вовсе ведь и близко никак  совершенно нельзя.
Простой человек он уж сам по себе так и живет его идеалы это пища, любовь и кров, а свет блаженных истин ему попросту совершенно попросту никак вовсе ведь и непостижим.
И если кому-либо и вправду окажется на редкость сподручно, на деле пойти к той истинно до чего только безупречно наилучшей жизни, то ведь произойти нечто подобное может разве что лишь исключительно по причине до чего постепенного и крайне неспешного преобразования от века уж до чего давно совсем застарелых общественных взаимоотношений.
И именно эдак все само собою, в конце концов, на место сколь еще благополучно уж разом так  некогда затем вот и встанет.
Ну а, как есть, сладострастно исповедуя светлые принципы всеобщего и всеобъемлющего счастья, и можно было совсем невозмутимо дожить и до тех исключительно ведь печально небезызвестных времен, когда вполне по-своему более чем правозаконно зверствующие нацисты, пронумеровав «человеческий скот», разом-то расторопно его и отправили на ту полнейшую же последующую его профилактическую утилизацию.
А злодеев от агнцев им отделять было вовсе недосуг, поскольку лучше-то и не было, нежели чем под корень извести весь народ, а тем благополучно избавить многие грядущие поколения от колоритных нелюдей, что подчас рождаются среди тех, кто дали миру столько врачей, спасших за многие столетия миллионы и миллионы людских жизней.
Ну а те изуверы - губители душ человеческих почти безмятежно отправили полноценную треть еврейского народа длиннющими эшелонами на верную погибель, причем только из-за его самобытности и стойкости пред всеми ударами судьбы.

364
И кто-то считай, что заранее всячески так обеспечил успех сущего возрождения времен пещерных лидеров, всею душою приветствуя путь сущего варварства и крови, причем разве что с самой наиблагой целью хоть сколько-то посильного преодоления всех бед и несчастий, что были всецело присущи вконец обнищавшему верою веку…
И вот он тот до чего изумительно наглядный стиль исключительно же возвышенного отторжения от всех тех поистине эпохально сложившихся исторических реалий, которые между тем можно было изменить разве что одним и только вовсе ведь до конца продуманным просвещением и ничем, собственно, более…
Виктор Гюго «Отверженные».
«Дикарей… Поясним это выражение. Чего хотели эти озлобленные люди, которые в дни созидающего революционного хаоса, оборванные, рычащие, свирепые, с дубинами наготове, с поднятыми пиками бросались на старый потрясенный Париж? Они хотели положить конец угнетению, конец тирании, конец войнам; они хотели работы для взрослого, грамоты для ребенка, заботы общества для женщины, свободы, равенства, братства, хлеба для всех, превращения всего мира в рай земной, Прогресса. И доведенные до крайности, вне себя, страшные, полуголые, с дубинами в руках, с проклятиями на устах, они требовали этого святого, доброго и мирного прогресса. То были дикари, да; но дикари цивилизации.
Они с остервенением утверждали право; пусть даже путем страха и ужаса, но они хотели принудить человеческий род жить в раю. Они казались варварами, а были спасителями. Скрытые под маской тьмы, они требовали света.
Наряду с этими людьми, свирепыми и страшными, – мы это признаем, – но свирепыми и страшными во имя блага, есть и другие люди, улыбающиеся, в расшитой золотой одежде, в лентах и звездах, в шелковых чулках, белых перьях, желтых перчатках, лакированных туфлях; облокотившись на обитый бархатом столик возле мраморного камина, они с кротким видом высказываются за сохранение и поддержку прошлого, средневековья, священного права, фанатизма, невежества, рабства, смертной казни и войны, вполголоса и учтиво прославляя меч, костер и эшафот. Если бы мы были вынуждены сделать выбор между варварами, проповедующими цивилизацию, и людьми цивилизованными, проповедующими варварство, – мы выбрали бы первых.
Но, благодарение небу, возможен другой выбор. Нет необходимости низвергаться в бездну ни ради прошлого, ни ради будущего. Ни деспотизма, ни террора. Мы хотим идти к прогрессу пологой тропой. Господь позаботится об этом».

365
И тут уж неизменно само собой ощущается вся та истинно взаимоисключающая одно ведь другое противоречивость, неизменно свойственная практически всем, в ком чувства разом до чего самозабвенно восстают супротив того самого чисто так извне и впрямь беззаветно же всею неукротимой силой совсем этак более чем неспешно навязанного - революционного здравого смысла.
Гюго всей душой и сердцем отрицал путь вандализма, но холодным рассудком полностью его всецело приветствовал, и тут никак не обошлось без весьма строгого семейного воспитания.
Его высказывание насчет пологой тропы буквально так идеально отражает и все мысли автора, на сей счет – вот только «на Бога надейся, а сам не плошай».
Именно уж подобным и должен быть девиз не одних лишь простых людей, но и властителей дум сколь многих народов, а таковым и был великий творец Виктор Гюго.
По его вряд ли, что лицемерным, куда скорее на деле вполне искренне наивным взглядам…
…варвары проповедывающие свет и добро, куда значительно лучше всех тех, кто стоически отстаивают все устоявшиеся долгими веками, а потому и впрямь-то как-никак уж всецело из века в век совершенно так незыблемые правила жизни…
А между тем они никем и ничем и близко ведь неодолимы, а в особенности это касаемо создания каких-либо поистине полностью других условий общественного существования, а именно чего-либо совсем уж вовсе иного, то есть как раз-таки чего-либо того, что нынче вот нигде и никак пока явно не наблюдается.

И, кстати, чего это именно этакие новоявленные дикари и вправду могли на деле самым же бескомпромиссным образом как-никак еще действительно исхитриться, практически полностью враз изничтожить?
Стадо, уничтожившее пастуха и всех его сторожевых собак весело блея вскоре уж точно рухнет в самую ближайшую глубокую пропасть, или окажется оно во власти волков, которым не будет дела ни до чего, кроме чисто своего на редкость естественного желания набить бы, да поплотнее свой луженый желудок…

366
А еще и непременно бы попросту так надо и то уж до чего еще совсем этак на редкость более чем скабрезно заметить!
На Бога вовсе нечего до чего еще столь бестолково надеяться, поскольку Он никак не для того создавал этот мир, дабы те самые извечно бедовые творения его рук безо всякого малейшего колебания, совсем вот безропотно принимали на веру все заповеди тех и впрямь-то подчас именно что совсем живодерствующе мыслящих гениев-теоретиков.
Уж тех-то самых, что с дикой тоской, бешено вращая глазами, иступлено глядели на серую мглу общественного прозябания, и только лишь издали примечали зарождение в корне иного более гуманного мировоззрения.
А между тем все те безумной ярости призывы “долой”, совершенно так никак не могли, даже и в самой малой толике хоть сколько-то соприкоснуться с тем адским злом, которое они именно что на редкость ретиво и резво уж прямо-таки будто бы обязались полностью раз и навсегда отныне свести вот на нет.
Беспрестанное напоминание обо всех тех общественных язвах до чего их всецело лишь поболее затем разве что сильнее только растравливает…

367
А между тем, именно как раз когда дело на редкость сколь принципиально доходит и до тех как-никак именно что совсем ведь до чего невообразимо великих потрясений и рушится, то самое наиболее хрупкое и деликатное во всей структуре человеческого общества.
И именно как раз из-за этого сколь бессмысленно затем и уничтожается вся его истинная культура, а в точности так и тот никак этак вовсе не сугубо же абстрактный гуманизм, что в том самом истинно доподлинном житейском смысле и близко никогда не был напыщенно и твердолобо строго революционным.

Этот мир и без всего того до сих самых пор до чего безмерно совсем же невообразимо жесток, и пока что в этом-то смысле, он и в мыслях своих изменяться вовсе-то никак попросту так совсем явно вот не желает…
Да только, то, что сколь донельзя и вправду довело всю ту ярую цивилизованную мощь до сущей весьма и весьма многозначительной консолидации всех тех сатанинских сил так это сладостное обещание грядущей погибели всего того нынешнего пресловутого  института угнетения...
И те аляповато яркие и самые наилучшие из всех времена лучезарно светлого грядущего   ныне приобрели столь на редкость сочный и невероятно аппетитный вид, а сам путь к ним разом ведь вполне естественно оказался всецело так единственно верен и праведен и это несмотря ни на какие великие людские потери.     
Да и вообще все те нынешние катастрофические страдания, мол, одна лишь разве что предтеча именно той сколь невообразимо лучшей жизни, нежели чем она сегодня ныне-то попросту ведь была и есть.
Да и что ранее, то был один лишь тот истинно же кромешный ад?!
Вот, к примеру, та самая ситуация, что сколь весьма наглядно приведена в романе достопочтимого Виктора Гюго «93 год».
«Отец был калека, он не мог работать, после того, как сеньор приказал избить его палками; так приказал его сеньор, наш сеньор; он, сеньор, у нас добрый, велел избить отца за то, что отец подстрелил кролика, а ведь за это полагается смерть, но сеньор наш помиловал отца, он сказал: "Хватит с него ста палок", и мой отец с тех пор и стал калекой».

368
И можно подумать, что буквально каждый убивший зайца в лесу сеньора был, затем непременно убит или на всю жизнь раз и навсегда оказался затем покалечен?
Нет уж, такое могло приключиться, скорее всего лишь только с тем, кто может и не первый день, вполне основательно и всерьез занявшись ремеслом браконьера на этом деле, явно погорел, да и то егерь мог, рискуя собой над ним все-таки сжалиться, он-то тоже живой человек…
Да вот, однако, сколь еще ярким и дивным светом как есть нелепо так и искрящиеся полубезумные идеалы сходу предавали чьей-то душе вовсе уж иные принципы и они становились весьма четкой системой координат в которой все мелкое и сентиментальное попросту ныне отсекалось напрочь фактически что хирургическим путем.
А как же оно иначе коли стоило только-только светлым идеалам проникнуть вовнутрь всякого того или иного фанатически слепо раскрепощенного человека, как буквально сразу уж все в нем вполне доселе естественное они разом выжгут практически напрочь, словно тем еще добела раскаленным железом…
И ничего того обыденно людского – внутри чьего-либо революционного сознания далее никак этак не останется – все, что им отныне будет двигать, будет существовать как раз-таки во имя идеи и всегда именно ею и будет отныне полностью уж верно так всецело оправдываемо…
И вот они – тому разве что лишь два до чего явных примера из все той же небезызвестной книги Гюго «93 год».
«Нередко синие, во исполнение революционного декрета, карали мятежные деревни и фермы, предавая их огню; чтобы другим неповадно было, они сжигали каждый хутор и каждую хижину, не сделавших в лесу вырубки, как то от них требовалось, или же своевременно не расчистивших прохода в чаще для следования республиканской кавалерии».

Во имя идеалов братоубийство?
«– Однако ж и в третьем сословии встречаются приличные люди, – возразил дю Буабертло. – Вспомните хотя бы часовщика Жоли. Во Фландрском полку он был простым сержантом, а сейчас он вождь вандейцев, командует одним из береговых отрядов, у него сын республиканец; отец служит у белых, сын у синих. Встречаются. Дерутся. И вот отец берет сына в плен и стреляет в него в упор».

369
Так ведь это еще и становится истинным образцом настоящей и наивысшей добродетели, безусловным доказательством самой безукоризненной праведности, как и явным признаком наличия в широкой груди той-то самой исключительно бравой революционной или уж чисто так вовсе безоблачно контрреволюционной боевой славы и чести.
И именно этак и губится всякая та действительно настоящая духовность, да и доподлинно бесклассовая общечеловеческая мораль…

Бравый и броский лозунг “Долой зло” еще всенепременно затем оборачивается полностью уж чисто на редкость полноценной изнанкой в тех самых случаях, когда полуослепленные мигом святого прозрения люди, вместо созидательных процессов во всем том долгими веками вполне одинаково существующем обществе, бессмысленно и бестолково затевают дела всеобъемлюще и обескровлевающе яро же разрушительные.
И речь тут при этом и близко не идет о неких самых конкретных злых людях, а только обо всей государственной структуре в целом, что попросту и близко не сможет разом вот прекратить всякое свое пасторально прежнее существование даже и в связи с самыми-то искрометными и более чем изумительными переменами.
Ярко изменяются одни лица, ну а вся та вездесущая прежняя сущность остается незыблемой и полностью во всем всецело нетленной.

370
Причем и тогда когда стропила государства рушатся вроде бы вполне самостоятельно, то есть все идет тихо и мирно, да и почти что бескровно, этот страшный процесс все равно до чего неистово под собой погребает сколь многих более чем вне всяких сомнений достойных и приличных людей.

Медленное крушение «красного паровоза» Советского Союза самое так, безусловное, истинно на редкость то еще донельзя вот безупречное всему тому сколь еще объективное доказательство.
Причем надо бы при этом и сколь непременно фактически разом так сходу признать, что этот живой и вполне наглядный пример он-то как раз наиболее свеж и актуален, поскольку речь тут идет о событиях самого ведь довольно недалекого прошлого.
А между тем сошло тогда с рельсов не одно то донельзя к тому времени истинно многим вконец опостылевшее прежнее тоталитарное государство, но и ранее вполне доселе благополучно уживавшийся с вездесущей коррупцией суровый закон, да и тот, пусть и не совсем до конца ладный и безупречный более-менее всем привычный общественный распорядок.
Смерть СССР как страны явственно ознаменовала смерть морали, совести и даже печаль об их утрате стала носить чисто саркастически умиленный вид.
Однако сама по себе наиболее главенствующая первопричина чрезвычайно так быстрого ускорения всяческого процесса до чего деятельного и последовательного изничтожения нравственности,  кроется уж, прежде всего нисколько не в том, что кто-то до чего злонамеренно разрушил нечто ранее казавшееся вовсе незыблемым.
И точно тоже вполне вот касаемо и довольно-таки весьма существенного развала экономики…
Все и без того до чего давно уж явно так и дышало на ладан...
И то самое полуживое тело может достаточно еще долгое время находиться в полнейшем упадке сил, прежде чем умереть и сгнить, издавая при этом самое необычайное зловонье.
А из-за этого совсем и нельзя говорить о том, что жили мы, мол, славно и весело, а тут пришли эти разрушители и осквернители и все ко всем чертям разломали...
А ведь это совсем вот и близко нисколько не так.
Да и вообще наиболее главная проблематика советского бытия, она именно в той фактически уж вывернутой наизнанку доктрине существования до чего совсем этак более чем бестолково нацеленного в лучшее будущее, к которому можно прийти, идя широко в ногу и с песней.
А между тем это ведь во всем супротив всяческих вообще свойств общечеловеческой более чем эгоистичной натуры.
И потому и сам характер всякого социализма был неистощимо же гибелен, а перестройка 80-ых годов прошлого века то как-никак разве что самое этак непрактичное вскрытие до чего застарелого гнойника на всем том относительно (да и с трудом) полуживом тогда теле страны…
А для поистине верного и настоящего своего грядущего  личного счастья люди, беспрестанно так должны видеть свое грядущее полностью во всем самостоятельно, и оно всегда должно быть исключительно же полноценно индивидуальным…

371
А еще в заключение надо бы и то никак немаловажное сколь нравоучительным тоном разом еще заметить, что если где-либо и когда-либо и стоило бы производить любые социальные эксперименты, то ведь столь непременно должно было им при этом носить сугубо созидательную основу, или нигде и никогда не проводиться вовсе.

И это как раз те сколь безнадежно так утопические политические воззрения на основе некоторых художественных произведений, далеко не всех (да, не будет о них тут до чего огульно сказано) и стали наиболее заглавной первопричиной всех тех истерически завывающих возгласов «все долой».
И ведь тем исключительно наглядным и деловитым подспорьем ко всему тому и близко-то никак не послужила та самая сколь еще пресловутая и до чего только печальная участь народа, что неизменно был кем-либо, да угнетаем (к примеру, той же бюрократией при развитом социализме).
Да только во всей той буквально общечеловеческой истории, попросту ведь никак этак вовсе совсем не бывало, чтобы вооруженное восстание супротив СВОИХ господ поработителей действительно бы сделало жизнь народа, хотя чуточку бы значительно уж действительно легче.

372
Скорее наоборот, времена жутких лихолетий сменялись затем либо всепоглощающей и обескровливающей всякие те новые начинания реакцией, либо чем-либо другим совершенно так несносно же победоносно революционным…
Но новая жизнь победившая старую только лишь и вытаптывала  ее клумбы с цветами, но вот новый общественный огород при этом не строила вполне этак довольствуясь тем еще старым.
И он только лишь при этом и становился намного более запущенным и вконец опустошенным.
Да и как то между тем само ведь собой оно понятно, этак уж и возводя бедность в принцип, главные революционные заправилы до чего еще весьма беззастенчиво грабили все то, до чего и впрямь смогли бы хоть как-либо дотянуться их алчные руки…
Топя в крови буквально-то все, что было выше их мелких и донельзя нечестивых душ…

Ну и как иначе кроме, как встряской всего существующего общества и можно было, в принципе, разом добиться всей той на редкость исключительно вот совсем абстрактной и сущим острием пера без тени сомнения до чего еще вылущенно обобщенной общественной справедливости?
Но можно ведь действовать и не так!

373
Да уж, собственно говоря, хоть каких-либо существенных  изменений во всем общественном климате будет и близко никак не добиться, кроме как следуя путем того еще самого более чем постепенного ведь просвещения и воспитания всего того, пусть серого и безликого, но отнюдь при всем том совсем не слепого народа…
Да и вообще всякий простой человек всеми теми сугубо же беззастенчивыми в средствах правителями уж как есть попирался буквально всегда.
А все-таки и близко не было во всей той ныне древней и дряхлой истории уж совсем ни единого случая, когда бы справедливость, в конце концов, не восторжествовала в той или иной степени, хотя рядом и не могло тогда оказаться прекраснодушных идеалистов с ярким пламенем в зорких очах.
И именно этакие люди с самым полнейшим безразличием более чем неизменно же относятся ко всем тем порою невероятно безмерным общечеловеческим страданиям.
И все это разве что поскольку некие прекрасные строчки став вполне полноценной внутренней сутью всякого человека, и впрямь-таки попросту разом отучают его видеть частности, а между тем это из них, и соткано все полотнище нашей неприметно серой и донельзя повседневной, а никак вот и близко вовсе-то совсем не книжной реальности.

374
Причем даже и этакий всем своим сердцем и умом великий человек, каковым был тот весьма ведь сколь достопочтимый Иван Ефремов, тоже вовсе этак безнадежно же подпал под общий гипноз самоубеждений о святости общего, а вовсе-то не самого конкретного для каждого из нас наиболее естественного, да и исключительно единоличного пути.
И вот чего он пишет в его «Часе Быка».
«Слезы беспомощности и безнадежности болью отозвались в душе Чеди. Она не умела бороться с жалостью, этим новым, все сильнее овладевавшим ею чувством. Надо попросить Эвизу помочь женщине каким-нибудь могущественным лекарством. В море страдания на Тормансе страдания женщины были лишь каплей. Помогать капле безразлично и бесполезно для моря. Так учили Чеди на Земле, требуя всегда определять причины бедствий и действовать, уничтожая их корни».

А между тем их вообще нисколько не изничтожишь, если всегдашне сколь старательно избегать якшаться со всякими теми до чего мелкими частностями.
Нет, их-то как раз при подобном глобальном подходе лишь наоборот значительнее преумножишь, нежели чем, это было когда-либо, собственно, ранее.
Да и имея дело с той чисто человеческой, а никак неприродной стихией все те корни можно было разве что из сырой землицы до чего на редкость незамедлительно более чем сурово же разом повытащить, причем, как правило, никак вот не те, что были наиболее так жутко всецело зловредными.

375
И это именно книги и стали некими теми до чего еще только новоявленными алтарями той самой на редкость уж одиозно патетической веры в их-то весьма и весьма великомогущественного создателя человека.
Ну, а при подобном раскладе из них и стали, затем черпаться, ни одни довольно зримые духовные ценности, как тому и положено было быть от века, но и столь безосновательные требования ко всей нас так или иначе повседневно окружающей действительности…
А она еще от века мелка, поверхностна и бездуховна, но это ее удел и вовсе вот незачем от нее требовать хоть чего-либо другого.
Ну а художественные произведения видоизменяют формы всей нам привычной обыденности, придавая им иные черты, но это лишь вопроса взгляда на вещи, а не того, что сами по себе они чего-то там таят и надо только лишь пытливо взглянуть  на них внимательным взором...
Книги надо раскрывать для него того, чтобы открывать действительность заново, а чтобы научиться видеть ее под неким чужим углом зрения.
И не надо думать, что тот человек написавший достойную прочтения книгу некий небожитель, поскольку хотя и возвышается над другими духом плотью тот же самый обычный человек с развитым сознанием и талантом, но ничего божественного в нем вовсе нет.
А как раз потому и все те писатели, если и хоть сколько-то вообще возвышались над всем их окружающим, то по большей части в одних лишь до чего невообразимо наилучших своих благих помыслах, нежно и ласково отображенных ими на белоснежно чистой бумаге.
И они лишь проливали свет во всю глубину общественной темени, но сами они этим светом нисколько так никогда совсем не являлись.
И быт их заедал никак не меньше чем всех остальных прочих явственно так оставляя глубокие шрамы на их телах и душах.
И люди не могут считать книги божественными огнем им надо  быть вопросе значительно скромнее, а потому и книги это лишь факел для души в потемках, но отнюдь не свет истины в самой простой и несусветно обыденной суете.

376
Да вот уж для некоторых, они явно как есть именно что во всем и являются некоей той чисто так путеводной звездой к счастью и процветанию, а также еще и самым наглядным образцом более чем всеобъемлюще светлой духовности.
А между тем именно, за счет этих праздных мечтаний черная масть, иступлено играя идеалами, словно игральными картами, и смогла сколь и вправду запросто еще стать наиболее главным козырем, в самом том именно ведь преддверии новой технологической эры.
И, разумеется, что нечто подобное никак нельзя было сказать о странах, где культура и просвещение сколь резонно и сносно вполне ведь более чем органично во всем совмещались со вполне трезвым взглядом, на самое так что ни на есть весьма вот простое и самое ведь на редкость так обыденно житейское существование.

Нет подобного рода вещи вполне еще будет возможно до чего смело произнести вслух, и никак при всем том не сморозить до чего отвратительно несуразную чушь, разве что, совсем же невесело говоря о той истинно светлой державе, что до сих самых пор безвременно так и находится в ничуть не проржавевших цепях навеки-то вечные прежнего средневековья.

377
И это именно там из искры недовольства и раздули пожар, что и был, собственно, призван более чем полноценно видоизменить лицо всего того и поныне по той же старинке и впрямь до чего неспешно и буднично существующего мира, что по всей своей житейской сути на редкость умственно пассивен и полностью аполитичен.

Но есть те кто попросту не могут жить в мире и спокойствии с самими собой покуда есть такая страшная межа отделяющая бедных от богатых, а им вот хочется всюду провести знак равенства.
Причем, именно тогда, когда все эти их «благие устремления» до чего наглядно и приобретают на редкость гигантский общечеловеческий характер, и возникают затем Садом и Гоморра на месте всего того прежнего полностью раз и навсегда устоявшегося, истинно по-житейски вполне ведь праведного существования.
Причем, та самая созданная по данному славному случаю новая власть никак не сотворит лучшую жизнь, а только лишь совершит дерзкий откат в крайне далекое прошлое и тупое шаманство отныне вот и займет место, которое ранее было занимаемо религией никак уж не предусматривающей среди своих ритуалов всяческие обильные человеческие жертвоприношения. 
Причем сам уж по себе факт, того, что те самые первые революционеры были отчаянно так искренни в своих героических заблуждениях, абсолютно ничего вовсе и близко так не меняет. 
Нет, даже и это ни в какое вполне стоящее того достоинство им, собственно, и близко ведь уж никак совсем не запишешь.
Эти люди были всеобъемлюще морально слепы и пропитаны насквозь лживой и варварской идеологией.
Они были лишь ей и подчинены, а потому буквально любые хоть сколько-то разумные действия во имя хоть сколько-то достойного наведения вполне ведь по-житейски нормального порядка попросту уж именно так разом вытеснялись целым сонмом лозунгов и воинственно восторженных сладкоречивых причитаний…

378
И все это на редкость степенно и довольно-таки основательно брало все свои наиболее изначальные интеллектуальные истоки, как раз-таки из того самого кроваво красного и совсем этак до чего бесчестного большевистского воображения.
И это как раз подобного рода блеклыми миражами обо всей той истинно наилучшей жизни и задвигалось в самую дальнюю даль праздных и отвратительно демагогических разглагольствований все то, что и впрямь некогда могло затем еще стать той самой более чем обыкновенной житейской обыденностью всех уж новых времен и стран.
Да только могло ли это все само собой разом уж так и возникнуть из той донельзя простой библиотечной пыли?
Жизнь она ведь соткана из нитей реальности, а не из неких чисто абстрактных, пусть даже и более чем взвешенных предпосылок.
Лучшему обустройству общества и вправду должно когда-нибудь быть и точка! 
Однако случится нечто подобное разве что в те далекие времена, которые никак небезгрешно и вправду со временем некогда наступят сами собой, причем совершенно без того, чтобы кто-либо всею своей пролетарской стопой на редкость дерзко и безжалостно сходу наступил бы на горло всему минувшему и ранее до чего безответственно некогда бывшему.
И никто нынче и близко не сможет разом так сколь достойно же сотворить некое, то весьма вот восхитительно наилучшее житие-бытие.
Раз в муках и корчах самого незамедлительного, идейно верного зарождения всей той вездесуще праведной социальной справедливости явно ведь сходу затем и зачахнет все, то искренне доброе и светлое, что, пусть и малой лучиной, но на редкость достойно некогда ранее освящало всем темным массам их совсем ведь не длинный жизненный путь.
И уж те самые невообразимо лютые демоны революции так и изрекали чугунные речи, и в них как-никак совсем неизменно имелась истинно так своя до чего еще беспардонно гулкая, чугунная правда.
И главное, во всех их демаршах отчаянно чеканя свой шаг, действительно же звучало самое доподлинное житейское счастье, но было оно крайне так призрачным, словно туманные силуэты вдоль дороги в проливной дождь.
Да и было то мнимое людское благо ни раз и не два на редкость беззаветно, уж полностью так, как есть до чего еще сходу разом оплачено весьма ведь непомерно страшной ценой диких бед и мытарств многих миллионов совершенно на редкость безвинно загубленных жертв.

И если мягко приподнять за краешек кулису политических интриг, постепенно приведших к появлению нацизма и коммунизма, то окажется, что все это в единый узел было увязано именно с явным желанием, как можно побыстрее приблизить абстрактную теорию к насущной реальности за счет неких все и вся разом исцеляюще волшебных магических действий.
И именно магия слов и чисел и стала всемогущей силой, что и была, затем принята кое-кем на свой большевистский щит, дабы твердую рукой осуществить необычайно ярое уничтожение всего того, что самым дичайшим и невообразимо нелепейшим образом беспрестанно же мешало, тому, что давно якобы назрело, как буквально повсеместная обыденность и данность.

379
И именно подобного рода социальное бедствие и могло ведь произойти разве что в странах, имевших довольно-таки четкие очертания совсем до конца сложившегося кастового общества, то есть именно там, где различные социальные прослойки с большим трудом вообще хоть как-либо осознают всякое свое взаимное сосуществование, как неких тех отдельно взятых граждан.
А это и было до чего еще преотличной базой для удивительно мощного гласа всей той пропаганды, что без тени стеснения разом так вытеснила собой всякий простой и обыденный здравый смысл, насадив культуру варварства и создав при этом царство подлого доноса.
В России данная диктатура стала хамско-пролетарской, ну а в Германии ей ведь было вполне суждено до чего только вскоре именно что впоследствии стать властью плебейско-националистической, а между тем любой политический экстремизм, как известно, весьма схож в своих еще изначальных, социальных истоках.
Поскольку берет он все свое исконно низменное начало именно от излишне бурной фантазии воинственно идеализировавших действительность фанатиков, что со всем чудовищным скрежетом зубовным всячески так противопоставили свои взгляды на мораль и естественный здравый смысл буквально-то любым некогда ранее имевшим место вполне вот практическим и здравым принципам доподлинно всеобщего людского сосуществования.
А между тем всякая обыденная жизнь и впрямь истинно несокрушима, как и гранитная скала, а потому если ветру перемен, и удастся ее хоть сколько-нибудь постепенно так выветрить, то времени это займет несоизмеримо больше жизни любого вдруг ни с того ни с сего с великой болью прозревшего поколения.

380
Однако те самые люди, в которых горело пламя идеи, были готовы сходу на лихом скаку отрубить голову всему тому, что заслоняло массам путь ко всему тому долгожданному свету непоколебимой и единственной их истины.
Причем надо бы как-никак сколь предметно сходу заметить, что стояли эти люди справа или слева во многом в одной исключительно строгой и прямой зависимости от своего собственного личного удобства, а вовсе-то не всегда в какой-либо явной связи с тем еще привитым им в далеком детстве, несомненно, подчас вполне благочестивым воспитанием.

И каждый из них имел чисто так одно на всех до чего и впрямь на редкость попросту чудовищное жизненное кредо, так и выражавшееся в самодурстве и необузданной жестокости во имя гибельных и грубых, словно бы давно толком немытые людские тела жесточайших идеалов.
Но при этом нет, совсем не во имя низменного зла и вполне житейской же алчности, они и впрямь-то как-никак именно что сослепу и устремились ко всему тому совсем ведь загадочно «светлому добру», коему (как, оказалось) попросту и положено было быть…
И все это лишь потому, что о нем сколь конкретно во всеуслышание и было кем-либо разом нынче заявлено.
Да точно так и было оно весьма вот прекраснодушно сколь еще разом некогда отображено в тех самых донельзя же заунывно взывающих к суровой борьбе, беспощадно агитационных, революционных лозунгах.

381
Да только никак нельзя было сужать всю ту как она ныне есть до чего еще крайне непритязательно имеющуюся картину жизни до того донельзя уж примитивного торжества каких-либо отчаянно ликующих воинственно скотских инстинктов.
И вовсе-то и близко не дело разом увидеть в чудесном сне всего своего сколь и впрямь блаженного житейского ума ту крайне так несусветно очаровывающую даль каких-либо тех только лишь вскоре некогда еще затем грядущих светлых времен…
И это в то самое время, когда вся та ничтожная пьянь и рвань сколь бесцеремонно попросту уж всею своею нечистой силой разом так и полезла наружу, словно бы ночью клопы из дивана в дешевой гостинице.
И всею той всемогуще несокрушимой толпой, безудержно двигало, одно только безумно ведь сладострастное предвкушение грядущей наживы, причем то, что действительно полностью так до конца разом развязывало в тех людях все путы разума, было то самое полнейшее же ими осознание сколь абсолютнейшей своей последующей безнаказанности.
Раз тогдашнее сурово самонадеянное безвластие всему тому расковывающему чувству сущей безгрешности расхристанного разгула, как есть сходу более чем отчаянно разве что только лишь весьма и весьма еще поспособствовало.
Однако никому не стоит со столь кривой и кислой усмешкой на редкость яростно очернять лица тех, кто шел порою на верную гибель ради грядущего преломления во всей той окружающей действительности, тех еще явно никак недозрелых и мнимых надежд, что были наскоро навеяны безликими призраками бесславных, исключительно праздных мечтаний…
Да только для кое-кого и поныне, те крайне уж ныне далекие революционные будни, всегда были, да и далее будут самым ярчайшим на свете признаком, того еще донельзя великого поворота истории к чему-либо и вправду более праведному, да и совсем беспроигрышно и всесокрушающе явственно новому.
Поскольку это именно во имя света, мудрости и любви к ближнему рядовые революционеры и стали на редкость кропотливо и до чего еще безжалостно, всячески уж насаждать все те донельзя ярые принципы самой жесточайшей своей спецтирании…

382
Зло, обсыпанное извне светом самых немыслимых задушевных благ «творит добро», сужая души идеологическим хомутом, чем и доводя их до практически полного равнодушного бездушия ко всему тому, чего это только ныне вообще происходит где-либо вот вокруг.
И всему тому чудовищному мучению народов и вправду было дано сходу уж разом обнять все четыре измерения, да и придать им при всем том совсем ведь иные, нежели чем они были некогда ранее формы и свойства.
Причем в самом облике новоявленной революционной жизни и было нечто, что сколь явственно из себя вполне наглядно и представляло как-никак, а весьма свойское преломление всех тех на редкость безотрадно неглубокомысленных проявлений весьма бесцеремонно незамысловатого, да и вовсе-то до чего еще совсем неотесанно грубого социального эксперимента.
А все его главные свойства наиболее прямым образом вытекали из самой природы людей, взявших в руки меч общественной морали и этически донельзя же простецки обобщенной справедливости.
Все другие убоялись бы когда-либо затем еще только возможных отрицательных последствий, да и духу на нечто подобное у них нисколько-то никак попросту бы не хватило.
Ну а как раз потому установление новых более «честных и отныне полностью справедливых» порядков во всем этом мире (по идеологии) это заведомо же занятие для одних отпетых подонков.

383
Причем, первоначальный тон всему тут задают как раз те самые либералы, благие мечтатели, что совсем ведь беспрестанно так и орут на весь белый свет об том в их светлых грезах ныне уж вполне вот существующем ныне общественном строе.
Причем он во всех его деталях им вполне уж отчетливо различим на той самой сколь еще невероятно дальней линии горизонта.
И этот сущий нелепый мираж, ясное дело, что в их-то сознании, собственно и окажется до чего незыблемо и монолитно всячески уж отныне основан как раз-таки на том весьма бестолково, но глубокомысленно вычитанном ими из книг.
И это именно в них они и вычитали о том самом призрачно светлом и наиболее так наилучшем чисто ведь лишь затем только и последующем и всеобщем же нашем бытии.

И главное до чего искренне смело подобные люди, буквально как есть повсюду и раздают хризантемы своих идеалистических взглядов, и главное наделяют они ими буквально всех и каждого, кто только им где-нибудь, да еще попадется.
И они и впрямь вполне искренне рады всех и каждого вдоволь одарить сияющими огоньками своего чистого, как слеза абстрактного разума, да вот беда жизнь грязна и темна и те, кто прячутся от ее темени посреди света иллюзий, только лишь провоцируют темень стать светом всепоглощающей истины.
Ну а затем можно и повести людей в худшую неволю, чем когда-либо только и была до этих нынешних дней вооружившись для того пламенем тех, кто хотел разом спалить всю неказистость минувшего, однако лишь возродил его в гораздо так поболее уродливом виде и форме.
Причем речь тут идет как раз о самом так более чем естественном продолжении, а никак не о том, что затем лишь только всячески налипло на нечто небесно чистое и чудодейственно святое.
Революция это чисто животный бунт против разума и законности, а нечто подобное любое лучшее бытие может продвинуть разве что только ногами вперед.
Причем если и построят рабы новые пирамиды, то вот лучшие жилища для себя они точно уж никак не построят.
А потому, как ютились они в мрачных трущобах так ведь и далее будут там же новые поколения мыкаться, и в подобном духе оно будет как есть и впрямь попросту до скончания века.
И главное тяжелое машиностроение всегда этак более неизменно являлось истинно приоритетной областью вложения сил и средств для государства, что для народа оставляла одну лишь сухую краюху хлеба, да в придачу тот еще завтрашний коммунизм.
То есть еды человеку оставляли равно столько, чтобы он мог ковылять дальше по долгому пути становления нового строя...
И это именно в наше время и стало истинной нормой до чего еще безмерное засилье всесильных машин, а также и более чем глубокомысленно помпезных и праздных слов.
Причем - это именно та восторженно мыслящая интеллигенция и стала жрицей культа коммунизма, поскольку без ее участия простой народ довольно так быстро оторвал бы все головы огнедышащего дракона советской власти.
Да весело строилась новая жизнь, и это отрицать совсем уж нельзя и все это происходило по вполне должной смете и эти достижения отрицать на деле попросту вот бессмысленно.
А это и придало представителям сколь необъятно широкой левой интеллигенции ту самую весьма ведь суховатую самоуверенность в своих единственно верных выводах, но вовсе не сделало их страну, хоть сколько-то чище, а ее правителей даже и в самой малой толике значительно уж менее яростно деспотичными.
Нет, скорее наоборот, именно это и явилось первопричиной для истинно безнадежного насаждения лютого варварства осатанело же лучезарного большевизма».

384
Он принес с собою истинно же всеобщее счастье и более чем весьма на редкость долгожданное освобождение ото всех тех прежних заклятых прежних оков?
Да, он действительно именно его в своем клюве всем нам и принес, словно тот еще общеизвестный аист невинного младенца…
Правда, то убогое счастьице (скромнее которого попросту и не бывает) всецело предназначалось не для всех, а лишь для того абсолютного большинства, что было действительно того более чем половозрело так на деле вот явно будто бы достойно.
Ну а всем тем иным по духу и плоти одна яма и осиновый кол в их мореного дуба гроб…

И все те «недостойные» были никак не представителями как есть будто бы отныне всесильно простого народа, а собственно те, кто по всему своему недомыслию имели грех возражать супротив скупых истин всеобщего счастья и сущего блаженства в том самом лишь некогда грядущем и полностью надуманном раю немыслимо так всеобъемлющей классовой справедливости.
Причем, все те до чего наивысшие моральные ценности были целиком достижимы (одним лишь дегустационным образом) и только разве что путем всей той донельзя насильственной спайки самых различных наций под флагом пудовыми цепями их скрепившей державы.
И главное, всем им вполне и впрямь отныне надлежало объединиться, в едином порыве во всем следуя правилам строго и четко совсем уж безукоризненно в ногу вышагивающего времени.
И будто бы все именно так и должно было, собственно, год за годом более чем планомерно разом как есть и происходить.
Ведь дорога та была всецело верна, а потому и надо бы ее сколь и вправду неимоверно упорным трудом до чего еще деятельно и целеустремленно всеми силами как-никак, а сколь этак старательно вдоль и поперек всем нам и прокладывать.
Однако вовсе так нельзя, выпестовав разумом все те немыслимо светлые ее постулаты еще уж разом так затем и толкать на этот путь сколь беспросветно безграмотный простой народ…
Он ведь мысленно живет совсем в другом мире, где нет всех тех блестящих идеалов, а есть много суеты, сплетен, серого быта…
А ему как есть пытаются насильно вот сходу всучить флаг идеи всеобщего объединения душ в некое совсем аморфно же единое целое.
А человек толпы способен только маршировать в едином темпе, но угол ему при этом будет нужен чисто разве что свой, а никак не тот бескрайне широкий и общий.

385
И вполне справедливое общество должно было возникнуть именно на основе более чем постепенного и плавного отмирания, а также еще и превращения в сущий перегной всего того, что само собой должно было медленно, но верно уступить свое прежде как-никак вполне законное место.
То есть попросту со временем отдать пальму первенства всем тем новым веяниям, что совершенно не преминули бы сами так по себе ко всем нам уж когда-нибудь лишь, затем еще разом нагрянуть…
Причем вполне мирно видоизменять все существующее общество можно было одним лишь разве что несколько другим воспитанием именно тех, кто и будет некогда в будущем до чего основательно, его затем перестраивать и ясное дело, куда разумнее и весьма надежно все в нем затем благоустраивать.
Ну а все иные (комиссарские методы) разве что бодро и деятельно как следует, затем поспособствуют только ведь значительно большей консолидации всех сил того самого весьма стародавнего зла.
И все, то буквально вопиющее социальное неравенство можно будет сколь всемогуще и доподлинно верно разом так до конца устранить, именно вот только уж чисто физически изничтожив все, то ныне существующее современное общество, поскольку никак иначе его ни в жизнь и близко не переделать.
И это только лишь полностью все хоть сколько-то осознающие себя население страны и можно было построить новые взаимоотношения...
Но этот путь для всякого того кто может хоть как-либо назваться человеком вовсе так заранее исключительно же совсем неприемлем.
Ну а переделывать людей на другой лад совершенно так вовсе бессмысленно...
Человеческое общество слишком так во всем закостенело во всех тех до чего незыблемых всецело же как-никак еще стародавних, стоических принципах.
И оно на них прочно стоит, а не только их до чего тупо придерживается.
И положительные изменения связанные с горьким опытом могут быть, но все это никак не касаемо того еще самого исподнего в душе человека.
К примеру, вполне этак может случиться всепожирающий пожар, что попросту разом и незамедлительно вовсе-то дотла уничтожит всю старую деревянную, ветхую постройку.
И это может быть, в том числе и преддверием чего-либо лучшего, в случае если вот в дальнейшем люди станут возводить свои жилища из одного лишь прочного камня.
Однако все, что относится к чему-либо чисто внешнему, совершенно так нельзя соотнести и ко всем тому, что сокрыто в самой глубине души человеческой...
И это именно от пожара внутри сердец души становятся совершенно ведь истинно каменными…

Причем: все тут уж явно вовсе едино, а в том числе и в смысле самой-то как есть безупречно будничной возможности или наоборот абсолютной невозможности повседневного сосуществования бедных с богатыми в одной той отдельно взятой в охапку чьей-либо звериной лапищей советской державе.
Ну, а весьма хитроумное противопоставление одних членов общества другим это когда кто-либо постарается поставить всех своих под ружье, дабы начисто истребить, тех, кто у нас самый подлый, негодный, да и вообще непригодный к его дальнейшей адаптации в новых жизненных условиях в свете самой несуразной своей принадлежности к какому-либо роду-племени…

386
И вот тут неведомо откуда и возникает, та ничем, в принципе, необоснованная, да и логически нисколько неоправданная ненависть ко всем тем, кому жить на белом свете и впрямь никак не в меру слишком так хорошо, а главное еще и именно за счет бесчисленных горестей в поте лица бессменно трудящегося народа!
Однако вовсе не все действительно решается как раз-таки при помощи отчаянно задиристой агитации.
Людей могут и совсем ни о чем таком вовсе-то никак не спрашивать!
А просто гнать и гнать их в Красную армию, словно же мясной скот на бойню!
И вот оно, то до чего еще и впрямь, несомненно, правдивое свидетельство писателя Александра Куприна, приведенное им в рассказе «Тихий ужас», где он явно преуспел в том самом проникновенно подробном описании тогдашней невообразимо потусторонней совдеповской действительности.
«Последние беженцы из Москвы и Петрограда передают о новом кошмарном роде промышленности, распространяющемся в больших центрах Совдепии и вызванном, без сомнения, совокупностью таких мощных причин, как голод, болезни, всеобщая спекуляция и страх перед службой в рядах Красной армии. В Петрограде, на Невском, открыто продаются коробочки с насекомыми, взятыми с тифозных больных. Тиф в настоящее время, если можно так выразиться, выветрился, формы заболевания стали более легкими, процент смертности значительно понизился (до двенадцати процентов), а между тем красноармейцам, по выздоровлении, полагается пятимесячный отпуск. А так как из популярных объяснений Троцкого и Ленина серо-красная масса отлично усвоила, каким исключительным путем передается тиф от одного человека к другому, то и не надо искать дальнейших объяснений…»

Из чего, собственно, и следует, что принуждение шагать в светлое будущее есть самая естественная часть насаждения всего того истинно так новоявленного деспотизма, а вовсе не освобождения от того навеки всем отныне бескрайне и безвременно опостылевшего прежнего.

387
Однако подобного рода «горчичные» средства для той самой еще уж изначально так насильственной мобилизации более чем малоимущего пролетариата, были нужны разве что лишь явно вот поначалу...
Ну а затем без сомнения явно удалось злющей, что твой монгол Мамай власти как-то взлелеять к себе до чего безответную, и вполне искреннюю любовь со стороны совершено так безликого для нее народа…

И ведь всей той советской братии сие стало, несомненно, по силам только лишь за счет того, что агитация у них сколь отъявленно всячески тогда широко наладилась, причем стала она, куда свежее, да и заметно нагляднее, учитывая, в том числе и более чем разумное применение всех исключительно новых технических средств.
Радио, синематограф, да и сама как она есть во все слои народа разом проникшая грамотность, им тут тоже немало во всем сколь еще бесподобно всячески так явственно тогда подсобила.
Причем в случае нацизма все было в точности также, да только со вполне вовремя сколь благоразумно перевернутым, обратным знаком.

388
Двум этим отъявленно дерзким идеологиям, было совсем этак безнадежно именно что на деле попросту тесно на одном этаком ныне маленьком земном шаре. Всеобъятность большевистских и нацистских принципов до чего безапелляционно потребовала невероятного простора, где всем тем даже еще и некогда возможным конкурентам обязательно предоставлялось бы одно до чего никак непросторное место… общая и безымянная братская могила.
Их устремления были схожи, да и цели одни… это лишь исходные силы их поддерживающие были сколь этак, несомненно, весьма и весьма различны, а потому и не могли, они слиться в некое беспросветно непроглядное единое целое.
А, кроме того, они были противоположностями, а хотя оные подчас уж действительно сходятся, но взаимные противоречия при этом довольно-таки быстро затем приводят к разрыву всяческих дружеских или союзнических взаимоотношений.
Однако сама их доподлинно внутренняя сущность была целиком разве что как есть до чего еще всецело на редкость уж совершенно так попросту безраздельно единой.

389
Они ведь сколь вездесуще совсем далеко отстояли друг от друга в одних лишь чисто идеологических опорах на массы.
Ну а если уж вполне уверенно заговорить об том, как оно вообще было и есть, то практические их взгляды на жизнь мало в чем хоть сколько-то и вправду во многом на деле разнились…
А потому, будь уж вся та политическая жизнь довольно-таки как-никак весьма вот явно попроще, и они всенепременно могли бы до чего еще беззаветно объединиться в самое так безупречное единое целое, чтобы затем плечом к плечу идти, каждый к своей собственной заветной цели.
Мысли-то их текли, всегда лишь в том одном сколь единственно же всегда верном направлении, да и методы их тоже были абсолютно уж колюче и нелюдимо едины.
И все чего им и вправду было собственно надо так это совсем уж бескрайне расширить жизненное пространство для той лично лишь разве что своей бесновато витийствующей имперской тупости.

А та только лишь чисто так в силу неких тех разве что совсем уж личных потребностей довольно-то наскоро перекрасилась в красный или же коричневый цвет.

390
А при вырубке большого леса во все стороны беспрестанно летят мелкие щепки, а это между тем живые люди, и они всего-то, что и впрямь оказались пламенно горючим материалом своей совсем уж бесслезной и прагматичной ревностно революционной эпохи.
Вот именно поэтому весь тот «мелкий народец» и должен был в единое мгновение разом сгореть в пламени поминальной свечи по всему тому старому миру, которому никак не иначе как давно уж пришла пора разом так провалиться сквозь землю, дабы в дальнейшем всецело уступить место чему-либо истинно новому, только и всего.
Однако подобные мысли могли прийти в голову одним лишь наскоро «ряженным скоморохам фанатикам».
Это у них так и витали в мозгу великие планы по самому незамедлительному переустройству всех ведь пределов вселенной.
Да только всех эдаких на редкость деспотично праведных слуг народа довольно-то быстро затем оттеснили от кормила власти людишки, которым если чего и было потребно, так это разве что всем тем своим ленивым задом до чего весьма усердно всячески согревать большие начальствующие кресла.
И ОНИ НА НИХ ТВЕРДО УСЕЛИСЬ именно дабы сколь неизменно иметь со всего этого самые максимальные удобства, а также и ни с чем несравнимое удовольствие от вполне же всесильного осознания всей-то своей отныне и во веки веков великой значимости, да и до чего безупречной полноты совершенно доселе бесхозной политической власти.

391
И это как раз тогда все то, совсем на редкость трафаретно наружу выпирающее «проклятое прошлое», вновь вот воскресло, а заодно и стало оно в значительной мере лишь хуже, нелепее, злее и безумно ожесточеннее.
Ну а затем все это темное большевистское настоящее всячески уж до чего сконцентрировалось в дико жестяную суть всей Второй Мировой войны.
И это общемировое побоище явно имело вовсе ведь иные черты ежели и впрямь до чего разом его сравнить со всеми теми иными и прежними сколь издревле всему роду людскому уж вполне как есть, донельзя привычными бравыми битвами.
Все те прежние войны, что истинно вдосталь сколь кровопролитно предшествовали ВОВ и в подметки ей никак не годились в сумме немыслимых страданий того ни с кем и близко вовсе так никогда навоевавшего гражданского населения.
А между тем, она вполне могла бы предстать все тем же, что и Первая, в точности таковым с самых ведь незапамятных времен всем нам давно общеизвестным лютым людским зверством.
То, что и впрямь превратило ее в тот самый немыслимо чудовищный геноцид, являло собой сущий субстрат идей извращенно подчерпнутых из книг, сама цель написания которых подчас была на редкость прямолинейно же преступно ужасна.
Причем, почему-то принято сколь еще весьма вот однобоко подчеркивать именно тот совсем не беспрецедентный еврейский геноцид, как будто карательные акции супротив мирного славянского населения, проводимые, как нацистами, да, так и большевиками выглядели, хоть сколько-то, по сути, иначе.
И откуда, кстати, вообще взялась вся эта несусветная трепотня про высшую расу или то самое солнечно светлое коммунистическое будущее?
Смогли бы большевики и нацисты злодейски сформировать все эти свои взгляды на мир, всеядно обосновывая все те и впрямь-таки твердые, словно гранит убеждения при помощи одних лишь преданий и гнусного пустопорожнего злословия?!

392
А между тем это именно из-за «бесподобно благих» идей сколь схоластически верно изложенных в некоторых книгах, и началась великая битва, развязанная враждебными идеологиями, самым ужасающим образом столкнувшая лбами два великих народа, хотя дело то, в принципе, ясное и без того, они могли бы схлестнуться в суровой и крайне-то непримиримой борьбе…
Однако разве приняла бы она этакие донельзя обесчеловечивающие, да и впрямь-то напрочь именно что уж попросту сколь еще разом лишающие всякого сердца безумно чудовищные и изуверские черты?
И прежде всего, это касается «культурных» немцев, поскольку все те несусветные и «неописуемые злодейства», творимые советскими солдатами, были вполне, безусловно, именно, что вторичны и вовсе не столь беспричинно дики…

Вот он – пример, взятый из книги человека отчаянно воевавшего, и нанюхавшегося предостаточно пороха…
Майн Рид жил еще в те времена, когда это выражение имело самый конкретный, прямой смысл.
Майн Рид «Королева озер»
«Друзья Морено тоже оказались военными, все были нашими пленниками под честное слово! По всей вероятности, несколько недель назад мы встречались на поле битвы и делали все возможное, чтобы убить друг друга. Теперь же мы сидели за одним столом и опять делали все возможное – но не для того, чтобы отнять друг у друга жизнь, а чтобы сделать ее как можно более приятной».

393
Смерть, неся только на поле боя, солдаты вражеских армий вовсе не обязаны были на всю вот жизнь сохранять в душе лютую ненависть к своим противникам, который уже на следующий день после победы могут вполне стать их самыми наилучшими друзьями, как это порою случается после обычных молодежных драк (без поножовщины).
Державы-противницы на поле брани, как правило, старались все ведь затем уладить именно эдаким исключительно мирным и дипломатическим путем…
И, конечно, как можно было вообще даже и вполголоса заговорить о заключении какого-либо мира пока не были разом стерты людской обильной кровью все те сурово стоящие на повестке дня истинно суровые вопросы по поводу принадлежности, тех или иных земель на широчайшей политической карте всего этого мира?
Причем как-никак, а они еще должны были после той до чего еще яростной схватки вполне вот в итоге достаться той или иной яростно претендующей на них стороне.
А потому и та невообразимо кровопролитная война между Германией и Россией в середине 20 века, приключилась бы, пожалуй, именно что со всей определенностью фактически так наверняка и безо всяческих тех до чего чудовищно извращающих действительность измов!
А все-таки, то была бы совершенно другая война, ни в чем и близко на ту ужасную нисколько совсем несхожая.

И более чем наглядным ко всему тому примером может ведь послужить все та же сколь, несомненно, попросту до чего невообразимо так кровопролитная Первая Мировая война.
Во вполне вроде бы благополучной Франции после Второй Мировой войны отношение к женщинам, жившим с немецкими оккупантами, стало уж вовсе совершенно иным, нежели чем это было после той довольно-таки еще недавно отгремевшей предыдущей войны.
А все дело тут было, собственно, в том, что под властью геройски бесноватого Гитлера немцы именно что столь повсеместно всею же своей изуверской жестокостью до чего еще мерзко крайне ведь отличились, что затем, они и впрямь попросту стали сущими изгоями посреди прочих европейских народов.

394
Однако теперича, истая правда про все их безумно зловещие злодеяния напрочь так полностью бесследно стерта из памяти, а не просто несколько позабылась, а потому и остался один лишь тот жуткий стервец советский солдат – жуткий и грязный насильник…
А между тем, – это как раз он и был тем сколь еще доблестным освободителем всей той опрятно и чопорно на редкость прилично одетой старушки Европы.
Тем народам, что еще издревле ее населяли при каком-либо другом раскладе, явно пришлось бы брести в те самые безутешно безрадостные дни грядущего, имея на своей груди именно тот так и душащий всякое их национальное самосознание неимоверно же тяжеленный тевтонский сапог.
Однако это сегодня уж явно совсем так нисколько неглавное – раз такие-сякие советские воины беспрестанно насиловали немок, значит именно, они и есть те самые до чего еще лютые и беспринципные звери…
Ну, а доблестный немецкий солдат никак не преуспел за целых три долгих года оккупации, как следует, в том ныне давно бывшем СССР до чего ведь вдоволь насилуя русских девушек вполне уж вволю до чего разгуляться?
Да вот, однако, на наш сегодняшний день, по тому весьма как-никак давно общепризнанному в западных странах мнению, именно доблестные советские войска, за те разве что полгода всего своего триумфального шествия до города Берлина в данном деле на весь мир себя так и преуспели донельзя во всем бессмертно ославить.
Благо, железный занавес тому и близко никак явно не помешал.

395
Правда, она тем ужаснее и страшнее, чем она исключительно так во всем сколь еще злонамеренно и подло весьма уж всецело односторонняя!
Те же немцы значительно ужаснее себя проявили в том самом истинно же душераздирающе низменном сексуальном насилии, нежели чем все вместе взятые советские солдаты.
Да еще и самом уж начале войны, причем делали они это залихватски весело, а не столь безнадежно ведь вконец осатанело…
И это как раз они, в подобных зверских преступлениях по самые уши весьма злодейски погрязши на те самые до чего еще долгие года перед Богом и людьми уж нисколько так недобро сколь бесславно тогда отличились!
А тем более те же японцы в Китае в точности, таких как они людей вообще за мартышек вполне вот считали!
Они в Шанхае зверски изнасиловали все женское население, начиная с 12 и до 70 лет, да и вовсю использовали китаянок, как секс рабынь.
А немцы и во всем другом были на высоте своего расового превосходства, и их дикие зверства попросту не поддаются никакому описанию и они были самым верхом лютой бесчеловечности.
И их учиняли не одни только эсэсовцы, но и самые простые немецкие солдаты безо всякого счета всячески измывались над мирным населением захваченных Третьим рейхом несчастных стран.
Причем все это происходило в течение всей Второй Мировой войны, а уж в особенности на восточном фронте.
Правда, мировая общественность обо всем этом была явно никак не в курсе, так как СССР до нового генсека товарища Горбачева вовсе не был страной все и вся испепеляющей гласности.
А между тем совсем этак не всегда была необходимость в каком-либо и впрямь вообще же насилии.
Что в России, что в Германии вполне хватало исключительно добровольных сексуальных контактов.
Да только тем самым легкодоступным и общим на целую роту счастьем далеко не всякая совершенно уж не блюдущая себя девица поистине так желала действительно стать.
Но ее никто ни о чем и не спрашивал, да и возраст маленькой совсем еще юной 13-летней девочки доблестных солдат славного рейха нисколько так тогда совершенно попросту ведь совсем не смущал.

396
Причем наиболее главной исторической подоплекой для усиления и возвеличивания лютых зверств до высот, ранее доступных одному иступленному героизму, стало именно то, что солдаты враждебных друг другу армий сражались под знаменем вождей, обосновавших свои жизненные принципы на книгах, в коих сама суть добра была поразительно искажена до полнейшей ее сущей неузнаваемости.
И в самом истинном свете – все это было собственно так, а вовсе никак не иначе!

Мысль, кем-либо отображенная, на бумаге вполне еще может быть в той же мере до чего однозначно так весьма разрушительна, как и та некогда разорвавшаяся над Хиросимой атомная бомба.
А между тем, довольно тихая цепная реакция продолжается до сих самых пор…
Мир прекрасных грез, ставший в чьих-либо весьма подслеповатых глазах сущей реальностью, предстал в виде той уж на редкость спасительной ширмы, за которой можно было никого и ничего более не опасаясь, так ведь и творить самые гнусные, отвратительно темные дела.

397
Человек большой души, запертый в своем распрекрасном мире книг, и близко так совсем попросту не интересовался никакими теми достаточно уж мелкими отклонениями от всей той единственной правды, что сколь неизменно для его сознания кирпичик за кирпичиком выстраивала та до чего еще строго официальная криворотая пропаганда.
Ну а та на редкость совсем уж вовсе невзрачно обыденная реальность, которую некто такой весь из себя возвышенный мог и вправду сколько угодно затем лицезреть в его самой так простой, повседневной жизни…
И впрямь-таки могла кое-кому сколь незатейливо показаться только-то и всего, что вовсе-то совсем именно что случайным отходом от всех тех чисто же повсеместно общепринятых норм.
Раз у него всегдашне имелась под рукой вся та сколь на редкость легкодоступная для всякого его взора небесно чистая и радужная картина весьма уж полноценно очерчивающая собой всю ситуацию в целом.
Ну, а то, что она, собственно, более чем плачевно так и состоит, в том числе и из тех сколь невзрачных деталей, что вполне могли оказаться видимы, в том числе и его ничем вовсе невооруженному глазу, попросту никак и близко совсем не укладывалось в его всесторонне же развитом культурном сознании.
А между тем, все те декорации, которые были созданы именно в виде идеологических подтяжек, дабы тем самым на редкость достойно всячески уж затем еще поддержать штаны бравых иллюзий, всегдашне были, да и по сей день и поныне есть не более чем часть попросту так необъятно огромной мизансцены под открытым небом.
И весь этот спектакль был просто-напросто до чего еще ярым оправданием смены власти и совсем уж ничего и никак и близко так не более того.
Но для кое-кого даже и подумать о чем-либо подобном было совсем ведь никак истинно так явно попросту и невозможно.
Поскольку в той более чем необычайно грандиозной по всем своим духовным ориентирам вселенной, небесно чистых книг этаких мерзостей попросту и быть никак не могло, в самой-то как она ныне есть извечно и повседневно же существующей природе вещей.

398
Ну а ясно и вполне отчетливо увидеть то, что происходит вокруг, было и вправду возможно одними глазами, никак не запыленными бесконечным и бесподобным миром фантазии авторов, которые при ее благой помощи всею душою стремились показать людям, каким это по их представлениям и должно было стать всему этому донельзя разноликому миру.

Однако при всем том наиболее основной задачей книг, безусловно, была до чего еще самая так насущная необходимость хоть сколько-то приподнять обыденного человека над всею его скотской суетой и обыденностью, открыв ему как великую тайну, что можно жить и как-либо во всем разумнее и иначе.

399
НО вовсе и близко при этом нельзя было те исключительно так благородные намерения, никак неблагоразумно разом и превращать во вполне, как есть сколь до чего еще вполне полноценную и неопровержимую систему взглядов на всю эту современную нам эпоху.
Ну а также и вообще считать написанное в книгах чем-либо безукоризненно, доказанным самой этак обыденной практикой всего того ныне существующего общественного бытия.

Мысленно и неспешно пересев на очень уж отчаянно «резвого коня неистово быстрого духовного прогресса» можно было и впрямь как есть, совсем идеалистически верно сколь еще наскоро, затем обогнать все свое давно вконец застарелое время…
И чего-либо попроще сего в этом мире вообще ведь и нет, да только явно оставшись совсем без кучера, оно ох как легко разом так повернет до чего незамедлительно точно уж вспять, поскольку именно туда и потянет народ, все им давно обжитое и как оно ранее кое-кому показалось навеки-то некогда пройденное.

400
Да и само по себе как оно есть обезличенно схоластическое развитие всей философской и научной мысли в наше новейшее время во многом и предопределило тот самый донельзя извилистый путь чисто так внешнего облагораживания всей этой нашей нынешней общественной жизни.
И при этом люди, живущие в светлом мире красочных иллюзий более чем неизменно стараются мерить весь остальной мир чисто своей прекраснодушной меркой, а она словно ложе Прокруста зачастую отсекает все то, что неприемлемо и непонятно тем, кого не лизала языками пламени всякая лютая нечисть.
И ведь главное люди, что всею душою так и ратуют за свет и радость некоего чисто пока еще донельзя призрачного грядущего, всячески так стараются убить зло, а это нужно делать только лишь вынуждено, так сказать в случае самой еще явной и именно так чисто же весьма трагичной необходимости...
Да вот, однако, новая и более сладкая жизнь разом так и дарит всем нам грядущие блага, правда они чисто мифические, поскольку очерчены одними контурами и пока они обрисуются вполне реальным образом, пройдет еще может быть и не одно только третье тысячелетие этой ведь нашей эры.
Ну а до чего ярко искрящейся всему тому предтечей, собственно, и предстало именно то, что безмерно притупляющий довольно-то многие естественные человеческие эмоции технический прогресс всех нас разом сколь неистово ослепил всем этак своим более чем донельзя многокрасочным сиянием.
Ну а как раз-таки именно потому в воздухе и впрямь донельзя же благодатно тогда разом запахло немыслимо бодрящим довольно-то многие праведные души «озоном свежих и светлых» идей.
Гроза это явно до чего, безусловно, дело сколь непременно так явно хорошее, обновление природы и все такое прочее, но в человеческом обществе это ведь, прежде всего, сизый дым совершенно обманных надежд…

Слишком аморфно и вяло большое людское море, чтобы его хоть как-либо могло пронять от тех совсем неожиданно перед ним сколь многозначительно и впрямь нараспашку до чего сходу приоткрывшихся вовсе-то никому и близко доселе пока неведомых духовных возможностей.
И вот чего обо всем этом нам сколь веско и толково поведали Братья Стругацкие в их никак и нисколько незабываемой книге «Трудно быть богом».
«Это безнадежно, подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга забот и представлений. Можно дать им все.
Можно поселить их в самых современных спектрогласовых домах и научить их ионным процедурам, и все равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба – чушь, мелочь в сравнении с громадой традиций, правил стадности, освященных веками, незыблемых, проверенных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих от необходимости думать и интересоваться».

401
Причем это касаемо не одного давно ушедшего в прошлое средневекового общества, но и почти всякого современного человека, поскольку тот, никак не поумнев, пересевши с телеги на самолет, все еще мысленно едет в точности том дряхлом от тьмы тьмущей минувших времен тарантасе, в который ветхою упряжью впряжены три довольно-то неспешные лошадки.
И такова уж почти ведь всеобщая для буквально каждого из людей фактически так глобальная инерция мышления.
Но и это еще не все!
Слишком быстрое развитие затронуло, в том числе, и сферу духовную, а разрушать, оно, как и понятно, вовсе не строить, а потому вследствие новых вероучений вместо Бога на кресте оказались до чего и впрямь кем-либо столь весьма злонамеренно некогда веками распятые народы.

И коль скоро донельзя непосильную задачу до чего разом их освободить от полностью отныне прежних пут былого угнетения и рабства, и вправду взвалили на свои покатые плечи именно те завзятые палачи и отъявленные кровопийцы, то ведь и ждать, затем от всего этого чего-либо хорошего попросту явно так никак не следовало.
Причем на самом-то деле их разве что вполне резонно всячески интересовала одна лишь та сколь еще безраздельная, абсолютная власть над душами людей, а все остальное было одной неимоверно зловреднейшей демагогией и вонючей (словно конский пот от желания выйти в люди) омерзительной пропагандой.

402
Идеологии, берущие свое чисто изначальное и несколько нездоровое начало от частичного или тем паче полностью полноценного отрицания христианства, как главенствующего вероучения, придали своим скороспелым идеям весьма явную форму сущей религиозности.
Ну а поскольку нынче у нас на дворе именно ведь эра самого как-никак новоявленного атеистического вероисповедания, то, как раз оттого и должен был явиться некий Спаситель, ну а также и явно должен был найтись и истинный Дьявол во плоти его же бывший товарищ по партии или, к примеру, те даже и безвинно, как всегда сразу за всех повинные евреи.

То есть дьявол это либо какой-нибудь один еврей или все они (чего там греха таить) сразу скопом, исключительно по одному своему расовому и общенациональному признаку.

403
Ну, а удивительно различные книги крайне так необычайно надо бы сказать и впрямь сколь еще идеалистического толка, до чего этак явственно сыграли в процессе формирования всех этих новых вероучений, самую что ни на есть естественную роль Библии в христианстве.
А впрочем, совсем уж безо всяческой в том какой-либо тени сомнения все уж доселе никак не вкратце вышеизложенное, несомненно, может кое-кому всецело так показаться одной лишь сущей ересью, самым вот немыслимо скверным поклепом на все то наиболее святое, что только есть у человека – его душу и мысли.

Но, души тоже между тем бывают, самые разные, а как следствие этого – грязная, но творчески плодовитая душонка автора, на одной лишь гнили яростно накрапавшего нечто злое, однако далеко не всегда столь, несомненно, убогое и бездарное…
И уж явно будет оно именно тем, что никак небезосновательно вполне еще сумеет вконец до чего всесильно и впрямь до конца отравить мозг читателя ядом сущей ненависти, причем, в том числе и по отношению к самому-то себе.

404
И та большая и во всем как есть полноценно же чистая и светлая любовь к авторам, безо всякого остатка поделившимся с нами своим необычайным божественным огнем, – это ведь нечто в корне явно иное, нежели чем безмерное обожание книг вообще.
А тем более, если нечто подобное и впрямь-таки совсем уж неправомерно происходит именно на основе одной лишь разве что воображаемой их сущности, то есть совсем не иначе, а в виде той истинно первозданной их данности, небесно подсвечивающей собой все живое и мертвое во всем этом весьма разноликом мире.
А между тем, даже и имя автора, выведенное крупными буквами на обложке со вполне справедливо принадлежащим ему золоченым теснением, буквально всеобщего же признания, никак не является тем еще на редкость безупречным предначертанием вовсе уж незыблемого величия всего того, что явно переполняет все его строчки…
…не столь уж оно всецело однородно и вполне до конца явно уж равноценно, хотя и на редкость безудержно, что ни на есть полностью одинаково оно окрыленно по-вселенски великим и чудодейственным вдохновением.
В самое разное время, причем каждый раз при несколько ином душевном настрое, рождаются мысли и чувства и близко так совсем неоднозначного толка, а потому большая книга явление, пожалуй, никак не единообразное по всему своему разве что с виду на редкость ярко и нарядно светящемуся дивным светом добра истинно благочестивому содержанию.

405
Ну, а из всего того сколь многозначительно следует, что явно уж будет потребно сделать вполне вдумчивый анализ книги, а не столь блаженно и до чего бездумно и беззастенчиво разом заглатывать целиком и полностью все то, что было запечатлено гением литературы на ее бесконечное количество раз вслед затем внимательно перечитываемых страницах.
Буквально у каждого писателя всегда есть свои взлеты, а также самые уж абсолютно неизбежные падения, а потому и рассматривать все его творчество, словно бы одно единое целое абсолютно ведь ни для кого явно уж недозволительная, да и более чем трагичная ошибка.
И даже и в той одной во многом на редкость судьбоносно великой книге, пусть и написанной гигантом мысли, далеко не все его рассуждения действительно стоят к себе хоть сколько-то одинакового восторженного отношения.

Гений – он тоже никак не более, нежели чем самый обычный человек, и, как и всем остальным людям, ему было свойственно порою ошибаться, а смотреть на окружающий мир он мог разве что лишь глазами своей собственной давно на наш сегодняшний день явно так полностью минувшей эпохи.

406
Чувства в целом пламенно неизменны, ну а донельзя простой мир самых обыденных вещей беспрестанно преображается, переходя в чем-либо одном от всего того крайне примитивного к более сложному, ну а в чем-либо ином совершенно наоборот, он от всего трудного массивной пятой технического прогресса, постепенно смещается к чему-то значительно поболее явственно легкому.
И ведь все те донельзя существенные видоизменения вовсе-то и близко совсем неподвластны сознанию людей, навсегда и навеки ушедших от нас в мир иной.
Причем, их духовное величие и истинная гениальность не имеют тут ровным счетом совсем никакого, хоть сколько-нибудь и впрямь на редкость решающего значения.
Тот образ мысли и поведения, что всецело соответствовал духу времени 19 столетия, уже в 20-ом веке, полностью преуспел довольно-таки порядочно устареть, стать во многом попросту донельзя архаичным, нисколько более и близко отныне не отображающим, новые людские чаяния и веяния.
И это так поскольку до чего многое из того, что в прошлом, было, полностью так окаменело незыблемым, ныне было подвергнуто прямому или косвенному сомнению.
Ранее подлинность фактов так или иначе связанных с религией была чисто аксиоматической, и человек в чем-либо усомнившийся явно рисковал, даже если и времена, когда его могли сжечь на костре - давно ныне уже миновали.
А тут явно наступили времена бесконтрольного вольнодумства, к которому слишком многое горячие умы попросту оказались совсем так никак явно уж не готовы.
И вот как раз потому во сколь многие светлые головы тогда и полезла всякая чертовщина лучше всего выражаемое в том самом общеизвестном большевистском лозунге "все долой".
Люди определенного плана вообще подчас не могут продумывать свои далекие шаги им надо, чтобы мир изменился прямо сейчас и все тут!
Они бросают и бросают пламенные взгляды, словно же Зевс молнии, так и метя при этом в тот еще весь нынешний и сегодняшний никак ни с какой стороны их вовсе совсем не устраивающий миропорядок.
И вот будто бы - это именно в нем и заключено все социальное зло на том сколь и впрямь невероятно широком белом свете…
.
407
И главное во многом эти вещи были связаны именно так с темными тенями великих писателей и философов.
Причем кроме их прямой вины было еще и то всеобщее слепое преклонение, когда буквально каждое сказанное кумиром слово воспринималось как откровение, данное всем нам с небес.
А ведь любой гений может сколь еще откровенно ошибаться, да и почти злонамеренно сыпать соль на раны вполне истово родного ему общества.
Правда, судя по его возвышенному сусальному облику этого, конечно, некогда так совсем не скажешь.
Однако коли речь пойдет о самом, так что ни на есть приземленном облике писателя, то тут он может оказаться совсем иным и то, что он по временам пишет, может быть искривлено его никак так не всегда праведной житейской сущностью.
Вот к примеру Лев Толстой он гений высшей словесности, но это только в литературе…
Поскольку в самой гуще повседневной жизни ему до чего неизменно и впрямь было суждено всегда оставаться одним лишь только блудливым котом, подлинным сыном своего века, во всех тех бескрайне различных его ипостасях.
Ну а, в конце концов, всласть насладившись плотским грехом с чужими женами, он и был совсем неспроста уж готов для самого так себя и решить, что в будущем этот блудный грех надо будет, как можно поболее всерьез извести.
Да и заодно никак так не иначе, а попросту раз и навсегда.
И сколь сладкоречиво и медово, Лев Толстой беспрестанно вещает о старом, вечном и добром, словно как о чем-либо ему и впрямь бесконечно родном, живо желая напомнить всему этому полигамному миру о том, что никак так нельзя забывать об исключительно великой значимости всенепременного сохранения священных, семейных уз.

408
А между тем, всякие те былые времена вполне полноправно имеют свойство сколь постепенно как-никак, а явно ведь претерпевать исключительно так значимые и весомые изменения.
Ну, а посему и становятся затем ветошью не одни лишь всякие, казалось бы, именно что от века неизменные раз и навсегда будто бы и впрямь-то как есть совсем незыблемые принципы жизни, но и сам подход ко всему же нашему существованию в целом, собственно, как-никак вообще.
«Анна Каренина», к примеру, ныне совсем уж более не вызывает всех тех крайне противоречивых чувств, коие некогда она воспламеняла в душах людей, живших весьма давно в том еще самом до чего незапамятном 19 столетии.

Автор имеет в виду, не дай Бог, не чувства матери, лишенной возможности видеть свое дитя, а разве что уж само как оно ныне есть представление о том, чего это именно такое прелюбодеяние вообще.
В 20-ом веке оно раз и навсегда перестало быть сущим святотатством супротив всех основных моральных устоев общества, а осталось оно одним лишь, собственно, тем, что и вправду имеет все ключевые элементы чьей-либо личной и крайне тяжелой трагедии, однако уж отныне никак и не более.
Эта перемена ни в чем не умаляет художественных достоинств данной великой книги.
В плане духовного и чувственного восприятия ровным счетом ничего существенного, ни в едином глазу и близко уж явно так ничего и не переменилось.
Однако те самые донельзя на редкость ощутимые и весьма существенные перемены нравов достаточно так глубоко и сильно затрагивают, в том числе и ту сколь бескрыло существующую чисто вот вовсе житейскую обиходность.
В век дальних космических полетов и вполне во всем явственно соответствующих им скоростей все, то чисто ее прежнее и впрямь-таки ранее совсем ведь неспешное течение нынче сменилось довольно-то быстрым и до чего донельзя неудержимым потоком чисто житейской суеты, в которой всякое личное человеческое страдание попросту тонет и становится совсем незаметным.
Но этак оно для всего общества, которое стало нынче слишком безликим как огромный муравейник.
Однако если посмотреть на все глазами самого так отдельного человека...
То вот тогда та самая что ни на есть обыденная жизнь со всеми ее тягостями и горестями, чувственным восприятием и мироощущением, фактически уж неизменно шагает сквозь все столетия…

409
Но при этом именно книги и создают некий единый лейтмотив, что призывает вновь украсть у богов Олимпа огонь и принести его людям.
Ну а они между тем к тому совсем не готовы и если им его все-таки навязать то этот огонь испепелит все и вся вконец разорив и без того духовно нищих людей.
Но даже если и не говорить о неких всемогущих революционных затеях, то и без того ведь оно уж попросту до чего только именно ясно как божий день.
Та самая окрыленная светлыми мечтаниями прозаичность существования в тени великих книг зачастую, безнадежно, замедляет процесс развития личности в мире, где попросту более нет места для умиления всей красотой написанных слов без, хотя бы самого мимолетного взгляда, на всю ту вовсе не всегда действительно вполне приглядную картину нашей сегодняшней, обыденной повседневности.

19 век остался в памяти людей столетием более чем достойным всяческого преклонения пред всем своим тишиной и покоем, но то время вполне однозначно уже ушло, да и уплыло за далекий горизонт совершенно так навсегда.
Ну а сменила его эпоха, при которой ценность человеческой жизни стала сколь повседневно равна абсолютно вот до чего еще безлико пустому нулю.
Примерно таковым было некогда и отношение к благосостоянию личности в том-то самом не столь и пасторальном 19-ом столетии.

410
Ну, а в те самые пресловутые новые времена, сущая половина всего цивилизованного мира и впрямь-таки пала в объятья чрезмерно так во всем чисто же по-популистски переразвитого социализма.
И был его экономическая система именно так еще изначально полностью так мертворожденной…
Правда изначальные намерения были самые наилучшие и в чистой от всякой грязи практики теории попросту величественно же благородные.
Однако все это было разве что одна совершенно так вздорная попытка сделать некую красивую сказку чрезвычайно суровой былью.
А между тем для всего этого надо бы еще действительно обладать знаниями, о том, а чего это оно, собственно, вообще ведь на деле собственно есть само государство и какие рычаги надо бы нажимать, чтобы оно само еще пошло в лучшие дали светлого грядущего.
Причем всякие теоретические выкладки зачастую более чем явно грешат всякими до чего еще только вовсе вот несуразными допущениями.

411
А между тем истинная реальность попросту вовсе непостижима к ее даже и самому-то хоть сколько-то приблизительно так глубокому анализу посредством чтения книг, поскольку художественные произведения в чисто социальном, а не в духовном смысле, не более чем узкое, кривое зеркало, в котором весь наш быт сам собой и близко не помещается.

И даже всемирно признанному гению, вовсе бы не стоило и в мыслях своих на редкость опрометчиво пробовать, разом на-гора действительно поведать всему этому миру о том, чего это именно, пусть и изредка, но и вправду может случиться в этой нашей весьма непростой, а то и более чем однозначно нелегкой жизни.
Поскольку тогда бы он, всенепременно разом подвергся всеобщему и до чего безудержному осмеянию за тот и впрямь сколь ужасный отход от всех тех вполне объективных житейских истин, где-либо и когда-либо вообще этак повседневно существующего бытия.

412
Вполне уж возможно себе, то представить, чего бы - это именно на самом так деле еще уж могло бы явно случиться, напиши один из авторов 19ого века антиутопию в стиле «1984 Оруэлла».
Вот ведь смеху-то было.
А между тем именно та серая суть общественной жизни, что была на редкость подробно описана в этом романе и могла бы ныне стать нашей совершенно так всеобщей буквально общечеловеческой реальностью.
Благо сегодняшние технологии нам это во всем действительно сколь полноценно же дозволяют.

И то, что те слишком уж до чего слащаво благие намерения всегдашне ведут только в ад, известно было еще испокон веков.
А в особенности это так, поскольку и близко никак нельзя совсем так нелепо поставить телегу впереди лошади и с самым глубокомысленным видом весьма благодушно начать втолковать всем тем, кто на ней до чего неспешно едет, что там за поворотом, всенепременно вскоре начнется совсем другая, значительно более радостная и светлая жизнь…
И этак до чего еще совсем же беспрестанно кормить и кормить свой народ всяческими нелепыми сказками про белого бычка, который явно пасется себе на берегах той самой молочной реки всеобщего счастья, в некоем вовсе туманном и пока довольно весьма неопределенном грядущем.

413
Хотя, между прочим, вполне могло бы существовать и нечто в корне иное основанное, прежде всего на разуме всегдашне вот практикующем доподлинно должную объективность, да и самую последовательную оглядку на все те именно что сами по себе и близко уж никак не премудро существующие реалии.
И ведь все те необычайно возвышенные устремления были всецело основаны как раз-таки на тех сколь еще откровенно блаженных дремах наяву в обнимку с истинно так необычайно же радикально воинственным, либерально лучезарным мировоззрением.
Ну а потому чего это вообще можно было вполне еще хорошего ожидать от всего того нежно и ласково так и выжидающего своего часа «светлого грядущего»?
И уж исключительно люто сколь еще совсем уж несветлое и бравурно революционное настоящее попросту разом фактически выбелило все, то прежнее житье-бытие одной лишь самой немыслимо черной нигилистической краской.
А между тем на одних и только так и льющихся наружу праздных словах, яростно улучшая все ту для кое-кого на редкость и впрямь осатанело пресную окружающую жизнь, и вправду ли можно было сколь вот решительно многое буквально-то сразу с места в карьер более чем спешно же поменять?
И это при том, что на самом-то деле вполне созидательно следовало весьма этак взвешенно и постепенно просеивать сквозь тонкое сито удачный и неудачный опыт всего того ныне минувшего, всецело при этом создавая условия для того, чтобы семена более светлого грядущего действительно сумели пробиться сквозь все сорняки крайне-то доселе неудачного былого.
Ну а, выметая все прошлое и минувшее практически подчистую, разве что только совсем уж безвременно и пожнешь урожай взаимного недоверия промеж всеми теми самыми разными людьми, сделаешь их более чем однородно черствыми и апатичными к чужому горю.
Ну а дабы стало возможным постепенно построить, то самое истинно светлое всеми своими думами новое общество надо было и близко-то никак не разрушать общество старое, а всеми силами его медленно и осторожно до чего еще, как есть более чем поэтапно всячески модернизировать.
Причем, коль скоро – то не было бы разве что одной и только пустой бравадой или скажем именно той до чего еще вовсе совсем уж непосильной ношей для неких отдельных и подчас вот бессильно одиноких борцов за непомерно большую социальную справедливость…
Раз нечто подобное должно было бы и впрямь-таки оказаться наиболее ведь главной задачей всей духовной элиты российского общества, и это как раз тогда успех в этом деле был бы исключительно самый полнейший.
Министр Столыпин как раз и был одним из таких борцов, и сам тот образ проклятого вешателя, крестного отца пресловутых вагонов, ему нисколько никак вовсе не к лицу.
Россия, как страна вполне могла быть ныне, куда только шире и безо всяких в том сомнений значительно необъятнее, да еще и со всех сторон ее бы тогда окружали действительно во всем дружественные ей сателлиты…
И это как раз тогда при всем том практически полном отсутствии идеологически верных «благих» намерений к явному и до чего чрезвычайно самоубийственному ядерному противостоянию ее народ полной грудью и задышал бы воздухом настоящей свободы.
Да и вообще как-никак уж оказалось бы тогда буквально-то на редкость попросту так вдоволь всех тех до чего только явных признаков весьма ведь всеобъемлющего экономического процветания.

414
Во многом все это было донельзя так безотлагательно и более чем «толково» фактически разом предотвращено именно за счет всего того светлого, бездумно книжного прекраснодушия.
И это как раз оно и толкало искать в самых разных людях некий чисто усредняющий их элемент, хотя его, в принципе, в самой человеческой природе попросту нет, как нет.
Книга дана нам в светлую радость, а вовсе не затем, чтобы сходу так стать неким тем сколь еще весьма многозначительно весомым мерилом всего того так или иначе повсеместно существующего бытия.
Да и вообще, сам по себе взгляд на книгу, как на некую скрытую в удивительно чудной раковине жемчужину, во многом сколь еще действительно до чего же только чисто внешне ведь схож с самым подобострастным наблюдением за ворожбой жрецов древних языческих культов.
Да, и по весьма уж совсем этак скромному мнению автора, было бы, куда значительно лучше не имей наши книги всего-то их нынешнего и сегодняшнего бумажного вида.
Поскольку их давно уже следовало приучиться делать из какого-нибудь совсем другого, куда только поболее для того подходящего, еще изначально во всем полностью мертвого материала.

Так как уничтожение живой природы ради создания своих собственных культурных ценностей вполне возможно было бы оправдать только лишь из-за явной пока еще нисколько никак вовсе вот немудрящей примитивности всей нашей науки, попросту уж до сих самых пор совсем неспособной подобрать для целлюлозы хоть сколько-то действительно стоящий того заменитель.
Причем, его, в принципе, должно было производить либо на основе еще изначально вовсе так неживой материи или, куда поболее вероятно при самой первой к тому возможности начать его получать посредством обработки неких тех культурно выращиваемых растений.
Ведь то был бы попросту несколько иной вид бумаги и все… и совсем ничего страшного бы не случилось, будь она явно пожестче и даже весьма пошершавее.

415
Леса – их бы надо всем этим миром старательно же беречь, они еще нашим внукам и правнукам когда-нибудь непременно до чего еще повседневно явно затем как-никак сколь всенепременно как пить дать более чем явно понадобятся.
А в том числе и ради того, дабы могли бы они наслаждаться свежим и чистым воздухом на каждой своей прогулке по парку… да вот и для чего-либо подобного непременно уж тоже.
Однако, никак пока вовсе и неприметно, дабы вполне ведь всерьез изыскивались хоть какие-либо возможности раз и навсегда заменить целлюлозу, как довольно-то вовсе и неподходящее исходное сырье, на что-либо быть может, хотя бы отчасти, но в корне совсем иное.
Нет, уж разве что лишь до чего еще непосредственно была наблюдаема и зрима тенденция обязательно бы с самой так превеликой радостью действительно создать чего-либо максимально разрушительное для всесильного сокрушения всего того пресловутого идеологического противника.

А между тем, давно бы пора весьма этак до чего существенно поменять ориентиры, и буквально-то напрочь отречься от всех тех на редкость изрядно в прошлом занозивших умы старых догм, и впрямь ведь совсем этак непристойно высосанных из указательного пальца бородатого мудреца Карла Маркса.
Он же до этого им ковырялся в носу, словно белка по весне в дупле.
Так что доверять ему совершенно так нисколько и близко уж никак совсем и не стоит.

416
И с самой явной так точностью до наоборот: разумным идеям, которые некогда были привиты миру Львом Толстым и Федором Достоевским, давно и впрямь-таки назрела пора более чем сколь безотлагательно разом вернуться на родину из до чего весьма утомительного для них изгнания.

Поскольку на данный момент сколь еще исключительно вот зыбкого времени в самой глубине российской почвы явно уж на редкость криво осело лишь, то, с чем, несомненно, можно было и лет пятьдесят несколько как-никак и впрямь обождать.
И речь тут идет о смертной же казни.
А между тем, скорее всего, – это как раз именно великие классики русской литературы и сумели убедить Западную Европу от нее раз и навсегда до чего уж вымученно попросту так исключительно ведь раз и навсегда отказаться.
Стараниям Гюго с его «Последним днем приговоренного к смерти» тут было бы разве что вот одним, и близко никак уж вовсе совсем этак явно не справиться.

417
А между тем солнце подлинного гуманизма вполне могло бы отогреть мерзлую землю бездушья и казенщины, в том числе и на русской земле.
Однако преступления, (не аморальные деяния) ни имеющие ровным счетом ничего совсем общего с каким-либо человеческим обликом, ну никак и близко вообще не могут, собственно, так на деле караться хоть сколько-то значит действительно же иначе.

Причем, сурово абстрактную человечность к абсолютной бесчеловечности будет легче так всего проявить именно на том до чего исключительно совсем уж обезличенном государственном уровне, и этак оно будет, куда действительно легче, нежели чем на том во всем поистине личном и частном.

418
И сколь, то на редкость именно ведь сходу так оно уж полностью ясно, причем как раз словно бы Божий день - любая книга, пусть даже и самая невообразимо наилучшая, вовсе-то не светоч бесконечно величавых истин.
Да, есть в том самые наглядные черты той еще безупречно обыденной житейской правды, жили в прошлом люди (и несомненно, что такие живут и теперь), зря не пачкавшие чернилами страницы, а своим потом и кровью, ярко и красочно создававшие мир, в который порою стоит окунуться, дабы вынести оттуда большие духовные ценности.
Однако это разве что кое-кому и впрямь-таки совсем уж нелепо попросту кажется, что эта одна лишь сама по себе к ним великая близость до чего непременно разом настраивает скрипку их души на некий тот чисто особый минорный лад.
Ну а в самом-то деле речь тут идет об одной искусственно созданной близорукости праздного и однобокого мировоззрения.
Причем оно до чего естественно, что возникло как раз-таки на почве постоянной необходимости полного забвения в сколь изумительно вымышленном, и безумно прекраснейшем мире высокой духовности.
И эти сущие дремы наяву очень ведь, безусловно, и впрямь-таки до чего явственно схожи с тем уж самым попросту, как есть до чего беспрестанным сидением в барокамере, где посредством повышения давления количество кислорода в крови несколько вполне уж естественно, что довольно-таки существенно увеличивается.

419
А то само собой схоже именно с тем вовсе никак так до чего еще вовсе неправоверным отказом от «нормального общего воздуха».
Причем, то само собой уж, полностью до чего еще только, ясное дело, что подобный подход ко всей той, так или иначе, нас окружающей жизни попросту разом лишает некоторых людей хоть какого-либо по-настоящему полноценно широкого кругозора.
И как то и понятно ничто подобное и близко так совсем не посодействует именно что чисто уж как есть до чего еще многозначительно всеобщему становлению всяческой той или иной доподлинной духовности посреди русского народа, как и развития в нем чувства собственного достоинства, до чего всегдашне свойственного многим, простым американцам.
Да, они завзятые, самодовольные карьеристы, но у них есть чуть ли не с пеленок почти врожденное чувство подлинной независимости и собственной значимости, впитанное еще с молоком матери.
И ничего действительно общего с внешней имперской политикой США у всех этих качеств абсолютно так нет и в помине.
Да и какая там вообще может быть между тем и другим, собственно, уж истинно прямая взаимосвязь?

420
Кучка олигархов управляющих внешними сношениями Соединенных Штатов во внутреннюю политику своего государства носа почти уж никак вовсе и близко совсем не сует.
И вот еще что: если в Америке попытаться ввести любую «народную диктатуру», американская интеллигенция безо всякого промедления разом так выведет настоящий народ на высокие баррикады.
Сам по себе он на это вовсе и близко никак не способен, поскольку чересчур он пассивен и одинок в своих сугубо личных претензиях, а посему и не сможет он никогда уж на деле собраться, где-либо вместе, дабы вполне осознано повести борьбу за все свои будто бы самые «суверенные права».

Ну а в чисто российском случае именно левая интеллигенция, что и вправду была совсем уж нетрезво по самый гроб жизни безумно влюблена во все светлые истины на редкость пафосно отрицала всякую же возможность хоть какого-либо некогда еще затем продолжения того самого навеки закостенелого прошлого.
Да только подобного рода вещи вовсе вот и близко не поспособствовали весьма и весьма довольно уж значительному укреплению всех нравственных основ, а разве что одному лишь грандиозному обнажению всего того наиболее исподнего во всей человеческой натуре.
Все то, так или иначе, фактически ведь повсеместно и по сей день буквально-то до чего вдоволь имеющееся общественное зло в их глазах сколь неизменно ассоциировалось, прежде всего, именно с тем и поныне никак ни ко времени существующим самодержавным государством.
А между тем хоть как-либо ожидать поистине славного добра от той на редкость взбаламошенно поспешной и чисто, как есть насильственной смены власти и близко уж никак ведь попросту совсем и не приходится.
Оно, мол, и впрямь-таки, до чего беспроглядно стоит могучим каменным колоссом (но по чьему-либо совсем этак нисколько недалекому мнению разве что явно на одних лишь и только глиняных ногах) на пути всеобъемлющего и всесильного духовного прогресса.
И до того оно еще изначально всецело же прогнило и омертвело, что коль скоро его до самого основания разом единым ударом наспех разрушить…
Нет, это как раз именно тогда на его могиле вскоре затем сами собой обязательно вырастут алые гвоздики доподлинной свободы и всенародной, всеобщей демократии.

421
Однако тем самым неистово и праздно вихляющим из стороны в сторону языком можно и целые горы наворочать и даже на одном единственном дыхании весь этот мир себе в угоду к чему-либо совсем уж невообразимо лучшему довольно-таки доходчиво раз за разом весьма ведь действенно, затем еще переделывать.
Однако то чрезмерно благодушное, как и отчаянно же запальчивое противостояние интеллигенции всей той ныне существующей власти, если и было способно к чему-либо привести, так это разве что всецело же низвести страну с колоссально великим техническим потенциалом до одних тех и близко совсем не лучших модернизированных условий новоявленного каменного века.
С той лишь сколь еще явственно несоразмерной всякому тому нынешнему практическому и здравому уму и впрямь-то великой разницей, что дубина у вожака ныне окажется совсем так никак не из дерева.

И все это лишь разве что оттого, что совершенно не было у российской интеллигенции поистине настоящих и действенных сил для самого так доподлинного восстания супротив проклятых пут тиранства, что всегда неизменно находятся где-то внутри, а нисколько не снаружи.

422
Им бы только одними словесами всякими и надобно было столь благозвучно и весьма глубокомысленно громыхать, пытаясь именно что действительно как-никак и вправду разгадать при помощи самых уж донельзя противоречивых символов «пазл» всего того, значительно вот куда поболее разумного общественного мироустройства.
Однако ведь все эти праздные разговоры, были, уж чем-либо, разве что именно навроде примочки на лоб при несварении желудка, мол, чисто так психологически оно может и полегче, однако реального проку попросту никакого.

Зато хоть на душе действительно полегчает, поскольку полностью уж выговорился, всласть нажаловавшись, на ту и впрямь сколь еще на редкость злосчастную свою судьбу этак-то совсем невзначай проживать всю свою жизнь на самой окраине просвещенной Европы.
Ну а народ дальние отголоски всех этих милых бесед частенько слышал и лясы совсем не точил, а все себе на ус мотал, а потому и пошел он след в след за сущей химерой, которой одно название, да и то крайне неприличное, а потому номинально оно здесь указываться нисколько не будет.
И если высказаться обо всем том вполне обобщенно, то ведь, тех чрезвычайно наивных и темных людей попросту загнали в одну на всех непомерно гигантскую мышеловку, и она за ними разом захлопнулась, да и сыр в ней был только обещан и если обещано его много сути дела, то никак не меняет.
Причем уж своими размерами та мышеловка и впрямь-таки была со всю ту до чего еще необъятно широкую шестую часть суши.
А законы, по которым отныне потекла вся теперешняя всех серых оттенков темная людская жизнь, несомненно, стали во всем как есть только сродни до чего неизменным законам подполья в самом прямом смысле этого слова.
Ну а потому люди и обратились в вечно дрожащих мышей, а даже если кто-то из них по чистому недоразумению или наивному незнанию совсем не дрожал, то уж от ответственности за совершенно нечаянно подчас брошенные слова это совсем никого из них тогда никак не спасало.

423
Ну, а те самые беспутно деспотичные правители народных масс, что уж всею своей донельзя осатанелой толпой, разом повылезли из наиболее темных углов общественного здания никаких других норм попросту и не знали, да и знать вовсе этак совсем никак не желали.
Они уж как есть тот самый свой сугубо подпольный мир, исключительно так яростно и бескомпромиссно разом выплеснули далеко, далеко наружу, а посему, всякий кто не из моей пещеры – тот вообще нисколько не мой человек.
Ну, а поскольку все это именно так, а никак не иначе, то и с теми, кто чужой далее можно было вовсе ведь уж явно совсем попросту не церемониться.
С любым из них вполне ведь было тогда дозволительно столь бесчеловечно фривольное обращение, каковое и в голову бы не могло прийти воинам того самого небезызвестного жестокосердного монгола Батыя, который при всей своей лютости и свирепости все-таки был человеком, а не машиной с пламенным мотором в широкой груди.

424
А ведь те ярые фанатики, до самых зубов бездумно вооруженные так и отягощающей их низменные души верой в некие светлые дни совсем уж иного грядущего и вправду явно могли бы полностью разом свести на нет большую часть населения своей страны.
И этакий бесславный сценарий, безусловно, и мог бы сколь неотъемлемо сжиться со всею той более-менее полноценно живой и вполне реальной действительностью, а в особенности при условиях той еще промозгло же кроваво скользкой революционной бытности.
Раз и вправду была она сколь насквозь вот приторно же лживо пропитана пронизывающе светлыми идеалами нигде и никогда вовсе и не существующей трафаретно восторженной жизни.
И ДЛЯ ЧЕГО-ЛИБО ПОДОБНОГО БЫЛО БЫ ВПОЛНЕ ВЕДЬ ПРЕДОСТАТОЧНО И ТОГО чтобы большевиками руководил некий иной, куда поболее сладкоречивый вождь, не тот злосчастный относительно так никак небыстро прибившийся к политике уголовник Коба, а некто прекрасно знакомый со всеми сокровищами мировой литературы, каковым был, к примеру, тот же Пол Пот.

Этаким великим вершителям общих судеб вовсе-то нет никакого дела до страданий их-то отныне совсем до конца истинно же безумствующе яростно оболваненного народа, ими попросту на редкость
обезвоживающе всегда вот руководит одна лишь «благая идея», что именно как есть запросто более чем бесподобно их, окрыляет незримым призраком грядущего светлого бытия.
Ради нее, они были готовы сдвинуть хоть целые горы, совершенно так никак не пожалев для сей «благой цели» никаких уж гор до чего еще хрупких и ломких человеческих костей.
Вот как обо всем этом свидетельствует Деникин в его «Очерках русской смуты».
«Впрочем, возможность продления войны при худших условиях в материальном отношении, с наибольшей очевидностью доказало впоследствии советское правительство, в течение более чем трех лет питающее войну в большой мере запасами, оставшимися от 1917 года, частью же обломками русской промышленности; но, конечно, путем такого чудовищного сжатия потребительского рынка, которое возвращает нас к первобытным формам человеческого бытия».

425
А это между тем и было тем наиболее главным в том до чего еще исключительно мнимом, безудержном устремлении куда-либо далеко, далеко вперед!
Прекрасные идеи, что может и могли быть некогда осуществимы, да вот, однако лишь в том немыслимо отдаленном грядущем, попросту оказались в руках изуверов во многом превзошедших своих дальних предшественников инквизиторов, все-таки придерживающихся в своих деяниях, пусть и самой убогой в мире, а между тем и вправду наиболее естественной логики.

Причем пьяное и дебошное уничижение трудящихся масс (посредством крайне так неправо надуманного их возвышения) явилось, по сути, самым еще как-никак до чего только наглядным свидетельством нравственной близорукости интеллигенции, попросту прозевавшей опасный поворот в истории всего человеческого рода.
Буквально никем из тех, кто и вправду должен был всецело являть собой саму совесть нации, нисколько не было предпринято вовсе вот ни единой, самостоятельной попытки, выхватить руль управления государством у тех донельзя беспринципных интриганов, что уж к нему до чего беспристрастно и бессовестно притулились в довольно-таки короткий период абсолютного безвластия.
Преследуя одни лишь сугубо свои личные цели, эти монстры общественно бесполезной идеологии отравили мозг своего народа вящей подозрительностью и всяческими скотскими интригами до чего неизменно свойственными буквально-то всякому царскому двору периода абсолютизма.

426
Начали большевики вполне уж естественно, что с самых низов, поскольку те были наиболее беззащитными и бесправными представителями всего того прежнего общества.
И пока тех извечно безграмотных крестьян сколь бездумно и безотлагательно возвращали ко временам издревле бескомпромиссного крепостничества причем как раз-таки при помощи безумно беспощадных буквально-то бесчеловечных мер, в этом явно и был столь неизменно заложен тот и впрямь до конца глубокий государственный прагматизм, присущий “мудрой” партии рабочих и крестьян, ведущей народы всего мира к их грядущему “светлому” будущему.
Ну а как только та сатанинская сталинская власть, вконец усмирив крестьян и рабочих, взялась за ту во всем неизменно лояльную к ней интеллигенцию, вот тут сразу и выяснилось, что это 1937 год – ужасное и трагичное время немыслимо массовых, беспричинных репрессий.

Правда, как и понятно, действительно сосредоточить все свои усилия на зарвавшихся палачах и интеллигенции доблестной большевистской братии было никак явно не с руки, а потому она и хватала в еще больших количествах всякую мелкую городскую рыбешку, да только, то был один отвлекающий маневр для беспрепятственного отлова, куда поболее крупной добычи.
И можно подумать, что простые сельчане вовсе не люди, а потому, когда их целыми миллионами бросали зимой в сибирской тайге, без пищи и теплой одежды, это уж значится было, гораздо гуманнее фашистских газовых камер?

427
Однако всей той российской интеллигенции подобного рода важные вехи исторического процесса были довольно-таки здраво и взвешенно некогда сколь еще четко и ясно до чего еще доходчиво вполне так разъяснены, да и оказалась она исключительно понятливой в силу столь, несомненно, великой своей восторженности, а также и всего своего весьма наивного характера…
Вот как вполне, в принципе, толково описывает все свои чувства интеллигентная барышня Евгения Гинзбург в ее романе «Крутой маршрут».
«Хоть я и чувствовала смутно, еще не зная этого точно, что вдохновителем всего происходящего в нашей партии кошмара является именно Сталин, но заявить о несогласии с линией я не могла. Это было бы ложью.
Ведь я так горячо и искренно поддерживала и индустриализацию страны, и коллективизацию сельского хозяйства. А это и была ведь основа линии».

428
Ну а автора этих строк посадили бы еще в 1932 или 1933, разумеется, что только на три-четыре года, ну а затем переоформили бы его дело в свете новых далеко уж отныне ногами вперед продвинутых стандартов на целый четвертак или вообще в том 1937 как пить дать к стенке бы поставили.
И уж ясное дело – за что: именно за те почти, что подчас бесконтрольные и интуитивные высказывания в духе абсолютно отныне нисколько неприемлемой правды в стране, где на долгий век воцарились темень и ложь марксистского мракобесья.
Ну, а само возникновение подобного неисправимо зловеще языческого режима, способного на действия, попросту никак не имеющие ровным счетом, ничего общего со всяким человеческим обликом, было обусловлено именно полнейшим же отсутствием всяческих тормозов у «российской государственной машины», что, в конечном итоге, и привело ее к самому ужасающему падению в кровавую бездну.

В государстве, созданным Гитлером, власть и близко уж никак не смогла бы себе дозволить этакого непомерно злосчастного нарушения всех человеческих прав.
Тем более что речь шла вовсе не об отдельных гражданах посмевших вышагивать совсем не в ногу со всеми.
Нет, тут нужно бы заговорить буквально о каждом кто попросту даже и случайно споткнулся на более чем с виду верном пути.
Режим Гитлера, был в точности также как, и режим Сталина всецело вот всесильно направлен на физическое уничтожение своих злейших врагов.
Но в основном одних лишь явных недругов, или же максимум ставших ему явной помехой и обузой – старых на добрую половину совершенно непредсказуемых друзей.

429
Сталин, действовал во всем этак всегда иначе, и главной его заботой было создание именно подобного рода условий, дабы враги его боялись бы лишний раз воздух из легких выдохнуть, а уж набрать его полной грудью мог разве что он один – Хозяин ВСЕГО И ВСЯ и никто ведь иной кроме него.
Подобная атмосфера весьма во всем еще поспособствовала грубому и обиходному, словно крестьянские лапти, самому еще повсеместному уничтожению духовности, стиранию в труху до чего многих аспектов людской совести.
Ну, а потому и довелось ей послужить явной первопричиной разложения общества на самые отдельные элементы, навроде возрождения каст или племен, как это некогда было во времена египетских фараонов или еще ранее в эпоху неолита.

И было все это так, а никак не иначе исключительно потому, что сталинский режим неизменно делал ставку, на моральное уничижение всех тех, кого так или иначе вовсе уж не могло коснуться всякое вот уничтожение физическое.
И на его пути прочным монолитом зудящей общенациональной совести могла бы стать одна лишь та истинные думы беспокойно думающая, а не только-то свой «интеллектуальный хлеб в своем укромном уголке более чем скромно так беспрестанно жующая» чисто праздная же интеллигенция.
Именно гордый рыцарь, а не тот живущий дарами светлого воображения слуга печатного слова и мог бы вступиться за свой подчас осатанело лютый народ.
Но и это только лишь, в случае если бы, конечно, ему действительно было бы дано обладать самым обостренным чувством внутренней сопричастности ко всему в этом мире ежечасно происходящему, а еще и надлежало ему вполне осознавать, что в отдельно взятой стране поистине творится чего-либо до чего невообразимо неладное.

430
Некоторое (то и дело, проблескивающее сквозь серую прозу жизни) самое вот безусловное наличие истинные думы думающей духовной элиты время от времени явно вынуждало вождя, переминаясь с ноги на ногу незамедлительно выдавать народу очередную жертву.
Того самого из вертких и юрких своих подручных, кому и впрямь пришла пора действительно стать именно тем до чего ярким символом самого незамедлительного размежевания со всем, тем повсеместно и вездесуще творящимся по всей уж стране до чего еще весьма очевидным и бесславным беззаконием.
Ну а затем он весело и до чего делово прошерстил и всю ту восторженную интеллигенцию напополам с палачами, и это уж, собственно, и называется «самым ужасным пиком сталинских репрессий».

Ну а за долгих 20 лет до этого, неужели нельзя было, хотя бы вот попытаться найти в себе силы, дабы всею массою общественно проявленного разума действительно вырваться из тенет тупой и безразличной бездеятельной покорности?
И пусть мощный рупор громогласной большевистской агитации был тогда попросту всемогущ и всесилен, а все же бороться надо было именно сообща, а не всем и каждому, идя ведь разве что до чего строго по своей сугубо индивидуальной стезе…
Да и вообще сны Веры Павловны были явно кое-кому, куда только еще значительно милее, нежели чем самая беспардонно наглая явь.

431
Чернышевский, жил в эпоху, когда российскую интеллигенцию буквально так неистово со всех уж сторон распирало от всяческой по большой части исключительно так пустопорожней словесной воинственности, ведущей прямиком к бессмысленному и бесшабашному бунту простого народа.
Однако в своем конечном итоге, подобные общественные настроения вполне еще могли действительно дать те самые свои довольно-таки положительные плоды.
Причем, настоящие, а не липовые до девятого знака после запятой.
Бунт, коли он полностью безыдейный, разве что лишь за права и все – есть самое непременное желание облегчить тяжкую участь народа, а не перекроить всю существующую действительность, дабы она в единый миг разом и стала во всем так сродни чьим-либо именно что до самого отчаяния ярким о ней сновидениям.
Ну, а после того и близко никем непрошенного, беспроглядно же серого осуществления всех тех «благих перемен» вполне ведь может, как есть только и статься, что весь этот мир разом затем и предстанет именно в виде одного лишь дьявольского кошмара, причем как есть и впрямь-таки во сне и наяву!

432
И надо бы до чего многозначительно фактически разом заметить, что все те бесподобно прекрасные архитектурные ансамбли советской эпохи могли бы оказаться, буквально в одночасье до самого так основания полностью разрушены, перейди та вовсе небезызвестная холодная война в ее и по сей день полноправно возможную адски горячую стадию.
И нечто подобное и вправду могло бы случиться как раз-таки в результате совсем необычайно же беспрецедентного во всей истории человечества ядерного конфликта между СССР и США в том самом донельзя злосчастном октябре 1962 года.
То ведь и была бы попросту еще одна дьявольская революция, причем в самом что ни на есть общемировом ее гибельном масштабе.
Ну, а не будь того донельзя ужасного проклятия на челе России в виде «красноокого беса большевизма», и вот тогда наш современник, русский человек, пусть и родившийся в сырой и дымной уральской избе, сколь непременно ступил бы ногой первооткрывателя на доселе совершенно девственную поверхность Марса.
Причем вовсе не так, как американцы, разве что явно создавшие грандиозный спектакль со всею своей будто бы и впрямь-таки до чего этак давно состоявшейся высадкой на Луну.
Гамма излучение нашлось бы еще, чем действительно так более чем полноценно всячески же нейтрализовать.
А ведь на тех фото не только, что звезд совсем не было, но даже и изображение Земли было несколько меньшим, чем оно оказалось затем в самой вот настоящей и истинной действительности.
Россия никогда не стала бы изображать достижения для того, чтобы пожинать плоды мнимой славы.
И она вполне бы могла добиться самых реальных успехов, если бы, конечно, ей бы в этом нисколько никак вовсе не помешали.
Ну, а так все силы ушли на одни лишь совершенно бессмысленные внутренние войны, что запросто (в прошлом) могли бы еще перерасти в общемировой кризис всей жизни на этой, пока уж довольно-таки весьма и весьма благодатной земле.

433
И, кстати, надо вот сразу как есть до чего вот совсем уж нелицеприятно более чем заметить, что без европейских светлых мыслей на русской почве непременно, в конце концов, расцвели бы цветы той самой доподлинно чистой, да и экономически благостно плодовитой демократии.
Однако ведь всего этого действительно добиться безо всякого насилия и пролития людской крови было бы попросту уж вовсе-то истинно так невозможно.
Однако и близко так совсем не обязательно должна была послужить всему тому главной первоосновой, та самая безумно доблестная сверхидея всеобщего равенства и братства после уничтожения всех тех вплоть до самого последнего карикатурно вычурных негодяев и лжецов.

И все это как есть, было бы именно так, причем как раз именно что, поскольку одной из наиболее первостепенных причин отмены крепостничества, собственно говоря, и стали те до чего еще бесконечные, а главное, что и никак вовсе так совсем непредсказуемые крестьянские бунты.
И сколь многого можно было добиться, на самой ведь, что ни на есть исключительно так обыденной практике, да и в всецело ведь как есть цивилизованном виде, причем именно что при помощи одних лишь тех никак непрекращающихся акций протеста и неиствующего духа многотысячных демонстраций.
И разве была в том хоть какая-то вполне настоящая общепролетарская надобность… а именно во всей той несусветно уж люто разом уничтожающей все то истинно человеческое кровавой бойне, и впрямь-то засасывающей народ в пучину самого безотрадного беззакония и торжества одного лишь тупого и во всем отныне весьма ведь единолично правого физического насилия.
Ну а еще и сущего измывательства над всяческим здравым смыслом, а также и самой, так что ни на есть обыденной благою учтивостью.

434
А что уж так или иначе касаемо индивидуального террора, то вот он какой-либо вполне стоящей того общественной пользы, принести совершенно ведь явно попросту ине мог.
Зато весьма же однозначно он лишь всецело так узаконивал методы, что и принес с собой новый «пролетарско-царский» режим.
Причем, само то разве что лишь некогда затем сколь беспринципно так крамольное его возникновение, как-никак, а и вправду было чисто еще заранее разом вот обусловлено всем тем искусственно привитым на русской почве европейским либерализмом.
И это, собственно, как раз именно там, где ему и в помине было не место из-за вящей азиатской сущности российского государства, как и самого подавляющего большинства всех его граждан.

Человек и закон, в общеевропейском понимании действительно сколь еще благополучно разом увязаны промеж собой посредством книг.
Однако в России этакого никогда еще не бывало да и, пожалуй, что на ее земле ничего подобного в самое ближайшее время и близко так совсем уж никогда и не будет.
А потому и не надо бы до чего обильно распускать всяческие розовые слюни по поводу прекрасных и благих идей всеобъемлющего гуманизма.
Раз, они и близко уж совсем так нисколько не смогут явно ведь оказаться столь доподлинно верной грядущей панацеей вполне вот окончательного исцеления всех тех многовековых общественных недугов.
И разве можно в том вообще сомневаться, что уж, будучи до чего только назойливо предложены всякому тому, как он есть более чем изначально варварскому общественному организму, огненно восторженные идеалы разве что лишь только и послужат самой этак предметной первопричиной для весьма существенной последующей его деградации.
И кстати, все те ужасные гримасы судьбы, как в жизни отдельного человека, да так и в бытии всего какого-либо государства в целом никак невозможно будет распознать, посредством какой-либо художественной литературы, поскольку ее произведениям еще изначально была предначертана совсем иная судьба всеми теми едва ли, что столь, несомненно, блаженными ее авторами.

435
Книга никак не сможет во всем до конца сколь весьма ответственно послужить истинным постулатом морали в действиях человека в его обыденном, а потому и впрямь-то до чего реально совсем уж обывательском существовании.
Она может оказаться одним явным подспорьем, но совсем не учителем, раз тем кем-либо прекрасным слогом написанным строкам, была и впрямь предначертана та фактически бессмертная судьба, но при этом никак не могло быть им дано и свойственно, создавать вокруг себя совершенно иную, куда поболее величественную вездесуще ярко попросту немыслимо просветленную действительность…

Да и вообще, книги писались никак не затем, дабы заранее вот создать все те самые насущные предпосылки, к тому, дабы кому-либо довелось разом уж, затем до чего еще наглядно так и предоставить вполне ведь определенные, исчерпывающие ответы на все этические вопросы каждодневного бытия.
Причем это так в том числе и из-за великой множественности вариаций одних и тех возможных событий.
Автор, попросту никак не сможет на своем личном опыте вполне полноценно же буквально-то все в этом мире разом изведать, дабы затем и подать именно что на блюдечке всю ту специфику каждой конкретной зачастую от всего того остального исключительно обособленной и чисто по-обывательски житейской ситуации.
Кроме того, жизни неизменно вот свойственно весьма же существенно изменяться, и то, что ранее попросту не существовало, сегодня вполне однозначно становится самой обыденной частью поистине повседневно существующего общественного быта.

436
В принципе, хорошими книгами, любой человек действительно уж явно еще сможет на деле воспользоваться – только вот в качестве базовой теории морали, ну а все конкретные вещи ему следует в себя вбирать разве что лишь из той самой жизни, как таковой.
Поскольку сама как она есть житейская сущность существования, куда явно значительно многообразнее и сложнее, чем это может быть отображено в каких-либо литературных произведениях.
Вот он весьма наглядный тому пример: человек предал свою родину, находясь в лагере для военнопленных, стал на службу к немцам.
Вроде бы речь тут идет о самом распоследнем негодяе, да и предателе всего своего народа.
Но это ведь вовсе может быть и нисколько не так!

Русский крестьянин, у которого «свои» уничтожили всех его родных и близких, встретил, в лагере военнопленных комиссара, который, некогда до чего нахраписто изрыгая при этом самую черную брань, нисколько же немилосердно раскулачивал его семью.
Вся кровь вскипела в нем, и если бы он не сдал его немцам, то уж запятнал бы он тогда себя самым явным предательством своих близких, за мученическую и безвинную кончину, которых он так и не отомстил.
А, сдав его, оставаться все тем же бесправным пленным это ведь верная смерть от рук своих бывших товарищей.

437
Автор вычитал эту историю в книге подполковника советской армии, которого освободили только в 1958 году, и вышла она, кстати, в городе Тель-Авиве.
И в подобном случае человека осуждать совершенно этак явно вовсе нельзя!
Это за всякое мелкое или даже довольно большое зло, если все живы и здоровы, мстить уж нисколько так вовсе и не обязательно.
Ну а когда человек остался круглым сиротой и тот, кто был во всем этом виноват, действовал вполне взвешенно и осознано…
То вот именно тогда все это и будет совсем по-иному, собственно, уж более чем и впрямь-таки ужасающе выглядеть.

438
Во всех тех иных ситуациях всенепременно еще следовало бы все до чего весьма хорошенько обдумать, а вовсе-то не следовать драматическим героям книг, а в особенности тому самому чрезмерно ревнивому мавру – шекспировскому Отелло.
Так что, говоря о неких общих вещах, а не о чем-либо самом конкретном, фактическом уж всегда необходимо, пусть и скрепя сердце, явно так сходу признать, что в этой жизни бывает множество, как смягчающих, да и весьма же всецело отягощающих чью-либо вину, несомненно, этак довольно существенных обстоятельств.
И книги никак не способны распутать все тенета хитросплетений этакой нашей действительно новой, урбанистической жизни.

439
Да в них запросто можно обнаружить глубоко посеянные в почву реальности семена вполне естественного житейского здравого смысла, да только в основном в одном лишь виде более чем вполне однозначных разумных объяснений существующих явлений, а не их глубочайший и самый так конкретный прагматический анализ.
Вот он тому пример из рассказа Чехова «Дома».
«Уж таков, вероятно, закон общежития: чем непонятнее зло, тем ожесточеннее и грубее борются с ним».

Понятно тут лишь одно следствие, ну а причина совершенно не разъяснена!
А между тем, у автора есть вполне готовый ответ на данный вопрос.
И дело тут именно в том, что общество все еще, в точности то же самое стадо, и оно попросту безоглядно как есть именно что инстинктивно боится тех-то самых нежданных и негаданных перемен, что сколь запросто могут его привести ко всеобщей же последующей погибели.

440
Безусловно, в книгах отображаются абсолютно все проявления человека и талант писателя это не только благо, но и явная опасность в том самом пиковом случае, коли он балуется довольно плоскими мыслишками о некоем авральном и глобальном переустройстве всего того, так или иначе, неизменно из века в век полностью одинаково существующего бытия.
Причем, самым принципиальным образом все это, собственно, уж касается и всех тех других деятелей искусства.

А если и вправду всерьез заговорить о самой основной и исключительно конкретной задаче самой ведь эпохой, так или иначе поставленной пред художественной литературой, так это, прежде всего, умение развивать мышление, воображение и здравый смысл в чисто теоретической области морали и совести.
Учить же добру в самом практическом смысле способны одни лишь живые люди, да и то буквально все их усилия вполне может подтачивать вся та чьего-либо ребенка подчас и впрямь истово манящая и пленяющая уголовная романтика.

441
Ну а книги действительно могут несколько расширить внутренний мир человека, однако при этом они довольно слабо затрагивают все его сокровенно внутренние душевные качества, а в особенности безо всякого столь усердного и всестороннего влияния на его сознание, со стороны всех тех других весьма уважаемых им людей.
Мир, в котором живет человек, является той еще самой на редкость ведь самой уж до чего естественной его средой, и это именно она и обуславливает все чьи-либо чисто внешние проявления и поступки.
Ну а способность книг сколь явственно заставлять плохих людей до чего уж старательно и тщательно подыскивать весьма значительные моральные оправдания всем своим подлостям и интригам, нисколько не уменьшит, а разве что поболее увеличит количество зла в этом нашем и без того донельзя несовершенном мире.

442
И, кстати, сама по себе мысль о том, что книги способны сделать, кого-либо лучше это не более чем яркие фантазии людей и близко не сведущих, что их высокая духовность и возвышенное сознание плод неимоверно тяжких трудов их родителей, которые вложили в них всю свою душу, дабы они выросли достойными людьми.

И вот еще что: сколь неизменно ярко выраженное требование по отношению к тем другим людям, которые, как-никак, а более чем вероятно выросли при совершенно так иных жизненных реалиях…
А от них никак не просят…
Нет, кое-кто явно до чего настойчиво пытается именно так воинственно изъять из чьего-либо довольно блеклого нутра, все значит более чем наглядные признаки тех самых высоких моральных качеств и, кстати, в точности той же буквально воспаренной над всем этим миром, пожалуй, и чрезмерно до чего еще возвышенной плотью искусства яркой духовности.
Как будто все те душевные качества и вправду являются совершенно вот неотъемлемым атрибутом всякого того действительно достойного их человека…
А на самом-то деле все это не более чем исключительно инстинктивное восприятие всего окружающего мира, как вполне полностью до чего только естественного продолжения самих уж тех и впрямь искренне более чем беспечно дорогих и любимых себя.