Nothing almost sees miracles But misery.
В.Шекспир
Многозначность слова Nothing, в том числе в произведениях самого Шекспира совершенно исключает возможность доказательства правильности перевода автором третьей строки его сонета 66 средствами филологии. Поэтому показать, что предложенный автором вариант перевода этой строки —
Опасность, в бедах и в наряде из насмешек…
— не только имеет право на существование, но и отражает действительную опасность Шекспира для всех людей, можно, только показав, в чем эта опасность заключается. Уже многие века многие люди читают великие слова Шекспира, содержащиеся в монологе Уоррика в первой сцене третьего акта второй части хроники «Генрих IV»:
Есть в жизни всех людей порядок некий, Что прошлых дней природу раскрывает. Поняв его, предвидеть может каждый, С ближайшей целью, грядущий ход Событий, что еще не родились, Но в недрах настоящего таятся, Как семена, зародыши вещей. Их высидит и вырастит их время. И непреложность этого закона…
(перевод Е.Бируковой, несколько подправленный автором)
Но, похоже, никто до сих пор не видит в них ничего не только великого, но и тем более ужасного. Но и то и другое содержится в уже одном только простом слове — закон. Вообще-то, этого слова в подлиннике нет. В нем Шекспир написал так:
And, by the necessary form of this…
Но Е.Бирукова, за что ей, в отличие от Б.Пастернака и всех читателей этих слов в подлиннике, великие и вечные честь и хвала, совершенно правильно эти слова подлинника поняла: форма необходимости — это закон. И ужасно то, что до сих пор, похоже, никто этого не может понять. Поэтому и ныне так актуальны слова Шекспира из пьесы «Двенадцатая ночь»: «Я боюсь, род людской — этот великовозрастный пентюх закончит, как какой-нибудь кокни». И именно таким образом, так и не поняв суть процесса, участником которого ему довелось быть, он может и закончить, если людей, понявших закон связи времен В.Шекспира, больше не будет нашей планете. И если именно так и будет, можно безошибочно предвидеть, что будущие пришельцы с более удачливой планеты обязательно, в назидание всем другим планетам, поставят прежним нашей планеты обитателям общий памятник с приблизительно такой вот эпитафией:
Века жили, века учились, а умерли дураками.
При этом можно даже предположить, что сам Гомер был одним из первых инопланетян, прибывших на нашу планету, чтобы специально предостеречь людей в «Одиссее» (I,32)
Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют! Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством.
Поэтому и ныне и в самом общем виде можно повторить его слова в «Илиаде» (I,340):
...безумствуют они в погубительных мыслях, «прежде» и «после» связать не умеют.
Ведь глупость — это причина неспособности делать необходимые выводы из признаваемого известным знания, когда время делать эти выводы уже пришло. И Шекспир обозвал людей великовозрастными пентюхами еще и потому, что он знал, что о взаимосвязанном сосуществовании элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия, бытия людей в общем и каждого человека в частности люди знают если не со времен царя Гороха, то уж со времен Гомера совершенно точно. Поэтому люди, не способные делать из этого знания необходимые, закономерные, на практику (в подлиннике — with near aim) людей выходящие выводы просто-напросто глупы. Люди же, не желающие эти выводы делать или не желающие их воспринимать и следовать им, — невежественны. При этом великовозрастные пентюхи тем и отличаются, что они, минуя стадию зрелости, сразу же впадают в стадию маразма: “Старость от глупости не избавляет» (пословица). И каждый человек, желающий убедиться в правильности перевода автором слова Nothing в третьей строке сонета 66 В.Шекспира, пусть только попробует понести изложенное здесь понимание Шекспира людям. И он в самое короткое время убедится: «Дания — тюрьма».
|