- Пап, - голос сына прозвучал в трубке так громко, что обедавший вместе со мной Евгений удивленно взглянул на меня, - Пятерка! Сложив мобильник, я снова взялся за ложку. - Что случилось у Алексея? – спросил Евгений, отставляя пустую тарелку. - Пятерку получил. За сочинение, которое мы писали вместе. - С каких это пор ты стал помогать ему писать сочинения? - Да тема была трудная. О смысле жизни. - Ничего себе, - опустил вилку Евгений и пропел: «Лев Толстой в мои года не писал такого». - Ну, Лев Толстой и позже-то толком не написал об этом. - Кхе, кже, - чуть не поперхнулся Евгений, - А вы с Алексеем, значит, написали! И что же, если не секрет? - Какой уж тут секрет, - ответил я, стараясь догнать его со вторым, - мы написали то, что люди знают уже многие века, только до сих пор не осмыслили. Но давай это потом, а то обед заканчивается. - Нет уж, колись, - потребовал Евгений, хотя сам-то уже взялся за компот. - Чего колоться -то, - ответил я, сразу отрезая почти половину котлеты, - Всякая жизнь – это эстафета. А жизнь человека – это еще и эстафета разумного, доброго, вечного. Ну, и, конечно прекрасного. А конкретно? – выпучил на меня глаза Евгений из-за края стакана. А конкретно, - ответил я, залпом компот опрокинув в себя и берясь за поднос, - эстафета того, что составляет основу всего разумного, доброго, вечного и прекрасного – вечной истины взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей. Я успел произнести эту фразу до того, как мы с Евгением поставили подносы на транспортер. Дальше разговаривать было некогда, и мы быстренько разошлись по своим отделам.
|