В основу повести «Южные Кресты» легла история Сени Вечнова — главного героя произведения. Гражданин Израиля, иммигрировавший из России в мутные 1990-е, прибывает в Новую Зеландию с целью отдохнуть, познакомиться со страной в целом и, возможно, переехать в эту страну вместе с семьей. В результате политических интриг и других обстоятельств Семен попадает в новозеландскую тюрьму на два с лишним года, так и не получив право въезда в страну. Так совсем коротко можно описать сюжет повести. Но главное в этом произведении — не сюжетная линия, а мысли и переживания главного героя, изменение его миропонимания и мироощущения. Из Новой Зеландии Семен Вечнов возвращается другим человеком — спокойным, уравновешенным, обретшим личного бога. Он прошел через ад, причиной которого стало расхождение его, Вечнова, интересов и государственного аппарата Новой Зеландии вместе со всеми его отростками: тут и люди с их корыстными интересами; и потомки маори, затеявшие бунт против колонизаторов; и оранжевый костюм в новозеландской тюрьме, и многое другое.
В самом начале повести автор уведомляет нас: «Вам не захочется быть на месте ни одного из моих героев. Они следуют, словно курьерские поезда, по предначертанным им расписаниям, в заранее предписанных направлениях. И только Сенечка Вечнов отдувается за всех. За дикарей-людоедов, за политические интриги на другом конце света, за пиратские страсти, за нацистские стансы… а, главное, за свою наивную мечту о мирной жизни в уютной стране в кругу собственной семьи». Так в чем же особенность Сени Вечнова? Почему именно он отдувается за всех? Мало ли людей было убито; мало ли судеб покалечено на протяжении всемирной истории власть имущими и просто чиновниками? Но в том-то и дело, что положение Сени и других жертв государственной машины принципиально различается. Автор показывает, что хотя направления курьерских поездов и разные, они все равно являются лишь поездами, движущимися по расписанию в предписанных направлениях, и не более того; и лишь Семену Вечнову удалось найти альтернативу: подлинную свободу. Именно ту свободу, за которую сидели в тюрьмах русские анархисты конца XIX века, надежда на которую умирает в начале XX века вместе с князем Кропоткиным в подмосковном Дмитрове. Это свобода от государства. История Вечнова доказывает, что свобода от государства может существовать в пределах самого государства, что она, эта свобода, все-таки существует, что для ее достижения вовсе не нужно идти на баррикады, уходить в пещеры или жить в буддийском монастыре. Попытаемся разобраться, почему же судьба и свобода Сенечки Вечнова уникальны, чем он выделяется из общей массы курьерских поездов.

Этический аспект государственного аппарата
Насколько хорошо жилось главному герою «Южных Крестов» до заточения? Не то чтобы плохо, но и не очень хорошо, почти как всем. В начале повести рассказывается о судьбах русской иммиграции 1990-х на Земле обетованной. Одна из самых распространенных профессий, независимо от образования иммигрировавшего работника, — медбрат. Человеческий капитал из бывшего СССР неплохо эксплуатировался Израильским государством. Уже в самом начале повести обнажается этическая проблема, неразрывно связанная с государственным аппаратом: конфликт моральных принципов и критерия экономической эффективности. Несмотря на то что современное государство имеет развитую систему права, а право, по традиции, ориентируется на моральные нормы, разрыв между понятиями права и этическими принципами огромен. Провозглашая равенство граждан, «новые» граждане на практике часто ущемлены в правах практически в любом государстве, и Израиль — не исключение. Еще русские анархисты М. Бакунин и П. Кропоткин писали о том, что праву приходится лавировать между моралью и интересами власть имущих, и справедливость торжествует лишь тогда, когда ее осуществление либо способствует, либо не противоречит государственным интересам.
Вероятно, Борис Кригер неплохо знаком с работами Петра Кропоткина «Речи Бунтовщика», «Анархия: ее философия, ее идеал» и другими. Многое из этической аргументации Кропоткина против государства изображено в повести литературными методами: иллюстрации из жизни людей, политические интриги, процесс судопроизводства. Кригер идет дальше и, кроме критики и выявления изъянов таких социальных институтов, как тюрьма, пограничный контроль, правоохранительные органы, приводит и вовсе абсурдные указания чиновников и высшего руководства, казалось бы, не имеющие смысла, но встречающиеся сплошь и рядом. Израильские разведчики, которым был дан приказ совершить нападение на главаря исламистской организации, например, очень боятся, что тот, не дай бог, умрет своей смертью, поскольку уже довольно стар и болен. Английская королева, дабы показать свою приверженности принципам демократии, извиняется перед народом маори Новой Зеландии, сто пятьдесят лет назад завоеванном колонизаторами, что вызвало волнения потомков маори, чей родной язык уже давно стал английским.
Семена Вечнова после задержания в новозеландском аэропорту и заточения в тюрьму не отпускает мысль, что произошла какая-то нелепая ошибка, ведь он ни в чем не виноват. Позже он сравнивал себя с Йозефом К., героем романа Кафки, который тоже не понимал, за что его судят. Лишь спустя время Семен понял, что так случилось из-за того, что киевская старуха оказалась мошенницей, что именно в это время английская королева решила попросить прощения у народа маори, и что он, Сеня, — всего лишь козел отпущения, и правящей партии Новой Зеландии нужно было куда-то направить общественный гнев и отвлечь внимание от реальных проблем. Долгое время позиция главного героя оставалась неизменной: я невиновен, следовательно, меня должны отпустить. Но простите, с чего бы это? Еще Кропоткин писал о естественных и политических правах, даруемых государством своим гражданам, как о фикции. Всеобщая подача голосов, по Кропоткину, — всего лишь средство для мирного разрешения споров между правящими классами (эта критика остается актуальной и по сей день).
Что же касается свободы печати, то это лишь разряжает обстановку: пусть лучше рабочие издают и читают газеты, чем собирают боевые отряды. Если же в какой-то момент та или иная газета становится опасной для властей, то ее всегда можно закрыть под благовидным предлогом. Свобода сходок дана лишь потому, что тайные общества гораздо опасней легальных, которые можно держать под контролем. Тайна почтовой переписки также может быть нарушена при необходимости. Одним словом, согласно Кропоткину, политические права существуют при условии, чтобы народ не пользовался ими против привилегированных классов . В «Южных крестах» немного иная ситуация: там государство пренебрегает естественными правами невинного человека во имя достижения своих целей; что ж, за сто лет почти ничего не изменилось.
Еще более яркий пример государственной несправедливости — смерть некоего Джона Смита во время восстания маори: «Так получилось… Когда речь идет о свободе народа, нечего думать о маленьких неприятностях. Но для Джона Смита эта “неприятность” оказалась большой! Почему, вместо того чтобы сидеть в кругу семьи за ужином, он лежит в морге с проломленным черепом? Когда мы найдем ответ на этот вопрос, пожалуй, настанет золотой век человечества и закончится многовековая эра под названием “Так получилось!”» Не сложно догадаться: автор намекает на то, что эта эра никогда не закончится, нам и нашим потомкам придется мириться с сознанием, что любой из нас всегда может стать жертвой пресловутого «Так получилось!». Век назад российская интеллигенция и подпольные политические партии (социал-демократы, эсеры, народники, анархисты и др.) призывали свергнуть капиталистов и монархистов и построить справедливое общество. В настоящее время разворачиваются споры вокруг гражданского общества и международных прав, но есть ли прогресс в борьбе за справедливость? Об этих вечных темах борьбы за свободу и размышляет Борис Кригер: «Так часто случается, что народ, поднятый на восстание, находит себя в еще более плачевном состоянии после того, как это восстание подавлено. Нередко поджигатели-вдохновители этих якобы “народных” войн прекрасно отдают себе отчет в иллюзорности шансов на успех, но им на это плевать. Как же упустить звездный шанс парения на коне над собственным народом? Вперед! За свободу! Замесим наше возрождение на крови! Вперед! Победа или смерть! Ну а как иначе?» История не раз подтверждала безысходность и трагичность таких кровавых боев за независимость, но почему-то всегда находятся как лидеры, так и верные бойцы за справедливость. Даже если восстание одерживает верх, через некоторое время на место одних тиранов и чиновников приходят другие, и всё идет своим чередом. Борцы против власти по своей природе такие же, как и власть имущие, к какой бы партии ни принадлежали те или иные. Несмотря на это, критика Б. Кригером государственного строя весьма напоминает критику русских анархистов XIX века Бакунина и Кропоткина и имеет преимущественно этический характер. Писатель, в отличие от анархистов, не призывает свергнуть государство или же построить коммунизм, а наоборот, иронизирует над самой попыткой устроить такой переворот. Вот что думает автор относительно сегодняшней демократии и лояльности: «Пришли наконец другие времена. Папа римский стал готовиться принести извинения жертвам инквизиции, американцы — истребленными индейцам, палачи сталинских времен — своим жертвам… Все скопом. Такая эпидемия острого разбухания совести!»
Несправедливость сама по себе довольно многогранна и может проявлять себя также и в оправдании убийц, безнаказанности террористов. Этот факт не прошел мимо иронии автора»: «Как объяснить сей парадоксальный факт, что справедливости всегда требуют только в отношении убийц и террористов? Наверное, их подспудно побаиваются и пытаются к ним подлизаться…» В повести, опять же в связи с интересами государства, правящая партия Новой Зеландии решает освободить наркоторговца и убийцу Каматояна, дать исламскому террористу статус беженца.
Что же остается Сене Вечнову или любой другой жертве режима и интриг, и где гарантия, что завтра на месте Сени не окажется любой из нас? И так будет длиться вечно. Безысходность? Герой романа Камю «Посторонний» получает смертный приговор и умирает, никому ничего не доказывая, но Сеню такой результат не очень вдохновляет, он решает бороться за свои права до последнего и подает аппеляцию в суд.

Государственная система права и ее влияние на общество и личность
Спустя некоторое время герой теряет былую наивность и пытается строить свою защиту в суде, базируясь на интересах государства, а также людей, задействованных в государственной машине. Портреты этих людей весьма любопытны, особенно адвоката Сени Бен Мудэна, обладающего типичной адвокатской совестью и чувством справедливости: «Мудэн, как и многие его собратья по профессии, буквально с молоком матери всосал патологическую честность, которой, впрочем, адвокаты пользуются исключительно в своих интересах. Это ювелирное умение манипулировать своей честностью является великим достижением англоязычной культуры, в котором трудно найти ей равных. Совесть у этих людей напоминает куклу-неваляшку. Она всегда стоит на ногах, гордо подняв голову. Каждое из их действий они сами могут оправдать с такой последовательной вразумительностью, что даже Всевышнему пришлось бы попотеть, чтобы разоблачить в этих людишках отъявленных подонков и подлецов. Они таковыми себя не считают, а потому, впрочем, и не являются, ибо мораль есть субстанция эфемерная, и нет ничего глупее, чем поступать против собственной совести. Они никогда и не поступают против собственной совести». Этот отрывок не нуждается в комментариях и прекрасно иллюстрирует влияние профессии (в данном случае неразрывно связанной с судопроизводством) на личность. С другой стороны, заметно, люди с какой предрасположенностью находят себя на службе у Фемиды.
Служители тюрем имеют иную специфику: они твердо верят в то, что исполняют социально-полезную функцию, перевоспитывают заключенных. А что же представляют собой современные тюрьмы в Новой Зеландии? Более ста лет назад князь Петр Кропоткин писал, что тюрьмы не только не исполняют своей социальной функции, но и наоборот, ожесточают человека, и если вдруг упразднить все тюрьмы, то количество преступлений не увеличится. Мнение современного писателя Бориса Кригера созвучно рассуждениям анархиста: «В наше время во всем мире назревает признание того факта, что современная система уголовного правосудия и наказания не только не выполняет задач, декларируемых ее функционерами, но и порождает проблемы, справиться с которыми обществу сложнее, чем с самой преступностью». В повести суждения автора отражаются на судьбе главного героя. В споре с сокамерником, палестинским террористом Файзалом, Сеня Вечнов пытается убедить оппонента в ложности его точки зрения, в том, что доказывать что бы то ни было, взрывая себя в толпе невинных людей, глупо и жестоко. После отклонения апелляции, на которую он возлагал столько надежд, Вечнов и сам не прочь взорвать себя на городской площади: «Как я теперь понимаю террористов! Я готов сейчас же напичкать себя взрывчаткой и взорваться, как живая бомба, где-нибудь в центре Веллингтона или Окленда! А лучше бы в зале суда!». Далее в уста своего героя автор вкладывает собственное мнение относительно социальной полезности тюрем: «Хороша же эта долбанная исправительно-принудительная система, которая из вполне безобидных людей штампует убийц!». В повести акцентируется внимание на еще одном, часто упускаемом из виду факте: невзирая на то, что физические наказания давно отменены в современных тюрьмах, в действительности они лишь возложены на самих подчиненных: постоянные побои и гомосексуальные домогательства — неотъемлемая черта тюрем даже в экономически развитых странах.
Таможенный контроль также не вызывает доверия у автора повести: приводится ряд историй, когда преступники и контрабандисты легко его преодолевают по налаженной схеме, при этом невиновному гражданину Израиля не удается получить право въезда в Новую Зеландию, зато местная тюрьма с удовольствием открывает свои двери случайному путнику.
Если говорить в целом, то мнение, выраженное Борисом Кригером в «Южных Крестах» об одних из самых основных государственных институтов, формирующих систему права и судопроизводства, мало чем отличается от идей русских анархистов конца XIX века.

Личность: в поисках свободы
Изображая всю несправедливость и абсурдность государственного аппарата, Бакунин, Кропоткин, а до них — Прудон призывали к войне против существующего строя. Но, как показала история, государство продолжает жить и процветать как социальный институт, а идеи анархистов преданы забвению, несмотря на чрезвычайно точную критику государства с позиций этики и морали. Автор «Южных Крестов» не призывает брать в руки топор и бить угнетателей, он идет дальше, практически реабилитируя давно забытый анархический идеал.
С середины XX века в философской мысли набирает вес такое течение, как экзистенциализм, публикуются работы Сартра, Камю, Ясперса и Хайдеггера. Экзистенциалисты ищут пути существования человека в чуждом ему и для него мире, пути преодоления «заброшенности» в мир, отчужденности от него. Наиболее интересны философские построения немецкого философа Хайдеггера в книге «Время и Бытие». Он считает, что человеку следует «озаботиться» своим Dasein, то есть сознанием в мире, душой во взаимодействии с миром, и тогда бытие, мир обращаются к человеку и начинают как бы общаться с ним, мир становится не столь чуждым и непонятным, он приходит во взаимодействие с конкретным человеческим существом. К чему же приходит в финале Сенечка Вечнов? (Неслучайно к финалу романа он становится именно Сенечкой.) Он находит свою свободу, независимую ни от каких стен, границ. Так, проходя таможенный и паспортный контроль в Китае, Сенечка рассуждает: «Снова тюрьма — ну что ж, какая разница? Ведь все мы лишь меняем камеры в течение нашей жизни. Свобода — она не снаружи, единственная свобода — она внутри, и ни в какую тюрьму ее не запрешь». Ранее Сенечка не верил в Бога, или верил, когда больше не к кому было обратиться. В тюрьме он обретает личного бога, галку-кафку, которая возвращается с ним домой. В период заключения герой переосмысливает само существование, ни тюрьма, ни обстоятельства больше не властны над ним, он отверг идею зла, считая зло всего лишь «излучением человеческого сознания в определенных переходных положениях». А чем же еще может являться зло, если мир к нам безразличен, а Бога мы создаем по образу и подобию своему? Еще один наглядный пример этого утверждения в повести, — это «дух тюрьмы» Дэйв, у него тоже есть личный бог, бог властный и карающий, но Дэйв не молится своему богу, он так же, как Сеня Вечнов, верит в бога-друга, а не бога-воспитателя: «Я верю в Бога, — продолжал Дэйв, — чего ж в Него не верить? Только вовсе не считаю, что если Он создал нас по образу и подобию своему, то я неизвестно почему должен ограничивать свои действия. Бог говорит: “Не убий!” — а весь Ветхий Завет полнится грандиозными убийствами! Бог говорит: “Будь добр” — а сам зол и несправедлив, насколько это только можно! Я действительно верю в Бога, и во всем пытаюсь ему подражать! Ведь созданное по образу и подобию должно и действовать по образу и подобию». В то же время, согласно философским построениям Хайдеггера, бытие, мир поворачиваются лицом как к Сене, так и к Дэйву, и каждый из них получает свое: Сенечка наслаждается тихими семейными радостями в кругу своих домочадцев, и даже находятся пропавшие деньги, а Дэйв ест стэйки из ресторана прямо в тюрьме.
Таким образом, в повести сливаются два разных философских направления: анархизм и экзистенциализм. Воля к свободе и жажда обретения смысла приходят в гармонию в новой системе. Таков вариант свободы, а также миропонимания, предложенный Борисом Кригером. Именно в этом отличие Сени Вечнова от «курьерских поездов» — обстоятельства теряют власть над его сознанием, он обретает подлинную свободу, и в награду мир преподносит Сенечке исполнение его мечты — нормальную и спокойную жизнь в кругу семьи.