Nothing almost sees miracles
But misery.

В.Шекспир


Многозначность слова Nothing, в том числе в произведениях самого Шекспира совершенно исключает возможность доказательства правильности перевода автором третьей строки его сонета 66 средствами филологии.
Поэтому показать, что предложенный автором вариант перевода этой строки —

Опасность, в бедах и в наряде из насмешек…

— не только имеет право на существование, но и отражает действительную опасность Шекспира для всех людей, можно, только показав, в чем эта опасность заключается.
Уже многие века многие люди читают великие слова Шекспира, содержащиеся в монологе Уоррика в первой сцене третьего акта второй части хроники «Генрих IV»:

Есть в жизни всех людей порядок некий,
Что прошлых дней природу раскрывает.
Поняв его, предвидеть может каждый,
С ближайшей целью, грядущий ход
Событий, что еще не родились,
Но в недрах настоящего таятся,
Как семена, зародыши вещей.
Их высидит и вырастит их время.
И непреложность этого закона…

(перевод Е.Бируковой, несколько подправленный автором)

Но, похоже, никто до сих пор не видит в них ничего не только великого, но и тем более ужасного.
Но и то и другое содержится в уже одном только простом слове — закон. Вообще-то, этого слова в подлиннике нет. В нем Шекспир написал так:

And, by the necessary form of this…

Но Е.Бирукова, за что ей, в отличие от Б.Пастернака и всех читателей этих слов в подлиннике, великие и вечные честь и хвала, совершенно правильно эти слова подлинника поняла: форма необходимости — это закон.
И ужасно то, что до сих пор, похоже, никто этого не может понять. Поэтому и ныне так актуальны слова Шекспира из пьесы «Двенадцатая ночь»: «Я боюсь, род людской — этот великовозрастный пентюх закончит, как какой-нибудь кокни». И именно таким образом, так и не поняв суть процесса, участником которого ему довелось быть, он может и закончить, если людей, понявших закон связи времен В.Шекспира, больше не будет нашей планете.
И если именно так и будет, можно безошибочно предвидеть, что будущие пришельцы с более удачливой планеты обязательно, в назидание всем другим планетам, поставят прежним нашей планеты обитателям общий памятник с приблизительно такой вот эпитафией:

Века жили, века учились, а умерли дураками.

При этом можно даже предположить, что сам Гомер был одним из первых инопланетян, прибывших на нашу планету, чтобы специально предостеречь людей в «Одиссее» (I,32)

Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют!
Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто
Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством.

Поэтому и ныне и в самом общем виде можно повторить его слова в «Илиаде» (I,340):

...безумствуют они в погубительных мыслях,
«прежде» и «после» связать не умеют.


Ведь глупость — это причина неспособности делать необходимые выводы из признаваемого известным знания, когда время делать эти выводы уже пришло. И Шекспир обозвал людей великовозрастными пентюхами еще и потому, что он знал, что о взаимосвязанном сосуществовании элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия, бытия людей в общем и каждого человека в частности люди знают если не со времен царя Гороха, то уж со времен Гомера совершенно точно.
Поэтому люди, не способные делать из этого знания необходимые, закономерные, на практику (в подлиннике — with near aim) людей выходящие выводы просто-напросто глупы. Люди же, не желающие эти выводы делать или не желающие их воспринимать и следовать им, — невежественны.
При этом великовозрастные пентюхи тем и отличаются, что они, минуя стадию зрелости, сразу же впадают в стадию маразма: “Старость от глупости не избавляет» (пословица).
И каждый человек, желающий убедиться в правильности перевода автором слова Nothing в третьей строке сонета 66 В.Шекспира, пусть только попробует понести изложенное здесь понимание Шекспира людям. И он в самое короткое время убедится: «Дания — тюрьма».